Книга первая Сильви и Бруно Глава 1 Долой хлеб! Даешь налоги!

• Название: Книга первая Сильви и Бруно Глава 1 Долой хлеб! Даешь налоги!
• Дата: 14.10.2018
• Размер: 1.81 Mb.
• Имя файла: silvi-i-bruno_RuLit_Me_438457.doc
• Тип: Книга; #53292
• страница: 22 из 49

Глава 22

Через рельсы
– Хотите еще чаю? – спросила Леди Мюриэл. – Я надеюсь, что это созвучно со здравым смыслом?

«Надо же! – подумал я. – Всё это невероятное приключение уместилось в одной фразе Леди Мюриэл, следующей после паузы. Пауза – это, если поразмыслить, замечательнейшая проблема филологии».

Когда через несколько минут мы покинули Эшли-Холл, Артур сделал довольно странное замечание:

– Мы были там всего двадцать минут, – сказал он, – и я ничего не делал, только слушал вас и Леди Мюриэл; но у меня такое ощущение, будто я говорил с ней по крайней мере час!

А я даже не чувствовал, а не сомневался, что время шло назад и вернулось к началу нашего tete-a-tete, о котором упомянул мой друг, а прошедшее время кануло в забвение, а может быть и вовсе в небытие. Но я слишком дорожил своей репутацией здравомыслящего человека, чтобы объяснять, что случилось в действительности.

По какой-то причине – я бы назвал ее «высшей» – Артур был необыкновенно тих и серьезен во время всего нашего пути домой. И это не могло быть связано с Эриком Линдоном, который уже несколько дней был в Лондоне. С этой точки зрения, он должен был буквально сиять от счастья.

«Может быть, он узнал какие-то плохие новости?» – подумал я.

И словно прочитав мою мысль, Артур сказал:

– Он приезжает последним поездом.

– Он – это капитан Линдон? – спросил я, хотя сам догадывался об ответе.

– Да, – нехотя сказал Артур. – Капитан Линдон. Граф сказал, что он прибывает сегодня вечером, хотя это не самый подходящий день. Ведь решение насчет Комиссии будет принято лишь завтра, и Граф полагает, что капитан живо заинтересован этим.

– Он может послать телеграмму, – сказал я. – Хотя, согласитесь, военному не к лицу убегать от возможных плохих новостей!

– Он – очень хороший товарищ, – сказал Артур. – Но я признаю, что если бы он приехал после того, как узнал всё о Комиссии, это было бы хорошей новостью для меня. Но я в любом случае желаю ему успеха. Доброй ночи! (Мы как раз подошли к дому.) Сегодня я не гожусь для доброй компании, мне лучше избавить вас от моего общества.

На следующий день ничего не изменилось. Артур снова объявил, что он не годится для доброй компании, так что он решил избавить от своего общества еще и Графа с дочерью. Пришлось мне одному идти в Холл. Уже на подходе я столкнулся с Графом, Леди Мюриэл и капитаном Линдоном.

– Вы с нами? – спросил Граф. – Молодой человек с нетерпением ждет телеграммы, и сейчас мы идем на станцию.

– Молодая женщина тоже с нетерпением ждет телеграммы, – добавила Леди Мюриэл.

– Ну, это естественно, дитя мое, – сказал ее отец. – Дети, особенно женского пола, всегда нетерпеливы.

– Конечно, о детях лучше всего судить родителям, – парировала дочь. – Не так ли, Эрик?

– Кузены – не в счет, – сказал Эрик, и поскольку он устранился от участия в споре отцов и детей, то можно сказать, что победила молодость.

– А мы увидим сегодня ваших маленьких друзей? – спросил Граф. – По-моему, очень хорошие дети.

– С удовольствием скажу им об этом, – пообещал я. – Но, увы, не знаю когда.

– Я вас не спрашиваю, – сказал Граф, – но не будет никакого вреда сказать, что моя дочь сгорает от любопытства. Мы знаем здесь почти всех, но она даже отдаленно не представляет, где они могли бы остановиться.

– Когда-нибудь я вам расскажу об этом, – пообещал я, но не сейчас.

– Благодарю вас. Но, боюсь, это будет для нее слабым утешением. Остается ждать, ничего не поделаешь. Смотрите-ка, дети!

Да, это были Сильви и Бруно. Они ожидали нас у турникета. Заметив нас, Бруно кинулся навстречу, горделиво показывая ручку складного ножа: лезвие было отломано.

– Что вы будете с ним делать, Бруно? – спросил я.

– Не знаю, – беспечно ответил он. – Надо подумать.

Граф улыбнулся не без печали и молвил:

– Собирание ребенком первоначальных представлений о мире. Это период первоначального накопления – таких вот миниатюрных вещей. Но все изменится с годами.

И он погладил по голове Сильви, которая застенчиво смотрела на него. Но никакой ребенок – обыкновенный или чудесный – не мог бы долго стесняться доброго старика, и девочка нежно взяла его за руку, освободив мою. Впрочем, Бруно не изменил старому другу ради нового и не отпустил моей руки. Вскоре мы добрались до станции, где Леди Мюриэл и капитан Эрик приветствовали детей, как старые друзья.

– Вы проездом из Вавилона? – осведомился капитан.

– Так точно! – крикнул Бруно. – Туда и тут же обратно.

Леди Мюриэл изумленно посмотрела на обоих и воскликнула:

– Вы знаете их, Эрик? Что ни день, то новость!

– Мы с вами находимся где-нибудь в третьем акте, – сказал Эрик. – А вы уже хотите, чтобы вам было все понятно.

– Что делать! – жалобно ответила она. – Эта драма тянется так долго… Пока еще мы дойдем до пятого акта! Может, вы неправильно считали?

– Правильно, правильно! – ответил молодой офицер без малейшего снисхождения. – Именно третий акт. Сцена первая: железнодорожная станция. Прожектора в эту точку! Благодарю. На сцене появляются маленький принц (инкогнито, разумеется) и его преданный придворный. Это принц (он взял Бруно за руку). А я – скромный придворный. Что изволит приказать Ваше Высочество? – и он грациозно поклонился.

– А вы разве придворник? – недоверчиво спросил Бруно. – Я думаю, что вы не служите при дворе.

– Служу, ваше высочество! – со скромным достоинством ответил капитан. – А при дворе или нет – разве уж так важно? Позвольте Вашему Высочеству рассказать вкратце о моем прошлом, настоящем и будущем.

– С чего же вы начнете? – спросило «Его высочество». – С того, что в прошлой жизни были сапожником?

– Хуже, Ваше высочество! – ответил Эрик. – Я был колодником. То есть рабом в колодках – это, по-моему, так называется? – спросил он, поворачиваясь к Леди Мюриэл. Но она его не услышала, потому что надела на правую руку левую перчатку и заметила это лишь сейчас.

– И вам нравилось такое положение? – спросил Бруно.

– К сожалению, Ваше Высочество, – сказал Эрик, – не так, как следовало бы. Я желал большего, – и он выразительно посмотрел на Леди Мюриэл.

– Сильви, дорогая, помогите мне, пожалуйста, с этой перчаткой, – сказала она.

– А какого положения вы желали бы? – поинтересовался Бруно.

– Думаю, что на первых порах меня удовлетворила бы роль жениха, – ответил Эрик. – А потом я надеялся бы стать домохозяином.

– Я не понял, – сказал Бруно. – Домохозяином или дамохозяином?

– Не смущайте ребенка всякими глупостями! – с досадой воскликнула Леди Мюриэл.

– Домохозяина, – как ни в чем не бывало пояснил Эрик. – Это уже четвертый акт. Огня на сцену, побольше огня!

Вдруг его тон изменился.

– Действительно, огни! Это семафор. А вот и поезд. Однако мне, пожалуй, нужно пойти на телеграф. Мюриэл, вы не составите мне компанию?

И они ушли.

Через минуту поезд остановился, и поток пассажиров двинулся к вагонам.

– Вы когда-нибудь пытались превратить жизнь в театр? – спросил Граф. – Если нет, можно попробовать сейчас. Этот перрон – идеальная сценическая площадка. Какие удобные входы и выходы с обеих сторон. Только репетируйте – было бы желание. И всё так естественно, ни малейшего притворства. Особенно хороши статисты: они всё время новые и никогда не повторяются. И, наконец, есть даже maxina, из которой – кто знает? – может быть, появится deus.

Да, это в самом деле было замечательно – смотреть на вещи с такой стороны. Даже носильщик с багажом, из которого можно было сложить Монблан, выглядел очень натуралистично. Его сопровождала сердитая мамаша с красным лицом. Она кричала, обращаясь к двум орущим херувимчикам, затурканного вида гувернантке и еще кому-то, незримому за свертками:

– Джон! Не отставай!

– Зрелище, скажу я вам! – заметил наш старец. – А вы обратили внимание, какой у этой гувернантки затурканный вид? Это нечто!

– Вы напали на настоящую жилу, – сказал я. – Для большинства из нас Жизнь и ее радости – как выработанная шахта.

– Выработанная! – воскликнул Граф. – Только не для творческого человека. Если хотите знать, по-настоящему это – сыгранная увертюра, а весь спектакль еще впереди. Вы идете в театр, платите свои десять шиллингов – и что вам показывают за эти деньги? Какой-нибудь дуэт пастушка и пастушки? Два циклопических пугала с противоестественными завываниями рвут страсти в клочья, изображая аркадскую идиллию. Но если вы сели в вагон третьего класса и увидели то же самое – вот тогда вы поймете слова Шекспира о театре, который держит зеркало перед природой!

– Скорей его же слова о мире-театре, – сказал я.

– Пожалуй, – вздохнул старик. – И в этом театре очень редко вызывают на бис. И никаких букетов под занавес. Эта драма состоит из двух актов: в первом мы делаем глупости, во втором – сожалеем о них.

– И удовольствие от этих актов, – подхватил я в тон ему, – называется жизненной силой. Правда, не в этом новомодном смысле, я думаю? Как, знаете, какая-нибудь философическая леди рассуждает о «жизненном порыве»?

– Никоим образом! – ответил Граф. – Я бы говорил скорее о жизненной силе интеллекта. О концентрации мысли, внимания. Вот что, по крайней мере, наполовину сокращает наше наслаждение жизнью – неумение сконцентрировать мысль. Возьмите всё, что вы любите – пусть даже самое обычное, неважно. Хотя бы чтение какого-нибудь тривиального романа. Вы лихорадочно листаете страницы, пропускаете описания природы и тому подобное, всякие мелочи – словом, как говорит философ, жертвуете красивым ради интересного. Следуя этому методу, вы можете очень скоро дойти до конца, но в каком состоянии вы до него дойдете? Скорее всего, с чувством усталости и досады. А вы попробуйте сосредоточиться на длинном описании, оторваться от него на час, переключиться на что-нибудь другое, чтобы потом вернуться к нему, как изголодавшийся человек садится за роскошный стол. И тогда, прочитав книгу, вы вернетесь к повседневности, как обновленный великан.

– Да, – согласился я. – Конечно, если книга стоит затраченных усилий. А если нет?

– Если нет, – сказал Граф – ничего страшного. Я предусмотрел и эту ситуацию. В первом случае – когда вы пропускаете неинтересные места – вы получаете удовольствие от интересных. Во втором случае – ничего не пропуская – вы страниц через двенадцать определяете, что книгу читать не стоит, и получаете удовольствие от своей проницательности. Вы спокойно закрываете плохую книгу и берете хорошую. Но у меня есть теория и получше. Однако боюсь, что я  истощил ваше терпение. Вы не считаете меня слишком многословным стариком?

– Что вы! – совершенно искренне воскликнул я.

Мне действительно хотелось послушать его.

– Я думаю, что надо учиться сокращать удовольствие и растягивать неудовольствие.

– А почему не наоборот? – удивился я.

– Искусственно удлиняя неудовольствие и приучая себя к нему, вы добиваетесь того, что когда вам неприятно по-настоящему, неудовольствие длится в течение своего обычного срока, но он кажется мгновением.

– С неудовольствием всё понятно, – сказал я. – А что вы скажете насчет удовольствия? Почему его следует сокращать?

– Элементарно, сэр! Обычно зрители наслаждаются оперой три с половиной часа. Допустим, вам и получаса окажется много. Вы укладываетесь в полчаса, и в то время как заурядный зритель получает удовольствие от одной оперы, вы успеете насладиться – и даже пресытиться – семью!

– Семью?! – изумился я. – Но как это возможно? Ведь оркестр в это время будет исполнять одну оперу.

Старик загадочно улыбнулся:

– Оркестр – может быть. Но для одного инструмента это доступно.

– Да?! – воскликнул я. – Для какого же?

– Для музыкальной шкатулки, – спокойно ответил Граф. – В моей шкатулке что-то заклинило или наоборот, я не знаю, но она стало играть все пьесы быстрее на три секунды. И она не пропустила ни одной ноты!

– И вы можете наслаждаться такой музыкой? – удивился я.

– Ну что вы! – искренне сказал Граф. – Наслаждаюсь я не музыкой, а экспериментом.

– Очень интересно, попробую как-нибудь его повторить, – сказал я.

Тут подошли Сильви и Бруно. Я оставил их с Графом, а сам стал прогуливаться по платформе, пытаясь представить каждого встречного персонажем импровизированного спектакля, о котором мы говорили. Вскоре дети пробежали мимо меня.

– Что, Его Сиятельство вас уже достал? – спросил я.

– Отнюдь! – сказала Сильви. – Это он нас попросил достать ему вечернюю газету. Бруно делает карьеру: его перевели в почтальоны.

– Если за это хорошо платят, почему бы и нет, – откликнулся я.

Я продолжал прогуливаться и через некоторое время я увидел одну Сильви.

– А где же наш маленький почтальон? – поинтересовался я. – Он не нашел вечерней газеты?

– Он пошел в киоск на другой стороне вокзала. Туда, где шлагбаум сломался. О, Бруно!– закричала вдруг она и рванулась вперед. 

До нас долетел глухой шум приближающегося экспресса. 

Я попытался удержать ее, но без успеха. Однако в следующий миг девочку крепко схватил своими ручищами начальник станции, спасая Сильви от неприятности, к которой она так стремилась. В это мгновение мимо нас пронеслась фигура в сером и вылетела прямо на рельсы. Мы вздрогнули от ужаса. Несколько мгновений сцена была скрыта густыми клубами пара, и ясно было только одно: поезд прошел, и что-то случилось – кто-то или спасся, или погиб. Когда пар растаял, мы с облегчением увидели, что Бруно и его спаситель были вне опасности.

– Всё в порядке, – сказал Эрик (а это был он) и перешел через полотно с ребенком на руках. – Отделался легким испугом.

Он передал Бруно в руки Леди Мюриэл, а сам исправил шлагбаум и вернулся.

– А где Сильви? – еле выговорил Бруно, клацая зубами от пережитого страха.

Сестра подбежала к нему, обняла его и зарыдала. 

– Успокойтесь, дорогая, – сказал Эрик. – Не стоит так убиваться. Вам не следовало рисковать собой.

– Как же не следовало! – воскликнула девочка. – И он сделал бы то же самое ради меня. Правда ведь, Бруно?

– Еще как сделал бы, – подтвердил Бруно.

Леди Мюриэл поцеловала его в макушку, и вся компания направилась к Графу. По дороге Леди Мюриэл сказала герою дня:

– Всё хорошо, что хорошо кончается. Как удачно капитан оказался рядом в нужную минуту.

– Армия всегда приходит в нужную минуту, – ответил Эрик. – А вот телеграммы я так и не получил. Не зайти ли нам сейчас на почту?

Телеграммы там не оказалось, и мы присоединились к Его Сиятельству.

– Детей нельзя оставлять без присмотра, – сказал я и добавил, что буду гулять с ними вечером.

– Но мы должны вернуться в лес прямо сейчас, – сказала Сильви, когда мы отошли на некоторое расстояние. – Нам никак нельзя задерживаться.

– Потому что пришло время превращаться в маленьких фей?

– Да, – ответила она. – Конечно, мы еще превратимся в детей, если вы и ваши друзья не будут против. Бруно опасается, что мы причиняем беспокойство Леди Мюриэл.

– Она такая милая, – вставил Бруно.

– О, я с удовольствием возьму вас к ним в гости в следующий раз, – заверил я. – Хотите подержать часы Профессора? А то вы их, пожалуй, не сможете взять в руки, когда станете феями.

Бруно рассмеялся – он уже пришел в себя после пережитого шока:

– Что невозможно, то невозможно. Когда мы станем маленькими, то, конечно, и вести себя будем, как маленькие.

– Уж лучше вы поиграйте часами, – добавила Сильви. – А то ведь скоро нужно будет их отдать Профессору: до захода солнца мы должны вернуться к нему. А пока до свидания!

– До свидания! – добавил Бруно, и оба ребенка исчезли.

«До заката два часа, – подумал я. – Не станем же терять времени».