Леонтьев. Леонтьев Лекции по общей психологии. Лекции по общей психологии под редакцией Д. А. Леонтьева, Е. Е. Соколовой москва смысл 2000 А. Н. Леонтьев
Скачать 3.35 Mb.
|
Вам ведь не велят выучивать первые страницы таблицы четырехзначных логарифмов? Вам позволяют взглянуть в таблицу. А почему нельзя заглянуть в хронологическую таблицу? Разве в этом дело? А вы думаете, что я помню среднее значение порогов? Нет. Сколько я прочитал лекций об ощущениях, сколько раз я называл эти цифры, представьте — не помню. Каждый раз перед лекцией я открываю первую попавшуюся книжку про это и тут же нахожу данные. Правильно это? Правильно. А запомнить не могу, по причине полной ненужности. Я знаю порядки, этого совершенно достаточ- но. Я не могу ошибиться в десять раз, я просто понимаю, что они не могут быть та- кими, обязательно лежат в этой зоне. Это очень большое знание, это знание больше, чем знание цифр. Вам понятно, почему? Порядки знать важнее. В конце концов, прогресс науки и техники идет к тому, что мы все больше рассчитываем на автоматическую выдачу точной справки. А вся трудность заключает- ся в запросе. И когда я был однажды в передовом, правда, исключительном фран- цузском лицее в старших классах, то меня поразило следующее. Я увидел такое зада- ние, не то в первом, не то во втором классе: розданы были бумажки с заданием в классе, смысл этих заданий вот в чем: подобрать материал для такого-то решения таких-то задач (они разные были). В чем заключалось действие? Ни одного библио- графического указания. В том, чтобы идти в библиотеку, брать энциклопедии, распу- тывать, где это можно найти и откуда можно узнать ответ на этот вопрос. Правда, хороший прием? Придет в вуз такой школьник, бывший лицеист, ему не надо пере- делывать способ работы, у него он уже есть. А если он придет не в вуз, а в жизнь? Еще важнее, в жизни ему никто не будет делать пометок, как в мое старое время в старой школе «от с.п. до с.п.» (это значит «от сих пор до сих пор»), за него это никто не будет писать. Жизнь от с.п. до с.п. не пишется. И когда вы придете на производ- ство, в сферу экономики, в любую сферу, сферу обслуживания, надо самостоятель- но двигаться, надо уметь искать источник, с ходу ответить на жизненно вставший вопрос, а не ждать этого ответа, преподнесенного в готовом виде, от с.п. до с.п. Пролистывание книги, скажу вам по секрету, есть великое умение. Поэтому, когда я у нас на семинарах даю страницы, у меня внутренне всегда выступает ка- кое-то чувство протеста, неудовлетворенность. Я бы дал монографию толстую, там нужно прочитать всего 10—12 страниц, но поищи, где про это написано, там есть предметный указатель, там есть перечень глав, так научитесь пользоваться справоч- ным аппаратом. Вы кончите университет, никто вам не будет указывать страницы. Это особая ориентировка в вещах. Я говорю то же самое применительно к аспиран- там. Не буду давать библиографию: если вы не умеете делать библиографического розыска, вам нельзя давать степень, потому что завтра вы останетесь без руководи- теля и никто за вас никакого библиографического поиска делать не будет. Извольте уметь раскручивать. Где-то выберете источник, посмотрите, какие там ссылки, вер- нетесь к ссылкам, посмотрите, что там, найдете что-нибудь поновее. Есть колос- сальный аппарат в психологии, Psychological Abstracts, например. Это журнал, ко- торый дает краткое содержание любой статьи, появившейся в мире психологии. Они есть во всех крупных библиотеках. В крупных, потому что это очень дорогое изда- ние, оно многотомное, ежегодное. Оно систематически издается, номер за номе- ром, год за годом. Стаж этого журнала очень большой, поэтому можете вернуться к любому году. Перед этим издавался «Register», более краткий справочник, он изда- 314 ЛЕКЦИЯ 33 ВНИМАНИЕ И ПАМЯТЬ вался с начала века. Так извольте посмотреть, поучиться обращаться с этими веща- ми. Но я отвлекся. Итак, непроизвольное запоминание. Что такое непроизвольное запоминание? Я выделю три класса процессов. Первый класс, самый важный или, вернее, наибо- лее привлекающий к себе внимание психологов, — это непроизвольное запомина- ние, представляющее собой не что иное, как мнемические процессы, мнемические операции в структуре немнемических действий. Вам ясно, о чем идет речь? Это за- поминание, когда вы не запоминаете специально. Я сегодня с собой взял в виде исключения первую статью, опубликованную в советской литературе, советским автором. Это статья Петра Ивановича Зинченко 1 . Я подчеркиваю имя и отчество, чтоб вы не путали с Владимиром Петровичем Зинчен- ко, нашим профессором, которого вы, вероятно, знаете, это его сын. П.И.Зинченко сделал вообще очень важный вклад, который затем был подхвачен и развит, в част- ности в монографии Анатолия Александровича Смирнова. Вот это первая статья, которая обсуждает этот вопрос, сообщает очень важные экспериментальные результаты. Зинченко провел изложенную в этой и других его статьях большую серию экспериментов, подробное изложение их вы тоже можете найти в монографии П.И.Зинченко «Непроизвольное запоминание» 2 . Я вам называю третью монографию о памяти, из советской литературы это, пожалуй, наиболее зна- чимые монографии, наиболее продвигавшие исследования памяти. Я изложу некото- рые факты, которые были получены П.И.Зинченко, ныне покойным. Автор задумал простенький эксперимент для изучения непроизвольного запоминания. Его испытуе- мые не подозревали о том, что перед ними стоит задача что-то запомнить, перед ними ставились другие задачи, а потом, когда эти задачи были решены, наступал неожиданный поворот и испытуемых просили воспроизвести нечто, какой-то мате- риал, с которым они имели дело в задаче, решая другую, не мнемическую задачу. Он предложил следующую серию задач: решить арифметическую задачу (первое зада- ние), второе задание — придумать условия, числовые значения к задаче. Схема зада- чи была задана, надо было детализировать эту схему, по типовой задаче дать вариант. И третье задание — полностью придумать задачу без всяких условий, без схемы за- дачи, без типа задачи («Придумайте какую-нибудь математическую задачу»). По всем трем этим сериям неожиданно перед испытуемым ставилась задача — припомните. И вот характерная для двух возрастов: для первого класса школы и для старшего школь- ного возраста — эффективность запоминания, то есть число членов, удержанных в памяти (что же запомнилось): у первоклассников — 11; 11,5; 12 по типам задач, то есть существенного различия не было, а вот у старших школьников сразу изменилась картина — 3; 4; 10. Значит, что было наиболее эффективно удержано? Придумыва- ние. Что менее эффективно? Решение. Но самое интересное — второй факт. Экспериментатор придумал хитрую мето- дику: он взял картинное лото (маленькие такие карточки с изображением пред- метов) и четвертую часть каждой карточки заклеил крупной цифрой (однозначное число). А затем он давал задачи на классификацию картинок. Это одна серия. А дру- гая задача, другая серия — подбор цифр. Что это значит? Он менял цель. Первая цель — классификация картинок, вторая цель — ранжирование цифр по заданному правилу. Правило нам неважно, оно может быть очень простое — восходящий или нисходящий ряд. Можно другое — чередование четных и нечетных цифр, можно 1 Зинченко П.И. Непроизвольное запоминание // Советская педагогика. 1945. № 9. 2 Зинченко П.И. Непроизвольное запоминание. М., 1961. 315 ОПОСРЕДСТВОВАННОЕ ЗАПОМИНАНИЕ задать группирование по какому-то признаку (все равно, что можно сделать с чис- ловым рядом). И вот поразительные результаты: при классифицировании картинок у взрослых воспроизведение картинки после этой работы — 13,2; воспроизведение цифр — 0,7. При подборе чисел (может, картинки таким обладают свойством, что они запоминаются?) — 1,3 для картинок и 10,2 для цифр, то есть обратный поря- док. Отсюда автор сделал точные, далеко идущие выводы: запоминается непроиз- вольно то содержание, которое входит в цель действия, плохо удерживается то со- держание, которое входит в условия осуществления действия. Это центральный вывод. Значит, непроизвольное запоминание есть функция места, занимаемого дан- ным материалом в структуре деятельности, точнее, в структуре действия. То, что относится к условиям, запоминается хуже; то, что относится к самому содержанию, которое входит в задачу, лучше. И второе, очень важное наблюдение: оно запоми- нается иначе. Я цитирую: «Материал, относящийся к способам осуществления дей- ствия (операциям), при непроизвольном запоминании запоминается обобщенно, схематично, менее эффективно и менее прочно» 1 . Содержание же, составляющее не- посредственную цель действия, запоминается конкретно, точно, более эффективно. И, наконец, последний вывод: «Динамика отношений между операцией и действи- ем, имеющая место как в процессе их формирования, так и при изменении строе- ния деятельности, обусловливает качественные и количественные изменения в не- произвольном запоминании» 2 1 Зинченко П.И. Непроизвольное запоминание. М., 1961. C.186. 2 Там же. лекция 34 память и деятельность Т оварищи, я в прошлый раз кратко изложил результаты опытов Петра Ива- новича Зинченко, относящихся к непроизвольному, ненамеренному запоминанию. Общий вывод, который можно сделать из опытов, проведенных Зинченко, состоит в том, что в условиях заданной испытуемому деятельности, то есть некоторого зада- ния, которое передается испытуемому для исполнения, то содержание, которое вхо- дит в цель производимых испытуемым действий, запоминается достаточно эффектив- но и, что обращает на себя внимание, может быть воспроизведено с достаточной точностью, конкретностью. Иначе обстоит дело с тем содержанием, которое состав- ляет способы выполнения действия, его условия. Это содержание запоминается от- носительно менее эффективно и в гораздо более схематической форме. Оно, кстати, обычно удерживается не очень прочно. Таким образом, эффективность непроизволь- ного запоминания определяется прежде всего не такими факторами, как яркость материала, сила воздействия раздражителей, удерживаемых в памяти, даже не чис- лом повторений, а прежде всего тем местом, которое данный материал занимает в структуре деятельности. Парадокс состоит в том, что когда тот же самый материал, с которым имел дело испытуемый в многочисленных опытах, предлагался для произвольного запоми- нания и воздействовал такое же или такого же порядка время, то оказалось, что это произвольное запоминание менее эффективно, чем запоминание непроизвольное. Передо мной сейчас цифры. По разным возрастам преимущество, то есть большая эффективность непроизвольного запоминания по сравнению с произвольным, сле- дующее: прирост в пользу непроизвольного запоминания у малышей 45%, дальше 40%, 33%, 30% и лишь у студентов прирост составляет всего 15%. Впрочем, после- днее объяснить довольно легко, потому что студенты — народ чрезвычайно хитроум- ный и неизвестно, как они вообще действуют. Надо сказать, что линия искусственна; не в лабораторных, а, скорее, в жизнен- ных условиях сходные опыты были проведены Анатолием Александровичем Смирно- вым. Я не хочу сказать, что Смирнов проводил только такие «жизненные», как иногда говорят, естественные эксперименты, но он проводил и эти эксперименты. Они из- ложены тоже в очень хорошей монографии о памяти, написанной Анатолием Алек- сандровичем Смирновым 1 . Кстати, в эти дни Анатолий Александрович отмечает свой 80-летний юбилей и продолжает свои исследования в области памяти, руководя спе- циальной лабораторией по изучению памяти в Институте общей и педагогической психологии. Естественные эксперименты, которые были проведены А.А.Смирновым, 1 Смирнов А.А. Проблемы психологии памяти. М., 1966. 317 ПАМЯТЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ строились по такой схеме (я приведу пример): сотрудник института по определенному маршруту едет или идет из дома в институт. А когда он появлялся в институте, Анато- лий Александрович задавал ему целую серию вопросов, относящихся к тому, что он видел и, следовательно, может воспроизвести, припомнить, с какими явлениями он встречался на своем пути. Результаты такого и подобных опросов, собственно, повто- рили, вернее, подтвердили данные лабораторного эксперимента. Оказывается, что все то, что относится к способам, условиям, не удерживается, не воспроизводится испы- туемым, зато достаточно точно, вернее, достаточно подробно (потому что точность не проверялась в этих условиях, это нельзя было проверить), и немедленно припомина- ется именно то, что побуждало ставить вот эти малые, частные, какие-то целевые, це- леподчиненные процессы по ходу совершаемого, проходимого, проезжаемого пути. Я опять отсылаю вас к этой монографии. Ее, частичное во всяком случае, изучение пре- дусматривается программами ваших семинарских занятий, я думаю, вам следует обра- тить внимание и на эти очень интересные описания. К какому же общему выводу мы можем придти, если поставить перед собой задачу как-то объединить, разобрать, расклассифицировать эти понятия, различные явления, относящиеся к памяти, с которыми мы встречаемся, исследуя человечес- кую деятельность? Большинство явлений я описывал, правда, очень кратко, некото- рые явления я должен буду ввести, для того, чтобы сделать более полной общую картину. У нас принято выделять в курсах психологии главу о памяти. Это сделал и я в нашем курсе. Но расчленения, которые стали традиционными и сохранились в со- временной психологии, являются в высшей степени условными, и это достаточно хорошо видно даже на таких специальных процессах, как процессы памяти. Дело в том, что старая психология оперировала категорией «способностей». Так, выделилась способность восприятия, способность памяти, способность мыш- ления и т.д. Вот эта так называемая способность на известном уровне исторического развития психологической науки была… (я не могу сказать «переосмыслена»…) пере- именована. Возник термин «психологическая функция». Функция — это, собствен- но, и есть «переодетая» способность, потому что когда мы говорим о психической функции, такой, как например, память, внимание и т.д., то в сущности мы отхо- дим от общепринятого научного определения функции. Я имею в виду то значение, которое имеет термин «функция» в науках о жизни, то есть науках биологических. Общепринятое определение функции в биологических науках состоит в том, что под функцией разумеется проявление работы органа или системы органов. Вы понимае- те, что когда мы говорим о внимании или о памяти, очень ясно видно, что мы не можем приписать эту функцию какому-то органу или какой-то системе органов. Мы, конечно, можем говорить о том, что память, то есть запоминание, хранение удер- жанных следов и воспроизведение их в той или другой форме — это функция моз- га, понимая под мозгом нервную систему и чувствительные, равно и двигательные, физиологические процессы. Это верно, но эта «функция мозга» есть представление чрезвычайно общее. Все есть функции мозга, все, что исследует психология. Это элементарное положение. Именно потому что оно является весьма общим, оно не способно служить указанием на то, чем же отличается одна способность или одна функция от другой. Вот вам критика этого общего определения, этого общего по- нимания дела. Поэтому приходится, нарушая традицию, или, вернее, сохраняя тра- дицию, но изменяя содержание представления о функции, произвести иное рас- членение процессов. Применительно к памяти это расчленение требует прежде всего выделения явлений или процессов памяти на уровне осуществления любых процес- сов, любой деятельности, любого поведения. Я подчеркиваю: «любых процессов», 318 ВНИМАНИЕ И ПАМЯТЬ ЛЕКЦИЯ 34 «любых жизненных процессов», значит, в том числе также и процессов, которые мы не относим к сфере изучаемых психологией. Я начал изложение проблемы па- мяти с указания на то, что мнемические процессы, то есть процессы удержания, изменения под влиянием внешних воздействий, сохранения этих изменений, то есть этих следов, их обнаружение в дальнейших процессах есть вообще свойство всякого живого организма и, следовательно, относится к любым процессам. Нельзя пред- ставить себе, например, восприятия без явлений мнемических. Они просто невоз- можны без этого, потому что мы должны неизбежно допустить (и мы это видим) известную инерционность, скажем, процессов, вызываемых действием света на сет- чатку или на какую-нибудь другую систему рецепторов организма. Мы должны до- пустить (и мы это видим), что помимо этой, так сказать, инерционности процес- сов (тоже своеобразного удержания, сохранения) имеются и какие-то относительно менее кратковременные, но все же очень короткие удержания. В этом смысле гово- рят о роли иконической, то есть образной, памяти каких-то следов, с которыми работает восприятие; чтобы получить образ, нужно работать с таким остаточным, иконическим следом. Это известно из изучения восприятия. Тем более немыслимо, даже абсурдно представлять себе какие-то мыслительные акты, пусть самые элемен- тарные, которые бы не включали в себя и воспроизведения чего-то, что дополняет наличную воздействующую ситуацию, и которые, в свою очередь, не дают мнеми- ческого эффекта, то есть эффекта запоминания. Мы ничего не можем сказать даже о таком классе психических явлений, как класс эмоциональных переживаний, аф- фектах, которые тоже имеют какое-то свое мнемическое содержание и мнемичес- кое выражение. Например, по отношению к аффектам это очень ясно, они не толь- ко инерционны, они аккумулируются. Вспомните простую мысль, выраженную в известном «присловье» о капле, которая переполнила сосуд. Это накопление, эта аккумуляция (следовательно, своеобразное запоминание) вовсе не похожа на зау- чивание бессмысленных слогов или даже заучивание осмысленного стихотворения. Это своеобразная память, но она всегда существует. Вот то, что она всегда суще- ствует, и заставляет вести анализ как-то иначе, чем на основе выделения особой способности памяти. Значит, мы прежде всего встречаемся с явлениями памяти на уровне исполнительных физиологических и психофизиологических механизмов. И вот так описываемая память, так вычленяемые процессы, как я только что гово- рил, универсальны. Мы, наконец, наблюдаем эти мнемические явления и на уров- не отработанных способов выполнения действия. И здесь я хочу ввести первый новый, мною не упоминавшийся материал. Дело в том, что на этом уровне, я бы сказал, на уровне операций, если следовать тому расчленению деятельности, которое было в свое время мною предложено, нужно произвести еще одно деление. Это деление на операции (способы выполнения дейст- вия), которые имеют разное происхождение. А они могут иметь разное происхожде- ние, некоторые из них могут возникать на своем собственном уровне, это продукт фиксации повторяющихся движений; другие возникают путем подчинения какого- то действия выполнению более общей задачи, следовательно, общей цели. Вот если действие целенаправленное, то есть направленное на сознаваемую цель, подчинен- ное ожидаемому результату, представлению о том, что должно быть получено (а это и есть цель), и если такое действие входит в состав более широкого действия, вер- нее, вообще любого действия, но так, что первое обслуживает второе, тогда оно теряет свой ранг действия и приобретает ранг операции. Значит, эти операции име- ют двойное происхождение: в анализе я обычно имею в виду только операции вто- рого происхождения, но мы можем выделить и операции первого происхождения. 319 ПАМЯТЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ Надо сказать, что мнемические процессы на уровне этих различных по своему происхождению операций ведут себя по-разному. Я сейчас процитирую малоизвест- ные опыты ныне покойного В.И.Аснина, который проделал экспериментальную ра- боту с очень простым аппаратурным оборудованием, но давшую очень интересные результаты как раз с точки зрения запоминаемости операций, их удержания. Речь идет на этот раз о двигательных процессах. Опыты проводились так: перед испытуе- мым был клавишный аппарат. Это коробка, на верхней крышке которой располагал- ся ряд клавиш, кнопок. Задача испытуемого заключалась в том, чтобы нажимать на кнопки. Как? В одной серии опытов — по сигналам, которые представляли собой род нот, нотных знаков, если хотите, только особенно построенных. Это были кружки, изображенные против каждой клавиши, и дальше рисовалось нечто вроде так назы- ваемой мнемосхемы: известная последовательность их чередования. Задача испытуе- мого заключалась в том, чтобы всякий раз найти следующую клавишу и осуществить действие. После некоторого количества повторений, которое примерно определялось предварительными опытами, ситуация опыта внезапно, неожиданно для испытуемо- го менялась. Заметьте, что никакой задачи запоминания перед ним не ставилось, скорее, эта ситуация воспринималась им как ситуация исследования реакции выбо- ра, времени реакции выбора, только в усложненных условиях. Ситуация опыта вне- запно менялась вот в каком отношении: убирались нотные знаки, эта мнемосхема, а экспериментатор спокойно говорил испытуемому: «Продолжайте». Иногда, к некото- рому своему удивлению, испытуемым удавалось продолжать. Объективная регистра- ция показала, что вообще этот порядок удержался. Давайте запомним этот результат. Вторая серия, противоположная, контрастная, заключалась в следующем: клавиши были снабжены вспыхивающими лампочками, которые находились непосредственно в клавише. Задача испытуемых заключалась в том, чтобы нажимать на вспыхнувшую клавишу и тем самым тушить ее. Никакой последовательности здесь не выделилось, никакой мнемосхемы не было. И дальше проводилась та же процедура. В какой-то мо- мент после известного числа повторений лампочки переставали загораться, и испы- туемый тоже продолжал правильно сохранять последовательность. Просто ему гово- рили, «а теперь продолжайте то, что вы делали», ведь много раз повторялись одни и те же, правда довольно сложные, комбинации, сразу не схватываемые. Скажем, пер- вая, седьмая, четвертая, пятая, третья, вторая клавиша и т.д. Никакую закономер- ность нельзя было установить в ряду цифр, обозначающих клавишу. Мы получили примерно одинаковые результаты, но а) повторений во втором случае требовалось значительно больше; б) самое важное здесь — переделка навыка. В первом случае изменение, вносимое в порядок нажимания клавиш, в сущно- сти, ничем не нарушало процесс. Он воспроизводился достаточно хорошо. Значит, не было так называемой интерференции, то есть столкновения прежде выученного и не- сколько измененного навыка. А во втором случае как раз наблюдалось очень отчетливо явление интерференции. Значит, в одном случае мы имели какое-то очень гибкое об- разование, подвижное, не сталкивающееся со сходным. Мы будем говорить «со сход- ными следами», «со сходными полученными последовательностями», «удержанными последовательностями». Во втором случае это столкновение происходило и мешало образованию нового навыка, вернее, навыка новой последовательности. Вы можете в психологической литературе встретиться и, наверное, встретитесь с понятием «интер- ференция навыков»: один мешает другому, сходному. Один образовавшийся навык ме- шает образованию навыка, с ним сходного. Но дело в том, что все это относится толь- ко к странным связям движения, фиксирующимся не в порядке преобразования, 320 ВНИМАНИЕ И ПАМЯТЬ ЛЕКЦИЯ 34 превращения прежде сознательных движений вот в эти обслуживающие операции со- знательного действия, то есть преследующего сознательную цель, а лишь в результате повторения стереотипов, которые образуются просто в силу повторений. В поведении человека и его деятельности, в жизни человеческой мы встречаемся с образованием, с удержанием, фиксацией операции, которая представляет собою автоматизирован- ное, но бывшее сознательное действие. Всякий пианист, например, знает, что, читая нотную запись, то есть играя с листа, никакое совпадение двух-трех последователь- ных движений с той же аппликацией, то есть совершаемой на тех же клавишах теми же пальцами руки, не вступает в столкновение с тем же самым порядком, множество раз повторившимся либо в другой музыкальной фортепьянной пьесе, либо, чаще все- го, в этюдах, специальных упражнениях, даже просто при проигрывании гаммы. Там очень часто повторяют эти кусочки. Это элементарное наблюдение: никакой интерфе- ренции нет. Разве бывает интерференция при переходе от записи русскими буквами к записи латинскими буквами? Конечно, у нас среди латинских букв могут вылезти рус- ские (или наоборот), это приводит к задержке, столкновению, но это не интерферен- ция, это действие совсем другого механизма, так сказать механизма настройки, — что называется установкой. Конечно, если мне показывать непрерывно латинские слова и я их должен читать вслух, а потом мне дают написанное по-русски слово « РЕСТОРАН », то я читаю «пектопа». Но дело вовсе не в интерференции, потому что если я прочитаю знаменитую тетрадочку для запоминания слов (слева иностранное, справа русское, или наоборот), то никакой интерференции здесь не возникает. Я рассказал немножко об опытах Аснина потому, что мне хотелось выделить собственно память, как она выступает в настоящих операциях, а не в тех операциях, которые являются просто задолбленными, будем говорить так, движениями, элемен- тарными по своей структуре стереотипами, а не автоматизированными действиями. Итак, мы встречаемся дальше с памятью на уровне операций, и это своеобразная память, об этом я уже говорил в связи с опытами с непроизвольным запоминанием. Наконец, мы встречаемся с памятью как мнемическим действием. Есть такие дей- ствия у человека, а у животных нет. Цель — запомнить, и тогда это мнемическое дей- ствие выполняется различными операциями. Какие из них наиболее подходящи? Это вопрос особый. Они разные, эти наиболее подходящие операции, в зависимости от того, как конкретизируется сама мнемическая цель, то есть сам целевой процесс за- поминания. А конкретизируется эта цель очень по-разному. И старые авторы, кото- рые писали в начале нашего века о памяти, с недоумением констатировали такой, например, факт, что иногда произвольный, то есть целеподчиненный, процесс за- поминания приводит к тому, что запоминание является относительно кратковремен- ным, а в других случаях мнемическая цель приводит к тому, что это запоминание относительно гораздо более длительно. В чем разница между «запомнить до завтраш- него дня» и «запомнить надолго»? Разный состав операций, теперь это совершенно ясно. Ничего таинственного здесь нет. Не намерение определяет судьбу мнемического процесса, а способ, каким это мнемическое действие выполняется. А он изменяется, когда меняется цель. В самом деле, мне сказали номер телефона, и мне нужно не- сколько секунд, чтобы дойти до телефонного аппарата, поднять трубку и начать на- бор сообщенного мне номера на диске. Ну, какой я буду здесь применять прием? Ка- кую операцию совершу? Да очень простую: когда я услышал номер, я повторяю его один или два раза и в это время подхожу к диску и в третий раз набираю. Я не искал никаких связей между этим цифровым материалом, ни с чем его не пробовал свя- зать. Ну что мне стоит его удержать в течение десятка или двух десятков секунд? Дос- 321 ПАМЯТЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ таточно просто про себя его воспроизвести, рассчитывая на продолжение инерцион- ного действия от моего повторения. Все. Другое дело, когда мне не на чем записать номер телефона: я встретил знако- мого, который дал мне свой номер телефона, а записать его не на чем. А мне надо его запомнить, я договорился с ним, что позвоню ему по телефону в тот же день вечером или на следующий день. Мне нужно запомнить не на секунды, не на десятки секунд, а относительно длительно. Я приведу реальный пример, как я запомнил но- мер. Я знал отчетливо набор первых трех цифр, потому что они стандартны для дан- ного учреждения. А дальше шли 37-89. Я и запомнил: первая группа есть 3, а потом простая последовательность: 7-8-9. Все. Вот я открыл сейчас книжечку только для того, чтобы проверить, помню ли я до сих пор. Оказывается, помню правильно. Я убедился в том, что это так. Группа первых цифр, я ее знал, мне нечего было запо- минать, как у нас на факультете таинственное, но устойчивое 2-0-3, 203. По какому бы телефону вы ни звонили, вы начинаете с 203. Так же и в том учреждении, о кото- ром идет речь, тоже есть три постоянных знака. Итак, после этой группы — 3-7-8-9. Значит, я устроил какой-то порядок, осуществил какие-то мнемические операции, здесь очень простые, и удержал номер в памяти, мне не нужно было идти и весь путь повторять или применять какие-нибудь другие способы. Надо сказать, что эта разница, казавшаяся в начале века таинственной, — зависимость от намерения — расшифровывается, раскрывается очень просто: цели меняются, конкретные формы целей, конкретное их содержание меняется, соот- ветственно с этими целями подбираются системы разных операций, которые и дают, соответственно, разные эффекты. Итак, мы имеем дело, стало быть, с про- цессами памяти на уровне теперь уже действий. Но остается еще один уровень, где память действует уже совершенно удивительным образом. Я имею в виду уровень де- ятельности по тому определению, которым я обычно пользуюсь, разумея под дея- тельностью процесс, который побуждается и направляется мотивом, конкретизиру- ющим в себе ту или другую потребность. Это есть известная единица человеческой жизни, человеческой деятельности в собирательном значении этого слова. Как же обстоит дело с этой же самой способностью или функцией, которую мы называем памятью, если подойти к анализу памяти на этом уровне? Вот здесь-то и открыва- ется неожиданность. На этом уровне память в своих обычных проявлениях исчезает. Она скрывается прежде всего от нашего самонаблюдения, мы ничего не знаем о том, что мы делаем и делаем ли мы что-нибудь, в результате чего происходит фик- сация, запоминание на уровне деятельности, то есть на уровне мотивации, а не цели, не условий, в которых протекает действие, то есть на уровне операций. И тем более не на уровне исполнительских механизмов, реализаторов. Дело все в том, что существует как бы своеобразное несовпадение эффектов того, что мы называем за- поминанием, на уровне, повторяю, механизмов, реализующих процесс, на уровне способов выполнения деятельности и на уровне действия, наконец. Дело в том, что запоминание идет, если так можно выразиться, без запоминания, без специально- го процесса. Нам, по крайней мере, этот процесс субъективно неизвестен, а еще более отчетливо особенность эта проявляется в том, что мы ничего не припомина- ем, содержание оказывается не хранящимся на складах памяти, а актуальным, оно становится, так сказать, как бы принадлежностью субъекта, а не его памяти. Я по- ясню сначала на примере, который я повторяю, когда обычно говорю об этой про- блеме в учебных курсах. Иллюстрация немножко нарочитая и смешная. Представьте себе (я обращаюсь к женской половине нашей аудитории) что некий молодой и прелестный человек всячески выражает чувства глубокой привязанности, влюблен- 322 ВНИМАНИЕ И ПАМЯТЬ ЛЕКЦИЯ 34 ности и очень настойчиво ждет Вашего согласия на свидание с ним. И вот наступа- ет тот счастливый для него день, когда Вы наконец говорите: «Хорошо. В четверг в пять». А Ваш молодой человек берет книжечку, разграфленную по дням недели и по часам, берет карандаш и говорит: «Ага, в четверг, так, значит, в пять» — и тща- тельно записывает. Как, Вы пойдете на свидание? Я думаю, что нет. Скорее всего, нет. Потому что он себя выдал. Такие вещи не запоминают, они входят в Вас, и Вы с этим живете. Уж если человек говорит, что забыл про назначенное свидание, значит, вы безошибочно, как практические психологи, понимаете, что это не име- ло для него особого смысла. Вот действие, которое нужно совершить, мы записы- ваем, а для голода, мотива, побуждения мы ничего не должны делать в плане их фиксации: ни повторять десять раз, ни подбирать мнемотехническое правило, то есть делать какие-то специальные нарочитые операции, искусственные, так сказать, с точки зрения логики. Человек получил вчера новое впечатление, затронувшее его личность, и наутро, просыпаясь, испытывает переживание: «Ах, вот что…». Это что? Припоминание? Вы, наверное, угадали из какого художественного произведения я привел этот пример. Да, это знаменитая Катюша у Толстого. Там после встречи с этого начинается день. Что это? Припоминание? Разыскивание в складах памяти? Нет, это совершенно особая вещь, это стало теперь чем-то страшно личным. Это как бы совсем другая память, причем не думайте, что это продукт какого-то особо- го развития. Она все время существует, на всем историческом пути, вернее, на всем эволюционном пути. И если вы хотите видеть зачатки этого механизма в гораздо большем обнажении, чем у человека, обратитесь к животным. Ведь это же и есть знаменитый импринтинг. Вот она, фиксация потребности в объекте, которая, как известно, не требует повторения, которая делается мгновенно. Поисковая активность там врожденная, рефлекторные ответы на ключевые раздражители, приводящие ма- шину в действие. Встреча с объектом, удовлетворяющим потребность, фиксация этого объекта, отнесение его к категории жизненно важных. Вот оно! Значит, это различные уровни запоминания, они просматриваются очень хоро- шо эволюционно. Пожалуй, только один уровень не просматривается в эволюции. Это уровень мнемических действий, просто потому, что в мире животных мы не имеем явлений постановки сознательных целей и подчинения этим сознательным целям, то есть представлениям о результате, который должен быть достигнут в поведении, от- дельных актах этого поведения и т.д. И вторая поправка: что касается запоминания операций, то, конечно, это операции только первого вида, те, которые стереотипны. Почему так хорошо изучать образование всяких стереотипов, например, двигатель- ных, именно у животных? У человека это изучение очень затруднено тем, что мы обя- зательно должны поставить человека в очень искусственные условия лабораторного порядка. Иначе у него просто не будет этого эффекта задалбливания. У него будет эф- фект перехода целевого поведения в поведение, обслуживающее действие, направлен- ное на другую цель. То есть всегда будет господствующей память, связанная на уровне операций второго, главного для человека вида. Надо сказать, что проблема памяти, как она сейчас выступает в современ- ной психологии, возвращает к некоторым большим, я бы даже сказал, философс- кого порядка вопросам. Возвращает не в том смысле, что современное знание о процессах памяти как-то говорит за одну или другую философскую общетеорети- ческую интерпретацию этих явлений. Скорее, они позволяют понять, как, из каких эмпирических источников выступают те или другие философские концепции памя- ти. Я эту мысль опять проиллюстрирую на некоторых достаточно ярких примерах. Прежде всего, это философская тенденция, выразившаяся в универсальном учении 323 ПАМЯТЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ о мнеме как о всеобщей способности или о всеобщем явлении в мире. Вы помните, я упоминал об этих концепциях, связывал их с именем Семона. Это отнюдь не фи- лософ, а физиолог, но он выразил известные философские воззрения физикально- го, так сказать, направления. Они, собственно, заключаются в том, что основные, главные характеристики памяти сохраняются и лишь проявляют себя в разных ли- чинах, подобно следам, которые мы видим как результат того, что по мягкому грун- ту проехала телега. Это оставление следов на грунте в виде колеи, это явление оста- точного магнетизма, это явление изменения под влиянием внешних воздействий или обменных процессов протоплазмы, это изменения в нервной системе, состоянии си- наптических аппаратов, то есть аппаратов связи в биохимии синапсов и так по вос- ходящему ряду по принципу: чем больше это меняется, тем все больше это остает- ся тем же самым. Это физикальный философский взгляд на жизнь и, в частности, тем самым, на процессы мнемические. Я бы упомянул еще об одной идее, тоже выраженной на философском языке, прежде всего одним из крупнейших филосо- фов-классиков. Я имею в виду то значение, которое придавал процессам памяти Гегель. Именно ему принадлежит та великолепная мысль, что мы ничего не можем сделать по решению нашей души, если не вспомним о нем. Мысль, которая под- черкивала чрезвычайное значение памяти в наивысших проявлениях человека. И наконец, особо и специально я имею в виду очень сложную, очень прав- доподобную, в каком-то смысле, я это подчеркиваю, концепцию, которая была развита достаточно крупным, известным, я не скажу больше, философом-идеалис- том Анри Бергсоном. У него есть специальная книга, посвященная прямо памяти 1 И одно из важных положений этой книги заключается в том, что мы имеем двоя- кую память, в соответствии с воинствующим идеалистическим, спиритуалистичес- ким даже воззрением Бергсона. Во-первых, память тела. Это то, о чем я говорил подробно, об этих мнемических операциях, об этой памяти на уровне операций, на уровне даже мнемических действий. Но есть еще память, которая как бы вовсе не попадает в эту классификацию. И эту память Бергсон выделял как память духа в отличие от памяти тела. Что же имел в виду Бергсон и в каком смысле он уловил какую-то правду? Он уловил какую-то правду в том смысле, что он нашел и при- вел целый ряд очень интересных описаний, сделав, однако, из этих описаний прямолинейные, идеалистические обобщения. Но он эти описания привел и этим, конечно, привлек внимание к фактам, которым вовсе не всегда придавалось необ- ходимое значение. Позвольте мне привести одно описание. Я, конечно, не цитирую, Бергсона я читал давным-давно, поэтому я прошу извинить меня, если я не буду точно воспроизводить его текст. Все-таки это у меня удержалось. Кстати, по како- му, вы думаете, принципу? По принципу смыслового запоминания? Или по прин- ципу «делового заучивания»? Ну, конечно, по принципу смыслового запоминания. Потому что я сделал для себя в этот момент какое-то открытие, которое состояло в том, что была обнаружена какая-то лакуна в психологических знаниях, которая не была оценена. Так какой же это факт? Бывает так, что я не помню какого-нибудь события, явления, какого-нибудь материала, зато я отлично знаю (а значит, по- мню), что я его должен помнить. Я помню о том, что у меня это в памяти, и толь- ко поэтому начинаю припоминание, то есть поиск. Иногда мне удается сделать этот поиск, иногда нет. Значит, память работает как бы в двух порядках. Гегель писал: мы можем сделать что-нибудь по решению нашей души, только если мы помним об этом решении. Я переворачиваю его формулу: мы можем сделать усилие, проявить 1 См.: Бергсон А. Материя и память // Собр. соч.: В 4 т. М., 1992. Т.1. С.157—327. 324 ВНИМАНИЕ И ПАМЯТЬ ЛЕКЦИЯ 34 активность припоминания чего-нибудь, если мы помним о том, что мы должны припомнить. Я рассказал про эти некоторые общие философские подходы и осо- бенно про Бергсона, не просто так, не для расширения ваших представлений. Я сде- лал это, чтобы придти к одному важному, по-моему, психологическому выводу. Я не могу сказать, что этот вывод является результатом исследования, серьезного, скрупулезного анализа, но тем не менее этот вывод обоснован. Вот в чем он заклю- чается: когда мы говорим по существу о различных процессах, объединяемых об- щим представлением о функции приобретения, хранения и воспроизведения неких следов в неких обстоятельствах, когда мы говорим об этих разных уровнях, гово- рим о том, что эта так называемая способность или функция является в разных своих качествах, то нужно к этому присоединить, что является-то эта функция в разных своих качествах не последовательно (они не сменяют друг друга), а обычно одновременно. Вот отсюда-то и получается этот своеобразный феномен, который достаточно хорошо был описан Бергсоном и из которого сам Бергсон сделал со- вершенно идеалистического порядка выводы, то есть очень далекие от всякого конк- ретного научного способа рассмотрения реальности. Да, память на уровне деятель- ности должна присутствовать и в других наших процессах. Она вводит в игру все остальное: припоминание на уровне действия, операций, исполнительных механиз- мов, как вообще человеческие потребности, конкретизировавшие себя в известных мотивах, побуждениях, вводят в игру всю человеческую деятельность — и в каждое отдельное действие, и в каждый акт. И это действительно так. Я процитирую Марк- са: «Никто не может сделать чего-либо иначе, как ради удовлетворения той или другой потребности». В самом деле, а к чему тогда было совершать эти действия? Я на этом и закончу сегодня лекцию. А дальше мы перейдем к очередной теме, к мышлению. мышление и речь лекция 35 виды мышления. мышление и чувственное познание М ы начинаем этот семестр новой темой «мышление», темой, можно ска- зать, классической, довольно трудной. Вы хорошо понимаете, что процессами мыш- ления занимается не только психология. Мышление составляет также предмет изу- чения теории познания, то есть философии. Специально мышлением занимается и особая наука, — логика. Логика во всех своих направлениях и разделах. Предметом психологии мышление стало относительно недавно, то есть в пери- од, когда психология уже начала формироваться как самостоятельная область знания и первые систематические представления о психологии мышления, о психологи- ческих вопросах мышления, составляли содержание так называемой «ассоциативной психологии» прошлого столетия. Она стояла на общеизвестных, очень простых по- зициях, которые сводились к тому, что главные законы, управляющие движением представлений, понятий в голове человека, — это законы связей, то есть законы ас- социаций. При этом описывались различные виды ассоциаций: ассоциации по одно- временности, по сходству, по контрасту. И проводились некоторые специальные эм- пирические наблюдения, которые позволяли вводить такие понятия, как понятие «персеверации», то есть как бы распространения эффекта ассоциаций на последую- щее течение процессов. Или такие понятия, которые современным языком можно было бы назвать «предвосхищением, «установкой», говорили: «антиципации». Имен- но такой термин и подобные ему применялись в «ассоциативной психологии». При этом было характерно, что сам мыслительный процесс всегда представ- лялся в качестве процесса внутреннего, разыгрывающегося в поле сознания, во внут- реннем поле. Он может быть найден или описан через высказывания, то есть реше- ние, скажем, ассоциативной задачи (такое представление или понятие вызывает по ассоциации какое-то другое), или через прямое изучение уже не самого процесса, а его продукта. То есть, подвергались анализу те или другие продукты внутреннего мыслительного процесса, процесса мышления. Вы видите, таким образом, что пер- воначально в психологии проблема мышления возникла как проблема мышления внутреннего. Его можно также назвать «словесным». Или же «словесно-логическим», то есть формой «дискурсивного мышления», по-русски — рассуждающего мышле- ния, внутреннего логического процесса. Естественно, уже в это время возникло известное противопоставление под- хода собственно психологического и подхода логического. Их различение представ- ляло большие трудности, и если вы возьмете старые учебники психологии или ста- рые курсы психологии, то вы найдете на страницах этих учебников или курсов психологии такие главы или параграфы, как, скажем, глава «о рассуждении», «о силлогизмах», то есть, в сущности, повторение тех глав, которые обычно адресова- 328 ЛЕКЦИЯ 35 МЫШЛЕНИЕ И РЕ Ч Ь лись к формальной логике. Проблема логического и психологического, по существу, не была решена. В учебники психологии перекочевывали страницы из учебников формальной логики. Серьезный вклад в дальнейшее изучение психологии мышления был внесен экспериментальными работами, проведенными в рамках экспериментального само- наблюдения человека, которые тоже имели дело с таким словесно-логическим процессом (я имею в виду вклад, который внесла так называемая Вюрцбургская школа). Вюрцбургская школа представлена рядом очень знаменитых имен, знамени- тых в первой четверти нашего века. Это, например, такие имена, как О.Кюльпе, Н.Ах, ряд других очень крупных психологов. Кстати, они очень хорошо представле- ны в нашей литературе, в одном из сборников, посвященных мышлению 1 . Есть еще очень хорошая характеристика этой школы, этого направления, давно опублико- ванная, я тоже на нее укажу, на эту маленькую-маленькую книжку, представляю- щую интерес. Это один из выпусков, которые издавались под общим названием «Но- вые идеи в философии». Там есть прекрасная статья об этой школе и, наконец, там очень важная статья Кюльпе 2 |