Антонов А. И. Микросоциология семьи (методология исследования структур и процессов). Учебн. пособие для вузов. М., 1998. 360 с. Антонов А. И. Микросоциология семьи (методология исследования ст. Институт открытое общество
Скачать 2.9 Mb.
|
1.2. ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКИЙ (СОЦИАЛЬНО-СИМВОЛИЧЕСКИЙ) И ИНСТРУМЕНТАЛЬНЫЙ ПОДХОДЫ К ИЗУЧЕНИЮ СЕМЬИ Микросоциология семьи не может ограничиться лишь методами исследования семейной динамики и структуры — как правило, в этих координатах изучаются бракоразводные и репродуктивные виды поведения, а весь анализ сводится к инструментальному определению результатов семейного поведения. Структурная ось микросоциологии семьи связана с инструментальным выяснением статуса семьи среди групп микросреды, социальной принадлежности личности. Положение института семьи в обществе, среди других социальных институтов — это структурный аспект макросоциологии семьи. К нему относится также социокультурная динамика — межпоколенная трансляция семейных норм и традиций. Динамическое измерение семейного цикла и межличностного «климата» столь же инструментально, как и анализ динамики семейного поведения. Само по себе обращение к исследованию семейных процессов НЕ ведет к постановке задач феноменологического характера. Поэтому возникает необходимость выделения самостоятельной оси микроисследования семьи, введения новой социально-символической координаты, направленной не на выяснение того, что делают участ- 16 ники семейной драмы и к каким это ведет последствиям, а как они сами себе объясняют смысл происходящего, каково их понимание — пусть алогичное, непоследовательное, иллюзорное — всего того, что составляет мир семьи. Субъективные представления и мнения каждого семейного Я важны сами по себе, но еще более как часть семейного МЫ. Знания о них нужны не только для уразумения причин тех или иных действий, а прежде всего для проникновения в смысл, придаваемый этим действиям их участниками. Ориентация на подобное изучение этого смысла оказывается еще одной составной частью предмета микросоциологии семьи. Следовательно, «понимающую» социологию семьи можно рассматривать как автономную область, использующую специальные методы расшифровки внутрисемейной символики. Разумеется, символические системы при всей их устойчивости и инерционности изменяются с течением времени, причем символические конструкции имеют разную длительность существования. Как известно, символика родственных отношений, например, сохраняется столетиями и, может быть, тысячелетиями. Она отстает от изменений практической жизни семьи — так нынешняя однодетность элиминирует многие из родственных уз. Тем не менее, символическая система родства продолжает существовать вопреки фактическому устранению двоюродных и прочих отношений. Динамическое измерение сугубо инструментально — выясняет все обстоятельства, ведущие к конечному результату. Это заметнее всего при изучении семейного поведения и событий жизненного цикла семьи. Фактически схема осуществления семейного цикла и регуляции поведения членов семьи нацелена на достижение определенного результата и представляет собой технологию приведения в действие необходимых для этого средств. Поэтому иногда социальное поведение называют целеустремленным или целенаправленным7. Структурное измерение семьи столь же инструментально, т. к. результаты семейного поведения отдельных семей складываются в тенденции, фиксируемые статистикой браков, разводов и всех событий семейного цикла. Семейная структура — это своеобразная «фамилиография» (по аналогии с социографией), описывающая в данный момент «поперечный срез» строения системы социально-семейного действия "См.. Наумова Н. Ф О системном описании целенаправленного повеления человека. Системные исследования: методологические проблемы Ежегодник, 1979. М., 1980. С 230-241 Она же: Психологические механизмы свободного выбора Системные исследования: методологические проблемы. Ежегодник, 1983. М , 1983. С. 197-221. См. также. Акофф Р., Эмери Ф. О целеустремленных системах. М., 1974. 17 или же семейного поведения. Семейная структура пересекается с демографической структурой, поэтому часто в социологических исследованиях под рубрикой «социально-демографические данные» фигурируют переменные пола, возраста, семейного состояния, этнического статуса, профессиональной занятости, квалификации, образования и др Системный подход позволяет объединить при микросоциологическом изучении семьи структуру и динамику семейного поведения, точно так же как в макросоциологии совмещаются аналитические системы социального действия и социальной структуры. Инструментальный характер системного конструирования социальной реальности прозрачен оперирование переменными действий или процессов позволяет объяснить изменения структуры. В свою очередь, оперирование переменными структуры показывает, как складываются результаты действий и тенденции наблюдаемых процессов. Взаимосвязь динамики и структуры в системе микросоциологии налицо, поэтому нельзя не согласиться с утверждением ряда ученых об искусственном, «вымышленном» противопоставлении, говоря словами французского социолога П. Бурдье, друг другу «структуралистской» и «интеракционистской» точек зрения (см схему 1.1) Интересен в связи с этим пример демографии, где взаимное влияние процессов рождаемости и смертности на демографическую структуру по полу, возрасту и семейному состоянию нашло отражение в разработке целого ряда математико-статистических показателей и моделей, особенно моделей режима воспроизводства населения. Многие коэффициенты рождаемости определяются под воздействием структуры населения, и демографы ломают голову, как «очистить» измерение интенсивности процессов рождаемости от «искажающих» воздействий структуры. Например, рост общего коэффициента рождаемости может быть связан с увеличением числа браков или снижением возраста матери в момент рождения первенца при неизменной интенсивности рождаемости Формальная демография, совершенствуя математике-статистические методы исследования взаимообусловленности переменных демографических процессов и переменных структуры, «выжимает» из инструментального подхода все мыслимое и немыслимое, являя собой идеал для позитивистски ориентированных социологов. Скрупулезно оттачивая свои измерительные инструменты, формалисты-демографы ограничивают демографию описанием взаимосвязей между структурными и динамическими переменными и поэтому обречены заимствовать объяснения корреляций между индексами динамики и структуры населения лишь из здравого смысла. Если, по их признаниям, условность демографических показателей не позволяет точ- но сказать, снижается рождаемость или повышается, высока или низка разводимость, сколько семье достаточно иметь детей, чтобы считать репродуктивную функцию выполненной, тогда и в самом деле придется для объяснения демографических явлений брать теорию взаймы или напрокат у собратьев-экономистов, или у биологов, или даже у физиков, любознательно распространяющих законы термодинамики на браки и разводы5. Прибегая же к обиходным стереотипам (типа «браки заключаются по любви», «алкоголизм — причина разводов», »рождаемость снижается из-за ухудшения условий жизни», «многодетность — признак бескультурья»), формалисты-демографы подменяют научное изучение человеческого поведения фольклорным. Разумеется, дело не в отдельных демографах. Здесь поучительный урок: нельзя в социальной науке, даже самой «точной» (т. е. наиболее математически оснащенной), вывести за пределы ее предмета все, что не фиксируется статистическим учетом и переписями населения. Нельзя вынести за скобки «строгой научности» все предметно — либо в числовой форме — неосязаемое и именуемое социальным действием или поведением (и их элементами). Нельзя ограничить изложение демографических сюжетов и предмета демографии в социальных науках — социологии, психологии, истории — одними описаниями «объективных фактов»: рождений, браков, разводов, смертей, распределения людей по полу, возрасту и др. Реальность этих житейских событий вовсе не «самоочевидна». Подобные «факты» — итог обыденной типизации, осуществленной в соответствии со здравым смыслом и принятой на веру формальными демографами в качестве «объективной реальности», т. е. такой, где демографические явления представляют собой «как всем известно» то, что они есть «на самом деле». А есть обычно всего-навсего личный опыт семейного жития-бытия, который подспудно диктует каждому повседневные интерпретации «причин» снижения числа детей, повседневную классификацию (типизацию, категоризацию) окружающего мира по внешне осязаемым фактам рождений, браков и т. д. Возникает задача — исследовать работу самого здравого смысла по конструированию общежитейских интерпретаций демографической реальнос- 8 См уже ставшие историческими примеры «вторжения» физиков в социологию семьи и демографию. Литературная газета. 1976. № 37. Статья Наана Г. «Он, она и второй закон термодинамики»; см. также упоминание о «демографических» прогнозах астрономов Ф, Хойла и др. в книге Салливана У «Мы не одни». М., 1967. С. 335. Любопытно, что Ф. Хойл, игнорируя научные данные о распространении контрацепции и абортов, предрекает человечеству еще 5000 лет мучений от «перенаселенности», пока люди не научатся подавлять свой «инстинкт размножения». 20 ти, которые на поверку оказываются скрытыми, латентными обоснованиями лишь личного опыта. На это в свое время обратил внимание английский социолог- феноменолог Д. Уолш: «Обычно характеристики явлений, исследуемых демографией (возрастная структура, размер семьи, миграция, численность населения), представляются так, будто это строго объективные данные. Однако анализ показывает, что и для их объяснения необходима интерпретация связанных с ними социальных значений»9. Другими словами, мало включить в анализ человеческое поведение, ведущее к внешним результатам, фиксируемым статистикой. Современная методология требует учесть и «внутренние» результаты: изменение мнений, мотивов, установок, ценностных ориентации, причем не только в инструментальном аспекте достижения цели или удовлетворения потребности. Было бы неверно ограничивать микрообъект исследования семьи лишь структурой и динамикой ее жизненного цикла, межличностных отношений, семейного поведения, поскольку поведенческие регуляторы — мотивы и установки — нельзя рассматривать только как части механизма, как шестеренки технологии по производству действий. Пример с формальной демографией показал недостаточность рассмотрения демографических явлений изолированно от контекста познания, как бы существующих независимо, «объективно», «реально», т. е. якобы в отрыве от представлений о них, в том числе представлений общежитейского толка. Важно не упустить из поля зрения при изучении такого микрообъекта, как семья, внеинструментальный аспект семейной жизнедеятельности, обыденные интерпретации семейной реальности. В связи с этим английский социолог феноменологической ориентации Д. Силвермен пишет, что задача социологии «состоит в поисках обыденных, рутинных форм интерпретации и деятельности, в которых воплощается «обычная семья», «типичная» семейная жизнь для самих ее участников, и в выяснении того, каким образом эти схемы интерпретации... основываются на их (участников) собственных представлениях о социальной структуре»10. В расшифровке, понимании обыденных значений или интерпретаций членами семьи их семейного поведения, собственно, и заключается социально-символический аспект микросоциологии семьи, не отменяющий, а дополняющий инструментальный подход. Расшифровка или установление, анализ общежитейских объяснений сте- Новые направления в социологической теории. С. 103. 'Там же. С. 36, 21 реотипных семейных ситуаций составляет основную задачу феноменологического подхода. При этом нет специальной ориентации на поиск причин действий, нет также стремления выявить неискренность или обманный характер этих интерпретаций — важно понять их самих по себе, т. е. каков социально-символический смысл, придаваемый участниками семейного взаимодействия своим поступкам и намерениям. Рассмотрим пример феноменологического анализа стереотипа в случае бездетности. Расхожая трактовка «синдрома старой девы» приписывает бездетность лишь женскому полу, вопреки статистическим данным о равной вероятности бесплодия обоих полов. Стереотипом «старой девы» лишь одинокие женщины наделяются привязанностью к кошкам и собакам в качестве компенсации отсутствующей любви или секса. Кстати, эта иллюзия здравого смысла возведена в ранг теоретического объяснения психоанализом, утверждающим, будто любовь одиноких людей к домашним животным является сублимацией неудовлетворенной сексуальной потребности. В этом стереотипе все ложно: любовь к собачкам и кошечкам присуща не только одиноким людям, но и семейным; привязанность к животным замешает не отсутствие секса, а отсутствие детей в семьях, причем не из-за сексуальной недееспособности и не из-за бесплодия всех видов либо смерти детей, а по причине элиминирования любви к детям, исторического исчезновения (ослабления и угасания) человеческой потребности в нескольких детях. Обзаведение домашними животными в современных городах есть следствие распространения малодетности (прежде всего — однодетности) семьи, а также опустошения семейных «гнезд» — отделения взрослеющих детей от родителей, т. е. следствие нуклеаризации семьи. Данный стереотип ложен и с точки зрения инструментального объяснения причин распространения в городах домашних животных, тем не менее, он интересен социологу как факт мира символических значений. Если феминисты возмущаются этим стереотипом как «оскорбляющим» тендерную честь женщин, а члены общества охраны животных негодуют из-за «неуважения» к чистоте их помыслов, то социолог исследует стереотип как обыденную трактовку сложившегося малодетного образа жизни горожан. В стереотипе законсервирован существующий образ мыслей, «заморожены» общепринятые значения привычного мира, быта. Сегодня здравый смысл продолжает связывать привязанность к собакам с одинокостью, с изоляцией от сексуальной практики или неспособностью к ней. Следовательно, в общественной психологии остается мощным по своему влиянию на повседневность определение деторождения как следствия проявления сексуального 22 инстинкта. Иначе говоря, «сексуальность» по-прежнему остается «причиной рождаемости». Укоренелость стереотипа в массовом «сознании» показывает, что его символика выполняет определенную экзистенциальную (важную для самого существования, выживания) функцию, способствует интеграции людей в разного рода социокультурные общности. Однако экзи-стенциально-интегративная функция стереотипа, раскрывающая сохранение значимости его смыслового содержания в сменяющих друг друга поколениях, не тождественна тем пружинам действий, что обнаруживаются в рамках инструментального подхода. Секс не является «причиной» высокой или низкой рождаемости, рождения того или иного числа детей в семье. Апелляция к сексуальности не заменяет инструментального действия потребности в детях как подлинной причины уменьшения числа детей в семье — она служит иной цели. Ссылка на стереотип «сексуального инстинкта» активизирует понятный для большинства язык обсуждения какой-либо проблемы, делает каждого участником дискуссии, обеспечивает эффект его присутствия, вовлеченности в общее дело. Функционирование стереотипов не изолирует индивида от остальных, не делает его посторонним или немым свидетелем. Знакомство со стереотипами обеспечивает каждому сопричастность с другими, соединенность отдельного Я с общим МЫ. Отсюда следует ожидать, что символика стереотипных трактовок будет использоваться в качестве точки отсчета во всех ситуациях, где возникает задача инструментального определения причин поведения, особенно массового поведения. Таковы истоки широкого распространения инстинктивизма в истолковании стремлений к рождению детей, живучести мифологических представлений о «естественной природе» человеческих побуждений к «размножению», к рождаемости, понимаемой как «расположение», и т. п. Предрассудок о физиологическом стремлении — через сексуальное влечение — к рождению сколь угодно большого числа детей подкрепляется смежными стереотипами, полный перечень которых и предстоит выявить феноменологической или «понимающей» социологии семьи. Популярность представлений об «инстинкте размножения» среди представителей естествознания, особенно среди биологов, говорит о силе проникновения инстинктивистских стереотипов здравого смысла в общественное мнение. Более того, функционирование «научно-популярных слухов» о тенденциях рождаемости, размере семьи и численности населения имеет место и среди социальных ученых. Даже у специалистов — социологов и демографов семьи можно встретить расхожие трактовки семейных коллизий, заимствованные из обыден- 23 ных интерпретаций рождаемости и подкрепленные личной практикой малодетной жизни Поэтому столь настоятельно стоит задача по включению данной сферы в предмет микросоциологии семьи. Требуется систематическое, а не эпизодическое исследование социально-символического мира семейной жизни; необходим феноменологический анализ повседневных значений, используемых членами семьи и проникающих в научные интерпретации современных тенденций брачного, репродуктивного, социализационного поведения; изменений семейного цикла жизни. Феноменологическое изучение семьи только начинается, впереди — масса исследовательской работы по составлению перечня или реестра всех встречающихся в семьях общежитейских трактовок типичных ситуаций проблемного и рутинного характера (относящихся к заключению брака, разводу, смерти, рождению детей, прерыванию и предупреждению беременности, усыновлению, адюльтеру и т. д. и т п.). 1.3. ОБЪЕКТ И ПРЕДМЕТ МИКРОСОЦИОЛОГИИ СЕМЬИ При сохранении единого социологического подхода к изучению социума различие между макро- и микросоциологией семьи проводится по объекту исследования. В первом случае это институциональные изменения семьи в контексте всей социальной системы; во втором — отдельная семья и ее жизненная история, отдельные виды семейного поведения и их элементы, взятые как самостоятельные системы с еще более микроскопическими подсистемами и частицами, каждая из которых, в свою очередь, вновь может рассматриваться как автономная субсистема. Можно представить следующим образом три составные части объекта микросоциологии семьи, или три основные области изучения, а также связи микросоциологии семьи со смежными дисциплинами и с макросоциологией (см. схему 1.2) Разумеется, разлагая структуру объекта «семья», семейного действия и взаимодействия на составные части и подчасти, можно убедиться, что «семейный атом» столь же неисчерпаем для социологического познания, как и атом в физике, проникающей в структуру протонов и электронов, в сложное строение элементарных частиц. Беря" семью как целое, как социокультурное поле семейных взаимодействий, интеракций, социолог изучает социально значимые единицы этих интеракций, а не единицы в буквальном смысле — не индивидов. Если например, в фокусе оказывается «семейное поведение», то сначала единицами считаются отдельные виды семейного поведения — брачное, репродуктивное и т. д. 24 |