Книга первая Сильви и Бруно Глава 1 Долой хлеб! Даешь налоги!
 Скачать 1.81 Mb.
|
Глава 8Беседа в тени Десять дней пролетели. Накануне большого раута Артур предложил перед чаем прогуляться к Замку. – Не лучше ли вам пойти туда самому? – спросил я. – Мое присутствие будет, наверное, излишним? – Вот мы и проверим, – ответил он с изящным поклоном. – Fiatexperimentumincorporevili! Проведем своего рода эксперимент и выступим в роли подопытных существ. Завтра мне предстоит встреча с юной леди, – встреча приятная для любого положительного героя – но не для меня. Лучше заранее отрепетировать. – А какова моя роль, – поинтересовался я. – Отрицательного героя? – О чем вы говорите! Конечно, нет, – однако он задумался. – Сейчас придумаем формулировку. Панталоне? Это место уже занято. Комический старик? Вряд ли. Вы совсем не смешны. Нет, для вас определенно ничего не находится. Разве что злодей? – он окинул критическим взглядом мой костюм. – Нет, тоже не подойдет. Леди Мюриэл была одна: Граф ушел по своим делам. В беседке все было приготовлено к чаю. Ничего не изменилось, только два кресла были поставлены рядом. Как ни странно, одно из них предложили мне. – Мы пришли условиться, что писать Графу о нашем предполагаемом вояже по Швейцарии, – начал Артур. – Итак, обговорим тематику писем? – Конечно, – кротко согласилась она. – А среди их персонажей будет скелет в шкафу? – поинтересовался я. – Это не очень удобный персонаж, если в гостиницах нет никаких шкафов, – ответила Леди Мюриэл. – Впрочем, наш скелет – совсем маленький, его можно хранить и в секретере. – Но, пожалуйста, не зацикливайтесь на письмах, – сказал я. – В поездке вас ждут дела и поинтереснее. Уж я-то знаю: читать письма увлекательно, а вот писать… – Бывает, – согласился Артур. – Особенно если вы робеете перед тем, кому пишете. – Это видно по письму? – спросила Леди Мюриэл. – Когда вы разговариваете с человеком, тогда, конечно, видно, стесняется он или нет. Но чтобы это выражалось в письменной форме… – Когда разговор развивается без перерывов, тогда говорящий может выглядеть совершенно беззастенчивым, чтобы не сказать – нахрапистым. Но в письме две фразы стоят рядом, а человек, может быть, вымучивал их полчаса. – Следовательно, письма говорят нам не все, что могли бы? – А это просто от несовершенства нашей системы письма. Если человек застенчив – это нужно как-то передать. Если автор делает паузы, их нужно обозначать на письме. Можно даже поздороваться на первом листе, а следующую фразу поместить на четвертом, оставив два листа чистыми, если автор письма – сущий младенец. – О, я просто вижу этого деликатного ребенка! – обратилась Леди Мюриэл ко мне, явно желая вовлечь меня в разговор. – Он мог бы прославиться – впрочем, у него это впереди, – если бы внес свою лепту в составление Новых правил письма. Изобретите как можно больше новых правил, деточки, – и прославитесь! – Совершенно верно. Разумная сложность не повредит орфографии, да и пунктуации. Вот вам одна идея. Человек так устроен, что когда он о чем-то говорит серьезно, это часто выглядит шуткой и наоборот. И в письменной форме все можно сделать точно так же. Особенно это актуально для леди! – сказал Артур. – Просто вы не переписывались с женщинами, – заметила Леди Мюриэл, откидываясь на спинку стула. – Вам следует попробовать. – Прекрасно, – кивнул Артур. – Скольких леди прикажете взять для опыта? Пальцев на обеих руках будет достаточно? – Ограничьтесь большими пальцами одной руки, – ответила Леди Мюриэл серьезно. – Сами сосчитаете, сколько это будет? Ужасный ребенок! – добавила она, снова повернувшись ко мне. – Немного капризен, – признал я, – но так ничего… Наверное, зубки режутся. А про себя добавил: – Прямо как Бруно, в самом деле! – Мальчик хочет чаю! – подал голос «ужасный ребенок». – Мальчику нужно отдохнуть перед завтрашним чаепитием. – Тогда пусть отдыхает, – успокаивающе сказала она. – Чая пока нет. Располагайтесь в кресле поудобнее и не думайте ни о чем. Или обо мне – если вам так больше нравится. – Мне безразлично, о чем не думать, – сонно пробормотал Артур, не сводя с нее осовелых влюбленных глаз. Она тем временем стала заваривать чай. – Я подожду. – Если хотите, я принесу вам лондонские газеты, – сказала Леди Мюриэл. – Отец сказал, что там нет ничего особенного, кроме подробностей кошмара в Баскервиль-холле. (В то время общество было взбудоражено этим зверским преступлением.) – Я не люблю кошмаров, – ответил Артур. – Единственное утешение в том, что общество извлечет из этого кошмара должный урок, хотя оно все прочитывает задом наперед! – Вы говорите загадками, – сказала Леди Мюриэл. – Пожалуйста объяснитесь. Артур помолчал минуту, а потом сказал медленно и глубокомысленно: – Во-первых, если вы читаете о чем-то зверском или варварском, что сделано таким же человеческим существом, как вы сами, то вы заглядываете в бездну греха не отстраненно, а через свою собственную душу… – Да, я понимаю. Следует говорить не «Господи, благодарю тебя за то, что я не такой, как эти грешники», а «Господи, благодарю тебя за то, что ты не дал мне стать таким грешником». – Нет, – сказал Артур. – Я подразумевал намного большее. Она бросила на него взгляд, но промолчала. – Здесь можно обратиться к истокам. Подумайте о каком-нибудь другом человеке, тех же самых лет, что и этот несчастный злодей. Обратитесь к моменту их совместного рождения, когда у них еще не было сознания и понимания того, что правильно и неправильно. Тогда они были бы равны перед Богом… Она кивнула. – Теперь разобьем жизнь этих людей на несколько эпох. В первой они оба не могут поступать ни правильно, ни неправильно. Во второй один из этих людей вызывает уважение и любовь окружающих: его нрав безупречен, а имя незапятнанно. История жизни другого – путь от преступления к преступлению. Какими же причинами могут быть обусловлены столь разные характеры? И во второй ли эпохе эти причины проявляются? Они могут быть внешними и внутренними. Рассмотрим то и другое отдельно? Если я, конечно, не утомил вас. – Отнюдь, – сказала Леди Мюриэл. – Я и так-то в восхищении, а столь оригинальный подход к проблеме просто изумляет меня. Хочется приступить немедленно к обсуждению проблемы именно в этом аспекте. А то специальные книги так скучны! – Вы меня очень ободрили, – довольно сказал Артур. – Итак, внутренние причины создают характер человека – то, чем индивид является постоянно, в любой интересующий нас момент. От чего зависит выбор, сделанный им в конкретном случае… – Свободу воли мы признаем? – уточнил я. – По крайней мере, – тихо ответил он, – в общепринятом смысле. – Принимается! – согласился я. – Внешние причины составляют среду – как говорит мистер Герберт Спенсер, окружающую среду. Но вот что я хотел бы оговорить особо: человек отвечает за свой выбор, но он не отвечает за среду. Он ее не выбирает. Следовательно, два названных джентльмена испытывают равное воздействие со стороны внешнего мира. Согласитесь, что если они оказывают равное противодействие, Бог в этом случае проявляет себя по отношению к ним одинаково. Это, надеюсь, очевидно? – Еще бы! – воскликнула Леди Мюриэл. – Совершенно очевидно! – А если среды различны, то один может устоять перед искушением, а другой – пасть. – Но вы не считаете, что оба человека виновны с точки зрения Бога? – Не считаю, – сказал Артур. – Иначе я недостаточно верю в высшую справедливость. Но позвольте мне поставить вопрос резче: один из них занимает высокое общественное положение, другой – обыкновенный вор. Пусть один будет совращаться, то есть захочет сделать нечто мелкое, но явно предосудительное, считая, что об этом никто не узнает. Пусть другой будет совращаться к совершению преступления под гнетом подавляющих обстоятельств. То есть не совсем подавляющих, а то исчезает свобода воли, а значит и ответственность. Понятно, что второму придется приложить больше усилий для сопротивления. Допустим, оба они падут. Вероятно, с точки зрения Бога второй будет виновен меньше, чем первый. Леди Мюриэл слушала, затаив дыхание. Потом она сказала: – Это противоречит всем представлениям о правосудии. Получается, судья должен оправдать убийцу? И более того, в случае обвинительного приговора самым виновным оказался бы судья! И вы верите в это? – Безусловно! – твердо ответил Артур. – Я понимаю, это выглядит как парадокс. Но подумайте, как это печально, когда человек полностью понимает Божьи законы, однако совершает грехи? Какую епитимью вы придумаете для таких грешников? – Я не могу спорить с вашей логикой, – ответил я. – Но, по-моему, она помогает злу распространяться по миру. – Это правда? – тревожно спросила Леди Мюриэл. – Конечно, нет! – раздраженно воскликнул Артур. – Напротив, эта теория рассеивает туман, висящий над всемирной историей. Как только я это понял, мне пришла на ум строка Теннисона «Там нет прибежища для мыслей ложных». Ведь многие грешники, с нашей точки зрения, были для Бога, может быть, едва виновными. О, каким лучезарным явился мне мир после этого откровения. «Чем ночь темней, тем ярче звезды!» – закончил он со слезами на глазах. Леди Мюриэл некоторое время сидела в глубокой задумчивости, а потом произнесла: – Да, интересно. Благодарю вас, Артур, вы дали мне пищу для размышлений. Граф вернулся как раз к чаю и присоединился к нам. Он сообщил тревожную новость: в маленьком портовом селенье вспыхнула злокачественная лихорадка. Это произошло день или два назад, но заболело не меньше дюжины человек, и некоторые из них – опасно для жизни. Артур забросал его нетерпеливыми вопросами – его интерес был сугубо научным. Граф мог сообщить некоторые специфические детали, потому что разговаривал с местным доктором. Болезнь была какая-то новая, отдаленно напоминающая средневековую чуму, очень заразную и скоротечную. Однако это не повод отменять наш завтрашний прощальный ужин. Впрочем, никто из наших гостей не живет в районе заражения, населенном рыбаками, так что можете идти на ужин смело. Артур молчал до самого дома, а потом весь ушел в изучение болезни, о которой он кое-что уже слышал. |