Леонтьев. Леонтьев Лекции по общей психологии. Лекции по общей психологии под редакцией Д. А. Леонтьева, Е. Е. Соколовой москва смысл 2000 А. Н. Леонтьев
 Скачать 3.35 Mb.
|
|
чем тот, который рассмотрен выше. Не попадаем ли мы в порочный логический круг? Так, чтобы выделить цели, нужен образ, нужно иметь представление о результате, представление о цели. С другой стороны, чтобы возникло представление о цели, не- обходимо действие. На первый взгляд, получается порочный замкнутый круг. Но он разорван, и весь вопрос в том, в каком звене он разорван. Представим себе этот круг: представление ? действие, направленное на выде- ление сознательного представления ? сознательное представление ? действие и т.д. Таким образом, люди действуют так, как они представляют, и выделенная ими цель, по выражению Маркса, «как закон» определяет способ и характер их действий. Одна- ко для того, чтобы возникло представление, нужна особая деятельность, направлен- ная на выделение цели. Круг разрывается в первоначально практическом действии, то есть в дей- ствии, вступающем в реальный контакт с реально вещественными предметами. Крупнейший представитель немецкой классической философии Гегель, разработав- ший в своей идеалистической системе диалектический метод решения теоретичес- ких проблем, конечно, знал об этом круге и несколько иронически отвечал на воп- 93 ЯЗЫК И СОЗНАНИЕ рос о том, в каком звене разрывается этот круг: «Мы никогда не задумываемся о том, что руководит нами, нашими действиями. Мы начинаем не с этого, а просто начинаем с того, что мы действуем!» («Индивид, — замечает Гегель, — не может определить цель своего действия, пока он не действовал».) Что же афферентирует, ориентирует первоначальное действие, с которого на- чинается «дело»? По-видимому, какие-то формы, менее развитые и качественно от- личные от тех форм, которые описываются как формы сознательного представления, сознаваемой цели. Здесь мы сталкиваемся с наивным вопросом: «Что было раньше? Яйцо или курица?» Этот знаменитый вопрос давно решен. Раньше были другое яйцо и другая курица, которая, если подходить с эволюционной точки зрения, была совсем не похожа на птицу вообще. Итак, до сознаваемой цели есть какие-то смутные переходные формы, кото- рые сейчас не поддаются прямому исследованию, но могут быть всерьез утвержде- ны теоретической мыслью. Отвечая же на вопрос, что афферентирует первона- чальное действие, мы утверждаем: сам предмет. «Афферентатором», управляющим процессами деятельности, первично является сам предмет и лишь вторично — его образ как субъективный продукт деятельности, который фиксирует, стабилизирует и несет в себе ее предметное содержание. Иначе говоря, осуществляется и переход «предмет ? процесс деятельности», и переход «деятельность ? ее субъективный продукт». Перед человеком предмет, и представление о нем афферентирует, управ- ляет протеканием процесса, который стремится к результату, выраженному в дан- ной предметной форме. Этот результат и выступает перед человеком как реальность, которая еще только должна быть получена вещественно, но которая существует, отображается именно как реальность, в какой-то мере независимая от отношения к ней, от потребностей, аффектов и чувств человека. Отношение к ней переживается прежде всего как к вещи самой по себе, которая существует в некоторой своей неза- висимости, хотя и в своем отражении. Таким образом, чтобы возникло представление о вещи, необходимо допустить начавшееся действие, предмет которого выступает в некоторой системе предметных отношений и независим от субъективных состояний типа потребностей, чувств, аф- фектов, влечений и т.д. Эта независимость возникает как следствие совместного харак- тера трудовой деятельности с присущим этой деятельности техническим разделением труда, так как именно это техническое разделение труда обуславливает то, что человек производит те или иные орудия безотносительно к тому, отвечает ли предмет, изго- товляемый им, какой-либо сиюминутной потребности. И вообще, человек отличает свою потребность в каком-либо конкретном орудии от потребности объективной, то есть потребности, возникающей в данном трудовом коллективе. Использование же этого орудия как орудия труда может вообще осуществляться другим человеком, дру- гими людьми, с которыми изготовитель орудия связан через совокупный продукт тру- да, то есть человек может удовлетворить свои непосредственные потребности через результат коллективного действия. В центре совместного коллективного действия, свя- зывающего людей новыми отношениями, находятся уже не воспроизведение челове- ческого вида, не половые отношения, не совместная (в смысле выполняемая в уни- сон) мелодия, а объективный процесс производства. Итак, мы имеем дело с некоторыми целенаправленными действиями, которые реализуют некоторый образ. Этот образ проявляется дважды: во-первых, в форме чув- ственного исходного представления предмета, афферентирующего процесс; во-вто- рых, в своей реализованной, объективно существующей форме. Предмет должен быть 94 ВВЕДЕНИЕ В ПСИХОЛОГИЮ ЛЕКЦИЯ 13 изменен. Представление об измененном предмете управляет действием, изменением этого предмета, но когда это действие осуществлено, то измененный предмет суще- ствует как бы дважды: во-первых, первоначально как исходное представление; во- вторых, как осуществленное и, тем самым, объективно существующее предо мной. Получается своеобразное удвоение жизни этого образа, этого представления: 1) его существование в виде субъективного образа; 2) его существование в виде объектив- ного предмета. Предмет, выступающий как реализованное, овеществленное представ- ление достигнутой цели, есть как бы объективное, материальное зеркало моего об- раза, моего представления о цели. Однако достигнутая цель, будучи воплощена в этом предмете, начинает в нем независимое от человека-создателя существование, свое собственное существование. Он был в моей голове как представление, как цель, как замысел. Теперь он передо мной, в объективном мире. Этот объективный мир и выступает как зеркало моего представления. Восприятие же воплощенного в предмете образа и есть его осоз- нание, то есть преобразование из первоначальной смутно чувствуемой формы в фор- му объективированную и выступающую перед моим взором, в моем восприятии. Посмотрите, что произошло. Представление стало предметом восприятия, хотя и выступило не в своей собственной форме. И это произошло вовсе не потому, что человек научился наблюдать за своими образами. Интроспекция здесь ни при чем. Нечто стало восприниматься, приобретя форму объективно существующего предме- та. Это и есть сознание этого предмета, видение собственно образа, но это видение начинается вовсе не с того, что я его вижу в себе. Я его вижу не в себе — самонаб- людение не способно выполнить этой роли. Я его вижу в чем-то! Человек, лишенный зеркала, не способен увидеть свое лицо. Чтобы сделать это, он должен иметь зеркало перед собой и, самое главное, он должен иметь себе подобного. Человек, видя другого человека, находит также и свое лицо. Я не могу видеть своего представления, но видя его воплощение в чем-то или ком-то другом, я его вижу. Вот это-то и называется «уметь отдать себе отчет», то есть осознать. Однако этот процесс не может развертываться по описанной выше схеме. Дело в том, что в'идение в предмете образа нуждается еще в одном условии. Этот предмет должен выступить передо мной в особой форме, чтобы я мог увидеть в нем свой ис- ходный образ, то есть представление о представлении, воплотившееся в какой-то объективности. Эта объективность, говоря философским языком, должна еще быть идеализирована, то есть еще должна найти форму своего существования для меня, для сознания человека. Она должна существовать в чем-то, что не есть предмет, ина- че предмет закроет то содержание, которое в нем воплощено. Необходимо ввести предмет в такую систему отношений, в которой он бы мог сыграть роль зеркала, превращая представление человека в сознательное. Этот предмет должен быть означен и жить в особой форме — в форме языка. Язык и есть то необходимое условие, единственно посредством которого предмет может полу- чить свою жизнь в голове человека, свое существование в идеализированной форме и, следовательно, преобразовать форму отражения. Поэтому язык составляет столь же необходимый момент порождения сознания, как и трудовая деятельность. Почему именно появление языка выступает как фундаментальное условие, приводящее к существованию предмета в идеализированной форме? Жизнь предме- та в языке действительно существует. Она существует и развивается, так сказать, в теле языка, в теле слова. Предмет может получить свое существование и в форме жеста, и в форме звуковой речи. Однако слово, обозначающее предмет, и сам пред- мет — это вовсе не одно и то же. Если человек говорит слово «часы», то в значении 95 ЯЗЫК И СОЗНАНИЕ 1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-изд. М., 1954. Т.3. С.29. этого слова содержится предмет в его обобщенной форме. И носителем содержания «часы» является не нечто вещественное, а именно слово. Предмет начинает жить для человека не только в своей вещественной форме, а и в теле слова. Мне просто не удалось подобрать лучшего термина, чем «тело» слова, для того, чтобы обозначить физическую материю слова. Для звукового языка в качестве физической материи слова выступят колебания воздуха, сокращения голосовых связок и надпись. Для кинетической речи эта материя — жест, несущий в себе известное содержание, отделенное от объекта и начавшее жить своей собственной жизнью в теле языка. Итак, язык становится формой, носителем сознательного обобщения действитель- ности. Следовательно, сознательное отражение — это не просто видение вещи, не просто только ее чувственное представление, а это видение означенного посред- ством языка предмета. Вот почему в марксистской философской науке особо подчеркивается значе- ние языка в формировании и движении человеческого сознания. По словам Марк- са, язык представляет собой не что иное, как «практическое сознание» людей. По- этому сознание неотделимо от языка. Как и сознание, язык является продуктом деятельности людей, продуктом коллектива и вместе с тем его «самоговорящим бытием» (Маркс); лишь поэтому он существует также и для индивида. «Язык так же древен, как и сознание; язык есть практическое, существующее для других людей и лишь тем самым существующее также и для меня самого действи- тельное сознание...» 1 Следовательно, язык не есть нечто эфемерное типа продукта самонаблюдения. Он — продукт жизни. Отдельный индивид находит готовым объек- тивно существующий язык с его значениями, так же как он застает при рождении объективно существующие способы производства. Конечно, отдельный индивид де- лает свой вклад в язык, например, развивая значение или же сочиняя новое слово, но этот вклад представляет собой лишь маленькую песчинку в огромном накоплении языка, произошедшем в ходе общественно-исторического процесса. Еще раз подчер- киваю, что язык всегда остается со стороны значения идеальным явлением, которое существует объективно и является продуктом особого духовного производства. С высоты нашего развитого сознания чрезвычайно трудно представить процесс возникновения сознания и языка, так как дистанция, отделяющая нас от первых шагов их становления, огромна. На этом пути происходят сложные качественные из- менения. С самого начала своего зарождения человеческий язык вовсе не был уни- версальным средством, с помощью которого может быть обозначено все, что угодно: от предметов внешнего мира до тончайших движений человеческой души. Первона- чально круг языка и, соответственно, круг сознаваемого был резко ограничен сфе- рой производства и производственных отношений. Лишь постепенно на определенных этапах развития происходил процесс расширения сферы общения и, следовательно, системы языковых значений и «технизации» языка. Термин «технизация» принад- лежит одному из очень талантливых советских лингвистов В.И.Абаеву, который об- ратил внимание на тот факт, что известный этап в развитии языка заключается в разработке преимущественно технической стороны языка, например грамматики. Та- кого рода технизация языка позволяет при относительно небольшом развитии лекси- ческого состава речи охватить обширный круг явлений предметного мира. С точки зрения человеческой деятельности, язык может быть по своему струк- турному месту приравнен к орудию. Это орудие, будучи своеобразным «оперантом», задает тот способ действия, который к нему должен быть приложен. Так, значение ґ ґ 96 ВВЕДЕНИЕ В ПСИХОЛОГИЮ ЛЕКЦИЯ 13 сначала задает способ перехода, отнесения значения к означаемому, а затем отне- сение одного значения к другим значениям и тем самым выступает как оператор мыслительных операций. Такое последнее движение значений как раз и отражает логику грамматики, которая тоже не изобретается отдельным индивидом, а усваи- вается им. По сути, усвоение слова в такой же мере есть усвоение операций, спосо- бов действия со словом, в какой усвоение орудия есть усвоение способа его упот- ребления. Что значит овладеть пилой? Овладеть пилой не может означать ничего иного, как научиться пилению. Конечно, в определенной ситуации камень может стать молотком, но при этом дело вовсе не в камне, а в использовании этого физи- ческого предмета в качестве орудия. Мы пришли к одному очень важному положению: вместе с развитием соз- нания и языка возникает особый род операций — языковые операции. К таким опе- рациям, кроме операции общения, о которой шла речь выше, относится также и операция, предваряющая действие. Это умственная операция, которая происходит собственно в плане сознания. Такая операция состоит в преобразовании значений, или, пользуясь выражением из «Философских тетрадей» В.И.Ленина, она заключа- ется в том, что «понятия переливаются из одного в другое». Психологи чаще гово- рят о движении значений, а не понятий, так как термином «понятие» подчеркива- ется обобщение как таковое, а термином «значение» — языковая природа сознания, форма существования понятия для сознания. Далее, значения, начиная свое существование в человеческой голове, меня- ются, утрачивают свою внешнюю языковую форму. Иными словами, собственно языковая форма истончается как бы до ее исчезновения. Языковая открытая форма, подобно мавру, «сделав свое дело», может уходить — и уходит, во всяком случае, за пределы самонаблюдения. Что же касается самонаблюдения, то оно для понима- ния этой проблемы, как, впрочем, и любой психологической проблемы, может вы- ступить лишь в роли инициатора исследования и не способно, взятое само по себе, решить эту сложную проблему. Так, в Вюрцбургской школе, где испытуемыми были сами психологи, достигшие большого искусства при работе интроспективным ме- тодом, исследователи оказались фактически беспомощны при попытке исследовать те преобразования, которые претерпевает языковая форма. Для вюрцбуржцев оказа- лась скрытой форма реального существования значения. Где же искать ответ на вопрос о характере изменений значения? Только на путях генетического исследования, то есть изучения психических процессов в их ста- новлении и развитии. Если человек овладевает какими-либо действиями, например вождением автомобиля, то изучить этот процесс можно, лишь рассмотрев его в генетическом аспекте. Причем изучение должно обязательно опираться на объектив- ные индикаторы, без которых невозможно исследовать процесс дробления или укрупнения единиц деятельности. Значение выступает как «момент» сознания, которое, как и деятельность, имеет сложное строение. Сознание, как и деятельность, требует исследования всех характеризующих его моментов, изучения соотношения этих моментов. Поскольку сознание порождается деятельностью, как и любая форма отражения, то оно вос- производит основные «моменты» порождающей деятельности, зависит от них, и, следовательно, для полного анализа сознания необходимо продолжить изучение свя- зи отдельных моментов сознания с отдельными моментами, характеризующими раз- вернутую человеческую деятельность. лекция 14 структура сознания: чувственная ткань, значение, личностный смысл Д аже поверхностный анализ сознания открывает очень сложное его строение. Прежде всего самоочевидно, что картина мира, в которой человек может дать себе от- чет, которая является ему, включает в качестве своего неизбежного момента чувст- венные впечатления, чувственные образы, я предпочитаю говорить — чувственную ткань. Эта ткань и образует чувственный состав конкретных образов реальности — актуально воспринимаемых или всплываемых в памяти, относимых к будущему или даже только воображаемых. Сразу же отметим, что чувственная ткань — необходимый, но не решающий «момент» (или образующая) сознания. Это видно из того, что чувственная ткань мо- жет серьезно меняться, не затрагивая, однако, главного — картины мира. Так, со- знание человека с нормальным восприятием цвета вряд ли имеет какие-либо суще- ственные отличия от сознания человека с полным выпадением цветного зрения, то есть человека, видящего мир как черно-белую фотографию. Можно вообще лишить человека зрения, и тогда чувственная ткань сознания будет соткана из осязатель- ных, слуховых и различных других видов ощущений. Однако, несмотря на резкое отличие восприятия слепого человека по своему чувственному составу от восприя- тия человека с нормальным зрением, сознание слепого равноправно, равноценно сознанию зрячего. Даже в немногочисленных случаях слепоглухоты сознание при оп- ределенных условиях может достигать высоких степеней развития, несмотря на край- не скудную чувственную ткань. Достаточно лишь напомнить о знаменитой слепоглу- хонемой О.Скороходовой, кандидате наук, авторе двух или трех книг. Примеры показывают, что при резких изменениях чувственной ткани сознание человека не претерпевает, в основном, каких-либо существенных изменений. В этой обедненной чувственной ткани имеются вибрационные, обонятельные, кинестетические ощу- щения. При этом важно понять, что если «обрезать», «снять» эти чувственные ком- поненты, то сознание вообще невозможно, так как чувственный состав сознания выполняет одну кажущуюся тривиальной, но чрезвычайно важную функцию ото- бражения реальной картины мира, которую ничем нельзя заменить. Особая функция чувственных образов сознания состоит в том, что они придают реальность сознательной картине мира, открывающейся субъекту. Иначе говоря, имен- но благодаря чувственному содержанию сознания мир выступает для субъекта как су- ществующий не в сознании, а вне его сознания — как объективное «поле» и объект его деятельности. Эта функция чувственной ткани, функция непосредственной связи сознания с реальностью тотчас обнаруживает себя, как только возникает нарушение или извращение рецепции внешних воздействий. 98 ВВЕДЕНИЕ В ПСИХОЛОГИЮ ЛЕКЦИЯ 14 Очень яркое проявление последствий выпадения функции чувственных обра- зов реального мира, который становится ирреальным, мне пришлось наблюдать во время Великой Отечественной войны при работе в одном экспериментальном воен- ном госпитале. В этом госпитале мы занимались восстановлением движений после ранений, которые поражали не центральную нервную систему, а периферические ее отделы. Наиболее типичные ранения были у раненых минеров, полностью ослеп- ших и одновременно потерявших кисти обеих рук. Такие поражения, типичные именно для минеров, происходят в результате взрыва, который приводит к тому, что отрываются кисти рук и из-за вспышки одновременно полностью утрачивается зрение. У раненых минеров была произведена реконструктивная восстановительная хирургическая операция, связанная с массивным смещением мягких тканей пред- плечий, вследствие которой минеры утрачивали возможность осязательного воспри- ятия предметов руками. После этой операции зрячий человек обычно мог пользо- ваться двупалой кистью, сделанной из предплечья, и очень хорошо адаптировался к жизненным условиям. Например, зрячие больные, перенесшие такую операция, обучались весьма виртуозно с помощью двупалой конечности скручивать сигарету, засыпать табак — словом, обслуживать себя в быту. Такие больные обучались даже писать, то есть обычно у зрячих больных через некоторое время после смещения мягких тканей предплечий чувствительность этих тканей восстанавливалась, причем восстанавливалась в центральном порядке. Что это значит? Дело в том, что после такой операции утрачивалась способность верно локализовать место раздражения, и первоначально раздражения шли, так сказать, по старому адресу, мозг ошибался относительно того, какой участок кожи подвергся раздражению. Типичный пример такого явления — фантомные боли, когда после ампутации в культе начинает бо- леть обрезанный нерв, и больной локализует боль не там, где действительно нахо- дится очаг раздражения, а там, где расположены рецепторы, на пути от которых возникло раздражение. При «фантомных» болях человек ошибается, так как сигна- лы, приходящие в мозг, воспринимаются как боль в отсутствующем органе. Если у больного сохранено зрение, то его мозг, спустя некоторое время, под контролем зрения исправляет ошибки неверной локализации очага раздражения, переделывает «старые» связи, и человек вновь научается точно локализовать место раздражения и управлять своими движениями. В тех же случаях, когда одновременно поражается и зрение, то есть когда из-за наступления слепоты зрительный контроль невозможен — эта операция (по Кру- кенбергу) не дает никакого практического эффекта. Больные оставались беспомощны, и без такого могучего контроля, как зрение, у них не восстанавливались предметные ручные движения. Меня поразило другое: у таких больных обнаружились последствия выпадения, нарушения главной функции чувственных образов — функции непосред- ственной связи субъекта с реальностью. Через несколько месяцев после ранения у больных появлялись необычные жалобы: несмотря на ничем не затрудненное речевое общение и полную сохранность умственных процессов, внешний мир постепенно «отодвигался», становился для них «исчезающим»; хотя словесные понятия (значения слов) сохраняли у них свои логические связи, они, однако, постепенно утрачивали свою предметную отнесенность. Не хватало непосредственной связи с предметным миром. Возникала поистине трагическая картина разрушения у больных чувства реаль- ности. «Я обо всем как читал, а не видел... Вещи от меня все дальше», — так описывает свое состояние один из ослепших ампутантов. Он жалуется, что когда с ним здорова- ются, «то как будто и человека нет». 99 СТРУКТУРА СОЗНАНИЯ Или, например, другой больной сообщал, что когда подходит человек и похлопывает его по плечу, то, несмотря на неповрежденность этого участка и вер- ную «адресованность» сигнализации, это похлопывание воспринимается как идущее неизвестно откуда. Утрата чувства реальности столь тяжело переживалась больными, что были даже попытки самоубийства. В конце концов удалось найти способ восста- новления этой функции чувственных образов. Для этого было необходимо «вклю- чить» активные движения конечности. Ведь рука — это не только орган действия, но и орган познания, и этого положения ни в коем случае нельзя забывать. Благодаря «включению» руки к больным вернулось ощущение реальности мира и у них исчезло ощущение иллюзорности мира. Вслед за этим восстановилось и душевное состояние больных. В связи с этим мне вспоминается один очень тяжелый больной, которому уда- лось возвратить чувство реальности мира. Он вернулся на свою родину, в один из отдаленных городков Сибири, и мы получили от него письмо: он стал работать бух- галтером совхоза (он был по профессии бухгалтер) и достиг успехов на этом по- прище. Он стал даже постоянным специалистом-консультантом. Жизнь встала в свою колею и уже ни о какой ирреальности не могло быть и речи. Этот эпизод описан в монографии по восстановлению движений 1 Сходные явления потери чувства реальности наблюдаются и у нормальных людей в условиях искусственной инверсии зрительных впечатлений. Еще в конце прошлого века Дж.Страттон в своих классических опытах с длительным ношением специальных очков, переворачивающих изображение на сетчатке «вверх ногами», от- мечал, что при этом возникает переживание нереальности воспринимаемого мира. Он сам носил эти очки и все это наблюдал. При анализе сознания исключительно на основе интроспекции может возник- нуть ложное впечатление, что существует сознаваемый мир, который полностью от- влечен от чувства. Так, в начале нашего столетия представители Вюрцбургской школы, пытавшиеся проникнуть через самонаблюдение в некий самостоятельный, обособленный мир «мыслящего сознания», выдвинули положение о том, что обра- зы, чувственные элементы не играют никакой роли в мыслящем (не чувствующем, а мыслящем) сознании. Такого рода выводы и положения связаны прежде всего с тем, что на основе самонаблюдения нельзя открыть, проследить движение образов. Существует, конечно, движение мысли, которое не проявляется в движении обра- зов, но здесь необходимо верно расставить акценты. Говоря о чувственной ткани, мы вовсе не касаемся вопроса, движутся ли образы в сознании. Речь идет не об этом. Нас интересует другое, а именно: возможно ли движение самой абстрактной мысли сознания вне той основной функции, которую выполняют элементы чувственной ткани? Нет! Нормальное мышление, нормальное движение сознания без наличия чувственной ткани принципиально невозможно. И не только приведенные выше примеры убеждают нас в этом. В описаниях мысленной работы, которые мы нахо- дим у деятелей науки, встречаются постоянные ссылки, указывающие на важность чувственных образов в мыслительном процессе. Например, А.Эйнштейн неоднократ- но отмечал, что в его абстрактных построениях постоянно присутствовали чувствен- ные элементы. В последнее время стало привычным говорить о «зрительном мышлении». При этом имеется в виду не мышление по типу трансформации одного чувственного 1 Леонтьев А.Н., Запорожец А.В. Восстановление движений. М., 1945. 100 ВВЕДЕНИЕ В ПСИХОЛОГИЮ ЛЕКЦИЯ 14 образа в другой, а более тонкие вещи: постоянное (косвенное) участие чувствен- ных образов в мыслительных процессах как условие последних. Благодаря участию зрительных образов в мышлении возможна симультанизация, то есть одновремен- ное видение проблемы, и действительность, относящаяся к процессу мышления, выступает для субъекта не как процесс, а как одновременно существующая, «на- личная». И эту функцию выполняет чувственная ткань. Итак, чувственная ткань, присутствующая в любых формах сознания, — это один из моментов (этот термин лучше, чем «образующая») сознания, подчеркиваю, именно моментов, а не элементов, не кирпичиков, которые складываются один за другим. Сколь бы ни была богата чувственная ткань, на ее основе нельзя построить такую картину мира, в которой бы человек мог дать себе отчет. У человека чувствен- ные образы приобретают новое качество, а именно свою означенность. Значения и являются вторым важнейшим «моментом» человеческого сознания. Как уже говорилось выше, сознание не возникает без существования языка. Значения преломляют мир в сознании человека. Хотя носителем значений является язык, но язык — не демиург значений. За языковыми значениями скрываются об- щественно выработанные способы (операции) действия, в процессе которых люди познают и изменяют объективную реальность. Иначе говоря, в значениях представ- лена преобразованная и свернутая в материи языка идеальная форма существова- ния предметного мира, его свойств, связей и отношений, раскрываемых совокуп- ной общественной практикой. Поэтому значения сами по себе, то есть в абстракции от их функционирования в индивидуальном сознании, столь же «не психологичны», как и та общественно познанная реальность, которая лежит за ними. Еще раз подчеркнем, что система языковых значений открывается при ана- лизе сознания как одна из его «образующих». Чтобы проиллюстрировать значимость этой «образующей» для психологического исследования, напомню, что собственно психологическое исследование сознания серьезно продвинулось лишь после того, как было введено в качестве центрального понятие «значения». Это было сделано полвека тому назад Л.С.Выготским, который выступил с очень сильным тезисом, что единицей человеческого сознания является значение. Этот шаг был крайне важ- ным именно из-за своей решительности. Связь сознания и слова нередко отмечалась и до работ Л.С.Выготского, но лишь Л.С.Выготский решительно заявил, что значе- ние есть клеточка человеческого сознания. Значение всегда есть значение знака, в данном случае — слова. Причем само слово, в теле которого обитает значение, лишь относительно, условно связано со значением. Так, значения слов в разных языках могут полностью совпадать друг с другом, в то время как сами слова, через которые выражается это значение, могут не иметь буквально ничего общего по своему звуковому (фонетическому) и графи- ческому составу. Следовательно, значения лишь относительно связаны со своим но- сителем, со словом. Далее, мы вплотную подходим к проблеме, которая является камнем преткно- вения для психологического анализа сознания. Это проблема особенностей функци- онирования знаний, понятий, мысленных моделей и т.п., с одной стороны, в сис- теме отношений общества, в общественном сознании, а с другой — в деятельности индивида, реализующей его общественные связи в его сознании. Иными словами, значения ведут двойную жизнь. Значение, во-первых, су- ществует как значение языка. А что такое язык? Продукт индивидуальный или об- 101 СТРУКТУРА СОЗНАНИЯ щественный? Общественный. Он существует как известная система объективных яв- лений в мире, в истории общества. Зависит ли он от отдельного индивида? Нет. Язык развивается по своим объективным законам, как система общественных объектив- ных явлений, только не вещественных, а идеальных, то есть несущих в себе что- то, изображение некоторой реальности, точное или менее точное, иногда фантас- тическое. Таким образом, движение значений обнаруживает себя прежде всего как дви- жение объективно-историческое. И, собственно, история значений, и сами зна- чения, вырванные из внутренних отношений системы деятельности и сознания, вовсе не являются предметом психологии. Это предмет других наук, например линг- вистики. Говоря об объективности значений, мы прежде всего имеем в виду тот факт, что значения как таковые не создаются отдельным человеком. Индивид лишь овла- девает, усваивает значения языка своей эпохи, своего общества, своего ближайше- го окружения — то, что, он застает при своем рождении. Но это, конечно, вовсе не отменяет того факта, что язык производится отдельными людьми, и, следова- тельно, каждый индивид может внести свой небольшой вклад в развитие значений. Но только этот индивидуальный вклад подобен одной песчинке, брошенной в пус- тыню Сахару. Самое интересное же заключается в том, что когда человек бросает свои песчинки в мир языка, производит свой вклад в этот мир, то он производит его по своим законам, по психологическим законам своей индивидуальной жизни. После же того, как песчинка занимает свое место в огромности языка, изменяются и законы, управляющие ее движением. Она начинает подчиняться не тем законам, по которым творится и производится отдельным индивидом, а законам движения самого языка. Так, если человек изобретает неологизм, который язык как объек- тивная система не приемлет, то такой неологизм не получает распространения, не входит в язык и чаще всего исчезает вместе со своим творцом. Принят будет неоло- гизм или нет, зависит не от тех законов, по которым он создан, а от объективных законов движения языка (если он, например, заполняет некоторую «лакуну» в нем). Из сказанного выше видно, что существуют два разных движения. Одно дви- жение — это объективное движение значений в языке, движение языковой систе- мы. В этом объективном своем бытии движение значений подчиняется обществен- но-историческим законам и, вместе с тем, внутренней логике своего развития. При всем неисчерпаемом богатстве, при всей многосторонности этой жизни значений (подумать только — все науки занимаются ею), в ней остается полностью скрытой другая их жизнь, другое их движение: их функционирование в процессах деятельности и сознания конкретных индивидов, хотя посредством этих процессов они только и могут существовать. Это движение, в котором объективное, обществен- ное по своей природе и отвлеченное от отдельного человеческого индивида сущест- вование значения переходит в его существование в голове индивида. Причем такой переход есть не простая конкретизация значения или превращение из общего в еди- ничное, а начало той жизни значений, в которой они единственно и обретают свою психологическую характеристику. Значения как бы охватываются пламенем нового движения, движения в процессах деятельности и сознания конкретных индивидов. В этом новом движении происходит удивительное событие, а именно возвращение абстракций значения к той реальной действительности, от которой в свое время значение было отвлечено, отторгнуто и начало свое самостоятельное движение в истории языка, истории общества, культуры и науки. 102 ВВЕДЕНИЕ В ПСИХОЛОГИЮ ЛЕКЦИЯ 14 Однако, если вернуться к их существованию в процессах деятельности и со- знания индивидов, значения не движутся по историческому пути, по пути нисхож- дения от абстракции ко все большей конкретности и, наконец, к породившему их предмету. Того предметного мира, который породил первые значения, уже, навер- ное, и не существует. Он умер, изменился, трансформировался, как умерли наши отдаленные предки, произведшие первые значения, и как трансформировались сами люди — не в смысле морфологии, а в общественных отношениях. Это другой путь. Эта сторона движения значений в сознании конкретных индивидов состоит в «воз- вращении» их к предметности мира с помощью той чувственной ткани, о которой шла речь выше. В то время как в своей абстрактности, в своей «надындивидуальности» значе- ния безразличны к формам чувственности, в которых мир открывается конкретно- му субъекту (можно сказать, что сами по себе значения лишены чувственности), их функционирование в осуществлении его реальных жизненных связей необходимо предполагает их отнесенность к чувственным воздействиям. Таким образом, суще- ствует движение, соединяющее абстрактное с чувственным миром, в котором я су- ществую и который я отражаю в наличных формах, наличными возможностями, ко- торые суть возможности психофизиологические. Конечно, чувственно-предметная отнесенность значений в сознании субъекта может быть не прямой, она может реализоваться через как угодно сложные цепи свернутых в них мыслительных операций — особенно когда значения отражают дей- ствительность, которая выступает лишь в своих отдаленных косвенных формах. Но в нормальных случаях эта отнесенность всегда существует и исчезает только в про- дуктах их движения, в их экстериоризациях. Движение, соединяющее абстрактное значение с чувственным миром, пред- ставляет собой одно из существеннейших движений сознания 1 . Но для того, чтобы понять это движение как формулу отражения, порождаемого деятельностью челове- ка в обществе, нужно ввести еще один «момент». Ведь деятельность человека актив- на в том смысле, что она чем-то побуждается и что-то ее направляет как бы на себя. Напомню, что действие со всеми своими способами, порождающее созна- тельное отображение действительности в языковой форме, разворачивается только в том случае, если в нем есть нечто движущее. Обычно это движущее изображается в двух формах: первая, особо подчеркиваемая в старой психологии, — это то, что движет изнутри, потребности, влечения субъекта. Это напор изнутри. Но нас сей- час интересуют не столько сами эти внутренние состояния и их динамика, их цик- личность, сколько их конкретизация. Эти внутренние состояния могут определить направленность деятельности лишь тогда, когда они определенным образом конкре- тизированы. Иначе же они бесполезны. Что стоит взятое абстрактно чувство жажды? Пока это чувство не наполнено представлением о предмете, оно не побуждает дей- ствие. Оно начинает побуждать действие только тогда, когда возникает представле- ние о предмете потребности. Только когда человек видит или представляет стакан воды, жажда «бросает» его к стакану, то есть нужно, чтобы потребность была пред- ставлена в предмете, предметно. Если потребность не опредмечена, то она способна только побудить ненаправленное поисковое поведение, заставить меня метаться, 1 Движение, соединяющее чувственность и значение, есть не что иное, как отражение дви- жения самой жизни человека. Я же заменяю понятие «жизнь» менее общим и более специальным понятием «деятельность». — Авт. 103 СТРУКТУРА СОЗНАНИЯ обследовать ситуацию. Тот предмет, который движет, направляет на себя деятель- ность, и есть мотив деятельности. Иными словами, предмет деятельности есть ее действительный мотив. Само собой разумеется, что он может быть как вещественным, так и идеаль- ным, как данным в восприятии, так и существующим только в воображении, в мыс- ли. Главное — то, что за ним всегда стоит потребность, что он всегда отвечает той или иной потребности. Как же представлен мотив в сознании? Во-первых, осознание мотива вовсе не обязательно для субъекта. Оно не обязательно настолько, что если меня спросить о том, ради чего я читаю лекцию, то я не смогу Вам ответить. Если же Вас спро- сить, ради чего Вы пришли на лекцию в эту отвратительную погоду, то Вы тотчас сочините мотивировку, которая может и не отвечать действительному мотиву. Это всегда проблема. Раскрытие мотива — это всегда решение специальной задачи. Толь- ко некоторые мотивы сразу осознаются, но это довольно узкий класс мотивов. Для того, чтобы ответить на вопрос о том, как мотив представлен в созна- нии, необходимо рассмотреть другую сторону движения значений. Эта другая сторо- на состоит в той особой их субъективности, которая выражается в приобретаемой ими пристрастности. Само по себе значение есть вещь, глубоко человеку безраз- личная, будь то стол, стул, абстракции — «N-мерное пространство» или счастье, благо, беда. Чтобы не быть равнодушным, сознаваемое объективное значение долж- но превратиться в значение для субъекта, приобрести личностный смысл. Личност- ный смысл и является третьей «образующей» сознания. Чтобы ощутимее выступило принципиальное расхождение между объективным значением и личностным смыс- лом, рассмотрим один мрачный пример, который мне всегда приходит в голову: слово «смерть». Каждый понимает, что имеют в виду, когда произносят это слово, так как его значение для всех является общим. Однако это слово понимается нами по-разному в тех случаях, когда рассуждают о смерти в аудитории и когда смерть грозит кому-то из наших близких. Одно и то же значение понимается по-разному потому, что оно включено в разные отношения. Следовательно, различаются «зна- чение-в-себе» <в тексте устной лекции — «значение-для-себя»> и «значение-для- меня». «Значение-для-меня», которое я назвал смыслом, а потом ограничил это «личностным смыслом» — третья образующая сознания. Итак, значение живет еще одной жизнью — оно включается в отношение к мотиву. Итак, безразлично, осознаются или не осознаются субъектом мотивы, сиг- нализируют ли они о себе в форме переживаний интереса, желания или страсти. Их функция, взятая со стороны сознания, состоит в том, что они как бы «оценивают» жизненное значение для субъекта объективных обстоятельств и его действий в этих обстоятельствах — придают им личностный смысл, который прямо не совпадает с понимаемым объективным их значением. В отличие от значений, личностные смыс- лы, как и чувственная ткань сознания, не имеют своего «надындивидуального», сво- его непсихического существования. Если внешняя чувственность связывает в созна- нии субъекта значения с реальностью объективного мира, то личностный смысл связывает их с реальностью самой его жизни в этом мире, с ее мотивами. Смысл и создает пристрастность человеческого сознания. Что же касается внутренних переживаний, возникающих на поверхности системы сознания в виде переживаний интереса или скуки, влечений или угрызе- ний совести, то они лишь кажутся внутренними силами, которые движут деятель- ность субъекта. Эти внутренние переживания, непосредственно открывающиеся 104 ВВЕДЕНИЕ В ПСИХОЛОГИЮ ЛЕКЦИЯ 14 субъекту за мотивом при реализации потребности, выполняют своеобразную функ- цию, которая состоит лишь в наведении субъекта на их действительный источник. Реальная функция этих переживаний состоит в том, что они сигнализируют о лич- ностном смысле событий, разыгрывающихся в жизни субъекта, заставляют его как бы приостановить на мгновение поток своей активности, всмотреться в сложив- шиеся у него жизненные ценности, чтобы найти себя в них или, может быть, пе- ресмотреть их. Я исчерпал свое время. Сознание выступило перед вами как движение, связы- вающее сложнейшие моменты: реальность мира, представленную в чувственности, опыт человечества, отраженный в значении, и пристрастность моего существования как живого существа, заключающуюся в обретении «значения-для-меня», значения для моей жизни. Вот как развертывается человеческое сознание — это удивительное, необык- новенно сложное движение отражения человеком окружающего его мира, его собст- венной деятельности в этом мире и его самого. восприятие лекция 15 общее представление о восприятии Т оварищи, мы начинаем новый семестр с нового раздела психологии, пос- вященного изучению отдельных психических процессов. Естественно начать этот раз- дел с проблемы непосредственно чувственного отражения мира, с восприятия. Надо сказать, что эта первая тема особенно важна. Дело в том, что восприятие представля- ет собой основную форму психического отражения мира и, в сущности, понимание природы психического отражения зависит от понимания природы и механизмов не- посредственно чувственного отражения, зависит от понимания природы и механиз- мов восприятия. Отсюда и вытекает центральное место проблемы восприятия. Я с самого начал хотел бы ввести одно различение. А именно различение вос- приятия как процесса (покойный Борис Михайлович Теплов применял в этом слу- чае не термин «восприятие» — термин двусмысленный, а «воспринимание») и вос- приятие как продукт воспринимания, восприятие как образ. Образ действительно есть не что иное, как результат, продукт процесса воспринимания — актуального, то есть в данное время происходящего или, может быть, прошлого. Я смотрю. Я хочу этим сказать — происходит процесс воспринимания, я увидел, у меня возник образ вот этой вещи. Это продукт произошедшего процесса воспринимания. Приходится вводить с самого начала это различение не только потому, что оно полезно для из- ложения результатов исследования восприятия, но еще и потому, что иногда это различение как бы исчезало из психологии. Следовательно, нужно его особенно под- черкнуть. Оно исчезало вследствие, во-первых, того, что сам процесс восприятия, процесс воспринимания, другими словами, представлялся в качестве само собой происходящего, пассивного со стороны субъекта, процесса, который происходит ав- томатически. Когда-то в начале прошлого столетия И.Гербарт выражал эту мысль так: для того, чтобы нечто увидеть, достаточно иметь это перед глазами. В другой формули- ровке, в другом выражении: для того чтобы увидеть, достаточно открыть глаза. Ну, по отношению к глазам можно сказать, что их нужно открыть. Что касается других видов восприятия, в том числе слухового, тут даже и открывать-то нечего. Ухо, так сказать, открыто в нормальных случаях для звука. Вы видите, что процесс не про- сто отрицался, но он не рассматривался как некий активный процесс. Это нечто происходящее «во мне, со мной». Это не то, что я осуществляю, это то, что осуще- ствляется. Таким образом, оставалась перед психологом картина уже возникших об- разов, и эту картину надлежало исследовать (как связываются между собой образы, как один образ ведет за собой другой по законам, скажем, связей, ассоциаций об- разов?). Гербарт, упомянутый мной сейчас почти случайно, и сосредоточивал, как и многие другие современники и последующие исследователи, свое внимание на 108 ВОСПРИЯТИЕ ЛЕКЦИЯ 15 движении образов, то есть готовых продуктов: как они связываются, в какие отно- шения вступают, как они исчезают при забывании, как они вновь восстанавлива- ются, когда их что-то «вытаскивает». Другая форма ухода от различения процесса восприятия как активного воспри- нимания и продукта — его образа, другая форма исчезновения различения — это уход от образа, наоборот, когда в поле зрения исследователя оставался процесс. Что касается самого продукта, то есть субъективного образа действительности, субъек- тивного образа мира, то этот продукт как побочное явление, как-то связанное с процессом, просто выбрасывался из поля зрения объективно-научного рассмотрения. Я опять беру наиболее броский пример: для бихевиоризма в его классических, жест- ких формах образ практически не существовал, это было декларировано этим психо- логическим направлением, объявившим единственным предметом психологического познания «поведение», то есть систему процессов. Правда, в последнее время, в си- стеме психологии, сосредоточивающей свое внимание на исследованиях поведения, в системе объективной «психологии как науки о поведении», стали говорить о необ- ходимости «возвращения образа из изгнания». Я цитирую одного из современных ис- следователей. Образ вернулся из изгнания, и таким образом необходимо восстанови- лось это фундаментальное различение: восприятие-процесс, восприятие-образ, то есть воспринимание и образ. Я заговорил об этом различении и с самого начала ввел это различение, потому что объективно главная линия развития представлений о восприятии опре- делалась проблемой связи образа с порождающим его процессом, который, соб- ственно, и есть процесс воспринимания. В новой философии проблема, о которой идет речь, была с классической ясностью поставлена Р.Декартом в первой полови- не XVII века. В своей знаменитой «Диоптрике», в главе, которая называется «О чувствах вообще» (под чувствами подразумевались чувственные восприятия) Декарт писал так: «Когда слепой... касается палкой каких-нибудь предметов, очевидно, что эти тела [то есть предметы] ничего не посылают к нему; однако, передвигая раз- личным образом свою палку в зависимости от разных качеств, присущих предме- там, тела приводят в движение нервы его руки, — я дальше опускаю некоторые описания, — что дает возможность душе слепого чувствовать столько же различных качеств в телах, сколько имеется разнообразия в движениях...» 1 . Впоследствии эта же мысль была, несколько в другой форме, воспроизведена Д.Дидро, и, нако- нец, точно известно, что эта мысль развивалась также и нашим соотечественником И.М.Сеченовым. Сеченов так же, как в свое время Декарт, приравнивал действия зрительного прибора, то есть глаза, к действию руки при осязании контура предме- та. Он поэтому называл иногда глаза своеобразными «щупалами», и это положение Сеченова очень часто цитируется в современной советской психологии. Таким образом, было введено с разных сторон представление об активности, об активном характере процесса воспринимания. Нужно что-то делать, нужно осуще- ствлять какие-то действия для того, чтобы получить образ действительности, и при этом нужно совершать эти действия по отношению к самому отображаемому объекту. Это было одно из очень важных научных приобретений, не только касающихся по- нимания природы образа, природы восприятия, воспринимания, но и очень важным приобретением вообще для психологии. И это понятно. Я еще раз могу повторить ту мысль, что собственно в процессе восприятия, в самом факте восприятия как бы 1 Декарт Р. Рассуждение о методе. М., 1953. С. 96. 109 ОБЩЕЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О ВОСПРИЯТИИ сосредоточивается, концентрируется процесс субъективного отражения объективно- го мира и природа этого отражения. Мы говорим об активности этого отражения, о его не пассивном, не зеркальном характере. Но ведь именно в восприятии-то прежде всего и возникает проблема понимания отражения как активного процесса. Следова- тельно, продвижение здесь, в области восприятия, в этом именно направлении и есть вообще продвижение в познании природы психического отражения в более ши- роком значении этого слова, то есть в понимании психики. Конечно, это существен- нейшее продвижение не решало множество очень сложных, я бы сказал — фунда- ментального значения проблем. Важно, однако, то, что позволило эти проблемы поставить и подготовило тем самым возможность их решения. Если бы вы меня спро- сили: стоят ли эти фундаментальные, капитальные проблемы сейчас в современной психологии, я бы ответил положительно. Стоят, конечно! Они открыты для совре- менной психологии. Если бы вы мне задали другой вопрос: решены ли все эти про- блемы сегодня современной научной психологией, то я должен был бы ответить отрицательно. Многие не решены, многие вопросы остаются открытыми и ждут даль- нейшего исследования. Ведь как всегда: чем дальше в лес, тем больше дров. Чем даль- ше продвигается исследование, чем более ясно выступают все новые и новые вопро- сы, тем этих вопросов становится больше. Хорошо это или плохо? Я думаю, что это очень хорошо, потому что это и есть тот путь, то условие, которое обеспечивает дви- жение науки, движение человеческого познания. Итак, какие же фундаментальные проблемы открыло это замечательное про- движение в психологии, которое состояло в том, что восприятие стало пониматься как процесс порождения образа мира? Одна из капитальных, фундаментальных проблем есть проблема восприятия и ощущения. Здесь хорошо у меня вышло, когда я говорил «восприятия и ощущения». Союз «и», как известно, и соединительный, и различительный, дизъюнктивный, так сказать. Есть, действительно, необходимость известного различения ощущений и вос- приятия, но вместе с тем существует и какое-то фактическое слитие этих процессов. Отсюда-то и рождается проблема: в каком отношении стоят восприятия к ощущени- ям? И для психологии как конкретной области знания эта проблема представляется очень содержательной, не только фундаментальной, но и далеко не простой. Исход- ный постулат состоит в том, что основу восприятия составляют ощущения, вызыва- емые воздействиями на органы чувств. Если говорить в более точных современных терминах, лучше было бы сказать: воздействия на чувствительные аппараты, то есть на рецепторы, как их обычно называют. Иначе говоря, упомянутый постулат состоит в том, что восприятие осуществляется посредством органов чувств, рецепторов, чув- ствительных аппаратов, которыми снабжен человек и животные. Или иначе, еще про- ще, я бы сказал даже принципиальнее: не существует восприятия без ощущений. Представьте себе, товарищи, действительно оказывается, что это положение, кажу- щееся очень простым сейчас, в нашем столетии, в психологии, в этой конкретной науке приобрело известное актуальное значение, потому что стали вестись исследо- вания в рамках проблемы восприятия без посредства ощущения. То есть, буквально восприятия вне ощущения. Те, кто подхватил эти тенденции, в отдельных случаях легкомысленные моло- дые (и не слишком) люди, стали говорить о, допустим, телепатическом восприятии. В чем его суть? В том, что оно происходит помимо известных нам существующих или полагаемых существующими, иногда только гипотетически, без подробного исследо- вания, сенсорных аппаратов, сенсорных органов чувств. Вот почему этот постулат так самоочевиден, это подчеркивают даже и в наши дни. Еще один принцип: ничего нет 110 ВОСПРИЯТИЕ ЛЕКЦИЯ 15 в мышлении, чего бы не было в ощущении. Приходится напоминать сей бесспорный афоризм. Но за этим постулатом, вполне очевидным для всякого сколько-нибудь ра- зумного человека, кроется два очень больших и очень серьезных, отнюдь не простых вопроса. Первый. Можно ли из этого постулата сделать вывод, что образ, то есть наше восприятие мира, есть не что иное, как совокупность наших ощущений? Я еще раз повторяю этот простой, но очень сложный на самом деле вопрос. Можно ли считать, что образ есть совокупность ощущений? То есть, что он разлага- ется, распадается на сумму ощущений? Родилось такое правило: одно ощущение сум- мировалось с другим. Вот в результате такого суммирования и возникает образ. Так ли? Второй, еще, может быть, более значимый, еще более важный и очень принци- пиальный, я бы сказал: философский вопрос, одновременно с тем, что он остается так же и конкретно-научным, есть вопрос о том, в каком отношении находятся ощу- щения к ощущаемому? Нужно сказать, что оба эти вопроса заслуживают не только обсуждения, но и обзора оснований, которые необходимы для того или другого их решения. Давайте остановимся сначала на первом вопросе. То есть на вопросе о том, |