Леонтьев. Леонтьев Лекции по общей психологии. Лекции по общей психологии под редакцией Д. А. Леонтьева, Е. Е. Соколовой москва смысл 2000 А. Н. Леонтьев
 Скачать 3.35 Mb.
|
|
тов. Таким образом, хотя аффекты возникают постфактум, но они опережают что? Дальнейший опыт! Поэтому когда некоторые наши исследователи предлагали термин «аффективная метка», которую получает вещь или ситуация, мне показалось, что эта метка — термин меткий, хорошо характеризующий, в чем суть дела. Вот это и есть один из законов, выражающих функцию аффекта. Аффекты как бы липнут на ситуацию, образуют ее метку, что особенно важно в условиях, когда инстинктивной реакции на данную ситуацию вообще не существует. Просто пото- му, что эта ситуация не может быть прямо объяснена чем-то заложенным в челове- ке, скажем, как внезапное падение с инстинктивной реакцией на это. В физичес- ком смысле падение. Таким образом, функции остается предупредить эти случаи, но только в свое- образном выражении. Предупредительная функция через следообразование, через образование аффективных следов. Поэтому не нужно обязательно врожденных меха- низмов. Следообразование может быть на любом уровне, и это важно, — на социаль- ном уровне тоже. На уровне социальных отношений человека, на уровне общения с другими людьми, на любом уровне. В этом смысле исследование функции аффекта может быть приведено к исследованию функции аффективных комплексов, следов аффекта. Приведено — это не значит сведено. Приведено — это значит, что исследо- ванию можно придать форму, доступную для решения с помощью изучения следов аффекта. И это действительно делалось, делается, и эти исследования очень поучи- тельны. Я думаю, что могу пропустить изложение опытов; я только резюмирую. Обратите внимание на то, что действие аффективных следов подчиняется двум, на первый взгляд противоположным, принципам. Принципу бдительности, навязчивости этих следов, их, так сказать, постоянного вылезания по всякому по- воду, чтобы предупредить — «а не то ли это». И одновременно функции оберега- ния, которая выражается в торможении. Значит, навязчивость — торможение, то есть противоположная функция. Наконец, я хочу подчеркнуть один очень важный момент. Это аккумуляция, а не аккомодация в отношениях. Меня иногда спрашива- ют: почему вы настаиваете на принципе аккумуляции, то есть на том, что при каж- дом повторении аффективной ситуации соответствующий аффект увеличивается. В аффектогенной ситуации привыкания, адаптации нет, а есть лишь аккумуляция аффектов. То есть аффекты работают по принципу сосуда, который в конце концов может переполниться и привести к катастрофе. Вот почему я настаиваю на аккуму- ляции. И дальше следуют примеры. Это простой способ аргументировать, самая про- стая аргументация в споре при случае: начинать приводить примеры. Примеры — это очень хорошая вещь для аргументации мысли, и это очень коварная вещь для защиты или опровержения какого-нибудь научного положения. Примеров можно всегда набрать сколько угодно — таких и эдаких. Важно понять эти примеры. Мне, например, говорят, что во многих ситуациях, которые связаны с физической угро- зой, не происходит никакого аккумулирования аффектов. И приводят иллюстрации. И правильные. И я с ними должен согласиться. Но при этом упускается важнейший момент. Дело в том, что эта аккумуляция не происходит при том обязательном ус- ловии, если происходит развитие соответствующих возможностей деятельности че- ловека. Например, повышение ловкости в преодолении преграды. Вам понятно, о чем идет речь? Повторяется ситуация или не повторяется? Объективно повторяется. А для субъекта? Так позвольте, я же встречаю ее более вооруженным субъектом. Она уже не та. Попросту говоря, один раз я встречаюсь с медведем с глазу на глаз. Он неожи- данно оказался в лесу, идет на меня — и я испугался. Но я так испугался, что в 467 ЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ ЯВЛЕНИЯ АФФЕКТЫ следующий раз взял с собой рогатину. Теперь он тоже выйдет на меня, а я меньше испугался, у меня в руках рогатина, я вооружен. Та ситуация или не та? Не та. Это не привыкание, это изменилась ситуация. А теперь я вооружен вовсе не рогатиной, а огнестрельным оружием, нарезным охотничьим спортивным ружьем. Тогда я ра- дуюсь, что наконец-то его обнаружил, если не запрещен отстрел медведей в дан- ное время и в данном районе. Ну и отлично, у меня противоположное эмоциональ- ное переживание! Это повторение? Так не надо делать этой ошибки! Примеры вас сбили. Мне говорят о спортсменах, привыкающих к головоломным вещам, и о цир- ковых акробатах, которые делают всякие трюки. Сначала боятся, потом привыкают. Они делаются мастерами. И ситуация, которая для публики одна и та же, — она для них самих иная. Он вооружил себя. Может быть и аффект, и аффективный знак получила ситуация, но он изменился, идет процесс, идет прогресс. А вот когда ничего не меняется, а ситуация повторяется, — тогда аккумуляция. Мы тупо в по- рядке эксперимента повторяли очень часто прыжки с парашютом — аккумуляция. Человек начинает заниматься парашютным спортом. И затягивает прыжки, и совер- шенствует с помощью действий со стропами точность приземления. Аккумуляция будет в этих условиях? Нет! Вам понятна моя мысль? Поэтому я могу привести раз- ные примеры. Для дальнейшего анализа их невозможно примирить. Это просто раз- ное. Просто мы недостаточно анализируем ситуацию. Поэтому у меня есть все основания настаивать: аккумуляция, а не аккомода- ция. Я опускаю все интересные данные, которые мы имеем в отношении аффек- тивных следов. С их настораживающей, тормозящей, то есть как бы образующей барьеры функцией, обратной значению положительных аффектов, которая умеет ве- ликолепно окрашивать ситуацию, то есть тоже метить их своим знаком, правда? И во втором, положительном случае мы можем наблюдать тоже замечательную транс- формацию, бурно протекающих эмоциональных процессов, аффектов положитель- ных в гораздо более важное для человеческой личности, значит, для самого челове- ка. В безаффективное, послеаффективное переживание того же самого события, той же самой ситуации. Когда говорят об эмоциях, любят вводить категорию «счастье». Это старая тра- диция. Даже выдумали однажды нечто вроде меры счастья — один исследователь на- звал эту единицу счастья густией. Так вот, оказывается, что повышение числа густий в переживании счастья, длительности этого переживания, пожалуй, при положи- тельных аффектах увеличивается. Здесь происходит какое-то положительное измене- ние. И наконец я, в связи с аффектами, только упомяну, что если у нас не получа- ется постоянная аккумуляция аффектов (в некоторых ситуациях она ведь бывает), если все-таки она не всегда происходит, так это потому, что есть какие-то способы угашения или уничтожения этой аккумуляции, или ее остановки. И эти способы в современной психологии получили тоже свое наименование. Термин выдумали, вер- нее, это старый термин, но он получил второе рождение именно в сфере исследова- ния аффектов. Это «канализация» аффективных процессов. То есть как бы проделыва- ние, прокладывание путей для вытекания этих аккумулированных аффектов. Вернее, аффектов, аккумулированных к следам. На этом основана даже терапия. Иногда ее называют по-другому, катартичес- кой терапией, терапией изживания страстей, изживания этих аффективных следов. Но иногда это применяется и в воспитательных целях. Например, существует возник- шая лет тридцать тому назад игровая терапия. Она была распространена в англосак- сонских странах, то есть в Англии и в Соединенных Штатах Америки. Это для подро- стков в порядке воспитательной меры. Эта практика имеет несколько форм. Первая, 468 ЛЕКЦИЯ 48 МОТИВАЦИЯ И ЛИ Ч НОСТЬ очень наивная, это игра, детская ролевая игра, в которой подростку представлялась возможность в игре, в игровых действиях изживать что-то, то есть открывать как бы клапан своей аффективности. Другая форма, более прямая, насколько я знаю, имеет американское происхождение. Это своеобразный, тоже воспитательный, терапевти- ческий прием, который заключается в следующем. Подростку говорят: вот теперь — круши, бей, делай что хочешь. Вот в это время, в этом помещении. Бушуют аффек- ты, понятно? Действительно, происходит деструктивная, выражаясь академическим языком, деятельность. А для того все и рассчитано, чтобы деструкция была, разру- шение. Изживание этих аффектов. Я предоставляю вам, товарищи, судить о нормаль- ной, разумной, такого рода эксплуатации наукой с огромным трудом накопленных фактов, о тщательном исследовании жизни аффективных комплексов. Я могу высказать личное мнение. Я думаю, что и изживание в играх, и изжи- вание в этом бушующем аффекте, деструкции на самом деле выполняет другую, тай- ную функцию, которая, впрочем, по своим, внешне кажущимся эффектам похожа на ожидаемую канализацию, освобождение от груза аффективных следов. Потому что если уж вас спровоцировали на то, чтобы бушевала ваша деструктивная работа, то, конечно, в результате этого бушевания вы так или иначе сникнете, правда, по са- мым элементарным, простым основаниям. Что же касается аффектов, все-таки лич- ностных образований, что с ними делается в результате таких приемов — это еще очень большой вопрос. Я, конечно, ответа не даю. Очень интересно, но вместе с тем попытки катартического метода, метода изживания, метода игр, метода, наконец, неограниченного действия, агрессивного прежде всего, то, что приковывает к себе внимание воспитателей, — эти все приемы, представьте, парадоксально имеют под собой одно психологическое, дополнительное и неожиданное основание, состоящее в том, что имеется своеобразное отношение аффекта к сознанию и личности челове- ка, к самому субъекту. Это отношение, если говорить очень коротко, состоит в том, что для субъек- та, для Я, аффекты всегда выступают не как то, что является моим, а как то, что происходит со мной. Понятно? То есть возникает известное отношение к самим аф- фективным переживаниям. Я говорю не «во мне чувство любви», я говорю «мое чув- ство любви», правда? Но я говорю и «меня охватил гнев», правда? То есть со мной что-то произошло. Во мне что-то. У меня есть отношение к аффекту. И это открывает еще одну страницу в проблемах аффектов и в понимании их функций, их жизненной роли, места в жизни. Они, оказывается, могут становиться и реально становятся объектом управления: учитесь властвовать собою. Правда, по-видимому, техника уп- равления аффектами является всегда очень косвенной, идет с помощью своеобраз- ной тактики. Есть такая психотехника управления аффектами. Психотехника в смысле Станиславского, а не в смысле психологии труда. Это и отвлечение внимания от аф- фектогенной ситуации, это и замещение невозможного действия, неадекватного, каким-то другим. Если непонятно, о чем я говорю, я укажу на некоторые явления, которые я при этом разумею. Для пояснения мысли, для иллюстрации. Кто не знает, что легче прыг- нуть свернувшись, верно? Это управление? Управление. Вот так зажмурился и прыг- нул. Косвенное управление? Косвенное. Кто не знает, что когда трудно вытерпеть что- нибудь, то иногда говорят: «еще просчитаю до ста» или: «еще пройду сто шагов» — и отсчитывают аккуратно сто шагов. Если нужно дальше двигаться, наперекор аффекту, говорят — «ну, еще пятьдесят» и так до достижения конечного результата. Иногда по- лучается. Иногда срывается. В очень интересном изложении Толстого, перед Бородино очень было страшно солдатам — кто смотрит на повозку, которая где-то накреняется 469 ЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ ЯВЛЕНИЯ АФФЕКТЫ или идет плохо и теряет колеса на дороге, кто чистит амуницию. Правда? Надо что-то делать. Это замещающее действие, восполняющее тот вакуум в типичной для аффекта ситуации, когда уже делать нечего. Сражение вот оно, здесь, медведь пришел. Вот оно, Бородино. Теперь ничто не может этого отвратить. Это не ожидание, это уже событие. Я говорю о событии не в физическом его явлении, а в его уже совершении для нас. Я могу ответить на записку, которую получил. Итак, вопрос: «Как объединить знания, полученные физиологией и психологией, относящиеся к сфере аффектов?» Просто, без украшений. Психологические знания — это знания тех процес- сов, тех явлений, которые обязательно (иначе они не существуют) реализуются теми или другими физиологическими механизмами, причем положенными на свой морфологический субстрат. Следовательно, знания физиологические всегда отвеча- ют на вопрос: как, посредством каких процессов и посредством участия каких моз- говых, морфологических элементов реализуются соответствующие процессы. Ника- кой другой связи, кроме этой содержательной связи, придумать и внести, по-моему, невозможно. И ни к чему. Давайте посмотрим простую штуку. Мы с вами открыли в результате многовековых наблюдений явление более или менее сложных ассоциа- ций. К нам пришли физиологи и выдвинули гипотезу: эти ассоциации являются продуктом образования связей, которые происходят следующим путем: одна гипо- теза говорит «путем проторения», другая… еще как-нибудь там, ну, в общем, так или иначе физиологически. По законам движения процессов возбуждения и торможения в нервных центрах, в коре головного мозга. Очень хорошо. Больше того, мы получа- ем сведения, объясняющие, каким образом реализуется тот или иной процесс или известные законы этого процесса, даже законы, а не просто явления. Получая эти объяснения, мы получаем и положительный вклад, потому что мы получаем пред- ставления о возможностях реализующих механизмов, которые иногда идут дальше, чем действительность, которую они реализуют. И тем самым открывают для нас воз- можность, если хотите (я не боюсь этого слова) известного проектирования новых видов, скажем, человеческой деятельности. Новых возможностей осуществления, скажем, операций. Допустимо и обратное влияние. Вероятно, можно подобрать ил- люстрации к этому второму положению, когда продвинутые знания в области фи- зиологии открывают для нас некоторые дополнительные возможности. Правда, обычно чаще дело обстоит совсем наоборот. Дело все в том, что нужно знать явле- ния в их закономерной связи, я подчеркиваю, в их закономерной связи, в их суще- ственных связях, для того, чтобы ставить вопрос о том, по каким теперь уже физи- ологическим законам работают механизмы, эти законы реализующие. Любой пример здесь годится. Вы, вероятно, слышали о законе Пуркинье. Вот явление, оно закономерно. Следует ему дать объяснение. Как оно происходит, почему. Что действует. Здесь то же самое. Я рассказываю вам про аффект, а как образуется аффективный комплекс? К сожалению, на это наши физиологические знания пока не отвечают. Они пока слишком общи. Мы понимаем участие в этих процессах ретикуляр- ной формации, таламических центров. Но это самое общее представление. По-видимо- му, нужно сильно продвинуть психологическое исследование процесса для того, что- бы уточнить, конкретизировать исследования их физиологических механизмов. Вот так я ответил на этот вопрос. лекция 49 выражение эмоций. эмоции, настроения, чувства Э моции составляют особый класс явлений, тоже относящихся к процес- сам внутреннего, как я условно его назвал, регулирования деятельности. Как и аф- фекты, они имеют весьма важное, может быть даже еще более важное жизненное значение. Как и аффекты, эмоции представляют собой смысловые образования, свя- занные чрезвычайно тесно с мотивами. Не случайно этимологически термин «мо- тив» и термин «эмоция» связаны друг с другом, то есть имеют один и тот же ко- рень. Вместе с тем в развитии языка произошло разделение терминов. Образовались два термина, два однокоренных слова, и это не случайно. Потому что побуждения и то, что мы называем эмоцией, действительно представляют собою очень разные яв- ления. Эмоции представляют собою все же особый класс, или подкласс, аффектив- ных явлений, отличающихся от явлений, которые мы обозначили термином «аф- фект». Прежде всего, эмоции, в отличие от аффектов, имеют характер идеаторных процессов. Я хочу сказать этим, что если для возникновения аффекта необходимо наличие некоторой ситуации, некоторого события, или, как я в прошлый раз ме- тафорически говорил, нужно, чтобы «медведь появился» или телеграмма была по- лучена, то, в отличие от этого, эмоциональные процессы могут относиться к ситу- ации, которая еще не сложилась, к событиям, которые еще не наступили. И в этом смысле они имеют иную, а именно идеаторную, предвосхищающую функцию. Го- воря об аффектах, я особенно настаивал на том, что аффекты действуют, вы- полняют эту предупреждающую, предвосхищающую, предвидящую, если хотите, функцию через свои следы, иначе не было бы эмоциональных процессов. Само предвидение возможности наступления некоторого события или складывающейся какой-то ситуации может быть эмоциогенным. Если воспользоваться прежней мета- форой, ожидание телеграммы, возможность получения такой телеграммы представ- ляет собой эмоциогенную, но не аффектогенную ситуацию. Это первое существенное различие между аффективными процессами в узком смысле этого слова, то есть аффектами, и эмоциональными процессами, эмоциями. Я вынужден это подчеркнуть потому, что это гораздо более существенное отличие, чем отличие, которое обычно приводится (по силе, остроте переживания). Дело в том, что эмоции вовсе не отличаются от аффектов меньшей силой или меньшими эффектами. Они отличаются по своей функции, по способу, каким осуществляется регуляция, регулирование деятельности. Их второе существенное отличие заключается в том, что эмоции не закрепля- ются за неким объектом или за некоторыми элементами ситуации. Или, если вос- пользоваться опять метафорическим термином, не липнут, не налипают на те или другие объекты или элементы ситуации, а, скорее, запоминаются и своеобразно 471 ВЫРАЖЕНИЕ ЭМОЦИЙ ЭМОЦИИ , НАСТРОЕНИЯ , Ч УВСТВА обобщаются в связи с теми или другими возникающими ситуациями. Поэтому и по- лучается так, что по отношению к сознанию возникновение и течение эмоций ско- рее и чаще описываются как процессы, которые совершаются не «во мне», то есть не как процессы, к которым я устанавливаю еще какое-то отношение, придаю им то или иное значение, так или иначе их оцениваю и способен даже готовиться к ним, а как то, что происходит со мной. Как мое. Поэтому я говорю «моя эмоция, мои чув- ства», а не «во мне происходящая эмоция», «во мне обнаруживающиеся чувства». Ко- нечно, это только языковая тонкость, но она служит указанием на особое, отличное от аффектов место, которое занимают эмоциональные отношения в личности, на особое отношение к сознанию. Я, наконец, должен остановиться еще на одной черте, характеризующей эмо- циональное состояние в отличие от аффектов. Я говорил об аккумуляции и канали- зации аффектов. И аффекты действительно способны к аккумуляции, и это их закон, они способны к канализации, и это тоже их закон, но эти законы не применимы к собственно эмоциям. Эмоции осознаются, обобщаются и, вследствие этого, порази- тельным образом коммуницируются, то есть передаются. Вы можете мне сказать, что аффекты тоже передаются. Нет, происходит за- ражение аффектом, может быть такое заражение. Но эмоции собственно коммуни- цируются, то есть передаются посредством, например, языка, выразительных дви- жений, которые суть не только выражение, но движения коммуникации, то есть движения, посредством которых совершается общение, и в этом общении — пере- дача эмоциональных процессов, эмоций, эмоциональных переживаний. Конечно, это особая передача. Эмоции имеют свой язык. Это кажется парадоксальным, но никакого парадокса здесь нет, он существует. Овладевая языком конкретного обще- ния, всякий человек (или почти всякий человек, ибо исключения здесь есть, но никакого парадокса здесь нет, это уже патологические исключения) овладевает и языком передачи эмоций. Иногда он связан непосредственно с речевым общением, с языком в собственном смысле, и тогда есть какой-то компонент речи, который несет эту функцию передачи, коммуникации эмоций. Проще всего охарактеризовать этот компонент речи как выразительный ком- понент. Вы можете сказать — интонационный. Но не только интонационный. Пото- му что такая эмоциональная передача может делаться и в условиях безынтонацион- ного языка, письменно. Это мимические компоненты речи. Причем надо отметить, что эти формы передачи, коммуникации эмоций, в отличие от передачи путем за- ражения или воздействия аффектов, имеют ясно выраженную общественную, исто- рическую природу. Позвольте, опять можете вы спросить меня, но ведь есть однозначные спосо- бы передачи эмоций! Они только кажутся однозначными. Например, мимика лица у врожденно-слепых отличается от мимики лица, то есть собственно мимики других людей. Я скажу больше. Не составляет труда по мимике отличить врожденно-слепо- го от ослепшего. Вы, наверное, сами обращали внимание на то, что у некоторых слепых, а именно у врожденно-слепых, лицо недостаточно выразительно. Могут быть крайние, экстремальные условия, когда вступает в свои права мимика, и тог- да это мимика другого порядка, чем мимика зрячего или поздно ослепшего челове- ка. В замечательном опыте И.А.Соколянского при обучении врожденно-слепых и глу- хонемых детей на известном этапе их социализации (то есть их включения в общение через построение у них человеческих способов действия, человеческих форм жиз- ни) понадобилось для общения обучать их адекватному мимическому выражению эмоций, то есть чувств. Я сейчас отчетливо вспоминаю клинику Соколянского (харь- 472 ЛЕКЦИЯ 49 МОТИВАЦИЯ И ЛИ Ч НОСТЬ ковский период в развитии дела воспитания слепоглухих детей), в одной из комнат которой была расположена большая специально сделанная коллекция масок, рель- ефных, естественно, масок с различными выражениями лица. Приходилось обучать мимике лица. Для чего же это делалось? Для того, чтобы оживить лицо, которое в случае врожденной, то есть очень ранней (что эквивалентно) слепоты было невыразительным; надо было сделать его более выразительным. Сначала мысль Ивана Афанасьевича Соколянского заключа- лась в этом. Надо было оживить эту несколько мертвенную мимику. Мимику, отно- сящуюся, повторяю, не к грубым аффектам, страшно интенсивным эмоциям, а мимику, так сказать, эмоционально выразительной обыденной жизни. Но потом произошло чудо. В эпоху становления идей Соколянского такие чудеса происходили довольно часто. Я как раз общался с Соколянским в тот самый критический пери- од, когда эти чудеса стали обнаруживать себя. И вот одно из чудес. Оказалось, что включение мимики существенно изменило психику воспитанников. Дело в том, что общение доступными им техническими средствами, речевое общение, пополнив- шись мимическими, эмоциональными, иначе говоря, компонентами для окружаю- щих, зрячих людей, сделало общение с ними более синтонным, как мы говорим, то есть больше настроенным на эмоциональный фон, на наличные эмоции. Наверное, я не очень ясно, не до конца выразил эту очень важную мысль. Поэтому я прибегну к другому примеру, который будет иллюстрировать только что мной названный факт: повышение синтонности общения зрячего со слепым, при условии, что у слепого заучивается и вырабатывается (несколько искусственно) ми- мика. Дело в том, что уже в 20-х годах этого столетия, если мне не изменяет память, было описано довольно тяжелое неврологическое заболевание, которое приобрело условное название эмоционального паралича Вильсона. Меня поразило это описание, потому что оно психологически чрезвычайно богато. Заболевание сводится к тому, что возникает паралич мимических движений. Кстати, при полной сохранности со- знания, у взрослых, разумеется, людей. По господствовавшей тогда периферической теории Джемса-Ланге, где выразительным движениям приписывалась роль вызываю- щих аффективно-эмоциональные переживания, казалось бы, уменьшение изменений на периферии, выключение целого класса, так сказать, моторных изменений на пе- риферии, должно было бы привести к развитию некоторой эмоциональной тупости. К снижению, иначе говоря, эмоциональности, способности или расположенности к эмоциональным переживаниям. Оказалось же прямо наоборот. При наступлении это- го типа паралича (это редкий случай) эмоциональная сфера, эмоциональная жизнь обострялась. Почему? Потому что нарушалась синтонность общения. Собеседник не попадал в эмоциональный строй, который был закрыт из-за маскообразности, невы- разительности больного, выразительные движения которого пострадали вследствие патологического нарушения. Вот почему, когда мы снимаем неподвижность и делаем условную, но все же выразительность лица у врожденно-слепого, синтонность обще- ния с ним повышается. Я здесь ненадолго оставляю сферу эмоций и перехожу к сфере общения. Ког- да мы вступаем в общение с любым другим человеком, то мы безотчетно, не осоз- навая этого, непременно учитываем эмоциональное состояние собеседника. Неучет этого состояния приводит к нарушению того, что мы называем синтонностью об- щения. Возникают те коллизии, которые зависят от неуместности способов вступить в общение, выбора предмета общения и, наконец, экспрессивности, выразитель- ности общения, которое мы устанавливаем. Объективные обстоятельства ничего нам не говорят о возможной наличной эмоции. Мы можем их не знать. И вот здесь мо- 473 ВЫРАЖЕНИЕ ЭМОЦИЙ ЭМОЦИИ , НАСТРОЕНИЯ , Ч УВСТВА жет возникнуть эта коллизия. Это значит — скажем, веселое, эмоционально поло- жительно окрашенное обращение на фоне негативного, отрицательного, будем го- ворить даже острее — тяжелого эмоционального состояния. Вот это и есть наруше- ние синтонности. Мы необыкновенно хорошо прилаживаемся к собеседнику, и делаем это автоматически, то есть не отдавая себе в этом отчет. Это правило обще- ния, которому мы все подчиняемся. Даже когда мы хотим перестроить эмоцио- нальную тональность общения, мы можем это сделать, только учитывая наличные эмоции, наличное эмоциональное состояние, наличные эмоциональные процессы собеседника. Я не знаю, смог ли я у вас сейчас вызвать картины синтонности об- щения и нарушения синтонности. Это повседневная картина, картина повседневно- го опыта. Ее очень трудно ясно вычленить потому, что мы, как правило, синтонны. Асинтонность выявляется редко. Поэтому налицо громадный опыт синтонности, ко- торую мы считаем нормальным условием общения, и относительно очень малый опыт нарушения синтонности, асинтонности. Я ведь говорил сейчас о мимике в узком смысле слова, то есть о выразительных движениях лица. Теперь я должен сказать о мимике шире, о пантомимике. Так сказать, опустившиеся руки, вся внешняя картина, соответствующие позные движения, вмес- те с мимикой лица, с характером самого звучания, выразительными компонентами в речи, — ориентировка на них в совокупности и дает возможность со-настраивания, то есть обеспечения синтонности в общении. Итак, эмоции коммуницируются, или, что то же самое, они обобщаются, они приобретают свое существование для сознания, тем самым, значит, обобщаются. Они существуют в системе значений особого поряд- ка. Эти значения несут обобщения различных многообразных эмоциональных состоя- ний. Более того, набор эмоций исторически изменчив. И исторически возникают та- кие эмоции, которые на предшествующих этапах исторического развития, то есть на предшествующих этапах развития общества и общественных отношений оказываются не существующими. Как и наоборот. Некоторые эмоции оказываются действительно принадлежащими к племени вымирающих, то есть отходят, теряют свое место в жиз- ни человека. Они историчны. Можно опять сделать здесь возражение: но аффекты, по-видимому, тоже исто- ричны. Да, но только по-разному. Эмоции меняются по содержанию в ходе истории, а аффекты — по условиям, их вызывающим. Или изменяются исторически вторично вследствие того, что на них «наплавляются» исторически изменчивые эмоции. Я, излагая очень кратко, все же должен отметить и еще одну особенность. Эмоции тоже образуют эмоциональные следы, но это следы особого рода. Это не те аффективные комплексы, о которых я говорил раньше. Это постэмоциональные со- стояния. Это продолжающиеся эмоциональные сигналы после того, как собственно эмоциональная ситуация, эмоциогенная, вернее, ситуация отошла во времени. Нуж- но сказать, что эти постситуационные эмоции описывались издавна в психологии и представляли собой загадочный подкласс эмоциональных явлений, чаще всего со- вершенно отделявшийся от собственно эмоциональных явлений. Это настроения. Вот эти легкие, относительно хронические, то есть длящиеся во времени, эмоциональ- ные состояния, действительно, на первый взгляд, кажутся образующими особый подкласс. И они кажутся образующими особый подкласс потому, что представле- ния об эмоции по типу аффекта, по общей схеме, без дифференциации функций, действительно выделяет эти состояния как непохожие, заставляет специально ис- кать их детерминацию, отличную от детерминации эмоциональных явлений, и это впечатление усугубляется вследствие того, что не рассматривается обычно отноше- ние эмоций к сознанию. 474 ЛЕКЦИЯ 49 МОТИВАЦИЯ И ЛИ Ч НОСТЬ Вместе с тем то, что мы называем настроениями, вот эти своеобразные хро- нические эмоциональные состояния, — это своеобразная хроническая сигнализа- ция. А вы знате, что сигнализируют все аффективные состояния? Это соотношение между, так сказать, субъективным долженствованием и реальными условиями, ре- альными событиями, реальными действиями. Попросту говоря, это всегда отноше- ние мотивов к их осуществлению, то есть выполнению, реализации этого побужде- ния, этого мотива, или возможности такой реализации. Дело в том, что в этой регуляции, в этой функции, в этой своей природе настроению принадлежит чрезвычайно большая роль. И если бы меня спросили, как соотнести регулирующую роль в этом отношении эмоций и тех своеобразных эмо- циональных процессов или явлений, которые мы называем настроениями, то я бы очень затруднился поставить на первое место эмоции и куда-то отодвинуть настрое- ния по их значению. Настроения представляют собой субъективные сигналы неадек- ватности деятельности ее мотивам и, следовательно, сигналы необходимости поис- ка адекватной деятельности. Это в самом общем и грубом выражении. А теперь выражение посложнее, но зато поточнее, поправдивее, повернее. Вы хорошо по- мните то, что я рассказывал о смыслообразующей функции мотивов. Вы, вероятно, помните понятие «задачи на смысл», которое я в этой связи должен был ввести в рассмотрение. Это осознание, это «задача на осознание». Задача на смысл, на от- крытие этого смысла. Что данное событие представляет собой не объективно, то есть в своем объективном значении, а что оно для субъекта, для утверждения его жизни или, что то же самое, для утверждения его, субъекта, в жизни? В решении этой задачи особая функция принадлежит эмоциональным процес- сам и особенно настроениям — эмоциональным сигналам, продолжающимся за пре- делами ситуации. Я не случайно, а очень намеренно ввожу здесь термин «сигнал». То, что ориентирует, что представляет собой веху, как бы напоминание, это имен- но ориентир, ориентирующий сигнал. Всякий сигнал ориентирует, если говорить применительно к поведению, применительно к жизни живого существа. Так вот, это особая сигнализация. Что же она сигнализирует? Эмоции в актуальной ситуации отражают адекват- ность-неадекватность ситуации деятельности ее мотивам, мотивации. Кстати, это по- ложение в последнее десятилетие стало широко распространяться. Мне недавно при- шлось редактировать том «Экспериментальной психологии», которая составлена П.Фрессом и Ж.Пиаже, посвященный эмоциям, мотивам, личности. Фресс сам пи- сал главу об эмоциях 1 . И вот я обращаю внимание на то, что Фресс, давая очень широкий обзор разных исследований, интересных и неинтересных, на животных и на человеке, без выделения даже особенностей человеческих эмоциональных состо- яний, все же приходит к этому выводу. К одному из очень немногих общепринятых выводов. Это связь эмоций с мотивами. Значит, я только повторяю ставшую уже общим местом в современной психологии эту связь, напоминаю о ней. И вот теперь хочу эту мысль немножко развить, скорее напомнить. Я об этом упоминал, когда говорил об мотивах, об их функциях. В частности, это функции не только побуждения, но и смыслообразования. Дело все в том, что есть необходимость постановки задачи на обнаружение — чт у произошедшее событие, совершенный по- ступок представляет собой для субъекта с точки зрения его мотивационной сферы в целом. И вот здесь и выступает эта чрезвычайная, я бы сказал, особенно важная 1 Фресс П. Эмоции // Экспериментальная психология / Ред.-сост. П.Фресс, Ж.Пиаже. М., 1975. С.111—195. 475 ВЫРАЖЕНИЕ ЭМОЦИЙ ЭМОЦИИ , НАСТРОЕНИЯ , Ч УВСТВА функция таких как бы продленных эмоциональных сигналов, которые ждут того, чтобы вызвать необходимые процессы. Именно вызвать, поставить эту задачу, кото- рую я назвал задачей на смысл. И очень легко нарисовать эту ситуацию. Я ее изобра- жу. Если я ее описывал, я повторю еще раз описание, чтобы связать одно с другим. Итак, происходит ряд событий, на которые субъект отвечает множеством ак- тов, множеством действий, принятыми решениями. Я включаю сюда, конечно, и действия общения. Возникает, допустим, некоторое настроение. Какое? Давайте гру- бо делить — положительное или отрицательное. Оно тащится, как шлейф, за этими делами. И вот возникает пауза, заполненная этим настроением. Что-то меня огорча- ет, у меня плохое настроение. Мы говорим — испорченное настроение. Оно окра- шено со знаком «минус». Пожалуйста, называйте это настроением огорченности, тревожности.… Они, действительно, очень многообразны. Мы не можем не упрощать здесь потому, что мы ничего не знаем об основаниях, по которым эти сигналы меняют свое качество, субъективное звучание. Ну, вот испортилось настроение. Что его испортило? Сигналы и несут в себе этот вопрос. Вы перебираете события. Когда вы возвращатесь к эмоциогенной ситуации, то этот остаток, продолжающийся сиг- нал, усиливается. Вот теперь он метит, ретроспективно выделяет эту ситуацию. Я включаю сюда акты поведения, акты общения. Вы делаете открытие — вот, оказы- вается, что вызвало, что зафиксировало эмоцию, продолжало настойчиво сигнали- зировать о себе. Иногда это бывает нечто неожиданное. Можно огорчиться от внеш- него успеха. Это изменяет ваше дальнейшее поведение, потому что открывает его действительный смысл, личностный смысл. Это может быть, напротив, высоко положительное настроение. Вот вы вернулись с каким-то чувством успеха, радости, триумфа, сказал бы Жане. Возникает — самим фактом сигнала, не вы ее стави- те, — задача: откуда такая эмоция в ситуации, которую вы интеллектуально, абст- рактно, объективно оцениваете как отрицательную. Откуда, по-вашему? Оказывает- ся, причина коренится в мотивационой сфере. Это объективно отрицательное явление для вас приобрело положительный эмоциональный оттенок. Стоп. Что-то должно меняться. Я не знаю, что, в какую сторону. Для этого надо иметь совершенно конкретный материал для анализа, а не искусственные, придуманные иллюстрации, какими я сейчас пользуюсь. К сожале- нию, сегодня этот конкретный анализ вы можете найти только вне психологии, в первичных источниках, в живых описаниях внутренней жизни человека, будет ли это описание сделано в художественной форме или в какой-то другой. Мне остается заметить к тому, что я говорил, что нередко или, во всяком случае, в некоторых случаях эмоциогенными являются не только ситуации и, соответственно, реакции на эти ситуации и действия человека, его общение, но иногда эмоциогенными, то есть порождающими эмоции, являются лишь аффекты. Я об этом упоминал не раз. Аффект может быть источником эмоции. Это еще раз подтверждает их несов- падение. Одно не может быть источником самого себя. Нет, он раздваивается. По- этому и получается — я вспылил резко в общении, а это что? Положительный аф- фект. Я имею в виду гнев не «белый», то есть невыраженный, а «красный», как его называли старые исследователи. То есть гнев разрешившийся. И вот разрешающийся гнев относится всеми безоговорочно к положительным аффектам. Как приятно гне- ваться! Вы когда-нибудь пробовали гневаться? Явно стенический аффект. И вы сей- час скажете — нет, что-то не так, что-то я неправильно говорю. Да, потому что гнев немедленно вызывает отрицательную эмоцию. Правильно. Оказывается, в эту самую бочку меда положительного аффекта вам немедленно вливают какую-то га- дость. Понимаете? И теперь ретроспективно вам кажется неприятно — я вспылил, 476 ЛЕКЦИЯ 49 МОТИВАЦИЯ И ЛИ Ч НОСТЬ разгневался, вел себя несдержанно, плохо. Это отрицательный аффект? Нет, это аф- фект положительный. Вы в этом правы. Все симптомы гнева совпадают с симптома- ми положительных аффектов, это давно известно. А он оказался остро эмоциоген- ным, и у людей, у некоторых людей, у большинства, наверное, людей, вызывает достаточно сильное эмоциональное отвержение. Получается сплавливание эмоцио- генных аффектов с тем, что они порождают, то есть с эмоцией. Аффективно-эмо- циональный сплав. Я не случайно сказал «аффективно-эмоциональный», а не «эмо- ционально-аффективный». Может быть, позитивные эмоциональные переживания сигнализации, я подчеркиваю, управляющей сигнализации, могут выражаться в сиг- нализирующих эмоциях и положительного порядка. Например, положительная эмоциональная сигнализация, то есть подкрепляю- щая сигнализация, усиливающая направление и характер действия в условиях, когда вам удается преодолеть аффект. Я это очень отчетливо наблюдал в тех случаях, о ко- торых всегда как-то забывают, их все знают, но никто как следует этого не исполь- зует. Опять-таки в парашютном прыжке. Аффект, предпрыжковый, стартовый вызы- вает затем необыкновенно сильную эмоциональную реакцию. Положительную. Со всеми признаками положительных эмоциональных состояний. Ну, я сейчас говорю об острой ситуации, такой как прыжок с парашютом, или о других спортивного типа случаях преодоления трудностей там, где имеется возможность возникновения стар- тового аффекта, боязни, страха, а потом всегда — осуществление действия вопреки, напротив, против шерсти. Это элементарная аффективная сигнализация, наступаю- щая в момент начала действия, то есть когда событие, по общему правилу, возника- ет. Потому что в ситуации, скажем, прыжка сначала наблюдается некоторая эмоцио- нальная подготовка, затем момент аффекта, который приводит иногда к явлению отказа. Очень неприятно. Ужасно отрицательная эмоция на отказ, очень сильная по- ложительная эмоция на преодоление аффекта. Потому что здесь налицо живой аф- фект в последнее мгновение, то есть когда наступает роковое мгновение, когда мед- ведь уже здесь. Не будет, а здесь. В этом смысле тщательное исследование таких позитивных эмоций, как наблю- даемые при прыжке, если бы оно было продолжено, еще таит в себе очень большие возможности. Потому что там видна динамика разных аффективных ситуаций, раз- ных аффективных сигнализаций, их судьба. Вот такие явления, как явления так на- зываемого привыкания, которое совершенно особым образом должно трактоваться. Как всякая непростая адаптация, не элементарная биологическая адаптация. Ну, это, конечно, чрезвычайно широкое поле. Очень мало исследований. Исследовали массу вещей на крысах. Открыли массу законов возникновения аффектов, иногда их назы- вают эмоциями. Трудность задачи, число повторений, необходимых для образования связи, научение, всякого рода другие законы и правила — все они изучены подробно. К сожалению, они не работают, когда мы имеем дело с жизненными ситуациями, характерными для человека. Наверное, даже не работают с жизненными ситуациями (без лабиринта, электрошока, электроудара, наказания, подкрепления и прочим) в мире животных. Ужасно неравномерные иследования. Все сдвинуто на какие-то дина- мические отношения, лежащие на поверхности. И в ситуациях нетипических, не от- крывающих природу эмоциональных явлений. Я могу к сказанному присоединить, пожалуй, только еще одну мысль о свое- образной сигнализации меры адекватности происходящих событий... В ситуацию я включаю также и поведение, деятельность в данной ситуации. В ситуациях, которые являются эмоциогенными, поведение, деятельность регулируется своеобразными внутренними сигналами, эмоциями. Это относится не только к внешней деятельно- 477 ВЫРАЖЕНИЕ ЭМОЦИЙ ЭМОЦИИ , НАСТРОЕНИЯ , Ч УВСТВА сти, это относится и к внутренней деятельности. Неудачи в решении познаватель- ной задачи могут вызвать столь же острые эмоциональные переживания, как и не- удачи внешнего поведения. Успехи в решении познавательной или эстетической за- дачи могут вызвать такие же острые эмоциональные переживания, как и успехи, удачи в завершении каких-то практических, внешних действий. Это очевидно. Мне осталось лишь очень короткое время на то, чтобы остановиться на так на- зываемых чувствах. Товарищи, когда говорят о Золушке в психологии, имея в виду вообще эмоциональные процессы, управление посредством внутренних сигналов, эти смысловые, как вы видели, образования, то настоящей Золушкой являются именно чувства. В отличие от эмоций, я буду называть чувствами не ситуативные образования, не ситуативные эмоциональные, аффективные процессы, а предметные. И я бы харак- теризовал чувства, в отличие от эмоций и аффектов, через их предметность. Это свое- образная обобщенность. Это особая форма обобщения эмоций. Обобщения в объекте, который может быть для сознания, то есть для личности, для человека представлен как угодно. В форме ли вещественного, так сказать, хотя и живого объекта, в форме ли его символа-заместителя, в форме ли, наконец, гораздо более обобщенной — в фор- ме идеи. Но при всех условиях главная черта есть предметность. Чтобы быть очень кратким в изложении, я адресую вас к отнюдь не психоло- гическому, но зато очень важному по своей идее сочинению — не психолога, а пи- сателя. Я имею в виду Стендаля с его знаменитым маленьким трактатом о любви 1 Вот какую идею развивает в этом трактате Стендаль. Я говорю сейчас только об ос- новной его идее, все остальное — это дань времени, дань его пониманию, дань эпохе. Но вот — центральная идея. Он сравнивает формирование чувства с процес- сом, который происходит, когда сухая веточка опускается в соляной раствор (зна- менитое Зальцбургское пещерное озеро). Тогда происходит следующее. Из насыщен- ного солевого раствора выпадают кристаллы, которые и покрывают этот сучок, эту сухую ветку. И ветка преобразуется. Она сверкает, она кажется ослепительно краси- вой, блистательной в буквальном и переносном значении этого слова. Что произош- ло? Произошел процесс кристаллизации. Растворенная масса как бы нашла свой субстрат и стала собираться, кристаллизоваться. Вот эта схема и была изложена Стендалем как схема формирования особого класса эмоциональных процессов, а именно предметных чувств. Он рассматривает формирование предметных чувств только на одном материале, так сказать. (Очень не хочется применять такие прозаи- ческие слова к высоко литературному изложению Стендаля.) Только на материале чувства любви, которое есть предметное чувство. Потому что любовь предполагает всегда любовь к кому-то или к чему-то. То есть предполагает всегда предметную от- несенность. Видите ли, радость вообще вызывается чем-то, что радует. Любовь относится к чему-то, правда? Но это рассмотрено Стендалем по отношению к любви. Да еще люб- ви в тех исторических формах, какие существовали во времена Стендаля и в тех со- циальных слоях, которые знал Стендаль, естественно, в его окружении. Он очень любопытную дает классификацию, которая, с историческими поправками и оговор- ками, представляет большой интерес. Вот в этом кристаллизующемся растворе ока- зываются разные ингредиенты, разные компоненты, они попадают в кристаллиза- цию. Он показывает медленность этого образования, что верно. Не сразу происходит кристаллизация, нужно какое-то время, пускай даже короткое. А главное — нужен эмоциональный аспект. То есть нужно накопление вот этих эмоциональных, то есть 1 См: Стендаль. О любви. Новеллы. М., 1989. 478 ЛЕКЦИЯ 49 МОТИВАЦИЯ И ЛИ Ч НОСТЬ эмоциогенных ситуаций. Без этого раствора не может произойти кристаллизации. И вот этот раствор есть эмоциональный, в широком смысле слова, опыт. Что может быть предметом чувства? В чем может кристаллизоваться вот этот эмоциональный раствор, продолжая употреблять и угрубляя простой термин Стен- даля? Это может быть предмет, вещественный и неодушевленный, и в веществен- ной, и в идеальной своей форме выступающий. Это может быть человек. Наконец, это может быть абстрактный объект. Я бы назвал это идеей — в очень широком смысле этого термина, идеальный объект уже в непсихологическом значении. Ско- рее, в объективном значении термина, как идеал. За этим всегда лежит личная ис- тория, которая сохраняется в растворе и которая далее кристаллизуется в объекте. Эти предметы чувств могут символизироваться, то есть могут иметь своих замести- телей. Замещаться. Представляться чем-то. Ну, и конечно, иметь разную степень обобщения. Возьмем обыкновенное полковое знамя. Есть чувства, возбуждаемые знаме- нем? Да. И знамя есть представитель скрывающегося за ним предмета, в котором кристаллизованы какие-то переживания. Что это? Это трудно cказать сразу, без ана- лиза. На одном уровне абстракции, на одном уровне обобщения — это сотоварищи. Не знаю, может в разных войнах, может в повседневной жизни. Когда говорят о чести подразделения, чести полка, правильно? В более широком смысле — это ар- мия. А еще в более широком смысле — это Родина. А может, и совсем иначе она представлена — березкой, закатом. Это не самый предмет. Это те формы, в которых он выступает в качестве возбуждающего эти предметные чувства. У меня исчерпано время, я не могу дальше говорить. Я хочу только подчерк- нуть в заключение одну мысль. Товарищи! Я так бы резюмировал все, что я говорил об аффектах, эмоциях. Вот сейчас несколько слов о предметности эмоций, о чувствах. Когда вы встаете перед вопросом о двух однокорневых терминах «мотив» и «эмоция», самое важное — удержать одну позицию. Не из эмоции мотивы, а из мотивов — эмо- ции. Эмоциональные процессы суть внутренние сигналы, обозначающие ситуации, их место в мотивационной сфере человека. Я здесь получил очень важный вопрос о соотношении личностного смысла и эмоции. В начале следующей лекции я три или пять минут затрачу на этот вопрос. лекция 50 проблема воли В прошлый раз я обещал ответить на вопрос, как соотносятся понятие лич- ностного смысла и понятие эмоции, эмоциональное регулирование поведения, де- ятельности. Эмоции суть смысловые образования. Это значит, что личностный смысл обнаруживает себя посредством внутренней сигнализации, которая и составляет содержание так называемых эмоциональных состояний. То есть, иначе говоря, эмо- циональные механизмы — это механизмы, посредством которых обнаруживается личностный смысл и которые, сигнализируя, являются механизмами управления деятельностью. Вот почему обнаруживается и более опосредствованная связь эмо- ций с потребностями, поскольку мотивы являются продуктом конкретизации по- требности, в процессе которой сами потребности получают свое развитие, изменя- ются. Это очень легко увидеть на самых простых иллюстрациях. Эмоции возникают или не возникают в зависимости от того (на самых примитивных ступенях, скажем, у животных), какой биологический смысл имеет та или другая ситуация. В одном случае возникают положительные, в другом случае — отрицательные, в третьем слу- чае вообще эмоциональные процессы не возникают. В биологически нейтральных си- туациях. Они лишены для животного положительного или отрицательного биологи- ческого смысла или, точнее, того и другого биологического смысла. На уровне человека все это усложняется. Но все же общее правило состоит в том, что эмоции оказываются непосредственно зависимыми от того или другого смыс- ла для человека, точнее для личности, который приобретает та или другая ситуация. Значит, если говорить об основной зависимости, то оказывается, что эмоции зависят от личностного смысла, а не наоборот. Эмоции не в состоянии придать той или другой ситуации, скажем цели, личностный смысл. Только нужно не отвлекаться от одного обстоятельства: возникающие эмоциональные процессы, в свою очередь, как бы вто- рично, делают свой вклад в деятельность. Если можно так выразиться, сам личност- ный смысл выступает как бы через систему эмоциональных меток, или переживаний. И в этом заключается, так сказать, активирующая функция, активирующая те или другие системы этих эмоциональных процессов. Я к этому должен еще прибавить: поскольку на уровне человека эмоции спо- собны к обобщению и коммуникации, что я специально подчеркивал, может идти речь о том, что эмоции способны, в результате их коммуницирования, делать свой вклад в смысловую сферу личности. Правда, здесь нужна еще одна оговорка — по- чему, и вопрос очень сложный. Дело все в том, что этот относительно самостоя- тельный вклад возможен только в том случае, когда речь идет о каком-то развитии, дальнейшей трансформации смысловой сферы человека. Для того, чтобы сделать свой вклад, мы опять должны допустить некоторые предпосылки. Простая иллюстрация, 480 ЛЕКЦИЯ 50 МОТИВАЦИЯ И ЛИ Ч НОСТЬ которой я и закончу ответ на вопрос. Как я понимаю, специфическая функция ис- кусства есть воздействие на смысловую сферу личности. Но это воздействие про- исходит лишь в том случае, когда соответствующее творение искусства способно по- родить, заметьте это слово, эстетическое переживание. Если хотите, эстетическую эмоцию. Особый класс эмоциональных процессов, особый класс эмоциональных состояний. Но это должно иметь тоже свои предпосылки, которые находятся в опыте жизни, в системе уже сложившихся, наличных обстоятельств. В этом смысле вклад состоит в том, что осознается личностный смысл, не правда ли? Он трансформиру- ется, развивается. Значит, опять мы имеем дело все-таки с обратным влиянием. Коротко, речь идет о взаимосвязи той и другой категории, но взаимосвязи, в которой основным базовым отношением является отношение смысловой сферы к эмоциональным процессам, к эмоциональным состояниям. Вот мой ответ на вопрос. Я не знаю, достаточно ли ясно я высказал свою мысль, но более четкий ответ я сейчас дать затрудняюсь. Я опираюсь на анализ специфической функции художест- венных произведений, творений искусства. На эту необыкновенную форму общения человека с человеком, которое происходит не посредством значащих элементов. Вас может смутить мое положение. Дело в том, что, когда мы говорим о художественном творчестве, приходит в голову прежде всего художественная литература. Как раз про- изведения в высшей степени речевые, правда? С фиксированными объективными значениями. Но я сейчас же вам напомню о том, что средства искусства вовсе не ог- раничиваются художественной литературой. Существует большое число эстетических, художественных творений, которые лишены значащих элементов, из которых они со- здаются. Или однозначно значащих элементов. Пожалуйста — инструментальная му- зыка. Архитектура, хореография — не изобразительная, не пантомима, а хореография в классическом значении этого термина, декоративная живопись. Ну и так далее. Как раз трудность искусства слова в том и заключается, что в художественной литературе прямые значения преодолеваются теми же языковыми средствами. Вот почему худо- жественно-литературное произведение не ограничивается только той познавательной ролью, которую оно естественно выполняет. Иначе не нужны были бы художествен- но выразительные произведения литературы как искусства. Можно было бы заменить их хорошей информацией. И уверяю вас, что описание Бородинского сражения у Толстого не есть лучший исторический документ для того, чтобы отчетливо предста- вить себе это военно-историческое событие. Другие источники дают гораздо более полную и более правильную, вероятно, информацию о происходившем. Все дело зак- лючается в том, что скрывается за этой информацией, то есть как раз в том, что от- крыто, прямо не выражено. Конечно, я имею в виду подлинно художественные про- изведения. Вот, кстати, почему парадокс состоит в том, что, скажем, поэтическая речь, отвечающая ряду формальных требований, легче, чем художественно-прозаи- ческая. Исторически, вы знаете, вероятно, художественная литература развивалась не раньше других видов искусства, а наоборот. Это последнее, что появляется в истории искусства. Тут, конечно, возникает ряд очень сложных вопросов, но я не могу сей- час их затрагивать. А теперь, позвольте, к новой теме. Речь идет о самом сжатом изложении труд- ной проблемы воли. Я начну с первого, очень простого положения. В психологии под волевыми процессами разумеется гораздо более узкий класс процессов, чем те, ко- торые разумеются под философским понятием воли. Дело в том, что с философской точки зрения любое целенаправленное соз- нательное действие является волевым по определению. В психологии условились обо- значать волевыми такого рода действия, которые имеют свои особенности. Причем 481 ПРОБЛЕМА ВОЛИ субъективно-эмпирически эти особые действия, которые составляют класс действий волевых, описываются как действия, которые требуют какого-то особого усилия, особого акта. В старой психологической литературе XIX — начала XX века психо- логи-идеалисты решали этот вопрос достаточно прямолинейно. Это действие, в котором выявляется некая особая способность человека, именуемая волей. Эта спо- собность является духовной способностью, актом души, или актом активной ап- перцепции, — слова здесь менялись, смысл сохранялся. Это и есть та позиция, которая, скажем, у психологов вундтовской школы именовалась актом активной ап- перцепции, а у таких психологов, как Джемс, выражалась гораздо более прямо — в основе волевых действий лежит акт волевого решения, духовный акт, который стро- ится по типу «да будет…». Ну, это взято из известного библейского выражения «Да будет свет (fiat lux) — и стал свет». Я, видите, очень грубо привожу к этой общей идее, чтобы показать, что имеется такая отчетливо выраженная идеалистическая и даже спиритуалистическая трактовка волевого акта, преодолеть которую мне не представляется делом чрезмерно легким. И трудность состоит в том, что наличие некоего особенного усилия, нам из- вестного по собственному опыту, дает, так сказать, интуитивный критерий для раз- личения волевого действия и неволевого. Нужно какое-то особенное усилие осуще- ствить. И такая черта личности, как воля, есть как раз развитая способность к такого рода усилиям. Мы говорим — волевой человек. Надо иметь сильную волю, чтобы что- то сделать. Это не заученные движения, потому что заученные автоматизмы как раз противопоставляются таким актам, которые не суть выученные, не стереотипы, ко- торые пришли в действие под влиянием того или другого раздражителя или системы раздражителей. Есть что-то особенное в этом. Вот эта особенность и заставила искать, прежде всего, описание и объяснение того, что мы называем сегодня волевым про- цессом. При этом долгое время и в большинстве попыток волевые процессы рассмат- ривались не со стороны моторных, двигательных, а, по преимуществу, со стороны центральных, психических внутренних процессов, от которых зависит выражение, проявление воли в актах действия или общения — тоже действия, но направленного на осуществление каких-то взаимодействий с другими людьми. Предлагались различные описания волевых процессов. Например, отмечалось, что волевые процессы — это процессы, которые предполагают ситуацию выбора и принятия решения. Что эта ситуация выбора и принятия решения порождает и из- вестные колебания, которые снимаются актом решения. Указывали, что обязатель- ным условием при этом является не только принятие акта решения, преодоление выбора, колебания, но также и исполнение. И вот здесь обнаружилась совсем сла- бая сторона. Предполагалось включение такого фактора как тренированность к вы- полнению принятого решения. Мало принимать решения. Нужно выработать навык, привычку выполнения. Это очень упрощенное толкование, но, тем не менее, оно не сходит со страниц популярной, а так же не очень популярной психологической литературы. Значит, вы имеете ситуацию выбора. Без этого не происходит волевого акта, нет волевого процесса. Это очень легко опровергнуть — такое наблюдение и такую констатацию. Дело в том, что очень часто ситуация, в которой осуществляется волевое дей- ствие, исключает возможность выбора, тем более колебания в выборе и принятие решения. Я вам скажу очень простой пример, который сразу приходит в голову. Чело- век получил команду, приказ об исполнении какого-то действия. Я при этом допус- каю мысленно такую ситуацию. Человек, получивший приказ, — солдат. Я спраши- ваю: в ситуации есть выбор или принятие решения? Нет. Но есть команда «в атаку». 482 ЛЕКЦИЯ 50 МОТИВАЦИЯ И ЛИ Ч НОСТЬ Здесь нет выбора, никому не приходит в голову выбирать: что, рискнуть военно-по- левым судом за невыполнение приказа или подняться? Если он не выполняется, то это уже срыв и, скорее, мимовольное действие, правильно? Без всякого решения — не пускает, прижимает к земле — и все. Какое-то состояние в этот момент, может быть, действительно, аккумулированный страх, парализующий возможность такого действия. Не знаю — разные бывают обстоятельства. Но, во всяком случае, это менее всего волевой акт. Выбор, взвешивание — совершенно искусственное допущение. Я рассказываю в этой связи такой анекдотец. У Спенсера в его автобиографии есть описание такого события. У него была альтернатива — поехать в Австралию, но не жениться, или не ехать в Австралию, но жениться. Надо было принять волевое решение: как же поступить? Он решил помочь себе. Он баллировал «за» и «против» обеих альтернатив. Подсчитал сумму баллов, она показала, что он должен поехать в Австралию и не жениться. Автобиография Спенсера содержит в себе четкие данные о том, что он не поехал в Австралию, но женился. Пьер Безухов раскладывает пась- янс, как известно, — отступать из Москвы или оставаться в Москве. Пасьянс гово- рит о том, что надо отступать, и Пьер Безухов, ни минуты не думая о дальнейшем, остается в Москве. Одним словом, таких анекдотцев можно набрать сколько угодно из самых разных областей — биографических данных, художественных описаний. Так оно и бывает в жизни. Что-то здесь не так, где-то не там расставлены акценты. А феномен волевого усилия позволяет нам интуитивно отделять собственно волевые действия от действий волевых в широком философском смысле этого слова. Активность, интенсивность действия, метафорически выражаясь, как критерий, падает. Как вы назовете посту- пок наркомана, который не может удержаться в течение долгого времени от приема очередной порции наркотиков — волевым или не волевым? Не может отказаться. Не волевой. Правда? Безвольным мы называем такого человека, который не может чего- то сделать. Но ведь этот же безвольный человек развивает, как широко известно вра- чам, колоссальную активность для добывания этого самого наркотика. Обыкновенно существует даже такое правило, мне хорошо известное по опыту моей работы в од- ном крупном психиатрическом учреждении, где было большое количество лечащихся от наркомании. Самое удивительное, как мне всегда говорил покойный ныне круп- ный психиатр В.П.Протопопов, что наркоман, стремящийся к получению наркоти- ка, всегда будет умнее и талантливее, чем врач, который следит за тем, чтобы он не мог этого сделать. Всегда обнаружит ловкость, настойчивость, находчивость, догад- ливость и так дальше. Поэтому нужно вести очень строгое наблюдение. Так я спраши- ваю, это настойчивое поведение, требующее больших усилий, — это поведение без- вольное или это волевые акты? Психологически безвольное. Так о чем же идет речь? О преодолении препятствия! Вот новая гипотеза, дополняющая первую. Воля выражается в преодолении препятствий. Уже приведенный мною в пример наркоман в высшей степени способен на преодоление препятствий. Если мы посмот- рим на поведение животных, которым едва ли можно приписать способность к воле- вым актам, при известных условиях они проявляют необыкновенные усилия. Извест- но, что ради выполнения некоторых биологических функций животное не щадит себя. Пожалуйста, поведение в условиях периода обострения полового инстинкта. Эти пе- риоды регулярно возникают у животных. Ну вы знаете, немножко даже патетически у некоторых животных протекают эти периоды. Эти бедные самцы рискуют иногда про- сто своим существованием — они не щадят своей шерсти, глаз, проявляют колоссаль- ные усилия. Но только никому из нас не придет в голову сказать — смотрите, какое волевое животное. Не в этом дело. Значит, дело не мышечных усилиях. Никто из нас 483 ПРОБЛЕМА ВОЛИ интуитивно не приравнивает волевое усилие к мышечному. Нельзя сказать — какая сила воли у атлета! Поднял сто с чем-то килограммов на штанге. Скорее, волевое уси- лие требовалось для тренировок, правда? Для выполнения некоторого режима. Само- то усилие мышечное не идет в счет. Из того, что я перетащил десять тяжелых чемода- нов, не вытекает, что я очень волевой человек, может быть, я совсем безвольный. Настолько безвольный, что я понимал всю бессмысленность этих действий, когда же мне приказали или попросили даже перетащить, я стал покорно перетаскивать. И про- явил слабохарактерность, часто говорят, безвольность. Ничего не получается. Я перебирал разные концепции воли и, к сожалению, убедился в том, что всегда чего-то недостает. Причем, когда я начинаю выстраивать в ряд критерии, от- деляющие волевые акты от неволевых, то не получается разделения. Оно не совпа- дает с интуитивно выделяемым особым классом процессов. Вот здесь некоторое на- водящее значение приобрели те концепции, те теории, которые, отказавшись от понятия воли как способности, перешли все-таки к анализированию волевых дей- ствий. Исходя из того, что волевые действия есть подкласс целеподчиненных, целе- направленных процессов, то есть действий в их общем определении, задача заклю- чается в том, чтобы уловить особенности их строения. Вот здесь-то и получилось наличие выбора, колебания, принятие решения и наличие преграды. Я хочу сегодня сделать попытку подойти к проблеме воли с тех же позиций. То есть трансформировать проблему воли в проблему выделения особого подкласса це- ленаправленных процессов, то есть действий разумных, целеподчиненных, созна- тельных. И попытаться в строении этих действий найти условия и критерий выделения именно этого особого подкласса. Разница в подходе, который сейчас я попробую выс- казать, заключается лишь в том, что анализ строения отдельного, без контекста взя- того действия, не дает и не может дать решения вопроса. Нужно взять действие как единицу деятельности. Вот тогда, при такого рода подходе удается извлечь необходи- мый критерий, а следовательно и выделить специфическое строение того подкласса действий, которые мы называем интуитивно-волевыми. Итак, процесс, который подлежит анализу, отличается от любого другого про- цесса тем, что это есть действие, то есть процесс целенаправленный. Значит, общая схема может быть выражена условно в такой форме. Субъект, процесс деятельности подчинен цели, которая стоит в некотором отношении к мотиву. Это структура дей- ствия вообще, всякого действия. Но вот теперь я усложню эту схему с тем, чтобы получить структурную схему волевого действия в специальном узком значении этого термина. Я изменил схему в том отношении, что теперь (я это отметил на схеме) цель стоит в отношении к двоякому мотиву. Примечание. Когда я буду говорить о двух мотивах — то следует понимать: многих мотивах. По меньшей мере двух, может быть и трех. Может и больше. А бывают такие действия? Конечно. Почему они бывают? А в силу того, что когда человек реализует своим действием то или другое отношение, то независимо от него, объективно, он вступает также и в некоторые другие отноше- ния к миру, к действительности. То есть осуществляет одним и тем же действием не одну деятельность, не одно отношение, а, может быть, несколько деятельностей, двоякое отношение. Я об этом, по-моему, в начале курса уже говорил, и сейчас только повторяю ставшее очень важным положение. Когда я ставлю двойку студенту, то мое действие (принял решение — поставил двойку) реализует мою деятельность в качестве выпол- няющего общественно порученную мне функцию, но, вместе с тем, это действие реализует мое отношение к данному конкретному человеку, которого этим я могу лишить стипендии или причинить некоторые другие неприятности. От меня не зави- 484 ЛЕКЦИЯ 50 МОТИВАЦИЯ И ЛИ Ч НОСТЬ сит двойственность моего отношения или двойственность мотивации моего поведе- ния, одна — идущая со стороны отношения Я—экзаменующий, другая — со стороны отношения Я—общество, в большом, широком значении слова. Вот откуда эта двой- ственность, то есть сложность ситуации, этой системы отношений, в которую я всту- паю одним действием, достигая одной цели. Одним и тем же действием или, точнее, цепочкой действий. Потому что когда действие сложное, я просто пропускаю для схе- матизма то положение, что это не одно действие, а система действий, приближаю- щих к конечной заданной цели. Проще анализировать одно простое действие. С одно- значной целью. Ну вот, теперь давайте посмотрим, что может делаться с действием, когда мы имеем такую ситуацию двойной мотивации. Может произойти следующее. Мотив может быть положительным, и второй мотив тоже положительный. Я ставлю плюс у М первого и плюс около М второго. Это мотивационный знак. Вы можете считать, что это знак также и эмоциональный. И тогда что с действием? Пре- восходно происходит. Теперь представим себе другой случай. М первое — минус, М второе — минус. Что происходит с действием? Оно не происходит. Вот и все. Теперь давайте представим себе более сложный случай. М первое — положи- тельное, М второе — отрицательное, М первое — плюс, а М второе — минус. Что тогда происходит? А вот тогда неизвестно, что происходит. Исключено только одно. Никогда не возникает ситуации полной неопределенности, ситуации неопределен- ного выбора, ситуации «буриданова осла». Справа — охапка сена, слева — охапка соломы, хочется и того, и другого, расстояния равны, и осел ничего не делает. Он погибает от отсутствия пищи. Это исключено. Потому что тогда (человек очень хит- рое существо) человек придумывает способ выйти из неопределенности. Способов этих очень много. Простейший из них: я бросаю на одну чашу весов некоторый ус- ловный, так сказать, аргумент. Бросаю кости. Ослы не выдумали этого способа. То есть ничего не меняется в объективной ситуации, я просто условно приписываю одному из выборов лишний вес — и действие происходит. Ну, это я почти шутя говорю, а всерьез дело заключается в том, что мы не можем решить вопрос, если припишем этим М первому и М второму некоторый энергетический потенциал, — ошибка, которую часто совершают психологи. Сильное будет перетягивать? Нет, не выходит. Во-первых, не выходит потому, что мы этот энергетический потенциал, эти силы не умеем адекватно измерить и выразить. Мы попадаем в затруднение такого порядка, в какое попадает человек, пытающийся сказать, чего больше — килог- раммов или метров. О разном, чаще всего, идет речь. Килограммы с метрами вы не можете сравнивать, а когда вы берете мотивы, оказывается, вы не можете их срав- нивать потому, что мотивы тоже относятся к разным классам, между собой не сопо- ставимым. Если вы будете пользоваться такими индикаторами, как, скажем, вегета- тивные индикаторы, то совсем попадете впросак. Потому что у вас вегетативные индикаторы говорят одно, а человек действует по-другому. И ничего не получается. Больше того, вегетативные индикаторы не только не позволяют предопределить судьбу, — они даже не предопределяют последующую ретроспективную оценку уси- лия, которое было сделано. Просто потому, что эти индикаторы не всегда делают свой взнос, свой вклад в переживание действия, в самоотчет, в интроспективную картину действия. Они не всегда в ней учитываются, в этой картине. Есть такие индикаторы, которые учитываются, а есть такие, которые не учитываются. Причем неизвестно, какие из них будут учтены в данном случае, откроются в самонаблюде- нии. Это зависит от очень сложных обстоятельств, анализировать которые представ- ляет большой труд и результат анализа которых мало продуктивен. |