Имэмо ран
 Скачать 1.81 Mb.
|
|
Материализм Дэн Сяопина. Хозяйственный подъем Китая, который продолжается больше трети века, привычно связывают с именем Дэн Сяопина. Между тем сам китайский руководитель своеобразно оценивал свои хозяйственные познания. Хорошо известно его высказывание: «В экономических проблемах я – профан». Как бы иронизируя над современными и будущими биографами, включающими Дэн Сяопина в число ведущих экономистов-теоретиков ХХ века, патриарх китайских реформ хотел, вероятно, подчеркнуть, что его понимание хозяйства в большей мере опиралось на жизненные наблюдения, чем кабинетные схемы. В этом пункте Дэн Сяопин принципиально расходится с «советско- гарвардским» идеализмом, если пользоваться термином Н.Талеба (его можно уточнить на «сусловско-гарвардский»), и его пошлой разновидностью в виде того, что коротко назовем «гайдаризмом». Его идеологи долгое время утомляли нас «новым политическим мышлением», «рыночным и демократическим транзитом», «институтами гражданского общества» и прочей неконкретностью, наивно или корыстно пересаживая на нашу почву умозрительные модели западного общества. В Китае такой подход называют слепым копированием. 33 http://www.globaltimes.cn/content/860309.shtml 143 Уходя корнями в крестьянское миропонимание, китайская реформа конца 1970- х годов фундаментально отличалась от гайдаризма бережным отношением к национальному хозяйству. И Дэн Сяопину и его соратнику Чэнь Юню (действительному архитектору китайских экономических реформ) показалась бы дикой мысль «завести безработицу» или признать «нереформируемыми» целые отрасли общественного производства. Дело не только в остроте проблемы занятости в Китае. Суть – в рациональном взгляде на людей и вещи. Он вполне допускает сосуществование разных по эффективности, производительности и новизне предприятий в течение длительного времени. Ведь все это – производительные силы, а их подъем в интересах умножения богатств населения и государства – единственная и главная цель экономической науки в обществах, отставших от лидеров мирового рынка и соседей. Ясное различение целей и средств – а последними в развитии хозяйства являются и план, и рынок, и отношения собственности, и внешние рынки, и сами экономические теории – существо подхода к делу. Не являются самоцелью и реформы. На протяжении двух последних десятилетий жизни Дэн Сяопина аналитики не раз отмечали остановки и попятные движения в ходе хозяйственных и политических преобразований в КНР. Нередко их относили на счет фракционной борьбы в китайском руководстве. Парадоксальным образом Дэн Сяопин представал перед публикой то как «консерватор», то как «реформатор». В действительности же он, как нам кажется, просто умел рисковать и признавать собственные ошибки, а в хозяйственной стратегии – находить оптимальные для Китая пропорции между старым и новым. Считать Дэн Сяопина только реформатором было бы неточным. Существует, между прочим, точка зрения, согласно которой собственно реформы закончились в Китае в 1980-е годы. То, что происходило в 1990-е годы и начале нынешнего века, – это их результат: устойчивый динамичный рост, в некоторых чертах напоминающий подъем Японии и Южной Кореи, где данная фаза никогда не квалифицировалась как «реформа». Еще менее справедливо относить китайского лидера к «консерваторам». Он просто хорошо понимал цену прочного государства, помня по годам революционной молодости, как Китай «превратился в груду песка». Строя такое государство, нельзя забывать о предшественниках. Дважды смещавшийся со своих постов Мао Цзэдуном, Дэн Сяопин никогда не пытался подорвать авторитет Председателя. Из идей «эпохи суровой борьбы» удавалось извлекать пользу для «эпохи мира и развития», не вызывая чрезмерных трений между слоями и поколениями в обществе. «Не спорить – это мое открытие, – подчеркивал Дэн Сяопин, – отказ от споров сберегает время на дело». Отвергая возможность пересадки на китайскую почву идей западной демократии, «вызывающей ненужные споры и излишние хлопоты», Дэн Сяопин не цеплялся за формальные посты в государстве и партии. Он, скорее, предвидел огромную сложность создания подлинно демократического государства в полуграмотной стране и, будучи реальным политиком, предпочел оставить своим потомкам фундамент для его строительства. Исследователи роли Дэн Сяопина в подъеме Китая отмечают прежде всего его политический талант, который в полной мере проявился во внутригосударственной деятельности. Но, пожалуй, еще важнее были внешнеполитические достижения Дэн Сяопина. Из полуизолированной, казалось, надолго отставшей страны Китай превратился в мировую державу, чье растущее 144 влияние на международной арене вызывает теперь у многих уважение, а у кого-то – раздражение. Редкое государство не мечтает об особых отношениях с Пекином. Нам еще далеко не все известно о том, как принимались в КНР решения по международным проблемам, чем руководствовался Дэн Сяопин в своих маневрах между тогдашними сверхдержавами, в отношениях с другими странами и международными организациями. Рискнем предположить, что лидеру с пятидесятилетним опытом внутрипартийной работы и борьбы многие внешнеполитические вопросы не представлялись особенно сложными, а ряд западных и восточных политиков вызывал у Дэн Сяопина лукавую внутреннюю усмешку. Примечательно сделанное им в сентябре 1989 года наблюдение: «Сейчас проблема не в том, упадет или нет знамя Советского Союза, – смута в СССР будет обязательно, – а в том, упадет или нет знамя Китая». Знамя Китая не упало. Для политика самое важное – последовательное достижение поставленных целей, передача незавершенных работ и инструментов их выполнения ответственным преемникам. Одним из заветных желаний Дэн Сяопина было дожить до восстановления суверенитета Китая над Гонконгом. Увы, почтенному государственному деятелю не суждено было увидеть пышных церемоний 1 июля 1997 года. Но вряд ли он сомневался в успехе политики, начатой в 1982 году жестким разговором с «железной леди» – Маргарет Тэтчер, от которой до сих пор млеют российские западники. Приращение богатств Китая Гонконгом, став одним из центральных событий 1997 года 34 , было достойным венцом тщательной и терпеливой работы. Вести ее приходилось в далеко не дружественной атмосфере взаимодействия с сильнейшими дипломатиями мира. Замечу, что славословия в адрес китайских реформаторов нередко затуманивают действительную картину хозяйственных успехов Китая. Рассуждения по поводу гениальности «теории» кошки, или «теории» нащупывания камней (то и другое просто поговорки), обильно представленные в нашей прессе и научных изданиях, с головой выдают извечный российский идеализм, принимающий в одном из своих проявлений (гайдаризме) еще и абсурдную форму поклонения прагматичному Западу. Суть совершенного Дэн Сяопином можно коротко охарактеризовать как возвращение к марксистскому положению о практике как критерии истины – от «вдохновляющих» идей Мао Цзэдуна. Теперь уже не Китай должен был соответствовать идеям, а идеи – Китаю 35 Продуктивной для понимания социологии подъема Китая представляется высказанная А.В.Меликсетовым мысль. Известный китаевед-историк считал неверным представление, что в КНР «начали с экономики». По его мнению, в конце 70- х годов в этой стране произошел прежде всего политический поворот (и даже переворот) 36 , связанный с возвращением из деревенской ссылки (сясян) к работе и власти примерно 20 млн. горожан. По-видимому, мировоззрение и энергия этих людей сыграли немалую роль в хозяйственных преобразованиях, дальнейших корректировках политического курса. Заметим, что из 26 нынешних членов политбюро ЦК КПК опыт сясян имеют 11 человек. 34 Другим таким событием стал валютно-финансовый кризис в Азии, начавшийся через четыре дня. 35 Примерно то же самое сделал Ленин, повернув к НЭПу. 36 Отметим еще один очень существенный пункт в указанном перевороте или решительном изменении политики. Она с конца 70-х годов, наконец-то, стала более адекватно отражать интересы самого многочисленного общественного класса – крестьянства. Государство обрело опору в массовом социально-экономическом укладе, сделав первый шаг к развитию демократии снизу. 145 Заметим здесь и еще один важный момент. Дэн Сяопин как-то отозвался о крестьянстве как классе, лишнем для модернизации. Это представление многое объясняет в ходе китайских реформ, отношениях «скал» мощного современного госсектора с рыночным «морем». Объяснимой становится и неизменно «начальная» стадия китайского социализма (сравним с сусловским «развитым социализмом»). При этом один из секретов успехов Пекина заключается как раз в исконном – крестьянском – взгляде на экономическое развитие как процесс, нуждающийся в планировании и расчете, последовательности 37 , относительной стабильности цен, коллективном подходе к решению крупных проблем, в том числе предупреждению катастроф и борьбе с их последствиями 38 И наконец, еще один важный пункт. В Китае законодательство шло за практикой. Государство не сразу одобряло разные начинания, нередко предваряя разрешительные декреты словом «временный» и лишь по прошествии времени фиксируя полезные правовые нормы. В гайдаризме все наоборот – торопливо принимаются «вечные законы», необходимые уточнения которых годами валяются у законодателя. Свое, чужое и новое. На Западе, в позднем СССР и новой России явно недооценили степень научной разработанности взаимосвязанного комплекса – стратегии, политики и практики в КНР, в том числе вопросов координации мирохозяйственного курса с экономической стратегией и внешней политикой. Заодно были упущены на вид незамысловатые достижения китайской инвентаризации зарубежной социологии, политических и экономических наук 39 Западная риторика о глобализации, подхваченная гайдаризмом, и послужившая, как писал И.Валлерстайн (2001), одной из внешних причин развала социалистического лагеря в Европе и распада СССР, гораздо раньше, с самого начала реформ в конце 1970-х годов, потребовала от Китая выработки 37 В китайском опыте привлекает еще и последовательное перенесение центра тяжести реформ с сельского хозяйства на промышленность и лишь затем – на сферу финансовых услуг и постиндустриальную экономику. Промышленность пока остается ведущей силой хозяйства. Между тем в начале-середине нулевых годов многие аналитики не вполне, как выясняется, обоснованно полагали, что «индустриально-облегченная» Индия, раньше других приобщившаяся к постиндустриальным технологиям, имеет немалые преимущества перед Китаем. См., например: Economic Reform In China And India: Development Experience In A Comparative Perspective. Joseph C. H. Chai, Kartik C. Roy. Northampton, MA: Edward Elgar, 2006. 38 Важно также понимать, что отношение крестьянства к рынку носит двойственный характер. Помимо прочего, китайское крестьянство исторически прошло через опыт двойной эксплуатации рынком: оно несло потери сначала при продаже урожая, а затем при приобретении продовольствия, семян и пр. Крестьянину рынок выгоден, если, помимо прочего, есть регулирование, обеспечивается относительная стабильность цен, позволяющих рассчитать посев, урожай, затраты на средства производства и т.д. Важно и другое – масштабы воздействия аграрной сферы Китая на всю совокупность материальных условий и политики в этой стране, формирование национальной психологии. Не случайно один из весьма квалифицированных американских международников Д.Шамбо предпринял в середине 90-х годов крупное политологическое исследование именно в китайской деревне. Среди тогдашних наблюдений этого специалиста стоит отметить вывод о постепенности в решении проблем, склонности к стабильности и миролюбии как традиционных свойствах крестьянского менталитета, перекочевавших во внешнюю политику Китая. В последние годы Д.Шамбо, впрочем, выступает неутомимым и пристрастным критиком Пекина и одним из апологетов сдерживания Китая. 39 Именно в 1980-е годы закладывался фундамент той первоклассной информационно-аналитической базы, которой теперь располагает Китай. Уже тогда, в частности, осуществлялся огромный объем переводческой работы. И раз уже мы заговорили о цивилизации, то заметим, что у К.Кокера, автора книги «Сумерки Запада», цивилизация находится там, где «идет перевод культур». 146 соответствующих инструментов противодействия деструктивному влиянию извне. Поэтому страна оказалась более подготовленной к событиям 1990-х годов и с честью вышла из многочисленных испытаний. В глобализации в Китае с самого начала различали угрозы и возможности. С одной стороны, она воспринималась как «мировая экономическая война, от которой никуда не денешься», с другой – как «взаимодействие, в котором выгоду получают обе стороны». От адаптации к мировому хозяйству страны постепенно продвигалась к его освоению – в противоположность «интеграции в мировую экономику» в гайдаризме, разрушившей российскую обрабатывающую промышленность. Неизменно протекционистский Китай, лишь разогнав экспортный сектор и убедившись в своей способности противостоять кризисам, вступил в ВТО (2001) и, помимо прочего, не преминул зафиксировать в документах о вступлении свой социалистический статус. При этом Пекин продолжил селективную политику в отношении прибывавшего в страну иностранного капитала, особенно строго контролируя портфельные вложения 40 . С отменой льгот (2007) зарубежный капитал на внутреннем рынке уже тесним заматеревшим национальным частником. О подвигах гайдаризма на внешнеэкономической ниве лучше умолчим: о них достаточно красноречиво говорят нынешняя структура нашей внешней торговли и масштабы вывоза денег из страны при осточертевшей болтовне об инвестиционном климате. Вернемся к Китаю. Теперь, когда глобализация, похоже, завершилась – инфраструктура глобального мира в основном построена – КНР, пользуясь этой инфраструктурой, стала крупным экспортером избыточного внутри страны капитала. Он нередко сталкивается за рубежом с явной дискриминацией, и уже Китай перехватывает у Запада риторику о свободе торговли, несколько лицемерно сетуя на рост протекционизма в современном мире. Не менее двусмысленны демонстративные шаги Пекина в части уважения прав интеллектуальной собственности. «Самое хорошее на рынке не продают, его можно только украсть или придумать самим», – имплицитное и давнее кредо политики страны в области приобретения зарубежных технологий. Оно, собственно говоря, не ново – так поступали все страны. Но к услугам Пекина была еще и огромная зарубежная диаспора, и превосходно поставленная работа по промышленному шпионажу, дополненная в новом веке чуть ли не дивизией хакеров. Недаром Ф.Закария как-то грустно пошутил, что в США есть только два вида корпораций: знающие, что их обчистили китайцы, и – еще не знающие об этом. Китайский случай интересен и в другом отношении. Масштабы китайского хозяйства таковы, что распространение заимствований по всей экономической системе (в основном по госсектору) часто оказывалось гораздо эффективней, чем самостоятельная генерация новаций. Технологии среднего уровня, или то, что когда- то называли подходящей (appropriate) техникой, сыграли незаменимую роль в индустриальном подъеме Китая в ХХ веке, развитии сельской мануфактуры и решении, казалось бы, невозможной задачи трудоустройства населения, а также повышении его технической грамотности. Заметим, что вплоть до самого последнего времени число учащихся средних специальных заведений в КНР превышало поголовье студентов вузов. 40 В документах состоявшегося в 2007 году XVII съезда КПК содержались, в частности, такие выражения: «совершенствование планирования и промышленной политики», «усиление финансового контроля», «оптимизация структуры рынка капиталов», «более строгий допуск на рынок инвестиций». 147 Сказанное отнюдь не означает, что китайцы мало способны к новациям. Страна теперь на втором месте в мире по вложениям в НИОКР и ее постиндустриальный рывок не за горами. Для такого рывка, кстати, есть и некоторые политэкономические условия, помимо упомянутой выше диаспоры, армии студентов и исследователей за рубежом и т.п. Как известно, одной из причин замедления экономического роста в развитых странах начиная с 70-х годов прошлого века явились процессы монополизации и транснационализации. Многоотраслевые национальные концерны, внесшие в послевоенный период большой вклад в научно-технический прогресс, уступали место относительно узко специализированным ТНК. Экстенсивный захват внешних рынков, вывод из состава компаний «непрофильных» активов (аутсорсинг) и сокращение издержек за счет выноса производства за рубеж теснили в корпоративных стратегиях интенсивные методы борьбы за рынок, в том числе разработку принципиально новых продуктов. В Китае же государственные (акционерные) межотраслевые концерны, тесно связанные с исследовательскими организациями, остаются и двигателями национальной экономики, и агентами внешней экспансии. Эта организационная форма, похоже, способнее к новациям. Но у нее в Китае есть еще одно преимущество: гигантский внутренний рынок – даже если считать таковым только городское население 41 . Эффект масштаба по этой причине дает потенциальным новаторам немалые преимущества по сравнению с другими странами. Не меньшее значение имеет и тот простой факт, что КНР имеет практически полноотраслевую промышленность 42 Важной чертой хозяйственного подъема выступает его наглядность и доступность нащупанных полезных технологий, позволяющая распространять все ценное (свое и чужое) с необыкновенной скоростью и на громадную глубину крупнейшей страны мира 43 Забавный пример – усовершенствованная стиральная машина, получившая название «Дадигуа» (Большой батат), с успехом предложенная богатевшим крестьянам в 1998 г. фирмой «Хайэр». Агрегат не только стирал сильно загрязненную одежду, но и мыл овощи. Такую операцию, как выяснили ремонтники фирмы (скорректировав впоследствии производство), сельские покупатели производили и на старых, еще не усиленных конструкционно для этой функции, моделях. Между прочим, по одному из опросов, проведенных в Британии, главным изобретением человечества в ХХ веке был признан не самолет, не спутник, не компьютер и даже не реактор. А как раз стиральная машина. Находясь где-то в середине списка государств, выстроенных по критерию дохода на душу населения, КНР демонстрирует обитателям планеты способ работы на скромных и, подчеркнем, преимущественно собственных ресурсах (в отличие от 41 Китайская деревня несмотря на огромный отток рабочей силы остается «живой», в ней, в частности, продолжает расти энергопотребление. 42 Подробнее см.: Салицкий А.И., Таций В.В. Китайский опыт развития: сравнительные аспекты и значение/ «Третий мир»: спустя полстолетия. Отв. ред. В.Г. Хорос, Д.Б. Малышева. М.: ИМЭМО РАН, 2013. С. 215-229. 43 Про экономику рисков в свое время писал К.Маркс: «...издержки, которых требует ведение предприятия, применяющего впервые новые изобретения, всегда значительно больше, чем издержки более поздних предприятий, возникших на его развалинах, ex suis ossibus (на его костях). Этот момент настолько значителен, что предприниматели-пионеры в своем большинстве терпят банкротство, и процветают лишь их последователи». Ценное методическое замечание применимо и к нациям: будущие (и всегда временные) чемпионы нередко приходят на полуготовое. На чужие (чужие ли в глобальном мире?) разработки и недоделки. 148 ряда бывших лидеров). Отрыв от Китая другим не кажется непреодолимым, его опыт не навязывается отстающим. Наоборот, китайский опыт со всей очевидностью свидетельствует о важности поиска собственного пути. Не случайно, выражение «специфически китайский» неизменно сопровождает все фундаментальные формулировки, которыми в КНР определяют положение страны и ее политику. Подчеркнем: самобытность не исключает, а предполагает творческое использование чужого опыта. Китай с его параметрами – как раз наименее уникальная страна, поскольку его огромная людская масса и разнообразие внутренних условий не позволяют быть чересчур специфичным. Успехов бы не было без правильного понимания общих истин и закономерностей. Опыт страны с гигантским разнообразием хозяйственных условий, решившей задачу совмещения рынка и социализма, таким образом, имеет и некоторое универсальное значение. И вместе с тем для китайских реформ характерен отказ от всякого рода унификаций. В Китае использовали новое или хорошо забытое старое индивидуальное, семейное, частное, смешанное, зарубежное, комбинированное 44 Государство же взяло на себя роль арбитра и регулятора – с немалыми издержками в виде коррупции, но в целом способствуя экономическому росту. Госсектор при этом сохраняет контроль над командными высотами в хозяйстве, берет на себя решение долгосрочных задач – инфраструктура, НТП, оборона, защита от внешних угроз, включая экономические кризисы. Нагрузка на государство растет, ему приходится амортизировать социальные и региональные разрывы, принимать на себя тяжелейший груз экологических проблем. Но все это уже больше напоминает то самое социальное государство, которое возникло на Западе в послевоенные десятилетия и в дальнейшем подверглось разрушительной неолиберальной атаке. В то же время нынешнее руководство страны старается уйти от мелочного контроля над бизнесом, освобождая государство для решения ключевых задач развития, с одной стороны, и борьбы с коррупцией, с другой. Задачей модернизации является синтез традиционного и современного, часто представленного зарубежным. Стоит заметить, что в пропорции между современным (частичный синоним – внешнее), переработанным современным и традиционным в Китае, пожалуй, преобладает переработанное современное. Более того, усилившиеся различия между регионами делают проблему синтеза уже по большей части внутрикитайской. В современном Китае политика во многом сохраняет примат над экономикой. Центр контролирует места с помощью уменьшающегося числа эффективных рычагов, оперативно реагируя на новые угрозы – внутренние и внешние. Можно сказать, что освоены современные технологии управления хозяйством и населением. «Капитализм» и «социализм» успешно перерабатываются Китаем, зачастую выступая сугубо в инструментальном виде 45 44 Здесь уместно вспомнить диалектичное представление о собственности у китайских крестьян, описанное Фэй Сяотуном, отнесение акционерной собственности к разновидности общественной (вслед за Марксом) и т.д. 45 Но это не значит отказа от марксизма, который пришелся в Китае по вкусу не только историческим материализмом и практическим подходом, но и цельностью конструкции, по достоинству оцененной Й.Шумпетером (1945) – бывшим при этом блестящим критиком теории стоимости Маркса. Заметим, что в традиционном Китае цельность очень ценилась: «теория и практика управления государством, политика, экономика, военное дело базировались на тех же принципах, что и живопись, стихосложение» (Милянюк, 1998). 149 Высокую динамику развития правомерно считать признаком благополучного движения по пути модернизации, пропорциональности социальной и экономической структуры, особенно если сравнивать Китай с крупными развивающимися странами. Решаются крупные внутренние проблемы, в том числе «основных нужд». Вполне определенными выглядят пути народного образования, генерации и заимствования технологий. В механизм развития встроена полнокровная система взаимодействия с остальным миром, контуры такого взаимодействия прояснились на достаточно длительную перспективу. Поэтому модернизационная проблематика в обыкновенной для развивающихся стран постановке («преодоление отсталости») уже не актуальна и в значительной мере перешла в разряд сугубо внутренних вопросов. Десятилетия жесткой экономии, структура хозяйства и цен, сложившаяся специализация и нынешний вес Китая в мировой экономике свидетельствуют в пользу возможности постепенного решения наболевших социальных, энергетических и экологических проблем. Это не означает снятия указанной проблематики с текущей повестки дня. Но можно сказать, что КНР – страна, в какой-то степени маскирующая свой потенциал риторикой об остроте существующих трудностей. Активирована оболочка системы, пока нет нужды использовать всю мощь культурно-генетического кода (институциональной матрицы – по С.Г.Кирдиной и Л.И.Кондрашовой) или, если угодно, «цивилизационного ядра». К тому же есть стандартные структурные и мобилизационные ресурсы: низкая доля сферы услуг, высокая доля женской занятости, мощная внешнеэкономическая машина, финансовая заначка, государственные СМИ и т.д. В социально-экономической политике функциональный подход явственно преобладает над «институтостроением», а область свободы личности расширяется по мере роста возможностей государства и ресурсов его социальной политики. Руководство страной – коллегиальное, представления о наличии в Китае «леваков» и «либералов», возможно, не вполне соответствуют действительной расстановке сил и механизму работы высшего управленческого звена. Выстроена политическая система «нового авторитаризма». Она подробно описана А.В.Виноградовым, остановимся только на двух моментах. В Китае в настоящее время в управлении страной, так или иначе, участвуют три руководителя, включая двух бывших председателей КНР. А весьма популярный Бо Силай, хотя и отстранен, но может рассматриваться как «крестьянский вождь» на самый крайний, пожарный случай: утраты властью «мандата неба». Ох уж эти предусмотрительные китайцы… |