Главная страница
Навигация по странице:

  • 1.3. ОБЪЕКТ И ПРЕДМЕТ МИКРОСОЦИОЛОГИИ СЕМЬИ

  • Антонов А. И. Микросоциология семьи (методология исследования структур и процессов). Учебн. пособие для вузов. М., 1998. 360 с. Антонов А. И. Микросоциология семьи (методология исследования ст. Институт открытое общество


    Скачать 2.9 Mb.
    НазваниеИнститут открытое общество
    АнкорАнтонов А. И. Микросоциология семьи (методология исследования структур и процессов). Учебн. пособие для вузов. М., 1998. 360 с.d
    Дата04.05.2017
    Размер2.9 Mb.
    Формат файлаdoc
    Имя файлаАнтонов А. И. Микросоциология семьи (методология исследования ст.doc
    ТипДокументы
    #6974
    КатегорияСоциология. Политология
    страница2 из 34
    1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   34

    1.2. ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКИЙ

    (СОЦИАЛЬНО-СИМВОЛИЧЕСКИЙ)

    И ИНСТРУМЕНТАЛЬНЫЙ ПОДХОДЫ

    К ИЗУЧЕНИЮ СЕМЬИ

    Микросоциология семьи не может ограничиться лишь методами исследования семейной динамики и структуры — как правило, в этих координатах изучаются бракоразводные и репродуктивные виды пове­дения, а весь анализ сводится к инструментальному определению ре­зультатов семейного поведения.

    Структурная ось микросоциологии семьи связана с инструменталь­ным выяснением статуса семьи среди групп микросреды, социальной принадлежности личности. Положение института семьи в обществе, среди других социальных институтов — это структурный аспект мак­росоциологии семьи. К нему относится также социокультурная дина­мика — межпоколенная трансляция семейных норм и традиций.

    Динамическое измерение семейного цикла и межличностного «кли­мата» столь же инструментально, как и анализ динамики семейного поведения. Само по себе обращение к исследованию семейных про­цессов НЕ ведет к постановке задач феноменологического характера. Поэтому возникает необходимость выделения самостоятельной оси микроисследования семьи, введения новой социально-символической координаты, направленной не на выяснение того, что делают участ-

    16

    ники семейной драмы и к каким это ведет последствиям, а как они сами себе объясняют смысл происходящего, каково их понимание — пусть алогичное, непоследовательное, иллюзорное — всего того, что состав­ляет мир семьи.

    Субъективные представления и мнения каждого семейного Я важ­ны сами по себе, но еще более как часть семейного МЫ. Знания о них нужны не только для уразумения причин тех или иных действий, а прежде всего для проникновения в смысл, придаваемый этим действи­ям их участниками. Ориентация на подобное изучение этого смысла оказывается еще одной составной частью предмета микросоциологии семьи. Следовательно, «понимающую» социологию семьи можно рас­сматривать как автономную область, использующую специальные ме­тоды расшифровки внутрисемейной символики. Разумеется, символи­ческие системы при всей их устойчивости и инерционности изменя­ются с течением времени, причем символические конструкции имеют разную длительность существования. Как известно, символика родствен­ных отношений, например, сохраняется столетиями и, может быть, тысячелетиями. Она отстает от изменений практической жизни семьи — так нынешняя однодетность элиминирует многие из родственных уз. Тем не менее, символическая система родства продолжает существо­вать вопреки фактическому устранению двоюродных и прочих отно­шений.

    Динамическое измерение сугубо инструментально — выясняет все обстоятельства, ведущие к конечному результату. Это заметнее всего при изучении семейного поведения и событий жизненного цикла се­мьи. Фактически схема осуществления семейного цикла и регуляции поведения членов семьи нацелена на достижение определенного ре­зультата и представляет собой технологию приведения в действие не­обходимых для этого средств. Поэтому иногда социальное поведение называют целеустремленным или целенаправленным7.

    Структурное измерение семьи столь же инструментально, т. к. результаты семейного поведения отдельных семей складываются в тен­денции, фиксируемые статистикой браков, разводов и всех событий семейного цикла. Семейная структура — это своеобразная «фамилиог­рафия» (по аналогии с социографией), описывающая в данный момент «поперечный срез» строения системы социально-семейного действия

    "См.. Наумова Н. Ф О системном описании целенаправленного пове­ления человека. Системные исследования: методологические проблемы Еже­годник, 1979. М., 1980. С 230-241 Она же: Психологические механизмы свободного выбора Системные исследования: методологические проблемы. Ежегодник, 1983. М , 1983. С. 197-221. См. также. Акофф Р., Эмери Ф. О целеустремленных системах. М., 1974.

    17

    или же семейного поведения. Семейная структура пересекается с демог­рафической структурой, поэтому часто в социологических исследовани­ях под рубрикой «социально-демографические данные» фигурируют переменные пола, возраста, семейного состояния, этнического стату­са, профессиональной занятости, квалификации, образования и др

    Системный подход позволяет объединить при микросоциологичес­ком изучении семьи структуру и динамику семейного поведения, точ­но так же как в макросоциологии совмещаются аналитические систе­мы социального действия и социальной структуры. Инструментальный характер системного конструирования социальной реальности прозра­чен оперирование переменными действий или процессов позволяет объяснить изменения структуры. В свою очередь, оперирование пере­менными структуры показывает, как складываются результаты действий и тенденции наблюдаемых процессов. Взаимосвязь динамики и струк­туры в системе микросоциологии налицо, поэтому нельзя не согласиться с утверждением ряда ученых об искусственном, «вымышленном» про­тивопоставлении, говоря словами французского социолога П. Бурдье, друг другу «структуралистской» и «интеракционистской» точек зрения (см схему 1.1)

    Интересен в связи с этим пример демографии, где взаимное влия­ние процессов рождаемости и смертности на демографическую струк­туру по полу, возрасту и семейному состоянию нашло отражение в разработке целого ряда математико-статистических показателей и мо­делей, особенно моделей режима воспроизводства населения. Многие коэффициенты рождаемости определяются под воздействием структу­ры населения, и демографы ломают голову, как «очистить» измерение интенсивности процессов рождаемости от «искажающих» воздействий структуры. Например, рост общего коэффициента рождаемости может быть связан с увеличением числа браков или снижением возраста ма­тери в момент рождения первенца при неизменной интенсивности рождаемости

    Формальная демография, совершенствуя математике-статистичес­кие методы исследования взаимообусловленности переменных демог­рафических процессов и переменных структуры, «выжимает» из инст­рументального подхода все мыслимое и немыслимое, являя со­бой идеал для позитивистски ориентированных социологов.

    Скрупулезно оттачивая свои измерительные инструменты, форма­листы-демографы ограничивают демографию описанием взаимосвязей между структурными и динамическими переменными и поэтому обре­чены заимствовать объяснения корреляций между индексами динами­ки и структуры населения лишь из здравого смысла. Если, по их при­знаниям, условность демографических показателей не позволяет точ-







    но сказать, снижается рождаемость или повышается, высока или низ­ка разводимость, сколько семье достаточно иметь детей, чтобы счи­тать репродуктивную функцию выполненной, тогда и в самом деле придется для объяснения демографических явлений брать теорию взай­мы или напрокат у собратьев-экономистов, или у биологов, или даже у физиков, любознательно распространяющих законы термодинамики на браки и разводы5. Прибегая же к обиходным стереотипам (типа «бра­ки заключаются по любви», «алкоголизм — причина разводов», »рож­даемость снижается из-за ухудшения условий жизни», «многодетность — признак бескультурья»), формалисты-демографы подменяют научное изучение человеческого поведения фольклорным.

    Разумеется, дело не в отдельных демографах. Здесь поучительный урок: нельзя в социальной науке, даже самой «точной» (т. е. наиболее математически оснащенной), вывести за пределы ее предмета все, что не фиксируется статистическим учетом и переписями населения. Нельзя вынести за скобки «строгой научности» все предметно — либо в числовой форме — неосязаемое и именуемое социальным действием или поведением (и их элементами). Нельзя ограничить изложение де­мографических сюжетов и предмета демографии в социальных науках — социологии, психологии, истории — одними описаниями «объективных фактов»: рождений, браков, разводов, смертей, распределения людей по полу, возрасту и др.

    Реальность этих житейских событий вовсе не «самоочевидна». Подобные «факты» — итог обыденной типизации, осуществленной в соответствии со здравым смыслом и принятой на веру формальными демографами в качестве «объективной реальности», т. е. такой, где демографические явления представляют собой «как всем известно» то, что они есть «на самом деле». А есть обычно всего-навсего личный опыт семейного жития-бытия, который подспудно диктует каждому повседневные интерпретации «причин» снижения числа детей, повсед­невную классификацию (типизацию, категоризацию) окружающего мира по внешне осязаемым фактам рождений, браков и т. д. Возника­ет задача — исследовать работу самого здравого смысла по конструи­рованию общежитейских интерпретаций демографической реальнос-

    8 См уже ставшие историческими примеры «вторжения» физиков в соци­ологию семьи и демографию. Литературная газета. 1976. № 37. Статья На­ана Г. «Он, она и второй закон термодинамики»; см. также упоминание о «де­мографических» прогнозах астрономов Ф, Хойла и др. в книге Салливана У «Мы не одни». М., 1967. С. 335. Любопытно, что Ф. Хойл, игнорируя науч­ные данные о распространении контрацепции и абортов, предрекает челове­честву еще 5000 лет мучений от «перенаселенности», пока люди не научатся подавлять свой «инстинкт размножения».

    20

    ти, которые на поверку оказываются скрытыми, латентными обосно­ваниями лишь личного опыта.

    На это в свое время обратил внимание английский социолог- фе­номенолог Д. Уолш: «Обычно характеристики явлений, исследуемых демографией (возрастная структура, размер семьи, миграция, числен­ность населения), представляются так, будто это строго объективные данные. Однако анализ показывает, что и для их объяснения необхо­дима интерпретация связанных с ними социальных значений»9. Други­ми словами, мало включить в анализ человеческое поведение, ведущее к внешним результатам, фиксируемым статистикой. Современная методология требует учесть и «внутренние» результаты: изменение мнений, мотивов, установок, ценностных ориентации, причем не толь­ко в инструментальном аспекте достижения цели или удовлетворения потребности.

    Было бы неверно ограничивать микрообъект исследования семьи лишь структурой и динамикой ее жизненного цикла, межличностных отношений, семейного поведения, поскольку поведенческие регулято­ры — мотивы и установки — нельзя рассматривать только как части механизма, как шестеренки технологии по производству действий. Пример с формальной демографией показал недостаточность рассмот­рения демографических явлений изолированно от контекста познания, как бы существующих независимо, «объективно», «реально», т. е. яко­бы в отрыве от представлений о них, в том числе представлений обще­житейского толка. Важно не упустить из поля зрения при изучении такого микрообъекта, как семья, внеинструментальный аспект семей­ной жизнедеятельности, обыденные интерпретации семейной реаль­ности.

    В связи с этим английский социолог феноменологической ориен­тации Д. Силвермен пишет, что задача социологии «состоит в поисках обыденных, рутинных форм интерпретации и деятельности, в которых воплощается «обычная семья», «типичная» семейная жизнь для самих ее участников, и в выяснении того, каким образом эти схемы интер­претации... основываются на их (участников) собственных представ­лениях о социальной структуре»10.

    В расшифровке, понимании обыденных значений или интерпре­таций членами семьи их семейного поведения, собственно, и зак­лючается социально-символический аспект микросоциологии семьи, не отменяющий, а дополняющий инструментальный подход. Рас­шифровка или установление, анализ общежитейских объяснений сте-

    Новые направления в социологической теории. С. 103. 'Там же. С. 36,

    21


    реотипных семейных ситуаций составляет основную задачу феноме­нологического подхода. При этом нет специальной ориентации на поиск причин действий, нет также стремления выявить неискрен­ность или обманный характер этих интерпретаций — важно понять их самих по себе, т. е. каков социально-символический смысл, при­даваемый участниками семейного взаимодействия своим поступкам и намерениям.

    Рассмотрим пример феноменологического анализа стереотипа в случае бездетности. Расхожая трактовка «синдрома старой девы» при­писывает бездетность лишь женскому полу, вопреки статистическим данным о равной вероятности бесплодия обоих полов. Стереотипом «старой девы» лишь одинокие женщины наделяются привязанностью к кошкам и собакам в качестве компенсации отсутствующей любви или секса. Кстати, эта иллюзия здравого смысла возведена в ранг теорети­ческого объяснения психоанализом, утверждающим, будто любовь одиноких людей к домашним животным является сублимацией неудов­летворенной сексуальной потребности.

    В этом стереотипе все ложно: любовь к собачкам и кошечкам при­суща не только одиноким людям, но и семейным; привязанность к животным замешает не отсутствие секса, а отсутствие детей в семьях, причем не из-за сексуальной недееспособности и не из-за бесплодия всех видов либо смерти детей, а по причине элиминирования любви к детям, исторического исчезновения (ослабления и угасания) челове­ческой потребности в нескольких детях. Обзаведение домашними жи­вотными в современных городах есть следствие распространения ма­лодетности (прежде всего — однодетности) семьи, а также опустоше­ния семейных «гнезд» — отделения взрослеющих детей от родителей, т. е. следствие нуклеаризации семьи.

    Данный стереотип ложен и с точки зрения инструментального объяснения причин распространения в городах домашних животных, тем не менее, он интересен социологу как факт мира символических значений. Если феминисты возмущаются этим стереотипом как «ос­корбляющим» тендерную честь женщин, а члены общества охраны животных негодуют из-за «неуважения» к чистоте их помыслов, то социолог исследует стереотип как обыденную трактовку сложившего­ся малодетного образа жизни горожан. В стереотипе законсервирован существующий образ мыслей, «заморожены» общепринятые значения привычного мира, быта. Сегодня здравый смысл продолжает связывать привязанность к собакам с одинокостью, с изоляцией от сексуальной практики или неспособностью к ней. Следовательно, в общественной психологии остается мощным по своему влиянию на повседневность определение деторождения как следствия проявления сексуального

    22

    инстинкта. Иначе говоря, «сексуальность» по-прежнему остается «при­чиной рождаемости».

    Укоренелость стереотипа в массовом «сознании» показывает, что его символика выполняет определенную экзистенциальную (важную для самого существования, выживания) функцию, способствует интег­рации людей в разного рода социокультурные общности. Однако экзи-стенциально-интегративная функция стереотипа, раскрывающая сохра­нение значимости его смыслового содержания в сменяющих друг дру­га поколениях, не тождественна тем пружинам действий, что обнару­живаются в рамках инструментального подхода. Секс не является «при­чиной» высокой или низкой рождаемости, рождения того или иного числа детей в семье.

    Апелляция к сексуальности не заменяет инструментального дей­ствия потребности в детях как подлинной причины уменьшения чис­ла детей в семье — она служит иной цели. Ссылка на стереотип «сек­суального инстинкта» активизирует понятный для большинства язык обсуждения какой-либо проблемы, делает каждого участником дис­куссии, обеспечивает эффект его присутствия, вовлеченности в об­щее дело. Функционирование стереотипов не изолирует индивида от остальных, не делает его посторонним или немым свидетелем. Зна­комство со стереотипами обеспечивает каждому сопричастность с другими, соединенность отдельного Я с общим МЫ. Отсюда следует ожидать, что символика стереотипных трактовок будет использоваться в качестве точки отсчета во всех ситуациях, где возникает задача ин­струментального определения причин поведения, особенно массового поведения.

    Таковы истоки широкого распространения инстинктивизма в ис­толковании стремлений к рождению детей, живучести мифологичес­ких представлений о «естественной природе» человеческих побужде­ний к «размножению», к рождаемости, понимаемой как «расположение», и т. п. Предрассудок о физиологическом стремлении — через сексуаль­ное влечение — к рождению сколь угодно большого числа детей под­крепляется смежными стереотипами, полный перечень которых и пред­стоит выявить феноменологической или «понимающей» социологии семьи. Популярность представлений об «инстинкте размножения» среди представителей естествознания, особенно среди биологов, гово­рит о силе проникновения инстинктивистских стереотипов здравого смысла в общественное мнение. Более того, функционирование «на­учно-популярных слухов» о тенденциях рождаемости, размере семьи и численности населения имеет место и среди социальных ученых. Даже у специалистов — социологов и демографов семьи можно встретить расхожие трактовки семейных коллизий, заимствованные из обыден-

    23

    ных интерпретаций рождаемости и подкрепленные личной практикой

    малодетной жизни

    Поэтому столь настоятельно стоит задача по включению данной сферы в предмет микросоциологии семьи. Требуется систематическое, а не эпизодическое исследование социально-символического мира се­мейной жизни; необходим феноменологический анализ повседневных значений, используемых членами семьи и проникающих в научные интерпретации современных тенденций брачного, репродуктивного, социализационного поведения; изменений семейного цикла жизни. Феноменологическое изучение семьи только начинается, впереди — масса исследовательской работы по составлению перечня или реестра всех встречающихся в семьях общежитейских трактовок типичных ситуаций проблемного и рутинного характера (относящихся к заклю­чению брака, разводу, смерти, рождению детей, прерыванию и предуп­реждению беременности, усыновлению, адюльтеру и т. д. и т п.).

    1.3. ОБЪЕКТ И ПРЕДМЕТ МИКРОСОЦИОЛОГИИ СЕМЬИ

    При сохранении единого социологического подхода к изучению социума различие между макро- и микросоциологией семьи проводит­ся по объекту исследования. В первом случае это институциональные изменения семьи в контексте всей социальной системы; во втором — отдельная семья и ее жизненная история, отдельные виды семейного поведения и их элементы, взятые как самостоятельные системы с еще более микроскопическими подсистемами и частицами, каждая из ко­торых, в свою очередь, вновь может рассматриваться как автономная субсистема. Можно представить следующим образом три составные части объекта микросоциологии семьи, или три основные области изу­чения, а также связи микросоциологии семьи со смежными дисципли­нами и с макросоциологией (см. схему 1.2)

    Разумеется, разлагая структуру объекта «семья», семейного действия и взаимодействия на составные части и подчасти, можно убедиться, что «семейный атом» столь же неисчерпаем для социологического позна­ния, как и атом в физике, проникающей в структуру протонов и элект­ронов, в сложное строение элементарных частиц. Беря" семью как це­лое, как социокультурное поле семейных взаимодействий, интеракций, социолог изучает социально значимые единицы этих интеракций, а не единицы в буквальном смысле — не индивидов. Если например, в фоку­се оказывается «семейное поведение», то сначала единицами считаются отдельные виды семейного поведения — брачное, репродуктивное и т. д.

    24
    1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   34


    написать администратору сайта