Книга первая Сильви и Бруно Глава 1 Долой хлеб! Даешь налоги!
 Скачать 1.81 Mb.
|
Глава 10Болтовня и джем Когда они вышли, Граф занял свое место во главе стола и приказал: – Господа! Оставьте церемонии, если хотите. И мы, будто по команде, сгрудились вокруг него. Важный господин набрал в грудь побольше воздуха, налил бокал до краев и начал одну из своих излюбленных торжественных речей: – Они очаровательны, без сомнения! Очаровательны – о да, но очень фривольны. Они тянут нас вниз, если можно так выразиться, на самое дно. Они… – Простите, – мягко заметил Граф, – но, если я не ошибаюсь, местоимениям предшествуют существительные? – Извиняюсь, – снисходительно заявил важный господин. – Я пропустил существительное – женщины. Это они фривольны. Это об их отсутствии мы сожалеем. Но есть одно утешительное обстоятельство: наша мысль при этом ничем не скована. В их присутствии мы связаны такими тривиальными темами, как беллетристика, политика и … тому подобное. Но (он пронзил окружающих взглядом – всех сразу) разве можно обсуждать с женщинами какой-нибудь серьезный предмет, требующий специальных знаний – например, ВИНО! Он поднял бокал, медленно отклонился, чтобы внимательно рассмотреть его на свет и спросил: – Какого оно года? Граф ответил: – Шато-де-Фонсегюнь 21 мая 1854 года. – Именно так я и думал. Тем приятнее убедиться в своей правоте. Конечно, оттенок бледноват. Но материал неоспорим. Что же касается букета… О, букет был воистину волшебным! Он магически вызвал в моей памяти эту картину: мальчик-нищий, вьющийся вьюном, больная девочка на моих руках, таинственная нянька, внезапно испарившаяся – всё пронеслось в моем воображении, подобно созданиям мечты. И сквозь дымку воспоминаний, будто колокольчик, пробивался голос знатока вин. Само его произношение было каким-то загадочным и сказочным. – Нет, – продолжал он (и почему это он восстановил утерянную было нить повествования таким унылым односложным словом? После длительных сомнений я пришел к заключению, что в поле зрения тот же объект, что у школьника, окончательно запутавшегося в вычислениях у доски, когда он, отчаянно хватает губку, стирает всё и начинает снова. Точно так же изумленный оратор путем этого элементарного отрицания перечеркнул всё, что утверждал до сих пор, в надежде одержать победу за счет новой теории). – Нет, на свете не существует ничего, подобного вишневому джему. Это – что-то! – Разумеется, что-то! – нетерпеливо перебил маленький человечек. – О любом предмете можно сказать: «Это – что-то». Не отвлекайтесь. По вкусовому богатству это «что-то» не имеет себе равных. Но истинный деликатес – это старый добрый земляничный джем. – Позвольте! – прохрипел с явным волнением жирный багровый субъект, встревая в разговор. – Это слишком сложный для дилетантов вопрос. Я могу дать вам ответственную консультацию, как самый опытный из ныне живущих дегустаторов. Мы знаем, что он может установить возраст земляничного джема до одного дня. А ведь всем известно, как трудно с одного раза определить дату его изготовления. Ну, как теперь всё понятно? – Абсолютно всё! – воскликнул собеседник. – Знаю я вашего друга, – сказал важный господин. – И очень хорошо. Как дегустатор джемов он не имеет равных. И все же я полагаю… Но тут дискуссия стала общей, и его слова потонули в водовороте названий. Каждый гость почитал своим долгом отозваться с похвалой о своем любимом джеме, не слушая других. Околесицу приятнее нести, чем слушать. Сквозь шум до меня донесся голос хозяина: – А куда девались наши леди? Эти слова вернули меня к действительности, и я понял, что в последние несколько минут опять впал в трепетное состояние. – Странный сон! – молвил я, когда мы все вместе двинулись наверх. – Эти люди говорят о гастрономических пустяках с такой серьезностью, словно обсуждают вопросы жизни и смерти! А на самом деле это лишь раздражение вкусовых рецепторов языка и нёба! Какое жалкое зрелище было бы, если бы это состоялось наяву. По пути в гостиную я принял из рук хозяйки своих маленьких друзей, одетых в изящные вечерние костюмчики. Они стали еще обаятельнее, чем прежде. В этом не было ничего удивительного. Я воспринял этот факт с обычным апатичным равнодушием, как всё, что мы видим во сне, понимая, что спим. Просто я немного беспокоился: как проявят они себя на этой новой для них сцене. Пребывание при закордонском дворе могло стать для них хорошей школой перед вступлением в настоящую жизнь. Впрочем, лучше было бы представить их кому-нибудь из гостей – ну, хотя бы той леди, чьим главным достоинством была, как говорили, игра на фортепьяно. – Бьюсь о заклад, вы любите детей, – предположил я. – Позвольте представить. Это Сильви, а это Бруно. Молодая леди поцеловала Сильви очень любезно и попыталась проделать то же самое с Бруно, однако он отскочил как можно дальше. – Я не могу припомнить их лиц, – молвила леди. – Вы прибыли из провинции, душенька? Я не ожидал столь неудобного вопроса и ответил за Сильви, чтобы не смущать ее: – Они приехали издалека, причем на один вечер. – Но откуда – издалека, милочка? – упорствовала леди. Сильви и впрямь была озадачена. – Я полагаю, за одну или две мили отсюда, – неуверенно ответила она. – А я полагаю, – встрянул Бруно, – за одну или три мили отсюда. – Так не говорят – за одну или три мили, – сказала Сильви. Молодая леди кивнула с одобрением: – Совершенно верно, так говорить не принято. – Ну, это как посмотреть, – заметил молодой человек. – Если бы мы так говорили достаточно часто, может, оно бы и стало принятым. Главное – начать. Теперь удивилась молодая леди: – Как он сметлив для своих семи! – Не знаю, об чем вы говорите, – признался Бруно. – Каких таких семи? Я – один, да Сильви – одна, а вместе нас двое. Сильви учила меня считать! – Но я не считала вас, – со смехом ответила молодая леди. – А почему? – полюбопытствовал Бруно. – Не умеете? – О, какое дитя! – воскликнула леди. – Какие смущающие вопросы оно задает! – ОНО?!! – возопил Бруно. – Бруно, ты не должен так говорить! – возмутилась Сильви. – Не должен – чево? – спросил Бруно. – Задавать такие вопросы. – Какие? – не сдавался поперечный юноша. – Какие тобою были заданы ей, – ответила Сильви не совсем в ладах с грамматикой. – Правильно! Ты не могла сказать такого слова! – радостно вскричал Бруно. И, обратившись к леди, пояснил: – Она не могла бы сказать «смущающие вопросы»! Молодая леди предпочла от лингвистики вернуться к арифметике: – Я имела в виду, что вам семь лет… можно дать. – Ничего себе! – возмутился юный деспот, продолжая смущать ее. – Дать мне семь лет! Что я такого сделал? Леди предпочла уклониться и от этой темы: – Вы родственник этой юной особы? – Никакой я не родственник! – возмутился Бруно. – Это она моя родственница. – Ах простите! – воскликнула молодая леди. – А знаете, у меня дома есть младшая сестра, совсем как ваша. Я просто уверена, что они подружились бы, и с большой пользой друг для дружки. – Да, – глубокомысленно заявил Бруно. – С большой пользой. Они сэкономили бы на зеркалах. – Почему же, дитя мое? – удивилась леди. – Как вы не понимаете! Они смотрелись бы дружка в дружку, – разъяснил Бруно. В этот момент Леди Мюриэл, внимавшая этому изумительному разговору, прервала его и спросила, не возражают ли они против того, чтобы юная леди усладила нас музыкой. И мы последовали за нашим новым другом к фортепьяно. Артур подошел и сел рядом со мной. – Если нас не обманывают, – сказал он, – сейчас мы получим райское наслаждение. Все затихло, и леди заиграла. Она была из тех исполнителей, кого ареопаг непогрешимых объявил своим не то «бриллиантом», не то «перлом». Она играла одну из прекраснейших из симфоний Гайдна, а стиль ее исполнения был несомненным итогом многолетних экзерсисов под наблюдением лучших педагогов. Первые несколько минут я думал о том, что это верх совершенства, остальное время: почему это совершенство не трогает меня? Я вслушался пристальнее и понял: кроме совершенства, в этой игре не было ничего! Она была совершенно пустой. Не было даже фальши, которая могла бы ее хоть как-то оживить. Нет, наша юная леди была слишком хорошо вышколена. И всё же она была лишена подлинного слуха, рождающего истинную музыку. Она не думала о слушателях. Она не думала даже о том, как преодолеть сложные пассажи – это получалось само собой – как говорится, машинально. Леди вообще ни о чем не думала. И когда она бравурно отбарабанила на фортепиано финал опошленной ею симфонии, я не нашел в себе силы даже на дежурное выражение восторга. Я даже из вежливости не мог сказать спасибо. Вскоре к нам подошла Леди Мюриэл и сказала ехидно: – Райское наслаждение, не правда ли? – Нет, что вы… – промычал Артур. – Но какая техника! – не сдавалась леди. – Техника – это пожалуй, – признал Артур. – Сплошная техника. – Способна высечь искры из инструмента! – Ее бы высечь, – пробормотал Артур мечтательно. – Ну, вы начинаете говорить невесть что! – воскликнула Леди Мюриэл. – Поговорим лучше о музыке. Вы любите музыку, не так ли? – Люблю ли я музыку! – ответил он. – Только музыку я и люблю. Музыку и ничего, кроме музыки. Но вы задаете слишком общие вопросы. Это все равно что сказать: любите ли вы род человеческий? Леди Мюриэл нахмурилась и топнула ногой. Бруно поспешил выступить миротворцем: – А я, знаете ли, просто обожаю человеческие роды! Артур погладил его по голове: – В каком смысле вы любите роды, дитя моё? – Уж в каком есть! – ответил Бруно. – Я обожаю все человеческие роды – и мужской, и, особливо, женский. Вот ее, к примеру, или его, – он указал на Леди Мюриэл и Графа. – Не показывай пальцем! – сказала Сильви. – Это моветон. – Если он моветон, так уж на него нельзя показывать? – уточнил Бруно. Я поспешил вступиться за молодого человека: – В мире Бруно не так много людей, которых он может назвать по имени. – В мире Бруно, – задумчиво повторила Леди Мюриэл. – Это яркий и многоцветный мир. Там всегда зеленая трава, и никаких ураганов и гроз, никаких хищников, никаких пустынь… – Пустыни должны быть! – возразил Артур. – Иначе это не будет идеальный мир. По крайней мере, я так думаю. – Но зачем пустыня в идеальном мире? – недоумевала Леди Мюриэл. – Что вам с ней делать? Артур улыбнулся. – Я бы нашел, – сказал он. – Дикая местность не менее притягательна, чем железная дорога; и гораздо более способствует общему счастью, чем колокольный звон! – Но для чего она все-таки нужна? – настаивала Леди Мюриэл. – Для практического музицирования, разумеется! – ответил Артур. – Молодые люди без музыкального слуха, но не могущие жить без музыки, могли бы удалиться в пустыню. Там для них оборудовали бы уютный отель, где они часами играли бы на фортепиано, не терзая несчастных людей. Леди Мюриэл тревожно оглянулась: не услышал ли кто-нибудь этого варварского проекта? Но, к счастью, совершенная музыкантша находилась на безопасном расстоянии. – Но вы не отрицаете, – сказала Леди Мюриэл, – что она – приятная девочка? – Скорее приторная, – сказал Артур, – если позволите. – Вы неисправимы! – сказала Леди Мюриэл и обратилась ко мне. – Но вы-то находите мисс Миллс приятной в общении? – Если это имя той приятной юной леди, – предположил я, – то нахожу. – Вообще-то ее имя – мисс Эрнест Аткинсон Миллс! – Она вроде тех испанских грандесс, – сказал Артур, – которым одного имени мало. Они считают, что чем больше всех этих украшений, тем аристократичнее. Как будто одной фамилии недостаточно. К этому времени комната уже переполнилась гостями, приглашенными на праздничный вечер, и Леди Мюриэл обратилась к своим обязанностям хозяйки. Она всех приветствовала с искренним радушием и подлинной грацией. Сильви и Бруно стояли рядом, глубоко заинтересованные происходящим. – О, я надеюсь, вам понравятся мои друзья, – сказала она ребятам. – Особенно мой старый друг. Я его зову Мин Херц. Он здесь! Вон тот джентльмен в очках, с большой бородой. Сильви с восхищением посмотрела на Мин Херца, уютно устроившегося в уголке: – Очаровательный джентльмен! И какая великолепная борода! – И как он называется? – спросил Бруно. – Он называет себя Мин Херц, – тихонько ответила Сильви. Бруно упрямо затряс головой: – Какой он глупый, что называет себя таким неприличным словом! Правда, мистер-сэр? Я даже оторопел. – Признаться, я бы не сказал, что это особо неприлично. – А я и не говорю, что он – неприличная особа, – с досадой сказал Бруно. – У него только имя неприличное, а так больше ничего. – Мы встретили его в полдень, – сказал Сильви. – Мы направлялись к Нерону (хотели снова сделать его невидимым – это так забавно!). И встретили этого доброго старого джентльмена, поэтому и возвратились. – Хорошо, – сказал я. – Идемте, поприветствуем его. Может быть, заодно узнаем, как его зовут на самом деле. |