Все темы. Лекция по дисциплине История и философия науки

• Название: Лекция по дисциплине История и философия науки
• Дата: 27.01.2023
• Размер: 1.24 Mb.
• Имя файла: Все темы.docx
• Тип: Лекция; #908092
• страница: 8 из 50

Типология знания. Эпистемологическая специфика науки

В этом подразделе рассмотрим концепт «знание» в широком смысле, как любую информацию, освоенную и передаваемую человеком. Проведем ком- бинативную (фасетную) типологию знания и определим те классы, которые отражают конвенционально принятые критерии научности. Некоторые таксо- номические группы уже неявно были выделены (объективное «мы знаем», субъективное «я знаю»; повседневное, философское, религиозное знание и т. д.). Комбинативная классификация допускает синхронное деление по разным признакам и допускает пересечение классов. Более того, в таксонах можно выделить такие группы (фасеты), которые являются тождественными, хотя именуются по-разному. В результате получим классификационное

«дерево», на котором обнаружим (не обнаружим) научные «ветви». Будем продолжать использовать «классификацию» и «типологию» как синонимы, помня о том, что все классы знания выступают в качестве обобщенных идеализированных моделей. Естественная классификация знания – невозможна, поэтому типологии, представленные ниже, не претендуют на полноту охвата и логическую правильность, а таксономические группы (ТГ) представляют идеальные типы.

ТГ 1. Очевидно, что имеется знание субъективное («я знаю») и объективное («есть знание»). К. Поппер пишет: есть «(1) знаниеилимышление в субъективном смысле, состоящее из состояний ума, сознания или диспозиций действовать определенным образом; (2) знаниеилимышлениевобъективномсмысле,состоящее из проблем, теорий и рассуждений, аргументов как таковых. Знание в этом объективном смысле в



¹⁰ Моркина Ю. С. Социальная теория познания Эдинбургской школы // Социальная эпистемология. С. 631.

¹¹ Дэвидсон Д. Истина и интерпретация. С. 67–68.

целом не зависит от чьего-либо требования нечто знать; оно также не зависит от чьей-либо веры или диспозиции соглашаться, утверждать или действовать»¹². Знание во втором смысле не может быть «неявным», оно очевидно для большинства субъектов познания, состоит из открытых вопросов и принципиально разрешимых проблемных ситуаций.

ТГ 2. Знание верифицируемое (опровергаемое) и знание, представить которое в форме категорических суждений принципиально невозможно. У такого знания нет и потенциальных фальсификаторов, оно не может быть идентифицировано как истинное.

ТГ 3. По целям: «знание-как», будучи по форме объяснением, отвечает на вопрос «почему?» в отличие от констатирующего (дескриптивного)

«знания-что»¹³.

ТГ 4. По структуре различают знание обыденное и специализированное. Атрибуты специализированного знания: максимально возможная предметная селекция и когерентность, относительная общезначимость и необходимость, оперирования особыми знаково-символическими формами.

ТГ 5. По источнику – откровенное знание (источник – вне мира), и ординарное (полученное естественным путем апелляций к внешней реальности и здравому смыслу). С точки зрения П. Тиллиха, «замкнутое» откровенное знание нельзя включить в контекст обычного знания в качестве дополнения, оно не увеличивает знаний о «структурах природы, истории и человека». Откровенное знание не может противоречить ординарному знанию. Точно так же и ординарное знание не может противоречить откровенному знанию»¹⁴.

ТГ 6. Источник знания в качестве критерия можно интерпретировать и иначе: первичный и вторичный. Получаем «знание о…» и «знание свидетельств о…». Об этих двух типах знания писал еще У. Оккам. Во- первых, имеются знания, несомненность которых человек устанавливает самостоятельно, опираясь на собственные органы чувств. В этом случае «мы говорим, что знаем нечто не только потому, что нам рассказали об этом, но непосредственно или опосредованно признаем определенную [истину] на основании несоставного знания неких терминов, даже если никто не говорил о ней». Такое знание Оккам именует «очевидным». Оно отличается новизной, может быть как необходимым, так и контингентным (случайным). Во-вторых, имеются знания на основании веры, как доверия к наличным источникам информации (авторитету)¹⁵.

ТГ 7. По методу – знание теоретическое и эмпирическое. Первое, в свою очередь, делится на априорное и выводное.




¹² Поппер К. Р. Логика и рост научного знания. С. 442.

¹³ В отношении «знания-как» и «знания-что» нет однозначности. В. Гейзенберг, например, трактовал «знание-как» в качестве не подпадающего под принцип двузначности, «знание-что» – это абстрактное знание истинности.

¹⁴ Тиллих П. Систематическое богословие. СПб., 1998. С. 141–143.

¹⁵ Оккам У. De scientia // Избранное. М., 2002. С. 73.

ТГ 8. Типология знания по предмету известна еще с эпохи Средневековья: знание о Боге, мире, человеке. Здесь имеем дизъюнкцию, которую смело можно назвать закрытой.

ТГ 9 обнаруживается в учении Д. Дэвидсона. Он фиксирует: личностное знание, знание о внешней физической реальности, знание другого лица.

ТГ 10. Следуя мысли В. С. Соловьева о наличии трех типов истинности

– материальная или фактическая, формально-логическая, абсолютная, имеем три типа знания, в зависимости от того, в формате какой истинности оно рас- сматривается.

ТГ 11. По типам деятельности: практическое (инструментальное), духовно-практическое (яркий пример – религиозное знание), умозрительное.

ТГ 12. В свое время Э. Голдман обнаружил два значения понятия

«знание» – сильное и слабое. Первое требует логической обоснованности, но не предполагает элиминации всех альтернатив, а только некоторых. Второе представляет собой апробированное убеждение, здесь достаточно верить (believe) в истинность. Другими словами, недоказанные и необоснованные знания могут претендовать на витальную достоверность и значимость, но только если они имеют надежные основания (релайабилизм). «Слабый» подход, при всех его недостатках, видится релевантным для характеристики ненаучного знания, хотя и «не приложим к научным гипотезам, имеющим сложную структуру и обладающим объяснительной функцией»¹⁶. Чтобы избежать упрощающей дихотомии, расширим эту типологию до четырех классов. Знание сверхсильное – логически (эмпирически) максимально обоснованное, не допускающее альтернатив. Сильное – обоснованное, но допускающее альтернативы. Слабое – онтологически и логически проблемное, но квалифицируемое как достоверное надежное убеждение, подкрепленное объективированной верой. Сверхслабое – субъективное, не подкрепленное убеждение.

ТГ 13. Знание достоверное, проблематичное, догматическое, вероят- ностное, аксиоматическое, виртуальное, ошибочное (заблуждение и ложь), бессмысленное.

ТГ 14. «Эмпирически-созерцательное, поисково-ориентировочное, нормативно-регулятивное, ценностно- и целеполагающее, проективно- конструктивное и ряд других, слитых воедино в сложных исторически конкретных формах деятельности и коммуникации»¹⁷.

Встретим и другие именования классов знания, уместных в тех или иных контекстах – рецептурное, фоновое, необходимое и контингентное, рефлексивное и нерефлексивное, явное и неявное, «знание-знакомство» (Б. Рассел), образное, софийное, металогическое и т. д.



¹⁶ Моркина Ю. С. «Веритизм» Э. Голдмана как нормативистское направление в социальной эпистемологии // Социальная эпистемология. М., 2010. С. 656.

¹⁷ Касавин И. Т. Нормы в познании и познание норм // Эпистемология и философия науки. 2017. № 4. С. 12.

Построив квалификационное дерево, мы обнаружим, что классов, ради- кально чуждых науке намного меньше, чем ей близких. Научное знание однозначно не может быть субъективным, а также неявным, нерефлексивным, сверхслабым и конечно, бессмысленным. Не приемлемо рецептурное знание-что и знание-как (научные объяснения и дескрипции должны быть подкреплены фактами и находиться под юрисдикцией логики). Научное знание не ориентировано на поиск абсолютных истин, будучи, преимущественно, вероятностным. Его трудно отнести к софийному, металогическому, духовно-практическому знанию, тем более, имеющему свой источник за пределами мира. Предметная сфера, связанная с Богом, выходит за рамки науки, (дискуссионную тему статуса теологии оставляем за скобками). Знание-знакомство, как и умозрения, уместны лишь на первых этапах научного поиска. Сверхсильное знание – тавтологичное, «тупиковое» в плане эвристики, хотя без него трудно представить аксиоматику. Сверхслабое знание – чуждо науке.

«Знание свидетельств о…» гарантирует научную преемственность. Догматическое знание, основанное на «земном» авторитете не может быть полностью исключено из ареала научности. Ошибочному знанию можно найти истинные альтернативы, бессмысленному – нельзя, так как оно не имеет пресуппозиции. Научные заблуждения (но не ложь, как умышленное научное «преступление») способны играть положительную роль в научном познании, создавая новые проблемные области.

Научное знание – специализированное. Это – объективное, ординарное

«знание о…», обоснованное и открытое для опровержения. Его предмет – мир (физическая реальность) и человек. По методу – оно и теоретическое, и эмпирическое. Является ценностным, целеполагающим, проективным, практическим. Важную роль в процессе научной коммуникации играет знание другого лица. Сильное знание доминирует в естественных науках, слабое – во многих социально-гуманитарных дисциплинах. Последние, в отличие от первых, продуцируют нормативно-регулятивное знание.

В последнее время широкое распространение получило понятие «си- туационное знание» («situated knowledge»). Идея такого знания возникла в рамках феминистской эпистемологии, представительницы которой выступали против господства «мужской» теории познания. Впоследствии сформировалась более развернутая концепция: знание зависимо не только от пола его конструктора и носителя, оно обусловлено сексуальной ориентацией, расовой и этнической принадлежностью, идеологическими пристрастиями субъекта познания, его социально-политическим статусом. Каждое сообщество владеет своим собственными гносеологическим

«пакетом» и дискурсивными практиками. Такой квазилиберальный эпистемологический режим легитимирует релятивизм. Он гибелен для науки, ибо не оставляет места для объективности, общезначимости, необходимости, скептицизма. Но есть и второе понимание ситуационного знания, которое

«могло бы быть сформулировано таким образом: при проведении

исследования мы уделяем больше внимания вычленению социокультурного контекста производства знания. Данное второе понимание не противоречит объективности, более того – оно является необходимой его составляющей. Для того чтобы претендовать на объективность, мы должны осознать тот социокультурный контекст, в котором мы работаем, и попытаться нивелировать его влияние на нашу исследовательскую деятельность»¹⁸. Но даже во втором случае речь не столько идет о знании, сколько о его носителях и условиях их существования. И то, и другое столь релятивно, что не поддается какой-либо устойчивой фиксации. В лучшем случае, ситуационное знание можно интерпретировать как фоновое знание о знании. Использование понятия «ситуационное знание» при типологии – это путь в бездну неопределенности, переходящей в «дурную бесконечность».

В отечественной философии мы найдем корректное сочетание социальных, лингвистических, логических, психологических, педагогических составляющих знания. При этом, не впадая в субъективизм, редукционизм и эпистемологический релятивизм. Пример – теория социальных эстафет (ТСЭ)¹⁹ М. А. Розова. Он ставит вопросы: что образует «тело» знания, его социальную «субстанцию»? В рамках каких социальных «сил» текст становится знанием? Отвечая на них, Розов приходит к идее социальных эстафет, как исходных, базовых механизмов социальной памяти (вспомним определение знания И. Т. Касавина). Знание – надличностный феномен, социальная память хранит образцы речи, рассуждений, типы реакций, формы поведения, способы преобразования действительности. Научное познание, будучи сложно организованным действием и особой разновидностью социальной памяти, воспроизводит эти образцы, преобразовывая их (образец не задает поля реализаций, его содержание определяется контекстом). Для понимания того, что такое социальная эстафета, автор ТСЭ предлагает сопоставить ее с волной, которая перемещаться на значительное расстояние. Но не все частицы воды движутся вместе с ней в одном направлении. Волна захватывает в сферу своего действия все новые и новые частицы, непрерывно обновляя себя. Эстафета напоминает волну, она тоже проявляет относительное безразличие к тому или иному конкретному материалу, постоянно меняя как своих участников, так и те объекты взаимодействия. Такие объекты Розов называет куматоидами (от греч. – волна). Фактически существуют не отдельные эстафеты, а сложные эстафетные комплексы.

«Анализ строения знания, его структуры предполагает выявление образующих это знание эстафет и их связей. Ясна и цель этого анализа – объяснить возможности того или иного понимания. Знание, следовательно, состоит из эстафет, оно представляет собой некий волноподобный объект,



¹⁸ Труфанова Е. О. «Ситуационное знание» и идеал объективности в науке // Эпистемология и философия науки. 2017. № 4. С. 103.

¹⁹ Розов М. А.. Что такое теория социальных эстафет // Эпистемология и философия науки. 2017. № 1. С. 230–239.

социальный куматоид. Образно выражаясь, полученный результат – это

«волновая» семиотика или «волновая» теория социо-культурных явлений»²⁰. Замечено, что теория М. А. Розова перекликается с учением У. Куайна,

положениями акторно-сетевой модели Б. Латура, идеями представителей социальной эпистемологии. При этом ТСЭ остается на позициях реализма. Ее основной вопрос: «Каким образом, анализируя «зазеркалье» (мир социальных эстафет), можно объяснить получение «зеркального отражения», т. е. каким образом из человеческой деятельности строится мир объектный? Иными словами, как из практики действий вывести рассказ о деяниях самой природы?»²¹.

Наука дает наиболее четкое «отражение», ее гносеологический потенциал не вызывает сомнений даже у критиков. Наука представляет собой системную познавательную деятельность, ориентированную на производство объективных, организованных, обоснованных, новых знаний. Подробно на когнитивной «архитектуре» и динамике науки мы остановимся в следующих разделах. Предварительно отметим следующее. Номотетическое научное познание ориентировано на обнаружение общего, устойчивого, повторяющегося. Идеографическое познание направлено на анализ единичного, ситуативного, уникального. Научное знание (в виде понятия, закона, объяснения, прогноза) разворачивается как на эмпирическом, так и на теоретическом уровне. Выделяют такие формы научного познания как проблема, факт, гипотеза, теория. Последовательные (или дискретные) теории, объединенные некоторой совокупностью базисных идей, способны трансформироваться в «парадигмы» (Т. Кун), «научно-исследовательские программы» (И. Лакатос), «исследовательские традиции» (Л. Лаудан). Рост научного знания обеспечивается за счет интеллектуальной честности, нестандартных подходов, смелых и дерзких методов, отсутствия страха перед опровержениями и ошибками, постановки и решения нетривиальных проблем.

А. И. Ракитов, дабы объяснить структуру научной дисциплины, предлагает построить «эпистемологический квадрат», рассмотрение которого поможет нам уяснить системность науки и ее отличия от других типов познавательной деятельности. Итак, представим себе квадрат. Обозначим левую вершину буквой Т (теоретические знания), правую – буквой П (проблемы), правый нижний угол квадрата – буквой Ф (факты, эмпирические знания), левый нижний угол – буквой М (метод). Компоненты Т, П, Ф, М соединены двояко заостренными прямыми линиями. Вершины квадрата соединяются также двояко заостренными диагоналями. Двоякая заостренность означает двустороннее движение знаний от одного компонента к другому. Компонент П включает в себя знания об объекте,



²⁰ Там же. С. 234.

²¹ Кузнецова Н. И. «Зазеркалье» теоретической эпистемологии // Эпистемология и философия науки. 2017. № 1. С.227.

предмете, целях, нерешенных задачах, об ограничениях и условиях, при которых должно осуществляться научное исследование. Компонент Т состоит из научных законов и гипотез, знаний о процедурах объяснения и предсказания изучаемых явлений, процессов, событий. Компонент Ф содержит опытные знания, знания о фактах, полученные с помощью эмпирических методов и подвергнутые математической обработке. Компонент М включает знания о правилах, используемых в исследовательской деятельности, о процедурах и схемах, применяемых в процессе обработки данных, формулировке законов, гипотез, объяснений, предсказаний²².

В наукоцентристских дефинициях знания и познания присутствуют пре- дикаты, выраженные прилагательными «фактуальное», «общезначимое»,

«достоверное», «аргументированное», «обоснованное». Наличие (отсутствие) и конъюнкции этих предикатов позволяют предварительно очертить специфику форм научного познания. Незнание, о котором мы знаем и/или осмысленный вопрос, пока не имеющий алгоритма разрешения, продуцирует проблематичное знание (научная проблема). Общезначимое, но тривиальное знание, входит в состав первичных допущений в качестве аксиом и постулатов. Достоверное знание о единичных сущностях именуется научным фактом. Теория представляет собой целостный, системный и исчерпывающий массив обоснованного знания. Таким массивом, в случае аргументаци и доказательства, может стать гипотеза. До своего принятия гипотеза остается знанием вероятностным. Все эти гносеологические превращения, и в теории, и на практике, происходят под знаком истины.

«Истинность» – неустранимый предикат знания.