Антонов А. И. Микросоциология семьи (методология исследования структур и процессов). Учебн. пособие для вузов. М., 1998. 360 с. Антонов А. И. Микросоциология семьи (методология исследования ст. Институт открытое общество
 Скачать 2.9 Mb.
|
|
Глава 2 ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИСТОКИ МИКРОСОЦИОЛОГИИ СЕМЬИ Взирая на высоких людей и на высокие предметы, придерживай картуз свой за козырек. Козьма Прутков
1 2.4. Этнометодология, феноменологическая социология,
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ ГЛАВЫ Истоки микросоциологического исследования семьи идут от работ французского социолога Фредерика ле Пле (XIX в.) и американского социолога Эрнста Берджесса (XX в.). Основные социологические теории можно применить к изучению семьи следующим образом: теории конфликта и структурного функционализма относятся к макросоциологии семьи, а символический интеракционизм, этнометодология, теория обмена, психоаналитическая теория и социометрия — к микросоциологии семьи. Две последние теоретические традиции являются также признанной основой практической работы по изменению семейных отношений, тогда как первые три подхода сосредоточены в основном на объяснении семейных процессов, причем феноменологическое направление пытается избавить анализ от искажающего воздействия обыденных интерпретаций, продуцируемых повседневностью семейной жизни. В русской социологии семьи ощутимы семена интеракционизма, социологии понимания и психоанализа, особо следует отметить влияние марксизма и марксистского феминизма на развитие отечественной социологии семьи в 20-х — 80-х гг. XX в. , 2.1. ТИПОЛОГИЯ ТЕОРЕТИЧЕСКИХ ПОДХОДОВ К ИЗУЧЕНИЮ СЕМЬИ Среди социологов, пожалуй, не найти тех, кто ни разу не упомянул бы по какому-либо поводу семью, тем не менее ученых, специализирующихся в области социологии семьи, не так-то много. Хорошо это или плохо? По-видимому, ответ зависит от роли семейного измерения общества. В XIX в., когда ключ к настоящему и будущему связывали с очень популярной тогда темой происхождения человечества, семья оказалась в центре внимания не случайно. Ф. Энгельс (1820—1895) посвятил марксистской трактовке происхождения семьи отдельную книгу. В первой половине XX в., стремясь понять, как устроено общество, социологи рассматривали семью как стабилизирующий механизм. Основатель структурного функционализма Т. Парсонс (1902-1979) неоднократно обращался к теме семьи и написал вместе с Р. Бейдзом работу по социализации семьи. Однако, если искать тех, кто положил начало собственно социологии семьи, то прежде всего следует назвать имена французского социолога Фредерика Пьера Ле Пле (1806—1882) и американского социолога Эрнста Берджесса (1886—1966), одного из первых президентов Американского Национального Совета по семейным отношениям. 57 Ле Пле поставил семью в центр интересов всей социологии, сделав ее независимой переменной по отношению к остальным социальным процессам. Более того, он единственный из социологов XIX столетия, кто восстал против либерально-демократической идеологии индивидуализма, эмансипировавшей индивида от семьи и превращавшей его в строительный блок государства1. Фундаментальным элементом общества является семья, корневая семья, по Ле Пле (родительская семья плюс репродуктивная семья, как правило, старшего сына)2. Социальный порядок и подлинная свобода зависят от роли семьи в обществе, корневой семьи, которая исключает ригидность патриархальной семьи и «эгоистический атомизм» современной, нестабильной семьи. Стремясь исследовать общество как естествоиспытатель, Ле Пле хотел понять причины социальных революций через «самоличное» изучение простейшей модели общества — семьи, через социальное возвышение и падение семей. В разных странах Европы им были составлены монографии нескольких сот семей из различных слоев и классов. Анализ бюджета семьи, связанный с количественным выражением жизнедеятельности семьи, явился толчком к разработке индексов образа жизни. Эти бюджетные обследования семей опирались на классификации семей от их возникновения до распада, т.е. предвосхитили концепцию жизненного цикла семьи как малой группы. Ле Пле уже как микросоциолог своими «монографиями» семей создал возможность разработки модели семейного поведения, позволяющей количественно фиксировать уровень жизни, использование социального времени и т.п. О влиянии Ле Пле можно судить по следующему факту. Карл Циммерман, друг Питирима Сорокина по Миннесотскому университету (им принадлежит внушительный трактат по социологии села), в начале 30-х годов повторил бюджетные исследования, и, хотя результаты не полностью совпали с данными Ле Пле, ему удалось установить, что система сельской семьи в силу ее близости к «традиционной» оказалась лучше адаптирована к эпохе Великой депрессии, чем урбанизированная семья3. Следует к этому добавить, что, по мнению видного американского социолога и историка семейных изменений Аллана Кар- 1 Отношение к семье «как школе деспотизма» (Дж. С. Милль), как к чему- то «реакционному» закладывалось также Т Гоббсом, Дж Локком, Жан Жа ком Руссо — см.подробнее об этом: Carlson A. Liberty, Order and Family — The Family. Is it just another lifestyle choice! Davis J. London, 1993 P. 28. 2 См о влиянии идеи корневой семьи Ле Пле на американских социоло гов . Carlson A. The Family is the fundamental unit of society. Morning Address to the International Conference on the Family. Melbourne, 1994 1 Zimmerman C., Frampton M Family and Society. N. Y., 1935. 58 лсона, Ле Пле явился родоначальником интеллектуальной традиции — Ле Пле — Карл Циммерман — Питирим Сорокин — Роберт Нисбет, — которая усматривает истоки любых разновидностей тоталитаризма в упадке семьи и которая переориентирует социальную науку с «индивидоиентризма» на семью как исходную «клеточку» социума, относя семейные изменения к важнейшему фактору социальной истории4. Э. Берджесс, определявший семью как «единство взаимодействующих личностей» и увидевший в крахе «традиционной» семьи не институциональный кризис семьи вообще, а лишь «усиление» эмоциональных опор брака, и тем самым института супружества как автономного от семьи социального образования, стал лидером социально-психологической перспективы в изучении семьи как микрогруппы. Не без влияния Э. Берджесса все рутинное, безальтернативное в семье стало отождествляться с институциональным в смысле отсутствия свободы выбора, подчинения членов семьи диктующим им все действия социальным нормам-образцам. При этом нормы-принципы, предполагающие выбор поступков, имплицитно закреплялись лишь за «товарищеской» семьей, якобы с ее преимущественно партнерскими отношениями. Надо заметить, что ликвидация семейного производства и производственной функции семьи отнюдь не означает одновременного «усиления» функции эмоциональной ^ивязанности, «упрочения» семьи как «психологического убежища» — есть и другие точки зрения на сей счет. Переход к семье, где оба супруга работают не в семейном домопроизводстве, а по найму, не ведет автоматически к «равноправию» супругов. Вместе с тем, возможное изменение внутрисемейного «климата» не лишает межличностные отношения в семье их семейно-институционального характера. Тезис Э. Берджесса о переходе семьи-института к супружескому партнерству и товариществу нельзя трактовать как переход от семьи-института к семье, переставшей быть социальным институтом. Речь идет об изменении в рамках семьи-института характера групповых взаимоотношений между супругами и всеми членами семьи. Таким образом, Э. Берджесс говорит о смене типов семьи как малой группы внутри социального института семьи. В этом смысле можно сказать, что было угадано возникновение нового стиля семейных отношений, новое распределение семейных ролей. Распространение семей с двумя работающими родителями сопровождалось изменениями в числе детей, в брачности и разводимости. Поэтому Э. Берджесс как бы предвосхитил обособление супружества в качестве потенциально нового института, что становится реальностью лишь в условиях кризиса и краха семьи как социального института. 4 Carlson A. From cottage to work station. San Francisko, 1993. P. 5. 59 Расщепление прежнего институционального единства родительства — супружества — родства на автономные от семьи и друг от друга части действительно связано с разрушением семьи как таковой. Разумеется, можно (как это и делается сегодня) бесконечно расширять границы семейности и смягчать научные критерии семьи (конституирующие семью по эффективности выполнения социетальных функций рождения и социализации детей), резервируя слово «семья» для обозначения «остатков, осколков» семейного образа жизни. И тогда супруги без детей, один родитель с ребенком, родная тетя с осиротевшим племянником, дедушка с внуком и т.п. могут зваться «семьей» в социальных науках, в том числе и в социологии семьи, давно уже перегруженной обиходными интерпретациями. Во второй половине XX века в социологии семьи, благодаря стараниям Р. Хилла5, направленным на создание системных теорий, учитывающих разные уровни изучаемого объекта, были предприняты попытки создания концептуально-терминологического аппарата, способного органично соединить исследование семьи одновременно как института и малой группы6. Тем не менее, продолжает сохраняться до сих пор подразделение всей имеющейся дюжины теорий на макро- и микросоциологические. К первым относят обычно структурно-функциональный анализ и теории конфликта, ко вторым — символический интеракционизм, теорию обмена и феноменологическую теорию (или эти о методологию). Перед тем как обратиться к рассмотрению {конечно, весьма сжатому) микротеорий, хотелось бы еще раз отметить, что выделение микро- и макросоциологических подходов конвенционально и что имеется множество иных классификаций. Одна из них получила широкую известность и породила множество модификаций, в т.ч. и в области социологии семьи. Это — типология теорий американских социологов Г. Баррела и Г. Моргана, выделяющих четыре блока теорий в зависимости от ориентации субъективист- 3 Хилл Р. (1921 — 1985), основатель единственного в мире факультета социальных наук о семье в Миннесотском университете (г. Миннеаполис и г. Сент-Пол, Миннесота, США), начиная с 1972 г. несколько раз побывал в России; вместе с видным ученым и первым редактором социологического журнала «Социологические исследования» А. Г. Харчевым (1922—1987) выступил с инициативой совместного проекта семейных социологов двух стран, успешно осуществленного в 1987—1994 гг. (См. книги, изданные участниками проекта: в США — Family Before and After Perestroika. N Y., 1994 и в России' Семья на пороге третьего тысячелетия — российская и американская перспективы / Под рел. А. И. Антонова и М. С. Маиковского М., 1995). b Хилл Р. Современные тенденции в теории семьи. Социальные исследования. Вып. 4. М., 1970. 60 ского и объективистского планов и от радикального или умеренного характера преобразований социума (см. схему 2.1). На схеме все теории подразделяются на те, в которых исходным является индивид как первичный элемент с его субъективной устремленностью, и те, которые исходят из социального мира, независимого от индивидов и от их субъективных интерпретаций. Каждая из этих групп, в свою очередь, может состоять из теорий, ориентации которых тяготеют к радикальной перестройке социума и самих концептуальных парадигм, и теории, которые концентрируются на функционировании, стабильности, регулировании социума и на взаимной дополнительности (а не конкуренции, антагонизме) альтернативных подходов. По этой типологии вышеназванные микросоциологические теории попадают в разряд теорий, нацеленных на лучшее понимание статус-кво. Схема 2.1. ТИПОЛОГИЯ ТЕОРЕТИЧЕСКИХ ПАРАДИГМ БАРРЕЛА И МОРГАНА Социология радикального изменения Субъективистская ориентация
Объективистская ориентация Социология регулирования (Burell G. and Morgan G. Sociological Paradigms and Organisational Analysis, London, 1979.) Феминистские теории, учитывая их внимание к социетальным факторам, скорее всего должны быть отнесены к радикальной социологии. Однако аксиоматическое восприятие реальности как проекции мужской картины мира и отсюда конвенциальное требование перестройки всего на женский лад заставляют учесть эту гендерно-индивидную революционность и отнести феминизм к группе критической социологии (см. схему 2.2). Критически-наступательны и дух феминизма столь силен, что отодвигает на второй план его объяснительную (с позиции индивида-женщины), интерпретационную функцию. 61 Схема 2.2. ОСНОВНЫЕ ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ К ИЗУЧЕНИЮ СЕМЬИ СУБЪЕКТИВИСТСКИЙ ВЗГЛЯД ОБЪЕКТИВИСТСКИЙ ВЗГЛЯД на социальную реальность
(Marie Osmond. Radical-Critical Theories // Handbook of Matriade and Family, P. 109) Фамилистика, ставящая семью как институт в центр социального мира, альтернативна феминизму, сконцентрированному на тендерном конфликте и на таком разрешении его, когда женщины занимают положение мужчин. Отсюда «просемейная» (в смысле «за», а не «против») социология семьи должна располагаться среди объективистских (т.е. не «про-женских» или «про-мужских») теорий радикально-преобразовательного плана (радикальный структурализм в схеме 2.1 или радикальная социология в схеме 2.2). Очевидная заостренность на конфликте института семьи с остальными институтами и государством разрешается в фамилистической социологии через просемейную политику, устраняющую подчиненное положение семьи в обществе. Радикально-преобразовательный импульс тут не менее мощный, чем в феминистической теории. Однако отсутствие индивидно-гендерной субъективности в лоне самой теории подчеркивает объективистский взгляд фамилизма, ориентацию на радикальное преобразование социума. Итак, с одной стороны, феминистическая социология эксплицирует «одногендерную» интерпретацию социального мира и в идее равноправия полов находит стимул к переподчинению, потенциально та- 62 ящему сохранение прежнего строя жизни. С другой стороны, фамилистическая социология провозглашает вне-индивидный и вне-гендерный (не женский, не мужской) взгляд на устройство социума с его неблагоприятными для личности, семьи и всего общества тенденциями. Социология семьи видит причины их в подчиненном положении семьи среди социальных институтов. Равноправие всех институтов в результате семейной политики общества (не только государства) означает ликвидацию ущемления интересов семьи и благодаря этому — интересов личности (женщин-мужчин, стариков-детей, больных-здоровых и т.д.), а также интересов самого общества. Таким образом, фамилизм и феминизм как две альтернативные парадигмы предлагают два противоположных решения современной конфликтности социокультурных ролей женщины и мужчины. Фамилизм предлагает равноправие институтов в качестве средства от нереспонсивности личности и общества, личности — общества и семьи. Феминизм рекомендует борьбу женщин с миром, устроенным мужчинами для мужчин; с семьей, воспитывающей детей в духе неравноправия мужских и женских ролей; с асимметрией полов, искусственно конструируемой мужской культурой на основе якобы физиологической андрогинности человеческого тела. По-видимому, надежду на устранение противостояния феминизма и фамилизма можно обрести, если методологический анализ этих парадигм обнаружит их различную теоретическую природу, принадлежность к разнокачественным классам теорий. В классификации теоретических подходов к изучению семьи, предложенной американским специалистом по феминистской социологии Мэри Осмонд (на основе типологии Баррела и Моргана)7, феминизм относится к субъективистским теориям, а фамилизм — к объективистским. Оба подхода ориентированы на радикальное преобразование общества, но один сосредоточен на перестройке отношений между социальными институтами, а другой — на перемене точки отсчета или опоры. При субъективистском взгляде носители конвенционально определяемой специфики самих себя (женственность) объявляют эту специфичность одновременно существенной для объяснения устройства мира и несущественной по отношению к другому полу, поскольку постулируется равенство полов. Важно, что декларируется специфическая определенность и что в терминах этой специфики интерпретируется весь социум, но не ради интерпретаций, а для превращения мужского центра отсчета в женский. При объективистс- 7 Osmond M. Radical-Critical Theories// Handbook of Marriage and the Family. P. 109. <- 63 ком взгляде (как бы «очищенном» от человеческой предметности и конкретности) в центре внимания находятся социальные институты. Взаимоотношения между ними мыслятся без соотнесенности с какой-либо спецификой и уникальностью вовлеченных в эти институты индивидов. Эта отстраненность от всего нерелевантного (личного, произвольного, корыстного, партийного и т.п.) также явно эксплицируется, для того чтобы особо отметить «объективный» характер происходящих изменений и принципиальную возможность преобразований. И субъективисты и объективисты, тем не менее, нуждаются в применении аналитических методов интерпретационной социологии. Этнометодологический анализ способен показать, как именно обиходные стереотипы, поддерживаемые личными обстоятельствами своей «гендерной жизни», определяют явные и латентные тезисы феминистской теории. В свою очередь, феноменологический подход к про- и контрафам и диетическим силлогизмам способен обнаружить, в чем именно и каким образом проявляется воздействие приватного семейного опыта на теоретические выводы ученых. Таким образом, привлечение интерпретационной социологии к методам исследования семьи, практикуемым социологами феминистической и про- или контрафамилистической ориентации, дает ученым средство мирного разрешения антагонизма альтернативных теорий. Ведь суть интерпретационной социологии состоит в ориентации на «мирное» урегулирование, на поиск компромисса между конвенциональными основами «воююших» парадигм. Одинаковая зависимость альтернативных теорий от стереотипов здравого смысла, демонстрируемая этнометодологией, показывает всю нелепость отказа от диалога, от взаимного дополнения достоинств одной концепции преимуществами другой. «Сжигание мостов» между противоположными взглядами умножает промахи и ошибки исследователей. Собственно говоря, данное обстоятельство раскрывает причины того пристального внимания к феноменологической социологии, которое присутствует, можно сказать, на каждой странице данной книги. Классификация М, Осмонд позволяет обойтись без обращения к критерию уровня теорий, здесь нет макро- и микротеорий и нет также, что весьма конструктивно, и теорий среднего уровня (миди-теорий). Иерархическое структурирование теорий является, с одной стороны, данью системному анализу, занятому (в схоластическом варианте) бесконечным выяснением взаимосвязей между частями и уровнями, а с другой — нацелено на поиск всеобщей социологической теории, будь то «истмат» или какая-либо иная универсальная теория социальных систем. 64 Вместе с тем, при выделении микрообъекта в изучении семьи возникает возможность отнесения микроскопического подхода к интерпретационной социологии. На этом уровне видна известная относительность любых классификаций, не учитывающих, что между индивидом и обществом могут располагаться также посреднические группы разного рода. Тем не менее, с учетом неизбежных несоответствий, возникающих при всяком классифицировании, будем считать макро-социологическими те альтернативные теории семьи, которые ориентированы на радикальное изменение сложившегося положения семьи в обществе, или на постепенное регулирование его {чему соответствует применение к семье теории конфликта либо функционализма). Методологические требования интерпретационной социологии полезны в микротеориях семьи, исследующих распространение обиходных интерпретаций, выводимых из индивидуального опыта и закрепляемых в межличностных и групповых интеракциях. 2.2. СИМВОЛИЧЕСКИЙ ИНТЕРАКЦИОНИЗМ Символический интеракционизм является ведущим направлением в социологическом исследовании семьи — сегодня не возможно представить разработку основополагающего раздела — социализации детей — вне перспективы символического интеракционизма, независимо от того, признается этот вклад или отрицается. Не случайно в первом изданном на русском языке путеводителе по интеракционизму — книге «Социальная психология» американского социолога Тамоцу Шибутани3 (блестяще переведенной В. Б. Ольшанским4) четыре главы посвящены социализации личности, а обращения к воздействию семьи на формирование личности детей являются постоянными. Сущность символического интеракционизма четко изложена Г. Блумером, последователем основателя этого направления американского 8 Шибутани Т. Социальная психология. М., 1969 На английском языке заглавие точнее перелает содержание, а подзаголовок прямо указывает на интеракционистский подход Shibutani T. Society and Personality An Inteiactionist Approach to Social Psychology. N J., 1961 9 Успех этой книги, сразу ставшей бестселлером, обязан фактическому ее соавтору В. Б. Ольшанскому, вложившему душу в то, что в литературе именуется авторизованным переводом Стилистика В. Б Ольшанского через языковую раскованность, возмутившую «застойный» научный «истеблишмент», через терминологическую фривольность сделала невозможное — с каждой страницы «Шибутани — Ольшанского» повеяло духом свободного исследования Я помню очереди, которые мгновенно выстраивались в магазинах при поступлении этой книги, продававшейся буквально за полчаса' 65 профессора Дж. Г. Мида (1863—1931). «Термин «символическая интеракция» относится к совершенно определенному, особому виду интеракции, которая осуществляется между людьми. Особенность этой интеракции заключается в том, что люди интерпретируют или определяют действия друг друга, а не просто реагируют на них. Их реакции не вызываются непосредственными действиями другого, а основываются на значении, которое они придают подобным действиям. Таким образом, интеракция людей опосредуется использованием символов, их интерпретацией или приданием значения действиям другого. Это опосредование эквивалентно включению процесса интерпретации между стимулом и реакцией... ...Социологические концепции не рассматривают социальные действия индивидов в человеческом обществе как конструируемые ими при помощи интерпретации. Вместо этого действие рассматривается как продукт факторов, которые воздействуют на индивидов и действуют через них. Если уделяется место «интерпретации», то интерпретация рассматривается лишь как выражение других факторов (таких, как мотивы), которые предшествуют действию, и следовательно, интерпретация исчезает как самостоятельный фактор»10. Итак, любые действия в социальном контексте конструируются посредством интерпретации ситуаций, придания им значения. Близость этого подхода к феноменологическому — налицо. Все действующие извне факторы могут проявить себя лишь через специфику тех или иных семейных ситуаций, которые «субъективно» интерпретируются внутри семьи. Конструируемые затем действия соответствуют этим семейным определениям ситуаций и, в свою очередь, формируют через постоянно действующие сети интеракций новые результаты поведения, новые семейные ситуации. Знаменитая и ставшая классической формула У. И. Томаса11 — если ситуация определяется как реальная, она оказывается реальной по своим последствиям, — хорошо раскрывает суть интерпретации интеракций. Символический интеракционизм опирается на теорию ролей, ключевым термином является «принятие роли» другого. Этот процесс позволяет описать, как возникает согласованное взаимодействие, в т. ч. в семье при социализации ребенка и формировании Я. Благодаря 10 Блумер Г. Общество как символическая интеракция. — Современная зарубежная социальная психология. Тексты. М., 1984 С, 173, 176 11 Томас У (1863—1947), американский социолог, написавший совместно с Ф. Знанецким классическую социологическую работу «Польский крестьянин в Европе и в Америке» (в 5 томах, 1918—1920 гг.). повлиявшую на развитие техники социологического исследования, анализа личных документов — пи сем, дневников, автобиографий. 66 понятию «обобщенного другого» (генерализованного) возникает способность относиться к себе как к объекту (Я-концепция). 2.3. ТЕОРИЯ ОБМЕНА Теория обмена представляет собой важное направление микросоциологического подхода и одновременно сложный сплав психологии, экономики и социологии. Американский социолог и психолог Джордж Хоманс (род. в 1910), создатель теории обмена, так излагает ее основные положения: «...Социальное поведение представляет собой обмен ценностями, как материальными, так и нематериальными, например знаками одобрения или престижа. Люди, которые дают много другим, стараются получить многое и от них, и люди, которые получают многое от других, испытывают с их стороны воздействие, направленное на то, чтобы они могли получить многое от первых. Такой процесс оказания влияния имеет тенденцию к обеспечению равновесия или баланса между обменами. То, что отдает человек, может быть для него стоимостью... а что он получает — вознаграждением, и его поведение меняется в меньшей степени, если выгода, т. е. вознаграждение за вычетом стоимости, сохраняет минимальное значение»'2. Интеракиия состоит, по Хомансу, в обмене «деятельностями» и «сантиментами» и продолжается только в случае удовлетворяющих стороны исходов. При нарушениях «нормы обмена» взаимодействие оказывается конфликтным и прекращается13. Этот момент очень важен и для понимания сути символического интеракционизма — обе теории не приспособлены к изучению конфликта отношений и останавливаются, когда ожидания не оправдываются. Не случайно применение теории обмена в социологии семьи не идет дальше моделирования брачного выбора. Поведение супругов в пред-разводных ситуациях, нарушающих правило «распределенной справедливости», не поддается описанию, но именно посредством разрешения конфликтов и устанавливается семейное благополучие. Любопытно, что сам Дж. Хоманс признается в бихевиористском и экономическом редукционизме, что важно, так как применение этого подхода к браку и семье оставляет в тени технологии обмена всю область «социологического понимания». Дж. Хоманс пишет: «...из всех многочисленных подходов к изучению социального поведения чаще всего игнори- 12 Хоманс Дж. Социальное поведение как обмен. Современная зарубеж ная психология. Тесты С. 90. 13 Андреева Г. М.. Богомолова Н. Н., Петровская Л. А. Совре менная социальная психология на Западе. МГУ. 1978. С. 90. 67 руется тот, который рассматривает его с экономических позиций. Тем не менее, это именно тот подход, которым мы повседневно пользуемся в нашей жизни, за исключением тех случаев, когда мы пишем труды по социологии»14. Анализ семейных отношений в терминах рынка характерен для целого ряда американских ученых. Среди социологов семьи прежде всего следует назвать Уильяма Гуда, а среди микроэкономистов — лауреата Нобелевской премии Гэри Беккера15. Последний посвятил свою работу во-первых, теории супружеского выбора, где брак рассмотрен через обмен партнерами своих выгод и издержек: во-вторых, теории репродуктивных решений, где дети рассматриваются в терминах рынка как «товары длительного пользования». В репродуктивной теории предполагается неизменность желания иметь сколь угодно большое число детей, противоречащее данным социологических исследований об уменьшении социальных норм размера семьи и о преобладании социальной потребности семьи в одном-двух детях16. Вместе с тем, в модели Беккера на микроуровне семьи раскрыто своеобразие действия конъюнктуры рынка, когда повышение стоимости детских услуг и содержания детей, рост издержек перекрывают выгоды пользования детьми как «товарами» и ведут к отказу от полного удовлетворения имеющейся сегодня у семьи потребности в двух детях. Микроэкономика Беккера описывает частный случай уменьшения (увеличения) числа детей в семьях в пределах имеющегося уровня потребности семьи в детях. При уменьшении издержек и наличии перевеса выгод от «пользования детьми» число имеющихся детей увеличивается до полной реализации потребности в детях, т.е. не бесконечно, а в рамках наличного уровня потребности семьи в детях. Нельзя ни в коем случае думать, будто рост выгод и сокращение издержек могут повысить сам уровень потребности в детях — такое использование концепции Беккера некорректно. Следует отметить также рыночную условность модели Беккера, подменяющую «производство детей» в семье их метафорическим «приобретением». Фактически дети производятся семьей для их последующего (после совершеннолетия) длительного использования или потреб- '4Хоманс Дж ук соч. С 91 15 Good W The Family N.Y., 1964 Р 30-34. Ученик У. Гуда В Фишер применил рыночную парадигму к анализу брачного выбора в СССР. Fisher W. The Soviet Marriage Market. N.Y., 1980. См. переводы статей Г. С Беккера' Экономический анализ и человеческое поведение Альманах THESIS. Зима 1993. Том 1. Вып. 1 С. 24—40; Выбор партнера на брачных рынках ук альманах 1994 Вып 6. С 12-36 16 На это своевременно обратила внимание Джудит Блеик, подробнее об этой полемике см Антонов А И Социология рождаемости. С. 52 ления социальными институтами, в т. ч. экономической системой. Однако полная отмена социальными институтами рыночных отношений между ними и семьей оставляет семье лишь одну реальную возможность — беспрепятственного ослабления потребности в детях до потребности в одном-единственном ребенке и соответствующего этому сокращения числа детей. Теория Беккера принимает как данное навсегда лишение института семьи ее рыночного права повышать цену за передаваемых ею государству и остальным институтам детей (выращенных в семье и подготовленных семьей в качестве новой рабочей силы) в зависимости от конъюнктуры рынка Поэтому пропагандируемый Г. Беккером универсализм экономического подхода в его собственной теории оказывается фикцией. «Всеобъемлющий», по словам Беккера, экономический подход скромно отходит на второй план, уступая место морали, когда последовательное проведение рыночной парадигмы начинает требовать эквивалентного обмена между произведенным семьей продуктом — товаром «дети» и безвозмездно пользующимися потребительной стоимостью товара «дети» социальными институтами. Здесь экономическая теория, осмелившаяся назвать детей «товаром», как бы поджимает хвост и не идет дальше переодевания детей в «товарную форму» ради всего лишь родительского «потребительства». В современных экономических теориях «взрослые» не создаются «из детей» семьей, а принимаются изначально как нечто данное в полном соответствии с положением вещей, существовавшим в докапиталистической экономике. Гармоническое слияние семейных ролей с производственными, присущее эпохе семейной экономики и семейного производства, вело к тому, что и роль ребенка включала в себя производственные функции. Как показал в своей (еще не переведенной на русский язык) книге «Столетия детства» канадский социальный историк и демограф Ф. Ариес, само понятие «детства» и осмысление социальной роли ребенка и детей появляется в качестве автономного словообразования не в момент наивысшей ценности детства и детей для общества и семьи, а когда развал семейного производства капиталистическим заходит столь далеко, что эта ценность детей и ребенка разрушается. Когда появляются иные ситуации, когда реально дети перестают быть центром семьи, уступая место новым символам престижа, тогда распространяются слова и словосочетания, характеризующие то, что было чрезвычайно ценным и безальтернативным в прошлом и потому не нуждалось в особом обозначении. Рост детоцентризма, ценности детей, таким образом, «молчаливо» происходил в докапиталистические времена, а заговорили о нем и приписали его другой эпохе, когда стало уменьшаться число детей в семьях и когда разъединение работы и дома потребовало в связи с занято- 69 стью отцов и матерей во внесемейном производстве обособления детей в детсадах и школах Социальная роль ребенка как такового возникает при отчуждении его от занятых вне семьи родителей, от семьи. Следовательно, как писал в своих последних трудах Ф Ариес. появление социальной роли ребенка отнюдь не означает «роста» ценности ребенка. Переход к рыночному капитализму, таким образом, требует от экономической теории наполнить новым — рыночным, «товарным» содер- жанием — старую, используемую до сих пор трактовку роли детей, свойственную докапиталистическим временам. | |||||||||||||||