Все темы. Лекция по дисциплине История и философия науки
Скачать 1.24 Mb.
|
Определение ключевых эпистемологических категорийКлючевыми гносеологическими терминами являются «знание», «вера», «познание», «истина». Их определение видится не менее сложной задачей, чем раскрытие содержания понятий «бытие», «сознание» или «время». Можно знать(или незнать) Символ веры и содержание Корана, размеры Млечного пути и массу протона, бином Ньютона и косинус прямого угла, дату основания Донецка и предпосылки Французской революций, что такое красота и как избавиться от депрессии, рецепт приготовления пиццы и маршрут до ближайшего рынка, любимое блюдо друга и сорта слив, причину головной боли и способ избавится от нее и т. д. Человек может знать нечто (знание первого порядка) и знать, что он знает нечто (знание второго порядка). Нет четкой границы между знанием и убеждением (мнением, уверенностью). В непростых отношениях знание находится с верой. С точки зрения И. Канта, «если признание истинности суждения имеет достаточное основание с субъективной стороны и в то же время считается объективно недостаточным, то оно называется верой». Очевидно, что имеется знание субъективное («я знаю») и объективное («есть знание»). Знание предметно и передается с помощью языка. В идеале оно должно отражать некоторые факты, соответствовать положению дел, быть логически адекватным, рациональным. Знание имеет своим основанием внешнюю реальность, но формируется путем работы сознания. Разработано множество подходов к определению природы знания и его существенных признаков: онтологический, логический, лингвистический, психологический, функциональный, игровой, кибернетический, этнографический и т. д. Мы обнаружим десятки дефиниций знания. Оно понимается как: 1) концептуальный опыт оперирования с объектами; 2) рефлексивное поле отношения к действительности; 3) отображение внешней, от знания не зависящей, реальности; 4) осмысленная и значимая для человека информация, используемая для выработки и реализации практических умозаключений; 5) описание образцов деятельности, воз- можность приводить в движение те или иные процессы и т. д. В позитивизме знание определяется как обоснованное истинное убеждение. Сциентистскую дефиницию дает А. Л. Никифоров: «Знание есть то, что выражается обоснованным, общезначимым, интерсубъективным предложением или системой таких предложений». Широкое определение находим у И. Т. Касавина: «Знание – форма социальной и индивидуальной памяти, свернутая схема деятельности и общения, результат обозначения, структурирования и осмысления объекта в процессе познания». В. Л. Пет- рушенко считает, что знание – основной посредник между сознанием и бытием; оно – форма представления бытия для сознания. Согласно Д. Блуру, знание – совокупность убеждений, которых придерживаются члены социума. Они принимают их как само собой разумеющиеся и/или облеченные авторитетом. Знание – то, что социально санкционировано и признается человеком в качестве такового. С точки зрения Д. Дойча, знание – набор абстрактных репликаторов – мемов (термин Р. Докинза). Мем – не только единица информации, хранящаяся в мозге, но и элемент культуры. По аналогии с генами, информация, оказавшись в подходящей среде, стремиться в ней остаться. Любая идея, в том числе научная, есть форма фенотипического эффекта мема. Возможность адаптации и распространения зависит от ее совместимости с комплексом идей, уже укоренившихся. Научная теория, считает Дойч, это мемокомплекс, в котором один мем (идея) помогает реплицироваться другому1. Непросто определить и классифицировать незнание. Констатируем, что есть незнание первого порядка (мы знаем, что не знаем нечто), второго порядка (мы не знаем, что не знаем нечто). Наконец есть специфическое знание об абсолютном незнании – мы знаем, что есть нечто, о чем мы ничего не знаем и не можем узнать (например, что происходит с нашим сознанием после смерти). Знание – система-программа, в которой действительность и ее альтернативы предстают как явленные в сознании. Эта программа наиболее эффективно функционирует в режиме соответствия (приближения) к внешнему миру. Однако знание не ограничивается отражением внешней реальности. Допускаются «переключения» на абстрактные и гипотетические объекты, возможные миры. Знание – результат определенных усилий, итог познавательной деятельности. Грань между статичным знанием и динамичным деятельностным познанием – условна. Они находятся в диалектическом взаимодействии. Познание – конструктивно и ориентировано на построение программ взаимодействия с природой, создание идеальных планов бытия общества. Мы познаем мир, моделируя и корректируя его в контексте наших способностей и жизненных потребностей. Познание – не только отражение мира, но и духовное производство, вершина которого – поиск конечных онтологических оснований, универсальных ценностей, финальных экзистенциальных смыслов. Человек не просто познает, он осознает, то, что познает. Познание разворачивается преимущественно на территории повседнев- ности. Но в зависимости от содержания, целей, средств может быть научным, философским, художественным, религиозным. Номотетическое (греч. «номос» – закон) познание ориентировано на обнаружение общего, устойчивого, повторяющегося. Идеографическое (греч. «идея» и «графо» – пишу) познание направлено на анализ единичного, ситуативного, уникального. Традиционно выделяют эмпирический (опытный) и теоретический уровни познания. В первом случае на помощь человеку приходят его органы чувств, позволяющие ощущать, воспринимать и представлять окружающую действительность. Во втором – «работает» абстрактное мышление. Оно 1 См.: Никифоров А. Л. Анализ понятия «знание»: подходы и проблемы // Эпистемология & Философия науки. Т. ХXI. № 3. М., 2009. С. 63; Касавин И. Т. Знание // Энциклопедия эпистемологии и философии науки. С. 246; Блур Д. Сильная программа в социологии знания // Логос. № 5–6 (35). 2002. С. 164; Петрушенко В. Л. Знання як форма зв’язку свідомості і буття: автореф. дис. на здобуття наук. ступеня доктора. філос. наук. Одеса, 2003. С. 12; Докинз Р. Расширенный фенотип: длинная рука гена. С. 192–197; Дойч Д. Начало бесконечности: Объяснения, которые меняют мир. М., 2018. С. 107–108, 125. имеет три общезначимые формы (понятие, суждение, умозаключение), свою «операционную систему» и «законодательную базу». Познание не может быть исключительночувственным или толькорациональным. Это многоцелевой механизм, функционирующий в разных знаково- символических программах. Кроме того, в него встроена сложная «оптика» иррационального. Не случайно, аргентинский философ М. Бунге фиксирует четыре уровня познания – интуитивный, логико-структурный, лингво- символический, практический. Познание – синтез познающего и познаваемого. Поэтому в структурном плане познание имеет две стороны – субъективную и объективную. Первая включает человека (группу людей), системы ценностей, отношений, ролей, цели, наборы уже имеющегося знания. Вторая представляет собой материал (предмет) познавательный деятельности и ее результат (материальный или идеальный). Связующим звеном между субъектом и объектом выступают средства познания (в т. ч. техника и технологии). Познание также можно интерпретировать как синтез: 1) неосвоенных информационных «волн», «излучаемых» материальными объектами, 2) наличного объективного знания («третий мир» К. Поппера), 3) эпистемических состояний человека и их производных. Целью и ориентиром познания является истина. Она – критерий совер- шенства и роста знания, его идеал. «Истина в согласованности ума и вещи» (Фома Аквинский). «Истина» – ценностное понятие, содержанием которого является оценка знания в плане его соответствия внешнему предмету (или наоборот, как у Г. Гегеля) и внутренней сфере рационального. Истина имеет статус нормы. Будучи беспристрастным судьей, она задает правила познавательной деятельности, выполняет регулирующую и контролирующую функции. Истина наполнена не только гносеологическим содержанием, но и мировоззренческим. Это универсалия культуры, один из маркеров бытия человека. Истина – трансцендентная вечная идея и «дочь времени» (Ф. Бэкон), метафизическая сущность – результат философского или теологического обобщения, специальное научное понятие, отражающее логическую правильность (эмпирическую обоснованность) конкретного массива знания. Можно вести речь об истине божественной и натуралистической, абсолютной и относительной, объективной и субъективной, необходимой и случайной, фактической (конкретной) и абстрактной. Столь широкое и дискуссионное содержание понятия «истина», предопределило многообразие трактовок ее критерия. Таковыми выступают: высшая инстанция (Бог), авторитетный источник, повседневный чувственный опыт (шире – очевидность и здравый смысл), социальная практика, результат соглашения между людьми, логичность, практическая ценность, эквивалентность высказывания о некотором состоянии дел их реальному, эмпирически фиксируемому, состоянию и т. д. Еще в эпоху Античности складывается две теории истины. В рамках классической (корреспондентной) теории, истина есть предельно полное и адекватное отражение бытия (или его фрагментов) в мысли, представленной в форме высказывания. О таком отражении пишет уже Платон, вкладывая в уста Сократа вопрос: «Тот, кто говорит о вещах в соответствии с тем, каковы они есть, говорит истину, тот же, кто говорит о них иначе, лжет?»2. Истинность, считал Б. Рассел, зависит от точности описания реального факта. Отношение соответствия между высказыванием и фактом и есть истинное отношение. Позже он приходит к выводу, что истина – это наибольшая степень вероятности знания. С точки зрения Поппера, необходимо стремиться не к высокой вероятности, а к большему содержанию и его проверяемости с помощью фактов. Когерентнаятеорияуходит от объективной реальности и распола- гается в «логическом пространстве разума» (У. Селларс). Истина трактуется как непротиворечивое, системное, самосогласованное, «сцепленное» (когерентное) знание. Эта теория, уместная в точных науках и теоретическом естествознании, не противостоит предыдущей (доминирует в прикладных исследованиях), а является попыткой минимизировать трудности, связанные с соответствием идеального знания внешней для него физической реальности. Ибо понимание истины, как соответствия знания чему-то, возвращает нас обратно к знанию, которое опять же соответствует (не соответствует) другому знанию о действительности. Корреспондентная теория не дает устойчивого критерия истины, упрощает оценку результатов познания (по причине господства принципа двузначности), не позволяет объективно оценить прошлое, лишает ошибки и заблуждения ценности (их преодоление способно двигать познание вперед). Есть минусы и у когерентной теории: можно создать массив согласованного, но беспред- метного знания; утверждение, противоречащее признанной системе, может впоследствии оказаться истинным; эта теория скорее предлагает критерий истинности, а не ее определение. В 40-е гг. ХХ в. А. Тарский, сформулировал классическую теорию истины в логической программе. В своей семантическойконцепциион разделил предложение, истинность которого устанавливается, и соот- ветствие этого предложения действительному положению дел. Известный пример определения истины Тарским, выглядит так: «снег бел» истинно, если и только если снег бел». Однако польский логик предупреждает: «Проблема определения истины приобретает точный смысл и может быть решена строгим образом только для таких языков, структура которых точно задана. Для других языков, следовательно, для всех естественных, «разговорных» языков, смысл этой проблемы является не вполне ясным, и ее 2 Платон. Кратил. 385 b // Сочинения в 3-х т. Т. 1. М., 1968. C. 417. решение может носить лишь приблизительный характер»3. Т. е., универсальный критерий истины – недостижим. Если он и обнаруживается, то в ограниченном пространстве содержательно бедных искусственных языков. Семантическая теория получила высокую оценку. К. Поппер, в частности, отмечал, что Тарский еще раз продемонстрировал: истина и ее критерий – разные вещи. Отсутствие критерия не превращает «истину» (она есть обоснованное предпочтение) в бессмысленное понятие, так же, как отсутствие однозначного критерия здоровья не устраняет смысл понятия «здоровье». Несмотря на трудности понимания и ограничения в применении, семантическая интерпретация классической теории вновь актуализировала идею приближения к истине, соответствующей фактам. Металогическая объективная концепция Тарского нанесла удар по «субъективистской точке зрения, которая истолковывает знание только как особого рода ментальное, духовное состояние, как некоторую диспозицию или как особый вид веры, характеризующийся, например, своей историей или своим отношениям к другим видам вер»4. Были попытки синтезировать и дополнить эти теории, преодолеть их недостатки, предложив новые трактовки. У. Куайн, например, разграничивал истины по соответствию (они подкреплены данными опыта) и истины по соглашению. Их различение зависит от функциональных особенностей языка. Для Р. Рорти характерны субъективизм и релятивизм в понимании истины. Он считает, что, объяснив, как «язык зацепляет мир», мы определим, как возможны истины. Рорти, вслед за сторонниками корреспондентной теории, не отвергает практику в качестве критерия, считая мир нейтральным по отношению к истине. Но в отличие от них, требует учета «индивидуального и социального субъекта, который приписываетте или иные положения миру как истинные. При этом индивидуальность языка, культуры, случайные обстоятельства, специфика поставленной задачи значат не меньше, чем адекватность описания фактов5. Х. Патнем не сомневается, что характеристики мира как такового и опыт постижения мира необходимы для определения истины. Но задавать вопрос, «из каких объектов состоит мир?» можно лишь внутри определенной теории. «Истина представляет собой своего рода разновидность (идеализированной) рациональной приемлемости, то есть некоторую разновидность связанности наших убеждений друг с другом и данными нашего опыта, в той степени, в какой эти данные репрезентированы в на- шей системе убеждений, а отнюдь не соответствие независимым от сознания или речи «положением дел»6. 3 Тарский А. Семантическая концепция истины и основания семантики // Аналитическая философия: Становление и развитие. Антология. М., 1998. С. 99. 4 Поппер К. Предположения и опровержения. С. 375. 5 Никоненко С. В. Аналитическая философия: основные концепции. СПб., 2007. С. 371. 6 Патнем Х. Разум, истина и история. М., 2002. С. 71. А. М. Анисов доказывает, что у Тарского истина – не свойство пред- ложения, а «бинарное отношение между высказываниями и нелингвисти- ческими структурами». Причем, вопрос об истинности или ложности высказывания решается не однозначно. Российский логик предлагает рас- ширенную схему «язык – семантика – онтология», которая позволяет демаркировать реальную истинность и семантическую. Тогда утверждение о том, что русалки не существуют (хотя, как сказочный персонаж, они существуют) лишится статуса реальной истинности или ложности, и получит статус семантической истинности (ложности), в зависимости от выбранного универсума рассуждений и функции его интерпретации7. Сторонники прагматизмаисходили из практической значимости, полезности, эффективности знания, личного интереса, выгоды. Д. Дьюи объясняет: «Если идеи, значения, концепции, понятия, теории, системы служат инструментами активного переустройства заданной внешней среды, устранения какой-то специфической проблемы или замешательства, то их тестом на прочность и ценность является завершение этой работы. Если они успешно справляются с данной задачей, то они надежны, значимы, весомы, пригодны, верны. <…> Судят не по словам, а по делам. По плодам их да узнаем их. То, что нас верно ведет, и является истинным – именно доказанная способность вести таким образом, есть значение истины»8. В прагматизме истина трансформируется в прикладное верование, слабо свя- занное с реальностью вне человека и за пределами его интересов. В рамках дефляционнойтеории, понятие истины объявляется мета- физическим и избыточным. Утверждать, что предложение истинно, значит просто утверждать само это предложение, а утверждать, что оно не истинно, значит просто отрицать его. Н. Решер отмечает, что мы можем лишь показать, как работает истина, констатируя тривиальную вещь: «р» истинно, если и только если «р». «Преследовать цель объяснительного «значения истины» (как способа соотношения с фактом, соответствия, согласованности и т. д.) означает гнаться за призраком. Требовать истинности некоторого утверждения – это не более чем утверждать само это утверждение. Традиционные философские теории истины (соответствия, соотношения и т. д.) выращивают ложное дерево»9. «Старые» теории истины, считают дефляционисты, исследуют не по- нятие истины, а условия, при которых то, что сказано, может быть истинным, и не более того. Т. е. истина не зависит от отношения к предметам в мире; «быть истинным» – мало чем отличается от таких неопределенных словосочетаний как «быть здесь» или «думать о чем-то». У Д. Блура, на- пример, «истина» понимается лишь как регулятивное слово, помогающее 7 Анисов А. М. Формальная эпистемология. Проблемы реальности и истины. С. 155– 159. 8 Дьюи Д. Реконструкция в философии. Проблемы человека. М., 2003. С. 102. 9 Решер Н. Взлет и падение аналитической философии // Аналитическая философия: становление и развитие. Антология. С. 456. сортировать убеждения, вести дискурс, а также ориентироваться в мире фактов»10. Отождествив истину с ее критериями (поиск которых действи- тельно не дает универсального результата), сторонники этой теории либо нивелируют и то, и другое, либо, отрицая ценность истины, предлагают новые операции обнаружения ее оснований. Например, редуцируя истину к привычке, навыку пользования языком, конвенциям или совокупности гносеологических правил, регулирующих процесс обоснования. Д. Дэвидсон предлагает увязать субъективные и объективные аспекты: «Истину можно считать не свойством предложений, а свойством произнесений (utterances) или речевых актов, рассматриваемых как упорядоченная тройка «предложение, время, говорящий»; самым простым подходом к истине является такой, при котором истиной считается отношение между предложением, говорящим и временем»11. По сути, он возвращается к Ф. Бэкону, с его истиной, как «дочерью времени». |