Книга первая Сильви и Бруно Глава 1 Долой хлеб! Даешь налоги!

• Название: Книга первая Сильви и Бруно Глава 1 Долой хлеб! Даешь налоги!
• Дата: 14.10.2018
• Размер: 1.81 Mb.
• Имя файла: silvi-i-bruno_RuLit_Me_438457.doc
• Тип: Книга; #53292
• страница: 21 из 49

Глава 21

Дверь из слоновой кости
– Не знаю, – ответила Сильви. – Мне надо подумать. Я могла бы пойти у нему и сама, но лучше с вами.

– По-моему, вы правы, – решил я. – Не бойтесь, я могу идти с такой скоростью, как вам будет нужно.

Сильви рассмеялась:

– Какие глупости! Вы ходите так, будто у вас тяжелый рюкзак на спине. Вы не понимаете, что значит идти быстро.

– Но я могу идти так быстро, как вам необходимо, – настаивал я. И даже попробовал подтвердить свои слова действием. Но едва сделал несколько шагов, земля как будто ускорила свое вращение в противоположную сторону, и я остался на месте. Сильви опять рассмеялась, даже с удовольствием, впрочем, невинным:

– Я же говорила! Вы и не представляете, как потешно перебираете ногами в воздухе, будто и впрямь идете! Постойте, я сейчас спрошу Профессора, как нам быть.

И она постучала в дверь ученого.

Дверь открылась, и выглянул Профессор.

– Кто там кричит? – спросил он. – Если я не ошибаюсь, это человеческое животное?

– Это – мальчик, – сказала Сильви.

– Боюсь, что вы дразнили его.

– Что вы! – искренне воскликнула Сильви. – Я никогда никого не дразню.

– Хорошо, я спрошу у Старого Профессора, – и ученый удалился, повторяя про себя, чтобы не забыть. – Маленькое человеческое животное – она утверждает, что никого не дразнила – его зовут Мальчиком. Я положительно обязан посоветоваться со Старым Профессором.

– Сначала выясните у нее, – послышался голос из-за двери, – что это за мальчик, которого не дразнили.

– Действительно, – задумался Профессор, – что это за мальчик, которого не дразнили! Таких не бывает.

Сильви посмотрела на меня лучистым взглядом:

– Милый старец! – произнесла она и приподнялась на цыпочках, чтобы поцеловать его, а он, в свою очередь, наклонился.

– С другой стороны, есть немало мальчиков, которых я не дразнил. Почему не допустить, что другие не дразнили их тоже?

Профессор возвратился к своему другу, и на сей раз голос сказал:

– Пусть она приведет их сюда – всех до одного!

– Не могу и не буду! – воскликнула Сильви, едва Профессор появился снова. – Это кричит Бруно, мой брат. Мы хотим прийти оба, но Бруно не может выйти на прогулку. Он мечтает – вы знаете (она понизила голос, чтобы как-нибудь по неосторожности не задеть моих чувств). Нам нужно пройти через дверь из слоновой кости.

– Сейчас я у него спрошу, – сказал Профессор и снова исчез, потом вернулся и объявил: – Он разрешает. Идите за мной, только на цыпочках.

Но легко сказать: идите на цыпочках! Вы же помните: я не то что на цыпочках – просто идти не мог, зависал в воздухе. Сильви помогла мне пройти через кабинет Старого Профессора.
Просто Профессор шел впереди, чтобы отпереть дверь из слоновой кости. Я на секунду оглянулся на Старого Профессора, который сидел спиной к нам, погруженный в книгу. Просто Профессор открыл нам дверь и запер ее за нами.

Бруно горько ревел.

– Что случилось, дорогой мой? – спросила Сильви, обнимая его.

– Я упал и поранился, – ответил он.

– Как ты ухитрился? Это ж не всякий так сумеет, – сказала она. 

– Это точно! – и Бруно с гордостью засмеялся сквозь слезы. – Ноги не послушались меня. Кто бы мог подумать, что ноги могут не слушать человека!

– Почему же? – возразила Сильви. – У них же нет ушей.

– Я навернулся на вершине холма. Я долбанулся коленкой об камень. Камень раздолбал мне коленку. А потом я грохнулся на ежа, – перечислил Бруно свои несчастья и снова завыл. Потом замолчал и добавил самую поразительную деталь: – А ему хоть бы что!

– Бедный еж! – воскликнул я. – Ему не хоть бы что. Ему было, должно быть очень стыдно.

Сильви между тем обнимала и целовала раненного героя, пока он не заявил, что он уже совершенно исцелился.

– Кстати, – сказал он. – Зачем там оказались камни? Какой в них прок? Вы не знаете, мистер-сэр?

– Ну, для чего-то они нужны, – ответил я. – Даже если мы этого не знаем. А какой прок, например, от одуванчиков?

– От одуванов? – переспросил Бруно. – От них много проку, если они белые и пушистые. А камни совсем не такие, следовательно, от них нет проку. Так, мистер сэр?

– Не думаю, – ответил я. – Камни прочные?

– Еще какие прочные! – откликнулся Бруно.

– В таком случае в них есть прок.

– Не говори: мистер-сэр, – сказала Сильви. – Это не принято.

– Я говорю: мистер, когда смотрю на него со стороны, – объяснил Бруно, – а сэр – когда обращаюсь к вам.

– Ну, что ж, – ответил я. – Почему бы и нет? Если вы можете одновременно воспринимать меня с разных точек зрения, то я не возражаю.

– Вот и отлично, – сказал Бруно. – А Сильви не понимает вообще ничево.

– В жизни не видела более дрянного мальчишки, – Сильви нахмурилась так, что ее горящие глаза совершенно исчезли.

– В жизни не видел более дурной девчонки, – парировал Бруно.

Лучше нарви себе одуванов. («Самое подходящее для нее занятие», – добавил он, повернувшись ко мне.)

– Почему вы говорите: «одуванов»? – спросил я. – Правильно будет: одуванчиков.

– Одуванчики – это если маленькие, а ведь они большие.

– Всё равно. Эти цветы, даже если они гигантские, называются одуванчиками. Пусть ваша сестра сделает венок из одуванчиков.

– Веник из одуванчиков? – воскликнул Бруно. – Вот здорово! Пусть делает. А я помогу. Бежим, Сильви!

И они умчались со скоростью и грациозностью молодых антилоп.

– Вы нашли дорогу в Закордон? – спросил я у Профессора.

– Представьте себе! – ответил он. – Правда, желтого дома на улице Подозрительной мы так и не разыскали, зато я открыл другой путь – возможно, более удобный. Я уже там побывал и вернулся. Я должен был участвовать в Референдуме. Кроме того, я автор денежной реформы. Император оказал мне такое доверие. Мне поручено заменить изображение императора на монетах и ассигнациях. Да, я помню, что он сказал, дословно: вам поручается нарисовать портрет нового императора, вы прославитесь на века. О да, я прославлюсь, как вдохновитель величайшей денежной реформы, – и он прослезился, но, как я заподозрил, не только от гордости.

– Значит, предполагается, что Правитель умер? – спросил я.

– Это предполагается, – сказал Профессор. – Но учтите: я не верю в его смерть! Это не более чем слух. Вчера во дворце на Маскетболе появился шут с медведем, и вот он говорил, что приехал из Фейляндии, где якобы умер наш Правитель. Я пытался справиться у Заправителя, но, к сожалению, он и Миледи отсутствовали во дворце, когда там появились шут и медведь. Но предполагается, что Правитель умер, – и старик горько заплакал.

– Но в чем состоит реформа? – спросил я, чтобы отвлечь его.

Лицо Профессора тотчас прояснилось:

– Император затеял это, чтобы жители провинций сравнялись по уровню жизни с населением метрополии. Он таким путем добивается популярности. Но в Казначействе нет достаточных денежных ресурсов. И тогда он решил удвоить номинал всех денег, которые ходят в провинциях. Поразительно, что никто не додумался до этого раньше! И вот вам результат: магазины битком набиты, люди сметают с прилавков всё!

Он вдруг опять опечалился:

– Я не хотел в этом участвовать и собрался домой. Но меня так упрашивали и уламывали! Махали вокруг меня флажками, пока я не ослеп, гремели в фанфары, пока я не оглох, усыпали дорогу передо мной цветами, пока я совсем не сбился с пути.

И бедный старик глубоко вздохнул.

– А далеко до Закордона отсюда? – спросил я, чтобы переменить тему.

– Дней пять пешком. Но приходится иногда возвращаться. Как воспитатель наследника престола, я обязан следить за принцем Жа-боронком. Императрица была бы очень недовольна, если бы я оставил его хоть на час.

Я изумился:

– Но ведь совершая свои переходы, вы отсутствуете по десять дней.

– Что вы! – вскричал Профессор. – Каких десять дней! Гораздо больше. Иногда по две недели. Но я всегда держу руку на пульсе времени и поэтому успеваю вернуться в самый последний момент.

– Простите, – я подумал, что ослышался. – Я не понимаю.

Профессор осторожно вынул из жилетного кармана квадратные золотые часы и протянул мне:

– Эти часы, – сказал он, – просто чудо.

– Вполне возможно, – ответил я, пытаясь догадаться, куда он клонит.

– Они обладают способностью выпадать из течения времени. Вы понимаете?

– Нимало, – ответил я.

– Ну вот, – обрадовался он, – вы только немного послушали – и уже поняли немало! А уж если объяснить! В общем, время их не берет.

– Да, бывают такие часы, и не так уж редко, – заметил я.

Профессор посмотрел на меня удивленно и даже разочарованно:

– Да? Но я все равно объясню. Когда эти часы переводятся назад, их хозяин возвращается в прошлое. Вперед их переводить нельзя, потому что невозможно попасть во время, которое еще не наступило, а назад – можно, только не более чем на месяц: это предел. И вы способны повторять различные события снова и снова и даже их изменять.

«Такие часы были бы истинным благодеянием для человечества, – подумал я. – Уничтожить необдуманное слово, стереть опрометчивый поступок».

– А вы можете показать, как это происходит?

– С удовольствием! – ответил доброжелательный старец. – Когда я перемещаю стрелку сюда (он указал), история вернется назад на пятнадцать минут.

Дрожа от волнения, наблюдал я за этим историческим жестом.

– Я упал и поранился! – услышал я пронзительный крик и оглянулся в поисках его источника.

Да! Это был рыдающий Бруно, каким я видел его четверть часа назад. И хотя Сильви уже принялась его утешать, я не был столь бессердечным, чтобы вынудить моего маленького друга еще раз пережить все его неприятности, и попросил Профессора перенести нас всех в более благоприятное время. Через минуту дети уже умчались делать «веник из одуванчиков».

– Изумительно! – воскликнул я.

– Это еще что! У них есть более замечательное свойство, – сказал Профессор. – Видите этот маленький указатель? Он называется Индикатором Аннулирования. Если вы будете перемещать его против часовой стрелки, события потекут в обратном порядке. Но не пробуйте этого сейчас. Я оставлю вам часы, и у вас будет много времени для экспериментов.

– Большое спасибо! – ответил я. – Не беспокойтесь, я буду с ними обращаться очень бережно. Смотрите: дети!

Сильви и Бруно, действительно, вернулись.

– Мы нашли только шесть одуванов, – объявил Бруно, передавая мне цветы. – Уж и не знаю, хватит их для веника или нет. А еще мы нашли ёжевику, даже не одну, а целых две. Вот, возьмите одну.

– Спасибо, сказал я. – Надеюсь, вы съели другую?

– Не-а! – беспечно откликнулся Бруно. – Как вам цветы?

– Они великолепны, – сказал я. – Но почему вы снова хромаете?

– Сам не пойму, – мрачно ответил Бруно. – Почему-то нога опять заболела.

Профессор схватился за голову с такой силой, что его можно было принять за ненормального:

– Подождите минуту… Подождите… Сейчас вам станет лучше… или хуже (он, видимо, соображал, как работают сейчас его часы). Жаль, что здесь нет моих лекарств: я ведь еще и лейб-медик. Вы знаете? – этот вопрос был обращен ко мне.

– Хочешь, я пойду и поищу ежевики? – прошептала Сильви.

Бруно тут же просветлел:

– Это хорошая идея! Я уверен, что моя коленка зажила бы сразу, если бы я съел ёжевику, или две, а лучше семь…

Сильви поспешно встала и сказала мне:

– Я лучше пойду, пока счет не пошел на десятки…

– Позвольте помочь вам, – откликнулся я. – У меня больше возможностей.

– Да, благодарю вас, – ответила она, и мы ушли, держась за руки.

– Бруно любит ежевику, – сказала она, когда мы добрались до места, которое выглядело наиболее подходящим.

– А тогда Бруно вам уступил вторую ягоду? – спросил я. – Он не сказал мне.

– Это на него похоже, – кивнула Сильви. – Он не любит, когда его хвалят. Да, он уступил ее мне. Ой, что это?!

Она увидела зайца, лежащего на земле с вытянутыми лапами.

– Это заяц, дитя мое. Наверное, спит.

– Нет, не спит, – Сильви робко приблизилась к зайцу. – У него глаза открыты, но он не шевелится. Может быть, он умер?

– Да, – наклонившись, сказал я. – Он умер. Бедняга! Его затравили.

– Что это значит? – не поняла Сильви.

– За ним охотились, пока он не упал замертво от страха и усталости, – объяснил я.

– За ним охотились до смерти? – ужаснулась она. – Разве так делают? Иногда мы с Бруно охотимся на улиток, но не причиняем им вреда.

«Святая невинность, – подумал я. – Как мне объяснить, что охота не всегда бывает такой невинной?»

Мы стояли над мертвым зайцем, и я подыскивал слова.

– Вы знаете, что есть на свете – в некоторых далеких странах – кровожадные звери – львы и тигры? (Сильви кивнула.) И люди даже вынуждены их убивать ради спасения своей жизни.

– Да, – сказала Сильви. – Если бы какой-нибудь тигр набросился на меня, Бруно убил бы его на месте.

– Ну, вот. А есть такие люди – они называются «охотники», – которые от этого получают удовольствие: от погони, борьбы, в общем, от опасности.

– Да, – снова подтвердила Сильви. – Бруно считает, что в опасности много удовольствия.

– Да, но в этой стране львы и тигры не водятся, поэтому люди охотятся на других животных.

Я надеялся, что ее удовлетворит такое объяснение, и напрасно. Пытливое дитя продолжало задавать вопросы.

– Но здесь водятся лисы. Это очень жестокие звери, и я понимаю, что люди их не любят. Но почему они охотятся на зайцев? Разве зайцы – тоже хищники?

– Нет, – сказал я. – Зайцы – робкие, безобидные животные, сущие агнцы.

– Но если они такие хорошие, – удивилась Сильви, – почему люди их… травят?

– Наверное, недостаточно их любят, – предположил я.

– Но дети очень любят зайчиков, – возразила Сильви. – И леди тоже.

– Вот из-за леди-то люди и охотятся на зайцев, – сказал я.

– Нет! – горячо воскликнула Сильви. – Только не из-за леди! Не из-за леди! 

И добавила с дрожью в голосе:

– Не  из-за Леди Мюриэл!

В этом я с ней согласился – и очень охотно.

– И все-таки она – скорее исключение. Однако у вас такой подавленный вид, дорогая моя. Поговорим о чем-нибудь приятном.

Но Сильви не спешила менять тему. Что-то мучило ее.

– Скажите, БОГ любит зайцев? – произнесла она особым, торжественным, тоном.

– Да! – ответил я. – Без сомнения. Он любит всех, даже грешников. А в общем, только животные не знают греха.

– Я тоже не знаю  никакого греха, – сказала Сильви.

Но я не стал объяснять ей, что такое грех.

– Ну, дитя мое, – сказал я. – Попрощайтесь с бедным зайцем, и пойдемте искать ежевику.

– Прощай, бедный заяц! – молвила Сильви, оглядываясь через плечо, потому что я уже тянул ее за руку.

Но вдруг Сильви бросилась назад. Она была в такой глубокой печали, которой трудно было  ожидать от столь юного существа.

– Бедный, бедный! Дорогой мой!

Она плакала и гладила маленькое мертвое тельце. И ясно было, что сердце ее рвется.

Я испугался, что она доведет себя до болезни, и думал, что не нужно мешать ей изливать свое первое горе. Внезапно Сильви умолкла. Она посмотрела на меня  спокойно, хотя слезы все еще текли по ее щекам.

Я ничего не сказал, просто протянул ей руку.

Детское горе сильно, зато не продолжительно. Через минуту она сказала:

– Постойте! Вон там прекрасная ежевика!

С полными горстями ягоды мы поспешили к берегу, где нас ожидали Профессор и Бруно. По дороге Сильви предупредила шепотом:

– Пожалуйста, не говорите ему о зайце!

– Хорошо, дитя мое. А почему?

Слезы опять навернулись ей на глаза:

– Он очень любит и жалеет маленьких зверей.

– Похоже, мы здесь слишком задержались, Профессор? – сказал я по возвращении.

– Да, в самом деле, – ответил он. – Мы должны снова пройти через дверь из слоновой кости. Время истекло.

– И мы не можем здесь задержаться? – спросила Сильви.

– Всего на минуточку! – взмолился Бруно.

Но Профессор был неумолим:

– Хорошо, что мы вообще сюда попали. А теперь пора возвращаться.

И мы покорно поплелись за ним к двери из слоновой кости.