Книга первая Сильви и Бруно Глава 1 Долой хлеб! Даешь налоги!
 Скачать 1.81 Mb.
|
Глава 25Взгляни на Восток! – Через неделю, – сказал я Артуру три дня спустя, – будет оглашена помолвка Леди Мюриэл. Я должен пойти поздравить их. Разве вы не пойдете со мной? Он посмотрел на меня с болью. – Когда вы уезжаете? – В понедельник, утром. – Хорошо, я пойду с вами, – ответил он. – Конечно, мы должны пойти. Только не торопите меня, подождите до воскресенья. Надо же мне собраться с духом. Я хотел как-то утешить его, но все слова казались слабыми, да и ненужными. – Доброй ночи, – сказал я. – Доброй ночи, друг мой, – ответил он. В его спокойном, мужественном тоне слышалась борьба с самим собой – и надежда на одоление горя. В воскресенье, как я думал, мы не должны были встретить Эрика в Эшли-Холле: он намеревался приехать через день после объявления о помолвке. Его присутствие могло бы нарушить спокойный – почти неестественно спокойный – настрой Артура, с которым он отправился к женщине, покорившей его сердце. Они обменялись несколькими обыкновенными любезностями. Леди Мюриэл сияла от счастья. Печаль не могла жить в свете такой улыбки: и даже Артур просветлел, когда она сказала: – Вот, видите, я поливаю цветы, несмотря на субботу. Он ответил со своей прежней веселостью: – Суббота – не помеха для добрых дел. – Да, я знаю, – ответила Леди Мюриэл. – Впрочем, суббота уже истекла, наступило воскресенье. Хотя воскресенье часто называется «христианской субботой». – Я думаю, что в память о древнем иудейском установлении, что один день в неделю должен быть свободен от трудов. Но я держусь того мнения, что христианам не обязательно слишком буквально придерживаться Четвертой Заповеди. – А почему воскресенье выделяется среди других дней? – Бог, как известно всем верующим, сотворив мир, на седьмой день «почил от всех дел Своих», и этот день был освящен. Христианство признает этот «божий день» – следовательно, христиане должны его почитать. – Ну, а практически… – Во-первых, верующие должны святить этот день особым образом и, насколько возможно, отдыхать. Во-вторых, христианам следует посещать воскресные службы. – А как быть с увеселениями? – К ним относится всё, что относится и к работе. Если человек избегает греха в будни, тем более нельзя грешить в праздник. Конечно, реальные обстоятельства могут быть разными. – Неужели такой грех, если детям позволят играть по воскресеньям? – Нет, конечно! Зачем совершать насилие над их живым естеством? – У меня есть письмо от подруги детства, – сказала Леди Мю-риэл. – Она чтила день воскресный еще с детства. Я вам его сейчас найду. Когда она ушла, Артур сказал: – Я знал одну девочку, ее modus vivendi заслуживает сострадания. Она повторяла за взрослыми таким трогательно серьезным тоном: «В воскресенье нельзя играть в куклы! В воскресенье нельзя ходить на пляж! В воскресенье нельзя работать в саду!». Бедное ди-тя! Представляете, как она не любила воскресений! – Вот оно, – сказала Леди Мюриэл, возвращаясь. – Позвольте вам кое-что процитировать: «Когда я только продирала глаза в воскресное утро, мое чувство досады, которое появилось еще в пятницу, доходило до высшей точки. Я знала, что ничего не будет по-моему. Не будет никаких игр, никаких удовольствий, а только песнопения, стишки Уоттса, катехизис, нравоучения и назидательные истории о благочестивых слугах и раскаявшихся грешниках. Вставала я вместе с жаворонком, и до 8 часов мы занимались со священником: разучивали гимны. Потом был завтрак, которого я никогда не любила – потому что это был не ужин. В 9 шла в воскресную школу. Это меня страшно огорчало, потому что я была определена в один класс с учениками из деревни, а подготовка у них была жуткая. Утренняя служба напоминала мне Синайскую пустыню. Пока она продолжалась, мои мысли кочевали по скамейке, на которой сидели мои младшие братья. Это занятие отвлекало меня от страшной мысли о том, что завтра мне придется своими словами пересказывать эту сумбурную импровизацию, которая там называлась проповедью. У нее могло быть любое содержание, кроме относящегося к ее теме. В час пополудни был холодный обед (потому что служители отдыхали), потом, с 2 до 4 часов, занятия в воскресной школе, в 6 – вечерняя служба. Особенно мучительны были перерывы. Мои терпение и кротость подвергались настоящему испытанию, когда я читала тексты проповедей и наставлений мертвее Мертвого моря. Единственным светлым воспоминанием за весь день был вечер. Обычно я не люблю рано ложиться спать, но только не в воскресенье! В этот день ничего не может быть рано». – Безусловно, такое воспитание зиждется на благих намерениях, – сказал Артур. – Но после него от многих требуются большие усилия, чтобы посещать службы. – Боюсь, что я согрешила таким образом сегодня утром, – серьезно сказала Леди Мюриэл. – Я должна была писать Эрику. Извините, могу я вас попросить… мне важно уточнить кое-что в вопросе о молитве. Я никогда не задумывалась над такими вещами… – Простите, над какими? – спросил Артур. – Если вся Природа живет по строгим объективным законам, как утверждает наука, и если всё ими обусловлено, то имеем ли мы право просить Бога о чем-либо, кроме духовной помощи? Это значило бы требовать чуда. Может, я не нашла нужных слов, но суть такова. А что вы думаете на этот счет? – Я не считаю уместным обсуждать проблемы чужого мировоззрения, – строго сказал Артур. – Тем более в отсутствие человека. Если бы это были ваши проблемы… – Но они и мои тоже…– призналась она. – Тогда позвольте вас спросить: почему о духовной помощи вы говорите особо? Разве сознание – не часть той же Природы? – Но в сфере сознания проявляется свобода воли. Бог дает мне возможность выбора, но выбираю все-таки я. – Значит, вы не верите в фатум? – Разумеется, нет! – убежденно воскликнула она. – Прекрасно, – молвил он так тихо, что я едва расслышал. – Значит, вы думаете, что в нашей воле передвинуть чашку в любом направлении? – Конечно! – Тогда рассмотрим, насколько это зависит от объективных законов. Чашка перемещается под действием мускульной силы. Рука двигается, потому что получает от мозга нервные импульсы – наверное, это действие электрической силы. А эта сила возникает химическим путем из пищи, которую мы принимаем, и так далее. – Но это скорее фатализм. А как же свобода воли? – Она проявляется в том, по какому нейрону идет импульс. Ведь сигнал может передаваться по разным нервным волокнам с одинаковой вероятностью. Требуется нечто большее, чем объективный закон природы, – элемент случайности. Вот это и есть свобода воли. Глаза Леди Мюриэл загорелись. – Понимаю, понимаю! – воскликнула она. – Свобода воли – это отклонение от железного закона необходимости, так? Эрик мне тоже говорил что-то такое. Бог может влиять на природу, на ее дальнейшую эволюцию, воздействуя на человеческую активность – это тоже он говорил. Поэтому человек в молитве и просит дать ему хлеб на каждый день: ведь производство хлеба от человека зависит – в отличие от погоды. Вот мы и просим дать нам осуществить то, на что мы способны. Поэтому, кстати, молиться о хорошей погоде – это… Леди Мюриэл замолчала, словно опасаясь сказать что-то кощунственное. Понизив голос, дрожа от волнения, торжественным тоном человека, помнящего о смерти, Артур заговорил: – Разве изделие может поучать Творца? Если мы, как сказал поэт, – рой подёнок, в солнечном луче, – то как можем мы влиять на силы природы, часть которой – мы сами? Разве можем мы в гордыне своей сказать Создателю: «Ты нас сотворил, и не более того»! Леди Мюриэл сжала виски ладонями и молвила, потупив взгляд: – Благодарю вас. Мы встали и распрощались. – И последнее, – сказал Артур. – Если вы хотите познать силу молитвы – обо всем, что человеку необходимо, – испытайте ее. Сказано: просите, и дано будет вам. Я убедился в этом. Бог отвечает на молитву – теперь я это твердо знаю! Назад мы шли в безмолвии. Только у ворот Артур сказал, как будто отвечая на мой невысказанный вопрос: – Действительно, почему бы жене не спасти мужа верой своей? Остаток ночи незаметно прошел в разговорах. Артура занимали мысли об Индии, о новой жизни, открывавшейся перед ним. Его благородная душа была полна самыми светлыми и человеколюбивыми планами и тем очищена от мелких обид и претензий. – Однако, светает, – сказал он наконец. – Простите, что я лишил вас ночного отдыха. Бог весть, увидимся ли мы когда-нибудь, услышите ли вы обо мне? – Услышу – наверняка, – ответил я как можно душевнее и процитировал финальные строки одной загадочной поэмы: Светила угасают тут, Но в крае Вишну оживут. Восток пылает, юн и яр, Огнями звездных аватар! – Да, обратимся к Востоку! – с жаром подхватил Артур, остановившись у окна, откуда открывался завораживающий вид на море и на восточный горизонт. – Запад – чем не усыпальница для всех печалей и воздыханий, всех ошибок и предрассудков прошлого, для всех его полинявших иллюзий и отживших страстей! С Востока мчатся новые силы, новые энергии, новая Надежда, новая Жизнь, новая Любовь! Взгляни на Восток! И смотри на Восток! Эти слова все еще звучали у меня в ушах, когда я вошел в свою комнату и распахнул занавеси в тот миг, когда всепобеждающее солнце вырвалось из океана, своей временной темницы, и облачило мирозданье блеском нового дня. «Да сбудется это для него, и для меня, и для всех нас! – думал я. – Всё злое, и мертвое, и обреченное пусть отойдет вместе с Ночью! Все доброе, и живое, и животворное воспрянет с лучами рассвета!» Тают вместе с Ночью гнилые туманы, и болотные миазмы, и грузные тени, стихают стоны ветра и умолкает меланхоличный вой сыча <9 9>. С рассветом прилетят и солнечные стрелы, и здоровый утренний бриз, и тепло проясняющейся жизни, и самозабвенная песня жаворонка! Смотри на Восток! Тают вместе с Ночью невежество и грех, испаряются тихие слезы печали. Но разгорается огонь мысли и воодушевления. Смотри на Восток! Тают вместе с Ночью воспоминания об отмершей любви и засохшие листья изжитых надежд, уныние и сожаление, которые парализуют лучшие движения души. Нарастает, поднимается, как половодье, мужественная решимость, твердая воля; и взгляд, исполненный веры, устремляется к небесам. Это сущность надежды, ее сердце, и порыв к Незримому! Обратись к Востоку! Всматривайся в Восток! Конец книги первой 1889 Книга втораяСильви и Бруно (Окончание) |