Книга первая Сильви и Бруно Глава 1 Долой хлеб! Даешь налоги!

• Название: Книга первая Сильви и Бруно Глава 1 Долой хлеб! Даешь налоги!
• Дата: 14.10.2018
• Размер: 1.81 Mb.
• Имя файла: silvi-i-bruno_RuLit_Me_438457.doc
• Тип: Книга; #53292
• страница: 24 из 49

Глава 24

День рождения лягушек
Но я уехал в Лондон не сразу, а перед этим еще сходил в лес на прощальную прогулку – в надежде встретить там своих волшебных приятелей. Вдоволь находившись и устроившись передохнуть на мягком торфе, я вдруг ощутил знакомое беспокойство.

– Приложите ухо к земле, – послышался голос Бруно, – и я вам кое-чево скажу. Сегодня день рождения лягушек, и мы потеряли ребенка.

Ошеломленный столь сложным и богатым информацией сообщением, я спросил:

– Простите, но откуда у вас ребенок?

– Это не у нас, – ответил Бруно. – Это у нашей королевы Титании. Вот жалость-то!

– Вы о чем? – ехидно спросил я. – Жаль, что он не ваш или что он потерялся? И что-нибудь делается для его спасения?

– А как же! – откликнулся Бруно. – Солдаты его обыскались.

– Солдаты? – не понял я. – А при чем здесь они?

– А как же! – сказал Бруно. – Когда нет никакой войны, они превращаются в сыщиков. Собственно, они только называются солдатами. Потому что наш король Оберон ни с кем не воюет.

Пораженный этими лингвистическими и политическими новостями, я некоторое время собирался с мыслями, а потом спросил:

– Но как же вас угораздило потерять ребенка?

– Элементарно! – с энтузиазмом принялся объяснять Бруно. – Мы положили его  в цветок и… – договорить он не успел, потому что появилась Сильви с заплаканными глазами. Впрочем, она всё и объяснила:

– И забыли, в какой именно. 

– Ничево подобного! – заявил Бруно. – Ты, может, и забыла, а я помню. Это был одуванчик. Мы еще из них делали вино.

Сильви пропустила это мимо ушей.

– Погодите, – сказал я, чтобы как-то утешить детей. – Уже легче – мы знаем, какой это был цветок. Сейчас мы просмотрим все одуванчики – и, может быть, найдем малыша.

Увы, легче было сказать, чем сделать. Ребенка мы так и не обнаружили, хотя осмотрели все цветы.

– А где же Бруно? – спросил я, когда мы закончили осмотр.

– Он внизу, в канаве, – ответила Сильви. – Общается с Головастиком.

Я спустился вниз на четвереньках, чтобы случайно ни на кого не наступить и никого не испугать. Бруно действительно сидел рядом с Головастиком. Вид у него был сосредоточенный.

– Ну, Бруно, как вы преуспели в общении с меньшими братьями? – поинтересовался я.

– Ничево я пока не успел, – ответил Бруно с досадой. – Пытаюсь говорить с ним об утках – ноль внимания. Говорю про червяков – тоже ничево. Эй вы! – крикнул Бруно прямо в ухо Головастику. – Видите, даже не шелохнется. Я думаю, он глухой. Надо же! И как он будет слушать представление? Оно ведь сейчас начнется. Вот, спорим, не угадаете, как называется эта пьеса!

– «Лягушки»? <7 ⁷>  – машинально спросил я.

– Почему вы так думаете? – спросил Бруно.

– Читал, – ответил я. – Давным-давно. И кто же зрители?

– Лягушки, само собой! – ответил Бруно. – А где же Сильви?

– Я здесь! – откликнулась она. – Я наблюдала за двумя лягушками, которые соревновались по прыжкам в длину.

– И кто же выиграл? – живо спросил Бруно.

Сильви была озадачена:

– Как он любит задавать сложные вопросы!

– Какова же программа сегодняшнего празднества? – поинтересовался я.

– Сначала банкет в честь дня рождения, – сказала Сильви. – Потом Бруно покажет им куски Шекспира (я содрогнулся). Это называется «Шекспировское ревю» (я успокоился, но потом содрогнулся еще сильнее). А еще Бруно расскажет одну историю.

– Подозреваю, что из этой программы лягушкам более всего по вкусу придется банкет. Вы не находите?

– Возможно, – согласилась она. – Хотя среди них наверняка найдутся такие, которым будет интересно и остальное. Они будут сидеть смирно и слушать. А что еще нужно для представления!

И вот банкет начался.

– Что они говорят? – спросил я, поскольку не мог понять кваканья лягушек.

– Они требуют вилок, – объяснила Сильви. – Очень глупо с их стороны, потому что первого, как вы понимаете, вилками не едят.

Тут появился Бруно в белом фартуке с большим котлом супа. Надо сказать, вид у этого яства был какой-то подозрительный. Лягушки, видимо, были того же мнения, потому что не торопились открывать рты. Одна из них случайно зевнула, Бруно тотчас этим воспользовался и влил ей в пасть ложку супа, отчего она принялась кашлять и долго не могла успокоиться. Чтобы поддержать Бруно, мы с Сильви принялись вкушать свои порции, делая вид, что получаем райское наслаждение. Кушанье называлось «Сила лета», хотя, может быть, последнее слово уместнее было употребить в женском роде – точно не знаю.

– Из чего это сварено, Бруно? – спросил я.

Бруно ответил уклончиво и не слишком утешительно:

– Изо всякой всячины.

Культурная программа вечера состояла из Шекспировского ревю в исполнении всё того же Бруно. Кроме того, он намеревался, как сообщила мне Сильви, рассказать какую-то историю.

– А у истории будет моралите? – поинтересовался я (предполагая, что он намерен прочесть басню – например, «Лягушку и Вола»).

– Думаю, да, – ответила Сильви.

– И он будет декламировать фрагменты из Шекспира?

– Нет, – сказала Сильви, – он будет их играть. А я буду ему подыгрывать. Почему-то это называется «хором», хотя я буду говорить одна. Когда я увижу, во что он одет, мне будет нужно объяснить лягушкам, кого он изображает. Вот, слышите, что они говорят?

– По-моему, «ква-ква» или что-то в этом роде. Я не понимаю их языка.

– Это не их язык. Это по-французски. Они спрашивают: «Что? Что?»

– О чем спрашивают? – удивился я. – Они же еще ничего не видят.

– Не видят – потому и спрашивают, – сказала она, и я вынужден был признать, что в этом есть логика.

Тут появился Бруно. Он внес сумятицу в лягушачий хор, прыгнув из-за импровизированных кулис прямо в «зрительный зал» – да так, что сами лягушки могли бы ему позавидовать. Они поначалу кинулись врассыпную, кроме одной – самой жирной и старой лягушки, которая ничего не поняла и продолжала сидеть как ни в чем не бывало. Я тщетно пытался найти у Шекспира сцену, которая соответствовала бы происходящему, и подумал, что это, должно быть, одна из новооткрытых пьес великого драматурга. Бруно тем временем взял в руку гибкий ивовый прут и, щелкая им, словно укротитель, пытался заставить лягушек сесть полукругом. Они разместились, но потом очень скоро образовали каре и вытаращились на сцену.

– Иди и ты к ним, Сильви, – сказал Бруно. – Я чево только не делал, чтобы рассадить их полукругом, но они всё время садятся скобкой.

Сильви заняла свое место распорядительницы торжества, а Бруно исчез, чтобы переодеться для новой сцены.

– ГАМЛЕТ! – объявила Сильви очень внятно.

Зрители умолкли, и все мы обратились в зрение и слух, дабы оценить новую трактовку величайшего творения Шекспира.
И мы ее оценили! Согласно этой оригинальной интерпретации, Гамлет явился в коротком черном плаще, который использовал как платок (по-моему, здесь прослеживалось влияние другой пьесы). Гамлет время от времени прижимал плащ то к одной, то к другой щеке, словно у него выскакивал флюс, который нужно было прикрыть, – причем то с одной, то с другой стороны.

– Быть или нет быть! – жизнерадостно объявил Гамлет. – А если хочете, я могу откаблучить зажигательную жигу.

Не дожидаясь ответа, он проделал то, что обещал, и таким образом ушел со сцены. Я почувствовал легкое разочарование: концепция Бруно оказалась ультрасовременной, то есть тривиальной.

– Неужели он больше ничего не скажет? – спросил я у Сильви.

– Думаю, нет, – ответила она. – Бруно всегда танцует, когда ему нечего сказать.

В это время лягушки пришли в себя и стали спрашивать, какой фрагмент им будет показан следующим.

– Узнаете в свое время, – ответила Сильви.

«Свое время» настало тут же, поскольку Бруно появился опять.

– МАКБЕТ! – объявила Сильви.

Ошибиться было невозможно, ибо преступный король явился в шотландской юбке.

Он уставился дурными глазами в пространство, как будто увидел там что-то невероятное (лягушки воззрились в том же направлении такими же глазами, но, судя по всему, ничего особенного не обнаружили.

Тогда Макбет закрыл лицо руками и спросил ужасным голосом:

– Чево ты ищешь тут, кровавый призрак?

Лягушки с визгом брызнули врассыпную. Макбет презрительно посмотрел на них и сказал:

– У, ведьмы!

Потом он с достоинством развернулся и покинул сцену.

Сильви не без труда вернула зрителей на места. Вскоре Бруно опять возник на подмостках – на сей раз во французских штанах.

– РОМЕО! – сказала Сильви.

Ромео выставил руку и торжественно провозгласил:

– Все жабы против жаборонков – прелесть! – и галантно раскланялся.

Вообще-то реплика была не из роли Ромео и даже не совсем из «Ромео и Джульетты», но она вызвала восторг – как у лягушек, так и у Сильви. Насладившись овацией, Бруно удалился и вернулся уже с длинной белой бородой.

– ШЕЙЛОК! – объявила Сильви, но тут же поправилась: – Извините, КОРОЛЬ ЛИР. Я не заметила короны.

«Корону», между прочим,  изображал венок из одуванчиков.

– Да, – гордо подтвердил Бруно. – Я король. И мой каждый дюйм – король!

Он сделал паузу и посмотрел на присутствующих так свирепо, что никому бы не пришло в голову усомниться в справедливости его слов.

И здесь, при всем уважении к Бруно, приходится сказать, что герои великих трагедий были представлены более чем странно – Шекспир и не помышлял, что их роли можно свести к отдельным репликам – пусть даже самым знаменитым. Кроме того, я думаю, что хотя Лир чуть-чуть помешался, но не настолько, чтобы отрицать связь логики с королевским достоинством. Между тем, король Лир не привел никаких здравых аргументов в пользу своего августейшества, так что приходилось верить ему на слово. Впрочем, я не совсем помню, как это было в первоисточнике.

Тут Сильви шепотом сообщила мне, что Шекспировское ревю окончено («Обычно, он не берет больше трех-четырех пьес»). Но  Бруно не мог уйти просто так: он сделал несколько умопомрачительных кульбитов – впрочем, актеры шекспировских времен делали нечто подобное – и удалился под аплодисменты лягушек. Зрители еще вызывали его на бис, но Бруно был непоколебим. Он не вышел, пока не пришло время для обещанной истории.

Бруно появился в своем собственном облике – и безо всяких умопомрачительных кульбитов и зажигательных жиг, из чего я сделал заключение, что ему самому всё это не свойственно. По его мнению, скакать и прыгать должны были только Гамлеты и старые короли Лиры, но только не он. Однако было заметно, что без грима и костюма он чувствует себя не так уверенно, как хотелось бы.

Он произнес интригующим полушепотом:

– Вообразите себе Мышь… – и оглядел аудиторию, как бы ища, кому рассказать всё остальное.

Между прочим, освещение на сцене мерцало, потому что сбоку росла огромная наперстянка, и ветер ее раскачивал. Это сбивало Бруно. Чтобы остановить это мельтешение, он с ловкостью белки забрался на самый верх стебля, где соцветия были собраны гуще всего, и на этой высоте он избавился от застенчивости и очень бойко начал свой рассказ.

– Вообразите себе Мышь, а также Крокодила, Человека, Льва и Кота.

Признаться, я немного растерялся. Мне еще не доводилось слышать ни басен, ни сказок с таким множеством действующих лиц. Даже у Сильви перехватило дыханье. Столь затянувшееся начало утомило нескольких лягушек, и они попрыгали в канаву. Но Бруно не придал этому особого значения и продолжал:

– Мышь однажды нашла сапог, забежала туда, а потом подумала, что это мышеловка особой конструкции. (Я вспомнил Профессора и кивнул понимающе.) И когда она об этом подумала, она остановилась и застряла там надолго.

– А почему она застряла там надолго? – спросила Сильви, как будто продолжала играть роль Хора – на сей раз греческого – и должна была задавать наводящие вопросы.

– Она была уверена, что если это мышеловка, то оттуда выйти низзя, – пояснил Бруно. – Это была умная мышь.

– Но если она была умная, почему она вообще туда вошла? – спросила Сильви.

Бруно не ответил и продолжал свою историю:

– И вот она скок-поскок – а выбраться не может. Тогда Мышь увидела ярлык и на нем – имя хозяина. Мышь сообразила, что это никакая не мышеловка, а просто чужая обувь.

– А раньше она не могла это сообразить? – не удержалась Сильви.

– Я же сказал – она подумала, что это мышеловка! – возмутился рассказчик. – Ей бы только перебивать!

Сильви умолкла, и слушатели сосредоточились на повествовании. Собственно, слушателей было двое – Сильви и я, – потому что лягушки постепенно ускакали кто куда.

– Таким образом Мышь вернула Человеку потерянный сапог. И Человек обрадовался, потому что он уже хотел потерять и второй сапог.

– В каком смысле? – рискнул я спросить. – Разве можно что-то потерять преднамеренно?

– Преднамеренно, может, и низзя, а намеренно можно! Это ведь некрасиво – ходить в одном сапоге, – радостно пояснил Бруно. – Потом Человек достал Кота из мешка…

– Простите, – перебил я. – Какого Кота? Мы не слыхали ни про какого Кота, а заодно и про мешок.

– Совершенно верно! – столь же охотно подтвердил Бруно. – Про мешок не слыхали. И не услышите. И он сказал Коту: «Никуда не уходи, пока я не вернусь». Он там поблизости заметил большую нору и решил туда заглянуть: вдруг там что-нибудь отыщется? И залез в нору. А Кот ходил-ходил вокруг дерева. («Еще дерево откуда-то взялось!» – подумал я.) И бедный Кот смотрел на дерево и пел душераздирающую песню. Вы никогда не слышали ее?

– Не знаю, – честно ответил я. – Вот если бы вы ее спели, тогда я мог бы сказать, слышал ее или нет.

– Разве? – удивился Бруно. – А по-моему, тогда вы не могли бы сказать, что не слышали ее. Разве нет? 

– А по-моему, нет! – сердито сказала Сильви. – Потому что в этом случае пел бы ты, а не Кот.

– Но он это делал! – настаивал Бруно. – Я видел, как он шевелил усами.

– Шевелить усами – не значит петь, – назидательно сказал я. – Усы – это еще не голос.

– А я-то думаю: почему вы не поете? – признался Бруно совершенно искренне. – Вот, оказывается, почему.

Я подумал, что неплохо бы последовать примеру Сильви и помолчать некоторое время.

– Кот допел свою песню и пошел к норе искать Человека. А в норе жил Крокодил, который стал охотиться на Человека, а Мышь в это время охотилась на Крокодила.

– Крокодил погнался за Человеком? – изумилась Сильви. – Крокодилы, они вообще что делают – бегают?

– Пресмыкаются, – подсказал я.

– Не знаю, перед кем он пресмыкался, – сказал Бруно. – Только сейчас он не стал этого делать. Он просто пополз, переваливаясь с боку на бок. Только морду задирал слишком высоко.

– А это еще зачем? – спросила Сильви, ошарашенная дикой картиной.

– Потому что у него не болели зубы, – сказал Бруно. – Вот если бы они болели, тогда другое дело. Тогда бы он зарылся головой в одеяло. Даже в несколько одеял.

– Это если бы они у Крокодила были, – заметила Сильви.

– Но они были! – подтвердил Бруно. – Думаешь, если Крокодил – так и одеяла ему не нужны? Впрочем, он ими не пользовался, потому что у него не болели зубы. Он поднял голову и нахмурился. А Кот, заглянувши в нору, задрожал от ужаса, как только увидел его морщины.

– Почему? – удивилась Сильви. – Разве морщины такие страшные?

– Сами по себе – нет, – ответил Бруно, – а вот если за ними обнаруживается Крокодил, тогда конечно! А Человек прыг-прыг – и выскочил из норы.

Сильви перевела дух. Она вообще не могла прийти в себя от таких невероятных подробностей.

– А Кот убежал от страха. Человек пошел его искать и встретил Льва, хрюкающего…

– Львы не хрюкают, – возмутилась Сильви.

– Хрюкают, – заверил ее Бруно. – Об этом даже в Писании сказано <8 ⁸>. И этот тоже хрюкал. И пасть у него была огромная, как буфет. Там нашлось бы место для всех. И Лев стал охотиться на Человека, а Мышь – на Льва…

– Но вы же только что сказали, что Мышь охотилась на Крокодила, – возразил я. – Не могла же она гнаться за обоими!

Бруно с глубоким сожалением посмотрел на меня, но терпеливо продолжил рассказ:

– Сначала она догнала Крокодила, а потом погналась за Львом. И когда она его догнала, то вынула щипцы из жилетного кармана…

– Зачем?! – содрогнулась Сильви, предположив, что за этим последует какое-то истязание.

– Никто не может догадаться! – возликовал Бруно. – Само собой, чтобы выдрать зуб у Крокодила, который уже собрался съесть Кота.

– Но это не могло бы спасти Кота! – заметил я. – Что такое – удалить всего один зуб!

Бруно весело засмеялся:

– Сначала один, потом другой… Главное начать.

– И Крокодил позволил ему это… начать? – не поверила Сильви.

– А куда бы он делся! – ответил Бруно.

Что ж, в своем роде он был прав: трудно было предположить, что от такой процедуры Крокодил куда-то денется.

Тогда я набрался храбрости и задал другой вопрос:

– А куда девался Человек? Ну, тот, который сказал Коту: оставайся, пожалуйста, на месте, пока я не приду.

– Он не говорил «пожалуйста», – возразил Бруно. – Он сказал: «оставайся». Мне же Сильви не говорит: «Сделай, пожалуйста, уроки». А зря, между прочим.

Он вздохнул. Сильви предпочла не обсуждать эту скользкую тему и вернулась к истории.

– Что же все-таки случилось с Человеком?

– Лев бросился на него. Но так медленно, что весь прыжок занял три недели.

– А Человек всё это время ждал, когда Лев приземлится? – спросил я.

– Что вы! Конечно, нет.

Бруно соскользнул со стебля и закончил историю:

– Пока Лев прыгал, Человек продал свой дом, упаковал вещи и переехал в другой город. Так что Лев съел совсем другого человека. Но это был нехороший человек.

Очевидно, в этом и состояло моралите. Во всяком случае, Сильви так и поняла и сказала лягушкам:

– История закончена, можете возвращаться.

И добавила, повернувшись ко мне:

– Впрочем, я не уверена, что всё должно было кончиться именно так.

Однако лягушки не стали задумываться, удачен или неудачен конец этой истории, есть в ней моралите или нет. Они просто заквакали хором и принялись скакать от восторга.