Книга имеет полемический характер и предназначена всем, кто стремится понять политику как нечто более возвышенное и трагическое, чем пиар, политтехнологии и, по выражению Гарольда Лассвелла, определение того, кто получит что, когда и как 978 5 91129 059 7
Скачать 1.94 Mb.
|
The Taking of the Bastille: July 14, 1789, tr. J. Stewart. ny : Charles Scribner’s Sons, 1970. ⁷⁹ О предреволюционных коннотациях термина революция во Франции и их трансформации в связи со взятием Бастилии» см. Baker, K. M., Inventing the French Revolution: Essays on the French Political Culture in the Eighteenth Century. Cambridge: Cambridge University Press, 1990, pp. 203 – 223. ⁸⁰ См. Godechot, J., Op. cit., pp. 187 – 188. Обратим внимание мобилизация массовых действий начинается посредством указания на возможность повторения прошлых преступлений старого порядка, а не призывов к его ниспровержению ради светлого будущего. О таком повороте дела не говорит в это время даже Демулен! ⁸¹ Конечно, восприятие Бастилии в качестве символа жестокостей старого порядка сыграло в этом свою роль. Ноне забудем и о более прагматических мотивах по слухам Бастилия имела большое значение для грядущей расправы над Kapustin.indb 151 Kapustin.indb 151 25.01.2010 20:05:13 25.01.2010 20:05:13 152 WXYZ[ \]^_[`Za. \YZ`Z\] ^XbZ`Zde[\Xf В военном плане штурм и взятие Бастилии, действительно, были незначительной операцией. Ж. Годешо, конечно, прав, подчеркивая, что бескровный захват Hôtel des Invalides в этом отношении имел гораздо большее значение, он показал ненадежность королевских войск в противодействии бунтующим парижанам. Узников же в Ба- стилии к 1789 году почти не осталось. Как уже отмечалось, акции парижан 11 – 14 июля — ив особенности взятие Бастилии — повергли представителей народа в Национальном собрании в смятение и уныние. Предлагались даже резолюции, осуждающие эти акции. Они — в соответствии со стереотипами времени, когда современная революция еще не была изобретена, — рассматривались большинством членов Собрания в качестве бунтов толпы, бессмысленных как таковые и, хуже того, дающих оправдание жесткой политике короля в отношении народных представителей. Однако произошло неожиданное король отдал приказ войскам отойти от Парижа (и к 16 июля они были отведены) и восстановил в должности Неккера. С другой стороны, группа членов Собрания, сделавшая вылазку в Париж во второй половине дня 15 июля, обнаружила, что он не только не охвачен яростью бессмысленного бунта, но и преисполнен лояльности к народным представителям. 16 июля в Национальном собрании прозвучали первые высказывания в том духе, что взятие Бастилии — оправданный ответ народа деспотизму. Но только 20 и 23 июля было окончательно решено, что произошедшее июля является именно легитимным восстанием народа. В большой мере такое решение было вызвано стремлением народных представителей остановить самодеятельность парижан, продолжавшуюся и после 14 июля. Для этого новые акты насилия и неповиновения властям противопоставлялись как незаконные законному выступлению народа против деспотизма 14 июля. Так 14 июля стало началом великой революции, ив этом выражалось стремление ее штаба закончить ее той же датой дальнейшие самочинные действия народа оказывались уже преступными, а изменения, в том скромном их понимании, какое господствовало в умах «представи- парижанами — из ее пушек якобы собирались расстрелять Сент-Антуанское предместье. Делегация горожан, впущенная в крепость накануне ее штурма, удостоверилась в том, что пушки Бастилии не находятся в боеготовности. Но устойчивые фобии не рассеялись. См. Lusebrink, H-J. and R. Reihardt, The Bastille: A History of a Symbol of Despotism and Freedom, tr. N. Schurer. Durham ( nc ): Duke University Press, 1997 p. 40, 42. ⁸² См. Godechot, J., Op. cit., p. 217. Kapustin.indb 152 Kapustin.indb 152 25.01.2010 20:05:13 25.01.2010 20:05:13 153 X ^Yen¾e`e Z _^X`YeWbeaZ¹À ^Xa¹`Z¹ «YepXb¿¸Z¹» телей народа в июле 1789 года, должны были в последующем осуществляться только законным путем, те. по их собственному решению и под их контролем. К этому остается добавить, что закончить революцию так быстро не получилось. Парижские бунты имели ряд непредвиденных следствий. Одним из важнейших было усиление панических настроений среди крестьян, явление, известное как Великий страх. Его вызвали опасения реквизиций со стороны властей из-за угрозы голода, слухи о бандах горожан, отбирающих продовольствие, и т. д. На селене просто интенсифицировалось брожение — разразилось то, чему Жорж Лефевр дал название крестьянской революции. Оперативной реакцией на это стали знаменитые законы ночи 4 августа, положившие юридический конец феодализму во Франции. Революция шагнула к новому рубежу. Но и на нем ее остановить не удалось. Революция продолжала вбирать в себя все новые происшествия и явления, переопределяя их в собственной логике и подчиняя их ей. За счет этого она развивалась, обогащалась новым содержанием можно сказать — радикализировалась) и приобретала свою историю, уже вполне автономную от истории старого порядка, из которого она вышла и который породил ее лишь в том узком смысле, что дал податливый материал (явлений, происшествий, но также и человеческих ресурсов) для лепки ею себя. Что все это говорит нам о реверсе времени как определяющей черте революции 14 июля стало началом революции никак не раньше или 23 июля. Его сделали таким началом не сами по себе происшествия этого дня, а реакция на них, с одной стороны, короля, ас другой тех, кто доили июля были лишь знаком без обозначаемого, те. представителями народа, который еще отсутствовал. Не «народ-суверен» брали Бастилию. Их брали толпы возбужденных и напуганных парижан. И сами по себе эти акции вписывались в логику старого порядка — мало ли он знал бунтов, вызванных его преступлениями и дисфункциями, входе которых мятежники одерживали и гораздо более впечатляющие победы, чем бескровный захватили овладение Бастилией, защищаемой небольшой командой отставных ветеранов? Но эти сами по себе довольно заурядные происшествия были таким образом признаны верховной властью, те. королем, и генералами без армии, те. Национальным собранием, что они оказались ⁸³ См. Lefebvre, G., The Coming of the French Revolution, tr. R. R. Palmer. Princeton ( nj ): Princeton University Press, 2005, глава 4. Kapustin.indb 153 Kapustin.indb 153 25.01.2010 20:05:13 25.01.2010 20:05:13 154 WXYZ[ \]^_[`Za. \YZ`Z\] ^XbZ`Zde[\Xf включены в совершенно новую, дотоле неизвестную логику — логику свободной причинности, наделившей эти происшествия достоинством Начала и основополагающего акта. Ошибочно считать, будто эта новая логика была кем-то (королем или членами Собрания) придумана или будто эти происшествия были всего лишь названы Началом, так что их подлинная сущность от такого переименования не изменилась. Нет, новую логику никто не придумал — она сложилась непреднамеренно из действий и решений, преследующих цели, которые соответствовали modus operandi старого порядка. Король отвел войска и призвал Неккера, т. к. ему, вероятно, нужна была пауза для консолидации сил и поскольку — в логике бунтов, а не революций иногда бывает лучше дать беспорядкам возможность истощить себя собственной бесплодностью. А генералам без армии была нужна армия — прежде всего как угроза королю для усиления своих позиций в торге с ним. Нов томи дело, что пути следования этим вполне посюсторонним целям пересеклись таким образом, что достичь ни одну из них в логике старого порядка стало невозможно. Он треснули в этой трещине — помимо сознательных целей и устремлений всех тогдашних действующих лиц — возникла новая логика логика революции. Иона сразу преобразовала всех участников драмы. Парижские толпы превратились в народ-суверен и стали все более уверенно вести себя в этом качестве генералы без армии обрели ее и стали-таки представителями народа (хотя бурные преобразования последнего входе революции лишали их одного за другим этого звания и отправляли — кого на эшафот, кого в изгнание, кого в политическое небытие. И король приобрел новое качество — еще не гражданина Капета», но уже, как сказал при его встрече 17 июля 1789 года новый мэр Парижа, короля, отвоеванного народом — в противоположность качеству Генриха iv , который въезжал в столицу как король, отвоевавший свой народ» ⁸⁴ ii . «Конституирование субъекта (субъектов) — другая определяющая черта революции как события. Иллюстрацией этому и может служить описанное выше обретение королем, членами Национального собрания, парижскими толпами (и не только парижскими) нового качества, или идентичностей, как сейчас принято говорить, и их практические действия в логике этого нового качества или этих новых идентичностей. ⁸⁴ Цит. по Sewell, W. H., Op. cit., p. 856. Kapustin.indb 154 Kapustin.indb 154 25.01.2010 20:05:13 25.01.2010 20:05:13 155 X ^Yen¾e`e Z _^X`YeWbeaZ¹À ^Xa¹`Z¹ К их числу нужно добавить и такие новые идентичности, как контрреволюционеры, колеблющиеся (названные якобинцами подозрительными, попутчики и другие, которые создает сама революция. И эти идентичности отнюдь не совпадают с политическими и со- циально-экономическими категориями, описывающими группировки и деления обитателей старого порядка, но подвижные, меняющиеся взаимоотношения между ними составляют процесс революции». Исходным пунктом рассуждений о конституировании субъекта является тезис о том, что субъект революции не предшествует ей, а создается ею самой. Дело не обстоит таким образом, что еще до революции имеются силы, готовые ее осуществить и выдвигающие ее своей программой (или противостоящие им силы, запрограммированные на подавление революции. Представление о силах, уже запрограммированных на определенные виды деятельности, для которых практика — лишь исполнение их предзаданных установок, а не творческое одновременное изменение обстоятельств и человеческой деятельности, те. самих людей, как определял в Тезисах о Фей- ербахе» революционную практику Маркс, необходимо предполагает именно метафизического субъекта. Этот субъект стоит в своей полной определенности, цельности и законченном самопонимании перед практикой, которая для него — лишь способ самореализации, те. реализации того, что он уже есть дои вне этой практики. Он автономен по отношению к практике — любым возможным видам практики (сущность сил, готовых к революции, не меняется оттого, приходится ли им действовать в условиях торжества реакции или наступления революции, как кантовский моральный субъект автономен по отношению к любой гетерономии. Поэтому такой субъект в принципе является универсальным, те. независимым от ситуаций и контекстов, в которых он себя обнаруживает. Такому субъекту теория события противопоставляет другого субъекта. Как описывает его Бадью, этот субъект будет исключительным, а не универсальными он будет исключительным, поскольку всегда будет являться событием, которое конституирует субъект как свою истину ⁸⁵ О революции можно сколько угодно говорить, готовить и даже предчувствовать ее, но это ничего не скажет о готовности реальных сил ее совершить. Бляхер сточной иронией замечает, что в Европе начала xx века (но также и последних десятилетий века xix ) просто не было «нереволюционеров» (см. Концепт революция, с. 25). Стоит только добавить, что после Парижской коммуны не было и никаких революций. ⁸⁶ Badiou, A., Infi nite Thought.., p. 56. Kapustin.indb 155 Kapustin.indb 155 25.01.2010 20:05:14 25.01.2010 20:05:14 156 WXYZ[ \]^_[`Za. \YZ`Z\] ^XbZ`Zde[\Xf Создание революционным событием своих собственных исполнителей, те. революционных субъектов, нуждается в объяснении ведь им просто неоткуда взяться, иначе как из объектов старого порядка, те. тех организованных и воспроизводимых им социальных групп, которые подчинялись присущей его природе естественной причинности. Как происходит трансформация объектов в субъекты? Рассуждение об этом следует начать с того, что ни одно общество не является монолитным, системой в строгом смысле данного понятия, воспроизводящейся и развивающейся в соответствии со своей имманентной логикой. Оно всегда является чешуйчатым — наложением друг на друга экономических, социальных, политических, культурных структур, имеющих разное происхождение и разные логики функционирования, но (до поры до времени) удерживаемых вместе скрепой некоей доминантной логики, скажем, капиталистического способа производства или феодальных сеньориальных отношений. Этот чешуйчатый характер общества на уровне методологической рефлексии и применительно к построению его общей теории точно ухватил Йозеф Шумпетер. Приведу полностью его формулировку Каждая социальная ситуация является наследием предыдущих ситуаций и перенимает от них не только их культуру, предрасположенности и их дух, но и элементы социальной структуры и концентраций власти. <…> Ни одна социальная пирамида не бывает сделана из однородной субстанции и не бывает бесшовной. Нет единого Zeitgeist — разве что в виде теоретического конструкта. Это означает, что, пытаясь объяснить исторический путь или историческую ситуацию, необходимо принять во внимание наличие в ней многого такого, что чуждо ее собственным тенденциями что существует как пережитки. Все это самоочевидно, но часто выступает причиной практических трудностей и проблем с диагностикой социальных ситуаций. Другое следствие этого состоит в том, что сосуществование принципиально разных ментальностей и групп объективных фактов должно стать частью любой общей теории общественной жизни]» ⁸⁷ Взаимодействие доминантной логики данного общества стем многим в нем, что ей чуждо, многообразно и противоречиво. Результатами его могут быть и ассимиляция части этого многого доминантной логикой (классический пример — капиталистическая трансформация аграрных отношений, и эксплуатация другой его части в качестве своих опор (неоплачиваемый женский труд внутри ⁸⁷ Schumpeter, J. A., Imperialism and Social Classes, ed. P. M. Sweezy. ny : A. M. Kelley, 1951, р. 144 – 145 (курсив мой. — Б. К 156 Kapustin.indb 156 25.01.2010 20:05:14 25.01.2010 20:05:14 157 X ^Yen¾e`e Z _^X`YeWbeaZ¹À ^Xa¹`Z¹ семьи по воспроизводству потребляемой капиталом рабочей силы, и модификация / адаптация самой доминантной логики к третьим элементам этого чуждого ей многого (мутация капитализма, включая частичную декоммодификацию рабочей силы, в условиях государства благосостояния. Так или иначе, доминантная логика и непосредственно воплощающая ее доминантная структура всегда соотносится с Другим (чуждым ей многим, полагает себя через Другого и тем самым полагает Другого через его соотнесение с собой. В таких соотнесениях и полаганиях, которым всегда присуща таили иная степень напряженности и конфликтности, доминантная логика стремится воспроизвести общество в качестве повторяющегося образца сочетания и взаимоувязки того многого, что составляет данное общество. Пока такие повторения образца происходят, хотя абсолютно точными они никогда не могут быть, социальные группы данного общества воспроизводятся в качестве объектов доминантной логики, условия существования которых с необходимостью детерминированы ею. Положение меняется, когда такие повторения дают сбои, когда доминантная логика не может по прежним правилам положить себя в Другом, а Другое — по тем же правилам — соотнести с собой. Другое оказывается в недостаточной степени детерминировано доминантной логикой, а она сама ищет нестандартные, не присущие ей самой способы сохранить себя в качестве modus operandi данного общества и таким путем — вопреки возникшим трудностям — добиться все же повторения образца. Такой выход доминантной логики за ее собственные рамки Лаклау передает понятием смещения (dislocation) структуры, атакую недостаточную детерминированность Другого — заброшенностью в ситуацию неопределенности, которая и есть возможность свободы ⁸⁹ Канун Французской революции дает этому отличную историческую иллюстрацию. Глубокий фискальный и финансовый кризис монархии, вызванный ее собственными операциями и обычаями (от милитаризма и военных авантюр до расточительности ⁸⁸ Экспансивное развитие по модели перманентной буржуазной революции, которая обсуждалась нами ранее, можно рассмотреть в качестве повторения образца буржуазного общества на все более разрастающемся социально-эко- номическом и культурном материале, беря такое разрастание в эволюционной перспективе. ⁸⁹ См. Laclau, E., New Refl ections on the Revolution of Our Time. L- ny : Verso, 1990, pp. 42 – 44. Kapustin.indb 157 Kapustin.indb 157 25.01.2010 20:05:14 25.01.2010 20:05:14 158 WXYZ[ \]^_[`Za. \YZ`Z\] ^XbZ`Zde[\Xf двора и усиления традиционного давления на крестьянство иго- родские низы в целях пополнения казны, потребовал нестандартных действий, выходящих за рамки логики абсолютизма. Таким шагом был, как известно, созыв Генеральных штатов, не собиравшихся с 1614 года, что само по себе показывает чуждость этого органа механизму абсолютной монархии. Но подготовка этого шага потребовала целого ряда таких действий, включая резкое ослабление цензуры и создание форм политической артикуляции недовольства населения в виде собираемых по всей стране для Генеральных штатов Cahiers de doléances, которые сами по себе привели к существенному смещению структуры. Дальнейшее известно. Важно иметь ввиду, что такое смещение есть не необходимый момент в восходящем развитии общества, а открытие поля возможностей, которое для самой сместившейся доминантной структуры выступает непреднамеренным следствием ее действий, направленных на самовоспроизводство, на повторение старого образца. В собственной логике доминантная структура не признает возникновение этого поля, и само его существование зависит оттого, что кто-то вопреки такому непризнанию начинает использовать смещение структуры как возможность для действий нового типа, немыслимых ранее. Поле возможностей как следствие смещения структуры есть, таким образом, необъективная данность социального бытия, а характеристика практик, могущих возникнуть благодаря их недостаточной детерминированности доминантной структурой. Но их возникновение не предопределено этой недостаточностью. Поэтому такие практики случайны — в смысле их невыводимости из естественной причинности старого порядка и зависимости от стечения обстоятельств, одним из которых выступает сознательное отношение социальных групп к возникшему факту их недостаточной детерминации сместившейся структурой». Но (то или иное) сознательное отношение к этому факту становится необходимостью автоматическое следование ритуалам повседневности, делающее рефлексивное самоопределение не столько в принципе исключенным, сколько излишними чересчур обременительным, становится невозможным в ситуации недостаточной детерминированности. Какие-то нестандартные решения приходится принимать просто потому, что знакомая и вошедшая в рефлексы организация жизни не срабатывает. Это крайне важно свобода есть порождение ситуационных неудобств и опасностей, а не атрибут автономного Разума. Она есть бремя, которое приходится на себя взваливать, а не данная нам (богом, человеческой природой или добродетельными правителями) благодать. Люди становятся субъектами, те. существами, способными к «самозаконодательству», по принуждению обстоятельств, с которыми они не могут иным образом справиться, а не позову своей нравственной природы. И эта свобода, и эта субъектная форма их существования есть для них средства преодоления возникших затруднений, а не самоцель. Трудно представить себе что-то более неверное, чем дышащая истинным благородством формула Токвиля кто ищет в свободе чего-либо другого, а не ее саму, тот создан для рабства. Или скажем так это — аристократическое видение свободы. Оно подходит для тех, для кого социальный вопрос (по Арендт) может быть оставлен поту сторону политики, и только для тех ситуаций, в которых повседневность как фундамент их жизни не пошла трещинами и не обернулась сверхвопросом а как же жить в таких условиях дальше. Хотя, с другой стороны, на определенном этапе развития субъектности и революции свобода-средство может превращаться в свободу-самоцель, вернее — подобно тому как аристотелевская справедливость является для полиса и высшим благом, и благом как средством для иного — совмещать инструментальность и самоценность в качестве своих ипостасей. И это тоже нужно понять в динамике революции как события. Однако от открытия поля возможностей на уровне индивидуального самоопределения до возникновения коллективных революционных субъектов — неблизкий и отнюдь непрямой путь. Маневр смещения доминантной структуры может у нее получиться, иона повторит себя, пусть в измененном виде, но зато подавив ростки политической субъектности. Вероятно, так можно интерпретировать маневр нэповского отступления, по выражению Ленина, большевистской власти послевоенного коммунизма, закончившийся сталинской ее консолидацией в конце х годов. Или смещение может привести к формированию политических субъектов только на уровне (противоборствующих) элит, ив таких случаях возникнут так называемые революции сверху, классическими примерами которых являются японская революция Мэйдзи» и «кемалист- ская революция в Турции. Но и развитие политической субъектности снизу может быть остановлено (и даже повернуто вспять) на разных его фазах. Более того, формируемая самой революцией доминантная структура стремится к тому, чтобы сделать это, как только ей удается более-менее встать ⁹⁰ Токвиль, Аде, Старый порядок и революция. М Кушнарев, 1905, сна ноги, на каждом очередном этапе революции, на который ее переводит именно неудача предыдущей попытки остановить идущий снизу рост демократических революционных субъектов. Об этом и свидетельствует описанная выше попытка самого Национального собрания закончить революцию, начавшуюся 14 июля, той же датой, переведя дальнейшее развитие сугубо в законное русло и исключив новые вспышки самодеятельности низов. Поскольку это неуда- лось, постольку революция вышла на этап, ознаменованный законами ночи 4 августа. И якобинцы стремились положить конец росту революционной субъектности, причем им это удалось много лучше, чем предшественникам (посредством разгрома эбертистов и бешеных, ослабления народных секций и т. д, что и сделало возможным Термидор как полную — в рамках Французской революции — остановку развития революционных субъектов и начало их разложения, итог чему подвел бонапартизм. В свете этого контрреволюцию — в отличие от «антиреволю- ции» ⁹¹ — следует понимать не как то, что манихейски противостоит революции, но как внутренний момент последней. Контрреволюция необходимый момент структурирования самих революционных субъектов, которое в тоже время есть их отрицание, те. подавление их самодеятельности организацией, необходимой для их же успеха. В этом смысле контрреволюционерами былине только тер- мидорианцы, но и сами якобинцы, революционно действовавшие, конечно же, только под давлением низов, которых они стремились обуздать, и патриоты Национального собрания, желавшие завершить революцию 14 июля 1789 года, и вообще любое руководство революции на любом ее этапе. Как и почему это происходит, объясняет теория гегемонии. Гегемония есть (наряду с насилием) метод конструирования и воспроизводства исторического блока, который предполагает эти- ко-политическое» руководство одних сил при добровольном согла- ⁹¹ См. сноску 59. ⁹² А. Тарасов, ссылаясь на А. Собуля и Я. Захера, верно подчеркивает, что лишь под постоянным нажимом снизу, под прямым действием санкюлотов Комитет общественного спасения шел на шаги, которые спасли революцию и республику (Тарасов А. Необходимость Робеспьера. В кн. Концепт революция, с. 289, 293). ⁹³ Сжатое и четкое представление грамшианской концепции исторического блока см. Bobbio, N., «Gramsci and the Conception of Civil Society», in |