Книга имеет полемический характер и предназначена всем, кто стремится понять политику как нечто более возвышенное и трагическое, чем пиар, политтехнологии и, по выражению Гарольда Лассвелла, определение того, кто получит что, когда и как 978 5 91129 059 7
 Скачать 1.94 Mb.
|
|
Op. cit. P. 7. Kapustin.indb 342 Kapustin.indb 342 25.01.2010 20:06:33 25.01.2010 20:06:33 343 bZWeY] bZȾ Z ^YX[pe±eaZe минимум в двояком смысле слова прогрессивное. Во-первых, оно было единственной светской версией прогресса как движения, ориентированного на будущее, а не на прошлое, во-вторых, оно было единственной современной идеологией, те. такой, которая отражала (насколько точно — другой вопрос) некоторые ключевые условия формирования современного общества и содействовала этому формированию. В то время ее оппонентами были только разные версии традиционалистской идеологии. Только логика борьбы с такими оппонентами создавала нечто общее у столь разных мыслителей, как Юм и Гольбах, Кондильяк и Кант, Руссо и Монтескье и т. д. и т. п. Только это и оправдывает рубрикацию их всех как «просветителей». Французская революция резко изменила эту ситуацию. В связи с ней ив качестве реакции на нее и ее плоды возникает целый спектр современных идеологий, те. таких, которые по-своему отражают те или иные условия современного общества — вместо отрицания их как таковых, и которые по-своему участвуют в движении этого общества вместо противодействия ему. С Эдмундом Берком возникает современный консерватизм, занимающий место традиционализма в качестве оппонента Просвещения. С Сен-Симоном зарождается современный социализм, приходящий на смену плебейскому архаическому коммунизму. Теперь главные линии идеологической конфронтации, но через них — заимствования другу друга и даже тактического союзничества — проходят между этими комплексами современных идей, а не между современной идеологией как таковой, которой раньше было Просвещение, и ансамблем традиционалист- ских идеологий ¹⁴² Оказавшись в этом новом силовом поле идей, Просвещение, каким оно было в xviii веке, исчезает. Отчасти, через сложные идей- но-политические опосредования и претерпевая серьезную трансформацию (если не сказать — расчленение, оно перетекает в либерализм. Некоторые контуры такой трансформации — на примере переосмысления либерализмом ряда ключевых категорий политической мыслимы и пытались показать в третьем параграфе данной работы. Но отчасти, тоже во многом трансформируясь, оно перетекает ив современный консерватизм, ив социализм ¹⁴¹ Такую ориентацию Просвещения Йохан Хейзинга вообще считал определяющей для него в целом. См. Hof, U. Im, Op. cit. P. 159. ¹⁴² Подробнее об образовании и конструкции этого идеологического модуля Современности см. Капустин, Б. Что такое консерватизм k Свободная мысль — xxi , 2004, № 2. Kapustin.indb 343 Kapustin.indb 343 25.01.2010 20:06:34 25.01.2010 20:06:34 WXYZ[ \]^_[`Za. \YZ`Z\] ^XbZ`Zde[\Xf Говорят Сейчас все — борцы за свободу. Это острословие непосредственно выражает, конечно же, иронию в адрес многообразных идеологических прикрытий современных практик господства и агрессии. Но было время, когда такие практики не нуждались в подобном прикрытии. Известно, что лицемерие — это дань, которую порок платит добродетели. Пусть будет хотя бы эта дань, если с порока не удается взыскать что-либо более существенное. Но эта дань — тоже ресурс для тех, кто все же стремится противодействовать господству и агрессии под флагом свободы. И за это они должны быть благодарны Просвещению, растворившемуся в основных идеологиях современного мира и продолжающему в них жить разнообразными жизнями. Именно поэтому все эти идеологии — за свободу и поэтому в борьбе сними разуму необязательно вступать в такие рискованные сделки с силой, какие от его имени заключал Робеспьер, напрямую соединяя добродетель и террор (см. сноску 139). Для истории это совсем немало 344 Kapustin.indb 344 25.01.2010 20:06:34 25.01.2010 20:06:34 РАЗДЕЛ ДОЛЖНОЕ И СУЩЕЕ В ПОЛИТИКЕ 345 Kapustin.indb 345 25.01.2010 20:06:34 25.01.2010 20:06:34 Kapustin.indb 346 Kapustin.indb 346 25.01.2010 20:06:34 25.01.2010 20:06:34 МОРАЛЬ И ПОЛИТИКА Эта тема представляет собою уравнение с несколькими переменными. Во-первых, нам нужно различать, по крайней мере, два вида морали, называемые обычно кантианской и утилитаристской, которые по-разному относятся к политике. Во-вторых, нам следует иметь ввиду различие между двумя видами политики — назовем их условно политикой воспроизводства статус-кво» и трансформационной политикой (или малой и большой политикой. В каждом из этих видов политики мораль присутствует по-разному и играет разные роли. В-третьих, связь морали и политики окажется совершенно разной в зависимости оттого, с какой жизненной позиции она строится — позиции отстраненного наблюдателя за политикой или ее участника. Изменение каждой из этих переменных — типа морали, типа политики, типа жизненной позиции — будет трансформировать картину связи морали и политики. Мы пойдем следующим путем. Во-первых, мы рассмотрим то, как оба вида морали соотносятся с двумя отмеченными нами типами политики. Во-вторых, мы проясним то, как влияет на связь морали и политики занятие той или иной жизненной позиции — наблюдателя или участника. В-третьих, мы сосредоточимся на ключевой проблеме связи морали и политики, в качестве каковой предстает проблема политического насилия и ненасильственной альтернативы ему. Данная проблема является ключевой, потому что именно в ней с максимальной рельефностью выступают и противоположность морали и политики и необходимость их сопряжения. Мы говорим противоположность, ибо любая политика неотделима от власти, всегда предполагающей принуждение, а оно есть как минимум насилие над чьей-то волей (необязательно в виде телесного насилия. В тоже время мораль, даже в ее исходном и самом содержательно бедном определении, есть добровольная саморегуляция людей на основе принципов, которые считаются всеобщими, те. распространяющимися на всех, в коммы также предполагаем способность к добровольной саморегуляции на тех же принципах. Принцип добровольности морали, таким образом, оказывается в прямом противоречии с принципом власти и принуждения, без которого политикане есть политика. Но ведь верно и то, как настойчиво подчеркивала Ханна Арендт, что насилие разрушительно для политики. Последняя есть род человеческой деятельности, которая всегда — так или иначе — строится на сознательном отношении человека к себе, окружающими своему делу, а такое отношение невозможно вне оценивания, в том числе в категориях добра и зла. Если все это теряет какое-либо практическое значение, если человек сводится к механическому исполнителю команды, как происходит в крайних случаях насилия, то это означает утрату человеком способности быть человеком и дегенерацию политики к тому, что Арендт называла технологиями банального зла (это для нее и был тоталитаризм. Здесь и возникает с особой остротой вопрос о сопряжении политики и морали как последнем рубеже обороны человеческого в человеке против политики, превращающейся в чистые технологии манипуляции. В этом смысле мораль, сопротивляясь такому перерождению политики, необходима последней для того, чтобы она могла оставаться самой собой. Но прежде, чем мы двинемся по пунктам нашего плана, нам нужно отмежевать тему мораль и политика оттого, с чем ее часто смешивают, ив первую очередь — профессиональной этики политиков и политической этики как таковой. Воспользуемся классическим дюркгеймовским описанием профессиональной этики. Она есть правила, регулирующие поведение людей в их особом качестве, определяемом их принадлежностью к той или иной профессиональной группе. Это — правила исполнения роли. С одной стороны, они не универсальны (не предназначаются для тех, кто в данную группу не входит, ас другой — они не предполагают ту саморефлексию, то самозаконодательство и ту свободу, которые неотделимы от морали как таковой. Однако они — не технологические инструкции для исполнения роли (типа правил техники безопасности или списка должностных обязанностей, а общие предписания относительно пределов допустимого для членов данной группы и общие принципы, регулирующие отношения между ними. Поэтому профессиональную этику можно считать обобщенным выражением условий воспроизводства данной группы, рассмотренных с ее собственной точки зрения как целого. На уровне про ¹ См. Арендт, ХО насилии k Мораль в политике. Хрестоматия. Отв. ред. Б. Г. Капустин. М #! — 9$ , 2004. Kapustin.indb 348 Kapustin.indb 348 25.01.2010 20:06:35 25.01.2010 20:06:35 349 ¾XY] bº Z ^XbZ`Z\] фессиональной этики имеется только моральный партикуляризм, те. множество не тождественных и не сводимых к общему знаменателю (за исключением банальностей) правил существования разных профессиональных групп. Профессиональная этика медиков, юристов, офицерский кодекс чести и т. п. служат тому хорошими примерами. Заметим попутно, что знаменитая веберовская этика ответственности нив коей мере не может считаться профессиональной этикой политиков как особой группы или корпорации. Она — глубоко личный, по сути трагический выбор человека, оказавшегося в положении политика и принимающего на себя бремя этого положения в свете того понимания судьбы современного мира, для постижения которой отнюдь необязательно быть политиком. В тоже время к группе профессиональных политиков можно принадлежать, придерживаясь противоположной ей этики убеждений. Можно также, что еще удобнее, не придерживаться никаких убеждений и не испытывать никакой ответственности. Тема профессиональная этика политиков является частной по отношению к нашей теме. Связь морали и политики в качестве общей проблемы может быть рассмотрена только снизу, а не сверху, те. в виде проблемы моральной ориентации массовых действий, людей в их общеполитическом определении граждан, а не в частном и специфическом определении профессиональных политиков. Иными словами, нам нужно понять, каким образом (потенциально) любой человек может оказаться способным к морально ориентированному политическому действию и что такое действие дает для политики. Только таким путем, имея дело с общим, а не особенным, мы можем достичь политико-философского осмысления отношения морали и политики. Заметим попутно, что таким же путем мы можем освободиться от сервильных по своей сути и антидемократических упований на моральных политиков и их профессиональную этику как единственных гарантов пристойности политики. Конечно, моральные политики тоже встречаются. Но если общетеоретический анализ темы мораль и политика чему-то учит, так это тому, что Давид Юм назвал «максимой» политического мышления. При продумывании любой системы правления и определении конституционных сдержек и форм контроля в каждом человеке нужно предпо- ² См. Durkheim E. Professional Ethics and Civic Morals. Tr. C. Brookfi eld. L.- ny .: Routledge, 1992, chapter 1 (особенно слагать мошенника, не имеющего в своих действиях никакой цели помимо частного интереса. Демократический пафос этого суждения заключается в том, что пристойность политики, те. ее направленность на общее благо, может быть обеспечена только нами, а не теми, в ком благоразумие всегда должно подозревать склонность к мошенничеству. Теперь об отличиях нашей темы от политической этики. Существует восходящая к Гегелю традиция, различающая мораль и нравственность. Первая говорит о должном, вторая — о благом. В плане практики первая есть установка сознания, вторая — деятельно-прак- тическое отношение к действительности. Такие различия удачно конкретизируются в том описании политической этики, которое дает Шанталь Муфф: политическая этика занимается нормативными аспектами политики, ценностями, которые реализуются посредством коллективных действий и благодаря общей принадлежности к некоторой политической ассоциации. Это — предмет, который необходимо отличать от морали, занимающейся индивидуальными действиями. Какие основные различия между темой мораль и политика, с одной стороны, и политической этикой — с другой фиксирует данная формулировка? Первое. Политическая этика — это нормативные ориентиры действий, причем действий коллективных. Мораль — нормативные ориентиры мышления, причем мышления индивидуального. Конечно, моральные ориентиры и моральное мышление приобретают политическое значение лишь тогда, когда они совпадают или близки у достаточно большого числа людей. Тем не менее совпадение или сходство индивидуальных ориентиров отнюдь не тождественны единству ориентиров организации — носителя коллективного действия. Мы будем заниматься первым — как возникают моральные установки в сфере политики, как они оказываются схожими у многих людей и как все это создает возможность коллективных действий. Политическая этика занимается самими такими действиями сточки зрения их нормативного обеспечения. Второе. Ориентиры коллективного действия так или иначе (даже в случае его неудачного исхода) запечатлеваются на институциональных структурах общества ив этом смысле «опредмечиваются». Они ³ Hume D. Of the Independency of Parliament k Hume D. Essays Moral, Political, and Literary. Ed. E. F. Miller. Indianapolis, Liberty Fund, 1985, p. 42. ⁴ Mouffe C. On the Articulation between Liberalism and Democracy k Mouffe C. The Return of the Political. L- ny : Verso, 1993, p. 113 – 114. Kapustin.indb 350 Kapustin.indb 350 25.01.2010 20:06:36 25.01.2010 20:06:36 351 ¾XY] bº Z оставляют след в той материи общественной жизни, которая на ее очередном витке становится новым предметом индивидуального мышления сего (перестраивающимися) нормативными ориентирами. Мораль сама по себе этой способностью «опредмечиваться» не обладает, хотя она может влиять на обладающие такой способностью коллективные действия ¾XY]bZ p «WXbº³Xf» Z «¾]bXf Если мы хотим понять связь морали и политики каких практическое отношение, не сводимое к моральному оцениванию политики, то перед нами встает вопрос о функциях морали в политике. Чтобы подойти к пониманию этого вопроса, нам нужно ясно различить то, что мы решили именовать большой и малой политикой. Такое различение необходимо иметь ввиду именно потому, что функции морали в политике в первом и во втором случаях оказываются далеко не тождественными. Определяющую черту малой политики можно передать известной формулировкой Никласа Лумана. В рамках этой политики даже из крупных тем невозможно сформировать альтернативы для политического решения. Соответственно, это политика, воспроизводящая (с теми или иными корректировками, вокруг которых и идет полемика) существующее общественное устройство. Большая политика, напротив, формирует и реализует альтернативы ив этом смысле является производящей. В малой политике роль морали, действительно, невелика. Обычно ей приписывают значение в плане легитимации существующей власти, в самой же легитимации видят важное условие сохранения и воспроизводства власти. Однако думается, Бэррингтон Мур прав в обобщении своего грандиозного компаративного исследования причини условий социального протеста. Статус-кво обычно поддерживают не моральные обязательства и оценки, а то, что он назвал рутиной повседневности и императивами обычной жизни» ⁷ Они не легитимируют власть, но позволяют понять то, почему и как ⁵ Подробнее об этом см. Капустин Б. Г. Что такое политическая философия Полис. 1996, № 6, с. 94 – 95. ⁶ Луман Н. Честность политиков и высшая аморальность политики k Вопросы социологии. 1992, т. 1, № 1, с. 74. ⁷ См. Moore B., Jr. Injustice: The Social Bases of Obedience and Revolt. White Plains (N. Y.): M. E. Sharpe, 1978, p. 13 – 18, 480. Kapustin.indb 351 Kapustin.indb 351 25.01.2010 20:06:37 25.01.2010 20:06:37 352 WXYZ[ \]^_[`Za. \YZ`Z\] ^XbZ`Zde[\Xf даже устойчивые и распространенные негативные моральные оценки существующих порядков столь редко — в масштабах всемирной истории прорываются открытой борьбой низов. Что остается То, что Луман обозначает понятием внешней страховки моралью функциональных систем общества, в том числе — политики, чьи коды как таковые никоим образом не сводятся к моральному коду. Речь идет о том, что моральная цензура со стороны публики и политических конкурентов заставляет игроков в целом придерживаться правил честной игры. Луман проводит аналогию со спортом. Спортивный результат тоже нельзя оценить в категориях добра и зла, но можно благодаря моральной цензуре отличить честную победу от той, которая обеспечена применением допинга. Сходным образом успех в политике (партии на выборах, проталкивания законопроекта в парламенте и т. дне поддаваясь нравственным квали- фикациям, должен достигаться без применения тех средств, которые могут разрушить саму принятую политическую игру (Луман, с. 75 – Эту функцию морали в политике можно истолковать более широко и оптимистично, как делает Пьер Бурдье. Сама (корыстная) утилизация морали политиками или, по Бурдье, узурпация универсальности открывает возможности для демистификации власти — официальных лиц ловят в их собственной игре, им расставляют ловушки с помощью их собственных нравственных определений своих функций (вроде служения народу, заботы об общем благе и т. д. Но важнее то, что интерес к универсальному и выгода от универсального оказываются даже двигателем прогресса по направлению к универсальному. Тест на универсализируемость» политических идей, подходов, решений (вспомним кантовское понимание законосообразности) становится своего рода нормой политической жизни, действенность которой, естественно, задается ее нарушениями. Сколь бы велика ни была в таком тестировании роль лицемерия и интриганства с обеих сторон (властных мистификаторов и их разоблачителей, это тестирование имеет эффект, обратный разрушению иллюзий. Ведь оно само может проводиться лишь от имении во имя моральных ценностей. Чем большая важность за ними признается, тем выше значимость тестирования, в том числе — как орудия борьбы ⁸ Однако, говоря о незначительной роли морали в малой политике, мы имели ввиду ту ее самостоятельную роль, в которой она спо- ⁸ См. Бурдье П. За политику морали в политике. В кн. П. Бурдье. Социология политики. Мс ^XbZ`Z\] собна выступать в качестве особой причинности человеческого поведения, отличной от интересов и даже противостоящей им. На такую роль претендует кантианская мораль. Но утилитаристская моральна такую роль и не претендует. Напротив, она стремится обеспечить правильное понимание людьми своих интересов и их гармонизацию как на уровне индивидуального сознания, таки на уровне межчеловеческих отношений. Она есть мораль просвещенного эгоизма, мораль пользы — в отличие от кантианской морали долга. В качестве таковой она буквально пронизывает малую политику. Причем это верно, хотя в разной степени, для обеих основных трактовок принципа полезности более грубой — как эгоистический расчет выгод и убытков (в духе позднего Бентама) и более возвышенной как ориентации на наибольшее счастье наибольшего числа людей при предпочтении духовных благ телесным (в духе Джона Стюарта Милля) ⁹ . Если гениальное название книги Гарольда Ласс- велла Политика кто получает что, когда, как действительно схватывает общую формулу малой политики, то становится понятно избирательное сродство между ней и утилитаристской моралью. Эта мораль призвана осуществить интериоризацию данной формулы на уровне самопонимания и общих установок рационального субъекта малой политики как просвещенного эгоиста, ее же — обеспечить адекватными ей действующими лицами. Но то, что не может обеспечить утилитаристская мораль, — это именно готовность идти до конца ради принципа, из сознания абсолютного долга и вопреки всем советам благоразумной расчетливости. Почему Потому что вообще рассчитывать можно то, что есть. Есть — глагол настоящего времени. Но рассчитывать можно и такое будущее, в котором то, что есть, только увеличивается или уменьшается. Правда, это не вполне будущее, а только пролонгированное настоящее. Более же радикальное будущее, в котором может возникнуть нечто, которого нет сейчас, и нет того, что есть сейчас, не поддается расчету — тем более сточки зрения пользы и вреда как ключевых категорий утилитаризма. И вдвойне оно не поддается расчету, если может исчезнуть сам рассчитывающий — просвещенный утилитарист. Бентам водной из своих работ поэтому и пришел к честному и последовательному — сточки зрения его философии — выводу о том, что определить целесообразно или нет сопротивле- ⁹ См. Mill J. S. Utilitarianism k Mill J. S. Utilitarianism, Liberty, Representative Government. Ed. H. B. Acton. L.: J. M. Dent & Sons, 1972, p. 7 ff. ¹⁰ См. Lasswell H. D. Politics: Who Get What, When, How. ny : Wittlesey House, 1936. Kapustin.indb 353 Kapustin.indb 353 25.01.2010 20:06:38 25.01.2010 20:06:38 354 WXYZ[ \]^_[`Za. \YZ`Z\] ^XbZ`Zde[\Xf hZbX[XhZZ ние власти (читай — революция) невозможно совсем. Эта невозможность в логике благоразумия — означает необходимость подчинения власти, каковы бы ни были ее прегрешения. Едва ли возможно более убедительно показать несовместимость утилитаристской этики и большой политики, суть которой — именно трансформация настоящего. В большой политике мораль обретает иные функции в отличие от малой. Большая политика — это закладывание новых начал, новых правил для новой игры. Эти новые правила не вытекают логически ни из старых правил, ни из рутинного функционирования вновь сложившейся политической структуры. Но они сообщают этой структуре ту идентичность, которая позволяет ей функционировать даже при бесчисленных на практике отступлениях от базисных правил. Поясню сказанное примером. Энтони Даунс, классик теории рационального выбора, исходящей из того, что рациональные люди не могут интересоваться политикой как таковой — помимо собственной выгоды которую они получают от занятий ею, задается вопросом о значении для демократии такого политического приспособления, как правило один человек — один голос. С одной стороны, очевидно, что лишь поскольку такое правило существует, постольку политики, заинтересованные сугубо в собирании голосов, а не в служении общему благу, будут хотя бы в какой-то мере учитывать в своей деятельности преференции и нужды избирателей. Лишь поскольку все это происходит, демократическая система может функционировать и воспроизводиться. С другой стороны, ясно, что само правило один человек — один голос сугубо иррационально. Оно вопреки всякой логике уравнивает тех, кто неравен во всех отношениях, значимых в реальной жизни, причем в реальной демократической жизни с ее принципом конкуренции талантов и характеров добавим от себя — денег, связей, статусов и прочего) — в особенности. Основание, по которому таким образом уравниваются столь различные люди, содержательно противоположно тем принципам конкуренции и дифференциации рациональных эгоистов, на которых строится вся работа современной представительной демократии. Да- унс полностью прав для современной демократической организации правило один человек — один голос выступает этическим суждением и фактом, принимаемым как есть. Но его нельзя «рацио- ¹¹ Bentham J. A Fragment on Government. Ed. J. H. Burns and H. L. A. Hart. Cambridge: Cambridge University Press, 1998, p. 55, 96 – 97. Kapustin.indb 354 Kapustin.indb 354 25.01.2010 20:06:38 25.01.2010 20:06:38 355 ¾XY] bº Z ^XbZ`Z\] нально» обосновать исходя из реальной логики функционирования этой организации ¹² Однако данное правило не всегда было фактом. Более того, даже после века Просвещения оно не только оспаривалось лучшими умами (Гегелем или Джоном Стюартом Миллем, например, но и опровергалось оружием лучших армий. Кто-то должен был умирать за это иррациональное равенство. Кто-то должен был столь сильно верить в него, чтобы идти наперекор всему очевидному неравенству людей и записать в основополагающем документе Все люди созданы равными, и они наделены их Создателем определенными неотчуждаемыми правами. Но именно так было положено начало той организации, в которой правило один человек — один голос стало фактом. Чем важна большая политика Тем, что позволяет понять, как стала возможной малая. Скромная роль морали в малой политике следствие, точнее — одно из следствий, ее выдающейся роли в большой политике. Пользуясь гегелевским жаргоном, можно сказать большая политика с ее моральной составляющей есть политика в ее истине, тогда как малая политика есть политика как кажимость. Это останется верным, даже если мы согласимся стем, что наш повседневный опыт формирует именно малая политика. Шмиттовская теория чрезвычайного положения и его отношения к нормальному случаю политики именно об этом ¹³ Признавая близость описания большой политики концепции чрезвычайного положения Шмитта, нельзя не подчеркнуть и существенное различие между ними. Для Шмитта чрезвычайное положение есть освобождение от всякой нормативной связанности, а не только от норм как процедур, воплотившихся в механике общественного устройства. Спаянность нас как политической силы, противостоящей им как врагам, предстает у него в виде «бытий- ственной изначальности, той экзистенциально-онтологической заданности, которая лишена |