Данилевский И.Н. - Древняя Русь глазами современников и потомков. Литература по гуманитарными социальным дисциплинам для высшей школы и средних специальных учебных заведений готовится и издается при содействии Института Открытое общество Фонд
 Скачать 3.61 Mb.
|
|
« áðàò », « áðàòüÿ » чаще всех других слов употребляются летописцами. Так, в Повести временных лет они встречаются 219 раз (те. в среднем 4,6 упоминания на каждую тысячу слов текста для сравнения самое употребимое в Повести существительное « ëåòî » — встречено 412 раздает упоминаний на каждую 1000 слова следующее по частоте употребления — « ñûí » — встречено 172 раза соответственно 3,7 упоминания. Вообще же дети мало занимали летописца. Слова, обозначающие подрастающее поколение (« îòðîê », « äåòÿ », « ÷àäî »), встречаются в Повести временных лет в десять раз реже, чем существительные, относящиеся ко взрослым мужчинам. Мужская родственная терминология составляет чуть меньше трети всего комплекса летописных существительных, притом, что вообще родственная лексика дает 39,4% от всех существительных, употребленных летописцем. Следует также отметить, что старшее поколение (отец — мать муж — жена) занимает в летописи подчиненное положение по сравнению с младшим (сын — дочь братья — сестры дети — чада 353 и 481 упоминание соответственно. Причем проблема отцов и детей в русском средневековье принимала вид проблемы сыновей и родителей отношения между сыновьями, с одной стороны, и родителями (отец, мать с другой, дают 355 упоминаний. Приблизительно те же тенденции удается проследить и на материале восточнославянской антропонимики, при анализе собственных имен, которые носили люди в Древней Руси. К их числу относятся личные имена, прозвища, клички, отчества и фамилии. 258 Личные имена — это имена, которые присваиваются людям при рождении и под которыми они известны в обществе. В древней Руси различались канонические и неканонические имена. Каноническое имя — истинное, настоящее имя человека, закрепленное традициями христианской религии. В отечественных источниках к числу канонических обычно относятся православные имена, взятые из церковного календаря, где имена канонизированных святых перечислены по месяцами дням их памяти (так называемые календарные, или агиографические, имена. На ранних стадиях развития феодального общества каноническими были, как правило, только крестные (крестильные, церковные, монашеские (иноческие) и схимнические имена. Крестное имя давалось человеку при крещении. Оно обычно выбиралось священником из церковного календаря в соответствии с именем святого, память которого праздновалась вдень рождения или крещения человека. Встречаются и иные мотивы присвоения человеку того или иного имени. Крестильное имя в ранних источниках упоминается редко, обычно лишь в сообщениях о смерти данного лица или в текстах, написанных после его кончины. Возможно, это было связано с суеверными представлениями о необходимости скрывать подлинное имя, связывавшее человека с небесным покровителем, патроном, ангелом- хранителем, чтобы уберечь его носителя от порчи, сглаза. В Древней Руси было популярно обозначать крестильные имена и отчества заказчиков икон, произведений мелкой пластики и ювелирных изделий, владельцев вислых печатей (вплоть до XV в) путем изображения на этих предметах святых, имеющих непосредственное отношение к семейному патронату (тезоименитых, скажем, владельцу или заказчику, либо его отцу и т. п. Благодаря изображениям патрональных святых при сопоставлении их сданными генеалогии могут быть восстановлены крестильные имена и отчества владельцев древнерусских печатей и атрибутированы многие художественные произведения Древней Руси. Косвенным основанием для восстановления крестильного имени князя может явиться свидетельство о строительстве церкви или монастыря, поскольку в княжеской среде существовал обычай сооружать церковные постройки во имя своих святых патронов. Так, строительство князем Всеволодом Ярославичем церкви св. Андрея, при котором его дочерью Янькой был основан монастырь, рассматривается В.Л. Яниным как косвенное подтверждение принадлежности этому князю крестильного имени Андрей. А сообщение Повести временных лет под 882 го сооружении на могиле Аскольда церкови св. Николы дало основание некоторым ученым предположить, что Аскольд был христианином и носил крестильное имя Никола. По аналогичным причинам Ярославу Мудрому приписывается основание Юрьева, или Георгиевского, монастыря в трех верстах от Новгорода. 259 Важно подчеркнуть, что на Руси существовал обычай давать детям имена (как языческие, таки крестильные) в честь деда или бабки, что подчеркивало (особенно до появления фамилий) принадлежность к данному роду. Исходя из этого обычая, В. А. Кучкин предположил, что сестру Владимира Мономаха звали не Екатериной, как записано в Лаврентьевской летописи, а Ириной (чтение, сохранившееся в Ипатьевской летописи. Свой выбор исследователь обосновал тем, что имя дочери Владимира Всеволодовича скорее всего повторяло крестильное имя матери Всеволода — княгини Ирины, второй жены Ярослава Мудрого. Иногда у членов одного рода прослеживается определенная связь между традиционными для дайной семьи языческими и крестильными именами. Так, например, для черниговских князей характерно сочетание чрезвычайно редкого для княжеской среды христианского имени Никола (св. Николай Мирликийский почитался на Руси чуть ли наравне с Христом) с языческим именем Святослав. До второй половины XV в. крестильные имена в подавляющем большинстве случаев удается установить только для представителей феодальной верхушки — князей, членов их семей и бояр. Основная масса населения того времени — крестьяне, ремесленники, торговцы обычно предпочитала некалендарные, языческие имена. Следовательно, упоминание в источнике крестильного имени (или, наоборот, его отсутствие — хотя и с меньшим основанием) может рассматриваться как признак, косвенно указывающий на социальную принадлежность человека, Монашеское имя было вторым каноническим именем, которое получал человек при постриге в монахи. Оно заменяло его прежнее мирское имя. Обычно постригаемый получал имя того святого, память которого отмечалась вдень пострижения, либо календарное имя, которое начиналось на туже букву, что и мирское имя монаха или монахини. Так, Новгородская I летопись упоминает боярина Прокшу Малышевица, принявшего при пострижении имя Порфирий, инока Варлаама, в миру боярина Вячеслава Прокшинича, нов- городца Михалко, который постригся под именем Митрофана, и др. С хим ни чес кое имя давалось монаху при третьем крещении (принятии большой схимы) вместо его монашеского имени. Оно давалось также московским царями боярам, многие из которых по традиции принимали схиму перед смертью (что обеспечивало им причисление к ангельскому чину. Часто схимникам, а иногда и монахам давали раритетные календарные имена, редко употреблявшиеся в миру в качестве крестильных (Сакердон, Мелхиседек, Акеп- сий; Синклитикия, Голиндуха, Христодула и т. п. Такие имена также можно рассматривать как дополнительное основание для определения социального положения их носителей. Стечением времени канонические имена постепенно вытеснили в 260 быту неканонические и стали употребляться как единственное имя человека. При этом они зачастую принимали неканоническую форму в произношении и написании. В тоже время целый ряд языческих, некалендарных имен светских и религиозных деятелей русского средневековья, канонизированных православной церковью, перешел в разряд имен календарных (например, Глеб, Борис, Владимир, Ольга и др. Использование их в качестве имен канонических могло иметь место только после канонизации данного святого. В некоторых случаях каноническое имя давало представление о вероисповедании его носителя, так как многие календарные имена православной, католической и протестантской христианских церквей отличаются друг от друга по форме, а дни памяти одних и тех же святых зачастую отмечаются у них в разные дни. Неканоническое (мирское) имя обычно не было связано с религиозными традициями. Оно являлось вторым, необязательным именем светского человека. В Древней Руси мирское имя, как правило, выполняло функцию основного имени, поскольку было более известными употребительным, чем крестное имя. Сначала — это некалендарное, дохристианское имя, несвязанное с именем какого-либо святого. Оно, как правило, имело внутренний смысли должно было наделить своего носителя какими-то полезными в жизни качествами. Позднее в том же качестве наряду с языческими начинают употребляться христианские имена, обычно в их народной, разговорной, неканонической форме, например, Микола и Микула вместо канонической формы Николай, Микита вместо Никита, Гюрги вместо Георгий, Нефед вместо Мефодий, Нерон вместо Мирон, Уполон вместо Аполлон, Федосия вместо Феодосия, Офимия вместо Евфимия, Овдокия или Авдотья вместо Евдокия и т. п. Особенно активно замена языческих имен христианскими протекала в княжеской и боярской среде. Часто в источниках употребляются уменьшительные или пренеб- режительно-уничижительные (пежоративные) формы неканонических имен. Восстановить по ним полную форму имени довольно сложно. Особенно трудно это сделать, когда речь идет об омофонических совпадающих в произношении и написании) формах различных имен. В таких случаях неполное (элипсированное) имя может соответствовать двум или нескольким полным. Например, имя Елька могло быть образовано как от имени Елисей, таки от имени Елпидифор, или Елизар, а может быть, и от некалендарного имени Ель Зинька — от имени Зиновий или Зенон сокращенное Алеша могло соответствовать и Алексею, и Александру Митька — Дмитрию и Никите и т. п. В тоже время в источнике могут встречаться различные вариантные формы одного имени (аллонимы). Скажем, такие имена, как Стехно, Стенша, Степша, являются неканоническими вариантными формами одного имени — Степан. Прозвища, в отличие от имен, всегда отражают нежелательные, ареальные свойства и качества, территориальное или этническое происхождение, место проживания их носителей и обозначают, таким образом, особый смысл, который имели эти свойства и качества для окружающих. Прозвища могли даваться людям в разные периоды их жизни и были известны довольно ограниченному кругу людей. Прозвища следует отличать от языческих древнерусских имен. Однако такое различие не всегда просто установить. Это связано, в частности, с обычаем давать детям имена, образованные от этнонимов, названий животных, растений, тканей и других предметов, защитные имена. Судя по всему, о таких именах-прозвищах писал вначале в. английский путешественник Ричард Джемс в своем словаре- дневнике «(Прозвишше), прозвище, даваемое матерью наряду с крестным именем, и этим именем они русские обычно и называются». Многие из таких имен звучат оскорбительно и поэтому могут восприниматься современными людьми как прозвища. Например, даже среди дворян XVI в. встречаются имена Чудим, Козарин, Русин, Черемисин, Кобыла, Шевляга (Кляча, Жеребец, Кошка, Козел, Зверь, Корова, Дятел, Трава, Осока, Редька, Жито, Капуста, Бархат, Аксамит, Изма- рагд, Лопата, Чобот, Ветошка, Невежа, Неустрой, Нехороший, Злоба, Незван, Нелюб, Тать и даже Возгривая (Сопливая) Рожа и др. Многие из подобных прозвищных имен существовали в отдельных семьях на протяжении нескольких поколений, подчеркивая тем самым принадлежность человека к данному роду. Они часто использовались в официальных документах наряду с некалендарными именами. Важной уточняющей частью имени человека на Руси было и остается отчество (патронимическое прозвище, обычно употребляемое вместе с личными именами и образованное от имени отца. Отчество прямо указывало на происхождение и родственные связи данного лица. Наряду с традиционными для данной семьи именами оно было одним из наиболее важных внешних показателей принадлежности человека к тому или иному роду (во всяком случае, до появления фамилий. В тоже время в старину на Руси отчество косвенно указывало и на социальную принадлежность человека, поскольку считалось почетным наименованием. Если представители высшей феодальной аристократии именовались так называемым полным отчеством, оканчивающимся на - âè÷ , то средние сословия пользовались менее почетными формами патронимических прозвищ — полу отчествами, оканчивающимися на - îâ , - åâ , - èí , а низшие вообще обходились без отчеств. Имена, отчества и прозвища были известны с древнейших времен, фамилии же появились на Руси довольно поздно. Фамилии это наследуемые официальные наименования, указывающие на принадлежность человека к определенной семье. Как мы уже отмечали, на протяжении нескольких веков родовая память на Руси вполне обходилась двумя поколениями родственников отцами и детьми. Это находило отражение в неосознаваемой автором источника повышенной по сравнению с другими терминами родства) частоте упоминаний братьев, с одной стороны, отцов и матерей — с другой. Подтверждается это и тем, что именование человека с отцовским прозвищем в качестве родового считалось вполне достаточным, а потому так называемые дедичества (личные прозвища, образованные от имени деда) употреблялись исключительно редко. Теперь же (видимо, с развитием частного землевладения) потребовалось более глубокое родословие, фиксировавшееся в родовых прозвищах, общих для всех членов семьи. Они появились лишь в XV-XVI вв., да и то вначале только у феодалов. Особо следует остановиться на женских неканонических именах. Они ним почти неизвестны. Уже одно это — важный показатель отношения к женщине в Древней Руси. Есть даже ряд имен, которые невозможно однозначно отнести к числу женских или мужских. В частности, речь идет об именах Гостята, встреченном в новгородской берестяной грамоте XIV в. (№ 9); Дядята (автор граффито № 8 в новгородской Софии, Омросия (автор новгородской берестяной грамоты, перв. пол. XIV в) и др. Если это женские имена, то мы получаем неоспоримое свидетельство довольно высокого уровня образованности древнерусских женщин и их борьбы за свои права (упоминавшаяся новгородская берестяная грамота № 9). Положение женщины. Женщины редко упоминаются в летописных источниках. Например, в Повести временных лет сообщений, связанных с представительницами прекрасного пола, в пять раз меньше, чем мужских. Женщины рассматриваются летописцем преимущественно как предикат мужчины (впрочем, как и дети. Именно поэтому на Руси до замужества девицу часто называли по отцу, ноне в виде отчества, а в притяжательной форме « Âîëîäèìåðÿÿ », а после вступления в брак — по мужу (в такой же, как ив первом случае, «посессив- ной, владельческой форме ср. оборот мужняя женат. е. принадлежащая мужу. Едва лине единственным исключением из правила стало упоминание жены князя Игоря Новгород-Северского в Слове о полку Игореве» — ßðîñëàâíà . Кстати, это послужило А. А. Зимину одним из аргументов для обоснования поздней датировки Слова. Весьма красноречиво говорит о положении женщины в семье цитата из « ìèðñêèõ ïðèò÷ », приведенная Даниилом Заточником (XIII в Деспотические порядки, получившие широкое распространение в древнерусском обществе, не обошли стороной и семью. Глава семейства, муж, был холопом по отношению к государю, но государем в собственном доме. Все домочадцы, но говоря уже о слугах и холопах в прямом смысле слона, находились и его полном подчинении. Прежде всего, это относилось к женской половине дома. Считается, что в древней Руси до замужества девушка из родовитой семьи, как правило, не имела права выходить за пределы родительской усадьбы. Мужа ей подыскивали родители, и до свадьбы она его обычно не видела. После свадьбы ее новым хозяином становился супруга иногда в частности, в случае его малолетства — такое случалось часто) и тесть. Выходить за пределы нового дома, не исключая посещения церкви, женщина могла лишь с разрешения мужа. Только под его контролем и сего разрешения она могла с кем-либо знакомиться, нести разговоры с посторонними, причем содержание этих разговоров также контролировалось. Даже у себя дома женщина не имела права тайно от мужа есть или пить, дарить кому бы тони было подарки либо получать их. В российских крестьянских семьях доля женского труда всегда была необычайно велика. Часто женщине приходилось браться даже за соху. При этом особенно широко использовался труд невесток, чье положение в семье было особенно тяжелым. В обязанности супруга и отца входило поучение домашних, состоявшее в систематических побоях, которым должны были подвергаться дети и жена. Считалось, что человек, не бьющий жену, « äîì ñâîé íå ñòðîèò » и « î ñâîåé äóøå íå ðàäååò », и будет « ïîãóáëåí » и « â ñåì âåêå è â áóäóùåì ». Лишь в XVI в. общество попыталось как-то защитить женщину, ограничить произвол мужа. Так, Домострой советовал бить жену « íå ïåðåä ëþäüìè, íàåäèíå ïîó÷èòü » и « íèêàêî æå íå ãíåâàòèñÿ » при этом. Рекомендовалось « ïî âñÿêó âèíó » [из-за мелочей. Такие ограничения приходилось вводить хотя бы в рекомендательном порядке, поскольку в обыденной жизни, видимо, мужья не особенно стеснялись в средствах при объяснении с женами. Недаром тут же пояснялось, что утех, кто 264 Вот почему давался совет избивать жену не за каждую, а лишь за серьезную провинность, и нечем и как попало, а В тоже время следует отметить, что в домонгольской Руси женщина обладала целым радом прав. Она могла стать наследницей имущества отца (до выхода замуж. Самые высокие штрафы платились виновными в изнасиловании) и оскорблении женщин « ñðàìíûìè ñëîâàìè ». Рабыня, жившая с господином как жена, становилась свободной после смерти хозяина. Появление подобных правовых норм в древнерусском законодательстве свидетельствовало о достаточно широкой распространенности подобных случаев. Существование у влиятельных лиц целых гаремов фиксируется не только в дохристианской Руси (например, у Владимира Святославича), но ив гораздо более позднее время. Так, по свидетельству одного англичанина, кто-то из приближенных царя Алексея Михайловича отравил свою жену, поскольку она высказывала недовольство по поводу того, что ее супруг содержит дома множество любовниц. Вместе стем в некоторых случаях женщина, видимо, и сама могла стать настоящим деспотом в семье. Трудно, конечно, сказать, что повлияло на взгляды автора и редакторов популярных в Древней Руси Моления и Слова, приписываемых некоему Даниилу Заточнику,— детские впечатления об отношениях между отцом и матерью либо собственный горький семейный опыт, однако в этих произведениях женщина вовсе не выглядит столь беззащитной и неполноправной, как может представиться из вышеизложенного. Послушаем, что говорит Даниил. Неправда ли, предпочтение (пусть ив шутку) самого тяжелого ремесла — варки железа жизни со злой женой кое о чем говорит Однако настоящую свободу женщина обретала лишь после смерти мужа. Вдовы пользовались большим уважением в обществе. Кроме того, они становились полноправными хозяйками в доме. Фактически, с момента смерти супруга к ним переходила роль главы семейства, Вообще жена жене лежала вся ответственность заведение домашнего хозяйства, за воспитание детей младшего возраста. Мальчиков-под- ростков передавали потом на обучение и воспитание в ранний период, действительно дядькам по материнской линии — óÿì , считавшимся самыми близкими родственниками-мужчинами, поскольку проблема установления отцовства, видимо, не всегда могла быть решена. Родители и дети. Деспотические порядки, царившие в семье, не могли не сказаться и на положении в ней детей. Дух рабства, прикрытый ложной святостью патриархальных отношений НИ. Костома- ров, господствовал в отношениях между детьми и родителями в Древней Руси. Подчиненное положение ребенка и подростка и семье, пожалуй, лучше всего подтверждается тем, что в подавляющем большинстве термины, обозначавшие социально неравноправные слои населения, первоначально относились именно к младшим членам семьи, рода. Так, слово |