Книга третья Н. Р. Уолкер Переводчикредактороформитель Валерия Стогова
 Скачать 0.97 Mb.
|
|
Глава 12 Выбранный Либби ресторан располагался в северной части пляжа Бонди. Льюис припарковался возле отеля, и мы отправились как были, переодеваться не стали. Одежда наша была повседневной, практичной и вполне подходящей. Мы выпивали и смеялись. Витавшее в воздухе настроение было смесью облегчения и счастья. Появилось ощущение, что Льюис давненько не испытывал подобных эмоций. И если хоть на миг мне показалось, что мое отлучение от семьи никак не повлияло на братьев, то я ошибался. Арчер столь рьяно сражался со своими собственными тайнами, что больше не смог выносить их тяжесть, а Льюис страдал в одиночестве. Да, мой мир перевернулся с ног на голову, и меня, точно мусор, не принимали во внимание. Но у меня была тетя Марви. У меня был человек, который меня забрал и показал, что такое любовь безо всяких условностей. У моих братьев ничего подобного не было. Я начал подумывать, что, по сути, мне повезло больше. Льюис поднял бокал. – За новое начало. Мы чокнулись бокалами и повторили тост: – За новое начало. Льюис сделал глоток. – Знаешь, вернувшись домой после похорон Арчи, я позвонил твоему адвокату. Пришлось набирать несколько раз, потому что не удавалось вспомнить его имя. Помню, что из–за завещания тети Марви отца чуть не хватил удар, и он привлек целую кучу адвокатов. Но я его все–таки отыскал и попросил передать новости об Арчи. По прошествии двух дней я позвонил снова, и он сказал, что говорил с тобой и передал мои контакты. Мне казалось, ты давно уже плюнул на эту семью. Я ни на секунду не осудил бы тебя, но должен был попробовать. – Эти два дня длились бесконечно, – с любовью посмотрев на Льюиса, произнесла Либби. – Стоило телефону зазвонить, он тут же подскакивал. – Спэнсер лежал в больнице, – не дав мне шанса пояснить самостоятельно, выпалил Эндрю. – Чего? – Льюис улыбался, но смотрел озабоченно. Я попытался снизить значимость произошедшего. – Да… э–э… случилась неожиданная стычка с крабовым мясом. Эндрю не стал мне подыгрывать. – Он почти умер. Доктор сказал, что аллергические реакции становятся хуже, и следующая может стать последней. Ничего страшнее в жизни не видел. – Ты был там? – спросил Льюис. – К счастью, – ответил я. – Мы были дома у его родителей. Я танцевал с его матерью рок–н–ролл в стиле пятидесятых, а потом мы, – я махнул на Эндрю, затем указал на себя, – танцевали медленный танец под Рэя Чарльза. Как вдруг я рухнул на пол в их гостиной. Эндрю и его отец спасли мне жизнь. – Это было в воскресенье? – прошептал Льюис. Я кивнул. – Боже. Я практически тебя потерял в день похорон Арчи. – Льюис несколько раз моргнул, словно не мог разложить в голове только что сказанные слова. – И вы прилетели спустя всего несколько дней? – спросила Либби. Казалось, она была ошеломлена ничуть не меньше Льюиса. – Конечно. Меня же позвал Льюис. – Я пожал плечами и послал ей улыбку. Я чувствовал на себе взгляд Льюиса, но посмотреть на него не мог. День и без того прошел эмоционально, и, честно говоря, от слез уже тошнило. – Я рада, что вы приехали, – произнесла Либби. – Я тоже рад своему приезду, – отозвался Эндрю и сжал мою лежавшую на бедре руку. Я приподнял наши соединенные руки, опустил их на стол и переплел наши пальцы. – И я. Льюис обнял Либби. – Эндрю, Спэнсер рассказывал, что твои родители руководят фондом для нуждающихся в помощи людей? – Да. Фонд «Акация» – третий ребенок моей матери. Льюис пересказал наш разговор насчет возможного основания центра для детей из ЛГБТКИ–сообщества, который будет финансироваться из наших с Льюисом дивидендов от компании отца. Мы пообедали и выпили вина, и безостановочно болтали обо всем на свете. И сидя вместе с братом и Либби, и Эндрю, я не мог не размышлять о том, насколько все было сюрреалистично. Если б можно было остановить время и посмотреть на этот момент со стороны, впитать его в себя, я бы отметил, что все было идеально. Мой брат, которого я никак не ожидал вновь увидеть, не говоря уже о том, чтоб заслужить полнейшее одобрение и дружелюбие, и Эндрю, мой любимый мужчина… Как уже было сказано: все было идеально. Мы решили закруглиться и вернуться в отель, попрощались, и Льюис пообещал увидеться с нами завтра. Когда мы с Эндрю добрались до нашего номера, он драматично рухнул на постель. – Я выдохся. Я поднял его левую ногу и стянул ботинок, потом сделал то же самое с правой ногой, после чего забрался на него и нежно поцеловал. – Насколько выдохся? Улыбка неспешно растянула его губы. – Не настолько. – Прекрасно. – Я поцеловал его глубже, основательнее. Дождался стона, оторвался от него и, присев, стащил с него кофту. Швырнул ее на пол, а он уложил меня на спину, головой на подушки, словно я ничего не весил, и разместился у меня между ног. Он углубил поцелуй, склонил голову для удобного ракурса, и его язык ворвался в мой рот. Ну, ясно. Командир Эндрю вернулся. Он прервал поцелуй лишь для того, чтоб меня раздеть, и даже это длилось слишком долго. Мои опухшие губы нуждались в нем, как в воздухе. Когда мы оба были обнажены, он лег на меня сверху, и наши члены соприкоснулись. И он взял нас обоих в руку. Но хотелось мне не этого… Не это мне требовалось. Я обхватил его лицо руками и прошептал: – Займись со мной любовью. Его закрытые глаза затрепетали, и я почувствовал, как по нему пробежала дрожь. Но он выполнил мою просьбу. Медленно и уверенно он подготавливал меня до тех пор, пока я не начал умолять. – Эндрю, пожалуйста. Хочу, чтоб ты был во мне. Комнату освещал лунный свет. Его зрачки расширились от страсти, губы распухли от поцелуев. Прекраснее он еще не выглядел. Он сел на корточки и раскатал презерватив, добавил еще смазки и направил свой член к моему входу. Оперся на руку и протолкнулся внутрь. Его глаза зажмурились, но я вынудил его смотреть на меня. Двигался он не спеша, наполнял меня, растягивал меня, а я наблюдал за каждой промелькнувшей в его глазах эмоцией. Мы занимались любовью. Ленивые движения, нежнейшие прикосновения, сладчайшие поцелуи. Он полностью меня дополнил. Идеальнейший пазл, недостающая частичка меня самого. Я его любил. А когда слова уже вертелись на кончике языка, он меня поцеловал. Я не произнес их вслух, но не сомневаюсь, он сумел попробовать их на вкус. Уснули мы в объятиях друг друга. Эмоциональное окончание эмоционального дня. *** Проснулся я, когда Эндрю вошел в балконные стеклянные двери–купе. Он уже успел принять душ и одеться и выглядел довольно бодрым. – Привет, – сонно прохрипел я. Он лучезарно улыбнулся. – Привет, соня. – Чем занимаешься? – Фотографирую пляж. Хочу отправить Лоле и Саре. Я заказал завтрак. Шуруй в душ и одевайся. Уже почти девять. Я перекатился на спину и протер глаза. – Черт. Должно быть, я переутомился. Наверняка, даже не шевелился. Эндрю улыбнулся. – Вчерашний день был трудным. Я не удивлен. В чем мать родила я присел на краешек кровати, почесал голову и проигнорировал ноющую боль в заднице. – А еще ты и твой Членомонстр. Эндрю зашелся хохотом, раскраснелся ото лба до воротника и указал на ванную. – В душ. Я хмыкнул и направился в ванную комнату. Вода была горячей, что мышцы шеи и плеч приняли на ура. Я даже не заметил, что, должно быть, в какой–то момент заходил Эндрю. Но когда я вышел из душевой, дверь была закрыта, а мои вещи аккуратно лежали на тумбочке. Я надел джинсовые шорты длиной до колен и футболку, уложил волосы и, распахнув дверь, смог лицезреть причину, по которой Эндрю закрыл дверь. На постели сидел Льюис и просматривал варианты завтрака. Эндрю сидел за столом и пил кофе. Они оба чему–то улыбались. Я явно что–то пропустил. Я многозначительно глянул на поднос с едой, а потом на Льюиса. – Привет. Наслаждаетесь завтраком? Он вытер пальцы о салфетку. – Да. Нужно больше бекона. Я фыркнул, налил себе зеленый чай и разместился на стуле напротив Эндрю. – Чай неплох. Спасибо. Он разломил тост и откусил. – На здоровье. Льюис налил себе стакан воды. – Ну что, какие планы на сегодня? – Я подумывал отвести Эндрю на пляж. Но на Бонди пойти не могу. Ноги моей там не будет. А у тебя? Льюис пожал плечами. – Я взял отпуск на неделю. Еще до того, как узнал о твоем приезде. Могу побыть вашим такси, если хотите. – Здорово. – Я отпил чаю, съел половину тоста и натянул ботинки. Учитывая, что на мне была футболка, Льюис мог видеть мои татуированные руки. Я поймал его за разглядыванием отдельных картинок, но вопросов он задавать не стал. А я вроде как даже порадовался. Весь вчерашний день был посвящен прошлому и моментам, которые хотелось бы изменить. Мне хотелось, чтоб день сегодняшний стал началом движения вперед, и меня посетила мысль, что он думал о том же. – Можем выдвигаться? Оставив поднос возле двери, мы вошли в лифт. Льюис нажал кнопку первого этажа. – Не знаю, может, в этом будет чересчур много информации, и это действительно не мое дело, но я искренне надеюсь, что вы покрестили одну из любимейших отцовским кроватей старым гейским способом, о котором она никогда не позабудет. Я захохотал, и двери лифта открылись. – Поверь, если б существовала пена с эффектом памяти, следующих посетителей ждало бы неимоверное удовольствие. Эндрю простонал. – Спэнсер! Льюис разразился смехом, и мы вышли в теплое сиднейское утро. Я пожал плечами и ухмыльнулся. – Нам будто бы снова четырнадцать и шестнадцать. – Льюис захохотал, и мне стало гораздо легче, чем было за последние годы. Я обнял Эндрю за плечи. – Идем к воде. Давай проверим, умеет ли Членомонстр плавать. Льюис фыркнул. – Кто? – Не важно, – ответил Эндрю и, сильно толкнув, прижал меня к стене. – Не смешно. Я так бурно хохотал, что даже не сумел остроумно ответить, поэтому вместо этого схватил его за руку и пересек улицу. Льюис покачал головой, явно не уловив смысл шутки, но по–прежнему улыбался. Мы здесь выросли. Правда, чаще мы посещали пляж Бронте, но и на Бонди провели немало летних деньков. Вполне символично, что из всевозможных мест в Сиднее, где мы с Льюисом могли бы наверстать упущенное, было выбрано именно это место. Мы направились в северную часть, где прогуливались местные жители. Большинство туристов обретались в южной части, но мы отправились прямиком к Флэт Рок12. Сняли ботинки и прошлись по каменному выступу, где волны встречались с землей. – Теперь ясно, почему название именно Флэт Рок, – сказал Эндрю и окинул взглядом огромную территорию, по иронии судьбы заваленную плоскими камнями. – Да, мы не особо напрягаемся с названиями, – ответил Льюис. Эндрю прыснул, и я мельком увидел, как его поглотили легкий ветерок и морская дымка. Позади нас дети прыгали в воду, смеялись и испарялись в океане, солнце припекало, небо было ярко–голубым. – Неплохой вид, – глядя на Тихий океан, произнес Эндрю. – Очень даже неплохой, – шепотом согласился я, но смотрел только на него. От смущения он разрумянился. – Пойдемте туда, – крикнул Льюис. Он стоял на длинной лестнице, что опоясывала скалистый утес. – Помнишь? – указывая путь, спросил он. Разве можно было забыть? Я так быстро взлетел по чрезмерно крутой лестнице, что, оказавшись наверху, с трудом мог перевести дыхание. Льюис был не лучше, зато Эндрю дышал вполне ровно. Он хлопнул меня по плечу. – Тебе пора начинать ходить со мной в зал. Я усадил свой зад на перила и от него отмахнулся. Льюис сел рядом со мной, и мы наблюдали, как Эндрю шагал к открытому тренажёрному залу. Среди местных он был очень популярен, это была открытая площадка для тренировок с видом на пляж Бонди, хотя больше было похоже на соревнование между качками–спортивными наркоманами, которые изо всех сил пытались смотреться как можно выгоднее, стать больше и быть в лучшей форме, чем сосед. Несколько парней посмотрели на Эндрю, и я заметил, как они хохотнули, решив, что ботанского вида паренек подходил лишь для насмешек. Все они стояли с голым торсом, такие загорелые и мускулистые, а Эндрю был бледным и одет был в кофту и жилет с ромбиками. Но потом Эндрю подпрыгнул, схватился за турник, и, скрестив ступни, с легкостью начал подтягиваться. И не какие–то пару раз и медленно. Потянулся он, должно быть, раз двадцать и довольно быстро. Казалось, для него это было раз плюнуть. Теперь парни смотрели на него с выражением, говорившим «о, черт», но Эндрю совершенно не обращал внимания. Он отпустил турник, ухмыльнулся и вытер руки о шорты. Затем закатал рукава до плеч и встал между двумя параллельными брусьями. Мастерски подпрыгнул, бицепсы взбугрились, поднял ноги на девяносто градусов и удерживал. Около минуты. Мышцы плеч натягивали кофту, руки были напряжены, а потом, засмеявшись, он спрыгнул и встряхнулся. И подошел к нам, словно не сделал ничего выдающегося. – Будем считать это сегодняшней тренировкой. Льюис пихнул меня под ребра. – Закрой рот. Я хмыкнул. – Боже, Эндрю. Мне действительно стоит пойти с тобой в зал. – Потом я кивнул туда, где стояли наблюдавшие за ним парни. – Ты просто обязан снять кофту и продемонстрировать парням, что скрывается под этим жилетом. Эндрю обернулся и очень быстро отвернулся. И полностью раскраснелся. – Они смотрели? Я фыркнул. – О, Эндрю. Ты даже не представляешь. И тут зазвонил телефон Льюиса. Он достал его из кармана и застонал. Независимо от того, хотел он или нет, мне было видно имя на экране. «Отец». Льюис вздохнул. – Простите. – Он принял вызов, и, к счастью, я слышал беседу только с его стороны. – Я же говорил, что на этой неделе меня не будет… На пляже… А Крис сам не в состоянии разобраться? – Он вновь застонал. – Ладно. Подъеду через двадцать минут. Он сбросил звонок, и его ноздри раздулись. – Извините. Придется ехать на работу. – Без проблем, – отозвался я. – Пересечемся вечером? Льюис кивнул. – Звучит отлично. – Он поднялся, а затем замер и вынул ключи. – Вот. Возьмите мою машину. Покажи Эндрю достопримечательности Сиднея. – У меня больше нет прав. Истек срок действия, – пояснил я. Он бросил мне ключи. – Тогда не попадайтесь. – Он зашагал по Кэмпбелл–Параду13, поймал такси и уехал. Я звякнул ключами. – Ну, ладно. Куда сначала? Он едва сдерживался, чтоб не поежиться. – Ты собираешься сесть за руль новенькой «ауди» брата? Ты не водил несколько лет. Я протянул ключи. – Хочешь попробовать? – Боже, нет. Я расхохотался над его выражением лица, и мы отправились обратно к отелю. От мысли снова сесть за руль меня охватило глупое волнение. Я не водил машину несколько лет. Я никогда не водил в Штатах. А когда сел за руль и завел двигатель, он замурлыкал, как котенок, а я, словно идиот, ухмыльнулся. – Думаю, по возвращении в ЛА мне стоит получить права. Он прыснул. – Только не задень никого. – Доверься мне хоть чуточку. – Я дал задний ход и аккуратно выехал с парковки. Вел я себя осмотрительно и нервно, но в основном пребывал в восторге. Ведь правду говорят: подобные умения не забываются. Я влился в поток машин на Кэмпбелл–Параде и направился в сторону города. Доехав до знакомого перекрестка, я осознал: мне было необходимо кое–что увидеть. – Прежде чем устроить грандиозную экскурсию, сначала я хочу кое–что тебе показать. Проехав несколько улиц, я завернул на улицу своего детства и, тормознув возле тротуара, указал на претенциозный огромный двухэтажный белый дом. – В этом доме я вырос. Эндрю внимательно его разглядывал. – Ты никогда не говорил, что твоя семья владеет отелями. – Вплоть до позавчерашнего дня у меня не было семьи. Эндрю бросил на меня извиняющийся взгляд. – Прости. Ты понял, о чем я. – Понял. Здесь не о чем говорить. Сказать по правде, я старался не упоминать и не думать о них. Эндрю понимающе кивнул. Я перевел взор на дом, и в это же мгновение открылись ворота гаража. Сердце замерло, я понятия не имел, кого увижу, заметят ли меня, а если заметят, что будет дальше. Выехала новая модель «бмв» и остановилась. Ролловые ворота опустились, и женщина, которую прежде мне видеть не доводилось, вышла из автомобиля и забрала из почтового ящика письма. – Кто это? – Не знаю. – Я тщательнее всмотрелся в дом, и до меня дошло, что на балконе больше не стояли четыре огромных горшка, за которые мать отвалила целое состояние. В саду бегала собака, а у моей матери была аллергия на собак… Женщина на своем «бмв» проехала мимо нас, и тогда–то мы и обратили внимание на сидевших сзади двоих детей. – Должно быть, они его продали и переехали. Эндрю нахмурился и сжал мою руку. Наверно, он собирался порассуждать на тему, что родители, без сомнений, мне сообщили бы, но потом, видимо, вспомнил, что сообщать бы они не стали. – Ты в порядке? «Был ли я в порядке?». Секунду я пытался определиться, что чувствовал сердцем, и старался отыскать самый честный ответ. – Знаешь что? Я в порядке. Почти десять лет этот дом не был моим. А что до родителей, то мне глубоко насрать, где они живут. Эндрю улыбнулся. – Покажешь, где жила тетя Марви? Я ухмыльнулся. – С удовольствием. – Я вывернул на улицу и проехал мимо дома, в котором провел детство. Тот факт, что я ничего не чувствовал, был очень приятным осознанием. Возможно, мне наконец–то удалось продвинуться вперед и принять отношение родителей. А еще я отдавал себе отчет в том, что многим в этом вопросе был обязан сидевшему рядом со мной мужчине. Именно в этом была разница между Эндрю и терапией. Терапия была сфокусирована на родителях и причиненной мне боли, тогда как Эндрю, сам того не понимая, был сфокусирован на мне. Он показал мне, что я был достоен любви, и что если у меня выйдет немного опустить свои защитные стены, это не только поможет полюбить, но и отпустить боль. Я проехал по переулкам Дабл–Бэй14 и затормозил возле дома в стиле бунгало. – Вот здесь мы и жили. – Он стоит на воде? – Да. – Господи. Я залился смехом. – Теперь ты понимаешь, почему из–за завещания тети Марви отца чуть удар не хватил. По его глазам я заметил момент озарения. – Она оставила тебе этот дом? Я медленно кивнул. – Я его продал. Отсюда и деньги. Он посмотрел на дом, потом перевел взгляд на меня. – Ты говорил, она оставила тебе приличную сумму. Я дернул плечами. – Знаешь, твои предки тоже живут в шикарной части города. Ты никогда не говорил, что у них не дом, а особняк. – Я говорил, что они театралы. – Да, как и голодающие актеры. В ЛА их полно. Он хохотнул. – Когда ты сказал, что работать тебе не нужно, я решил… Ну, честно говоря, понятия не имею, что я решил. – Деньги у меня хранятся на срочных вкладах и инвестированы в акции, поэтому, увидев мой банковский счет, можно решить, что все у меня вполне нормально. С другой стороны, мое дело довольно приличное. Он долго меня рассматривал, потом изумленно фыркнул. – Ты самый скромный из всех известных мне людей. Я пожал плечами. – В тридцатые годы мой прадед вкладывался в недвижимость, что после его смерти принесло выгоду всей моей семье, в том числе дядюшкам и тетушкам. Мои родители были неймдропперами15, благодаря чему взбирались по социальной лестнице. Думаю, ты знаком с таким типажом. А тетя Марви, несмотря на финансовое состояние, была очень робкой и очень приземленной. Она учила меня относиться ко всем точно так же, и не важно, кто передо мной: генеральный директор или уборщик туалетов. Эндрю тепло улыбнулся. – Жаль, мне не посчастливилось с ней познакомиться. Я оперся о консоль, он сделал то же самое. И я его поцеловал. – Спасибо. Эндрю выпрямился. – Могу я задать вопрос? – Конечно. – Жалеешь, что его продал? – Нет. Сидней больше не мой дом. Я даже сюда не возвращался. Он смотрел на дом, словно, спрашивая, не хотел видеть моего лица. – И что теперь будешь делать? Раз уж вы с Льюисом общаетесь? – Вернусь в ЛА и оттуда буду поддерживать с ним связь. – Я стиснул руку Эндрю. – Посмотри на меня. – Он посмотрел, и я продолжил: – Мой дом в ЛА. С Эмилио и Лолой, и с восхитительным парнем, с которым я встречаюсь. Он был на обложке журнала «Самый невероятный в мире бойфренд». Он подавил улыбку. – Неужели? – Да. И «Самого сексуального мужчины из ныне живущих» по версии редакции «Членомонстр». Он имел коммерческий успех, его смели с полок. Теперь он засмеялся. – Ты абсурден. – А ты идеален. Так что мы квиты. – Я его поцеловал, и мы оба улыбнулись. Я завел двигатель, и мы двинулись в путь. Я свернул на магистраль и по знакам поехал в город. – Куда сначала? – спросил Эндрю. – Первая остановка сегодняшней изумительной обзорной экскурсии по Сиднею от Спэнсера Коэна – чудесный центр города, где мы посетим Дарлинг–Харбор16, Серкулар Куэй17, Рокс18 и небольшой оперный театр. После мы отправимся на Харбор–Бридж19 и, если останется время, отведем симпатичного американского туриста в зоопарк, чтоб он смог познакомиться с милой и приятной дикой природой Австралии. – Разве это не опасно? – Не совсем. Кое–кто сможет тебя убить, остальные – только травмировать или покалечить. Ты справишься. Эндрю захохотал. – Знаешь, ты довольно неплохо водишь. – Он протянул руку, которую я принял и мысленно поблагодарил Льюиса за машину с «автоматом». Я опустил наши переплетенные руки на бедро. – Спасибо. *** Улетать из Сиднея было и радостно, и печально. Мы восхитительно провели несколько дней с Льюисом и Либи, и несмотря на то, что мне не терпелось отправиться домой, все равно оставлять брата было грустно. Они с Либби добросили нас до аэропорта и пошли проводить. Он крепко меня обнял и неохотно отпустил. – Мы же поговорим, да? Я кивнул. – Безусловно. По е–мэйлу, телефону, как угодно. Выглядел он немного расстроенным, но, как и я, радовался, что мы сумели сблизиться. – Я, правда, очень благодарен тебе за приезд. Это… много значит. – В следующий раз вы приедете к нам. Глаза Льюиса засияли. – А можно? Было бы круто. В октябре у Либби двухнедельные каникулы, и мы как раз раздумывали, куда бы отправиться. – Бронируйте билеты, и дай мне знать, когда вас встречать. Льюис, зная, что следующая встреча определенно состоится, стал гораздо счастливее. На прощание он обнял Эндрю, а Либби обняла меня и прошептала на ухо: – Спасибо. За все. Он в тебе нуждается. – Как и я, – прошептал я в ответ, а потом чмокнул ее в щеку. – В любое время. *** Объявили посадку на наш рейс, и, вымотанные, мы с Эндрю расселись по своим местам. Зная, что придется провести в самолете всю ночь, весь день мы занимались всем, что можно было выдумать, в том числе ночью делали что угодно, только не спали. Мы накупили подарки всем знакомым и наелись до отвала. Но я понимал, что, стоит мне попасть в самолет, сон тут же меня поглотит. Опустившись головой на подголовник, я повернулся к Эндрю. – Спасибо, что поехал со мной. Казалось, устал он не меньше меня. Он улыбнулся уголком губ. – Всегда пожалуйста. Я мог лишь смотреть на него. Кто–то задал ему вопрос, но я не обращал внимания. Я не мог оторвать от него глаз. Он был таким идеальным. Невероятным, великолепным, добрым, умным и веселым. Если б я верил, что души были разделены на две части, и нам нужно было искать свою вторую половинку, тогда я его нашел. Он был той самой недостающей частью меня. – Спэнсер? – Должно быть, Эндрю о чем–то спрашивал. – Попить? Бортпроводница хочет знать, чего ты желаешь: газировки или воды? Зеленого чая нет, я уже уточнил. И сомневаюсь, что чайник с чаем подошел бы… – Я люблю тебя. Он перестал бубнить и вытаращился. – Чего? Я по–прежнему лениво полулежал в кресле и улыбался. – Я сказал, что люблю тебя. Он охнул и закрыл рот рукой. Стюардесса издала звук наподобие «а–а–а–ах», а сидевшая рядом с Эндрю женщина уставилась на него и ждала его ответа. – Спэнсер… – Несколько недель я пытался произнести эти слова. Ты же знаешь, они тяжело мне даются, но ты офигеть какой невероятный. Сдерживая слезы, Эндрю заморгал и одними губами, будто у него пропал голос, проговорил: «Я тоже тебя люблю». Я сонно улыбнулся. – Просто решил, что ты должен знать. Эндрю отмахнулся от стюардессы, а она улыбнулась его взволнованности. Он сделал глубокий вдох и обвил меня рукой. – Если б существовал журнал «Самые неловко–романтические признания в любви», не сомневаюсь, вот это было бы на обложке. Я хмыкнул. – Извини. Говорил же: у меня глупое сердце, а мозг еще глупее. Они все решают самостоятельно. Он засмеялся, и в его глазах поблескивали слезы счастья. – Я тоже тебя люблю, – прошептал он, в этот раз сказав слова по–настоящему, подался вперед и по–быстрому меня поцеловал. Я вздохнул, словно его слова были теплым одеялом. – Теперь можно поспать. – Поспать? Как я смогу уснуть? Мое сердцебиение разогналось до сумасшедшего ритма, такое чувство, будто мне вкололи кофеина. Ты не имеешь права признаваться мне в любви и ждать, что я буду спать. Все еще располагаясь к нему лицом и держа его за руку, я закрыл глаза. Вряд ли в ближайшее время с моих губ сойдет улыбка. – Ш–ш–ш–ш–ш. Я чувствовал, как он глазел на меня. – Тьфу. Ненавижу тебя. Почти погрузившись в сон, я расхохотался. – Не правда. Он приподнял наши соединенные руки, и я ощутил, как его губы прижались к тыльной стороне моей ладони. – Да, не правда. |