Данилевский И.Н. - Древняя Русь глазами современников и потомков. Литература по гуманитарными социальным дисциплинам для высшей школы и средних специальных учебных заведений готовится и издается при содействии Института Открытое общество Фонд
 Скачать 3.61 Mb.
|
|
«Тварный мир в целом воспринимался нашими предками прежде всего символически. В основе мировосприятия жителей Древней Руси лежало, говоря сравнительно поздним языком, молчаливое богословие. Именно поэтому на Руси мы не встречаем богословских трактатов западноевропейского типа. Православный верующий стремился постичь божественное откровение непутем схоластических рассуждений или наблюдений, не разумом или внешним взором, как, скажем, католик, но очами внутренними. Сущность мира не может быть понята. Она постигается лишь путем погружения в верочитные тексты и канонические изображения, утвержденные авторитетом отцов церкви и закрепленные традицией. Именно поэтому исихазм Георгия Паламы нашел здесь такое распространение. В Древней Руси мы не встречаем изображений, стремящихся к иллюзорности, фотографической точности передачи внешних черт видимого мира, подобно западноевропейской живописи. В России до конца XVII в. ив живописи, ив литературе господствовала икона — особое образное восприятие и отображение мира. Здесь было строго регламентировано все сюжет, композиция, даже цвет. Поэтому, на первый взгляд, древнерусские иконы так похожи друг на друга. Но стоит к ним приглядеться — ведь они рассчитаны на то, что человек будет смотреть на них вовремя ежедневной молитвы по несколько часов и мы увидим, сколь различны они по своему внутреннему миру, настроению, чувствам, заложенными безымянными художниками прошлого. Кроме того, каждый элемент иконы — от жеста персонажа до отсутствия каких-то обязательных деталей — несет в себе целый ряд смыслов. Но для того чтобы проникнуть в них, надо владеть языком, на котором разговаривает со зрителем древнерусская икона (в широком смысле этого слова. Лучше всего об этом говорят открытые тексты, которые прямо разъясняют читателю, что имеется ввиду под каждым конкретным образом. Приведем несколько примеров. Вот, как описывались в Древней Руси некоторые животные и птицы. 238 Уже из приведенных примеров видно, что в системе традиционных народных представлений об окружающем мире животные одновременно предстают и как природные объекты, и как разновидность мифологических персонажей. В книжной традиции почти нет описаний настоящих животных, даже в естественнонаучных трактатах преобладает баснословный элемент. Создается впечатление, что авторы не стремились передать какие-то конкретные сведения о реальных животных, а пытались сформировать у читателя некие представлениях об их символической сути. Эти представления основаны на традициях разных культур, зафиксированных в письменных источниках. Животные-символы не являются двойниками своих реальных прототипов. Непременное наличие фантастики в рассказах о животных приводило к тому, что описываемое животное могло носить имя хорошо известного читателю зверя или птицы, но резко отличаться от него своими свойствами. От персонажа-прототипа часто оставалась только его словесная оболочка (имя. При этом образ обычно не соотносился с набором признаков, соответствующих данному имении формирующих образ животного в бытовом сознании, что еще раз подтверждает обособленность друг от друга двух систем знаний о природе книжной и практической. * Здесь и далее Физиолог цитируется по книге Карнеев А. Материалы и заметки по литературной истории Физиолога. СПб., 1890. 239 В пределах такого описания животного можно отметить следующее распределение реальных и фантастических свойств. Часто объект описывается в соответствии с биологической природой в основе подобных текстов лежат, вероятнее всего, практические наблюдения. Например Рассказ о дятле построен на описании свойства дятла долбить клювом деревья в описании кукушки акцент поставлен на привычке этой птицы откладывать спои яйца в чужие гнезда отмечается удивительная искусность бобра в строительстве жилища, и ласточки — в устройстве своего гнезда. Иногда реальный объект наделялся только вымышленными свойствами. В этом случае связь персонажа с реальным животным сохранялась лишь в имени. Так, скажем, оформлялись отношения имении описания « èíäèéñêîãî » бобра, из внутренностей которого добывают мускуса также какого-то хищного зверя (возможно, тигра или росомахи во всяком случае, на миниатюрах он изображался полосатыми с огромными когтями. « Âîë» мог означать не только домашнее животное, но и « èíäèéñêîãî » вола, который, боясь потерять хоть один волос из своего хвоста, стоит недвижно, если зацепится хвостом за дерево, а также мифического морского хищника. Кроме того, считалось, что в Индии существуют огромные волы (между рогами которых может сидеть человек, волы стремя рогами и стремя ногами и, наконец, волы « çàäîïàñû», длинные рога которых не позволяют им двигаться вперед. Ñàëàìàíäðà — это имя ящерицы, атак- же ядовитой змеи и животного величиной с собаку, способного уга- шать огонь. Итак, в зависимости от смыслового наполнения одно и тоже имя животного могло означать как реально существующее животное, таки фантастический персонаж. Набор свойств, которые, сточки зрения современного читателя, не имеют под собой никакой реальной основы, часто соотносился с именами животных далеких стран и определял представления о них читателя средневековья. Так, в Физиологе о слоне рассказывалось, будто для произведения на свет потомства ему необходим корень мандрагоры, а упав, он не может встать, так как в его коленях нет суставов. Здесь же говорилось, что пантера, барс) имеет свойство спать в течение трех дней, а на четвертый день приманивать к себе других зверей своим благоуханием и голосом. 240 жираф) представлялся помесью парда (рыси) с верблюдом. Наиболее широко были распространены описания, в которых животное наделялось как реальными, таки вымышленными признаками. Так, помимо пристрастия ворона к падали и обычая этих птиц образовывать брачные пары, древнерусские описания включали рассказ о том, что вран в июле месяце не пьет воды, потому что наказан Богом за небрежение к своим птенцам, а также свидетельство, будто вором умеет оживлять свареные яйца с помощью ему одному известной травы. Считалось, что птица чайка) способна отличать христиан, знающих греческий язык, от людей « ïðî÷åãî êîëåíà ». Бытовал рассказ, что выдра) убивает спящего крокодила, добравшись через раскрытую пасть до его внутренностей. При достаточно верном описании повадок дельфина (приходит на помощь тонущим в море людям и т. п) автор такого трактата мог назвать его çåëôèíú птица, а на древней миниатюре изображена пара дельфинов, спасающих святого Василия Нового, в виде двух. собак. Возникающее в результате перераспределения признаков совпадение персонажей устранялось путем присвоения одному из них (чаше всего тому, в описании которого баснословные свойства преобладали, или он соотносился с чужим, экзотическим регионом — Индией, Эфиопией, Аравией и т. д) необычного (иноязычного) имени. Этим как бы снималось возможное несоответствие каких-либо свойств объекта привычному набору признаков, объединенных под своим, знакомым именем. Так, « èíäèéñêèé » бобр носил также имя « ìüñêîóñ ( ìúñêóñ, ìóñü, ìóñ )». Следует учитывать, что свободное приложение признаков к имени персонажа играло важную роль при символическом истолковании его свойств. Наиболее авторитетный специалист в области изучения символики животных в древнерусской книжности О. В. Белова отмечает случаи, когда набор признаков полностью переходил от одного имени к другому, и объект, носящий имя, принимающее в себя чужие признаки, получал новое свойство. Так, оказавшись объединенными сначала в своих признаках, гиена и медведь впоследствии обменялись и названиями. В древнерусских азбуковниках слово наряду со значениями дикий зверь, подражающий человеческому голосу, мифический ядовитый зверь с человеческим лицом, обпи- тый змеями, зверь из породы кошачьих имеет значение медведь, медведица. Сточки зрения средневековой книжности, подобные описания небыли примерами чистого вымысла. Всякая естественнонаучная информация воспринималась как данность, будучи подкрепленной авторитетными источниками. 241 — замечает составитель одного из азбуковников. Для книжного научного описания животных признак реальный-ирреальный не является определяющим. Имена животных расценивались как изначально данные, определенные Божественным промыслом. Статья « Î íàðå÷åíèè èìåí ñêîòîì è çâåðåì è повествует Причем, имена эти были даны столь удачно итак точно отражали сущность всех созданий, что Бог не счел возможным менять их даже после грехопадения первых людей. Все животные и все их свойства, реальные и вымышленные, рассматриваются древнерусскими книжниками сточки зрения тайного нравоучительного смысла, заключенного в них. Символика животных давала обильный материал для средневековых моралистов. В Физиологе исходных с ним памятниках каждое животное, будь то сверхъестественное создание (единорог, кентавр, феникс, экзотический зверь далеких стран (слон, лев) или хорошо знакомое существо (лисица, еж, куропатка, бобр) удивительно. Все « õîäåøòèè è ëåòåøòèè » твари выступают в своей сокровенной функции, доступной только духовному прозрению. Каждое животное что-либо означает, причем значений, зачастую противоположных, может быть несколько. Символы эти могут быть отнесены к разряду «неподобных образов они основаны не на очевидном сходстве, а на труднообъяснимых, традиционно закрепленных смысловых тождествах. Идея внешнего подобия им чужда. В контексте культуры Древней Руси живая тварь, лишенная своего символического значения, противостоит стройному миропорядку и просто не существует в отрыве от своего значения. Какими бы занимательными ни казались свойства описываемого животного, древнерусский автор всегда подчеркивал главенство символики над фактическим описанием. Для него наименования животных — это наименования символов, а неконкретных созданий, реальных или фантастических. Составители Физиологов не ставили себе целью дать более или менее полные характеристики зверей и птиц, о которых рассказывали. Среди свойств животных отмечались только тес помощью которых можно было найти аналогии с каким-либо богословским понятием или сделать нравственные выводы. Приблизительно также воспринимались древнерусскими книжниками камни их природа, свойства и качества, цвет. Развернутая символическая система отдельных элементов « òâàð- íîãî åñòåñòâà » находила воплощение в производных текстах и изображениях. Так, на иконе Чудо св. Георгия о змие» изображался св. Георгий, восседающий на белоснежном коне, в развевающемся на ветру красном плаще, с копьем в руке, поражающий темно-красно- го змия, извивающегося под копытами коня. Кроме буквальной иллюстрации соответствующего житийного текста, икона эта наполнена и множеством символических смыслов. Например, сам св. Георгий символизирует все воинство Христово, которое, опираясь на правую веру (ее символизирует белый конь, ведет непримиримую и неустанную борьбу с дьявольскими силами (змий — устойчивый символ дьявола, а копье в руках святого — символ свержения и победы над сатаной. Эти образы дополнены и развиты символикой цвета. Белый цвет коня — цвет чистоты, символ всепобеждающего Святого Духа. Кроваво-красный цвет плаща св. Георгия соответствует цвету рубина (необходимую характеристику можно найти в только что процитированном тексте из Сказания о 12 камнях. Темно-красный же цвет змия ассоциировался с цветом седьмого камня — уакиифа (яхонта, соответствовавшего сыну Иакова Дану, из рода которого должен родиться Антихрист. При анализе символики цветовых характеристик объектов в древнерусских произведениях литературы и искусства (при всей условности применения этих терминов для Древней Руси) следует помнить, что названия цветов могли существенно отличаться от современной общепринятой колористической номенклатуры. Если упустить этот момент из виду, то можно попасть в весьма неловкое положение. Приведу пример. В старославянском переводе Пандектов Антиоха XI в. читаем загадочную фразу 243 Здесь модели этического и цветового пространств принципиально отличны от привычных нам. Современный человек никогда не поймет, какая связь может существовать между синими глазами и склонностью к злоупотреблению спиртными напитками, если не примет во внимание, что вовремя, когда писался этот текст, слово синий значило темный, темно-красный (вишневый, блестящий. Без этого, кстати, непонятно, почему многие иконы имеют красный синий, блестящий, сияющий) фон. Отступление от установленного канона не воспринималось средневековым русским читателем. Ему небыли интересны новые сюжеты. Он предпочитал перечитывать уже известные произведения. Поэтому состав древнерусских «изборников» литературных произведений мог оставаться неизменным на протяжении столетий, а каждый новый летописный свод обязательно включал тексты предшествующих летописей. Наиболее общими универсальным выражением представлений русского православного человека об окружающем его мире всегда был православный храм. Он сохранил тот образ не модель) мира, который был своим для человека Древней Руси, Само слово храм, наряду со словами церковь, собор, обозначает специальное здание для богослужения. Здесь на протяжении столетий совершались и продолжают совершаться сегодня важнейшие христианские обряды и действия. В храме, по христианским представлениям, верующий человек может вступить в непосредственное общение с Богом. Здесь человек обращается к Нему с молитвой, вступает в диалог с высшей из мыслимых им сущностей. Это — ном молитвы, земное небо, дом Бога. Для наших предков храм был своеобразным зеркалом мира, в котором они жили и частью которого были сами, причем зеркалом очень своеобразным. Оно отражало не внешний облика внутренний, потаенный от непосвященного образ. Образ невидимого, икону что и означает по-гречески образ. Явление невыразимого. Храм были остается для верующих) инструментом скорее даже не познания, а ощущения истины через земные, вспомогательные образы. Такое образное освоение шло от доступного внешнему взору к тому, что могло быть постигнуто только взором внутренним. При этом чистый смысл земных вещей, явлений и событий мог передаваться как через образы подобные (сходные, таки через образы «неподобные» (несходные. Сходные образы, ради слабости нашего понимания (Иоанн Дамаскин, ок. 675-753 гг.), в известной форме отображают первообразы (архетипы. Несходные же, хоть и имеют чувствен- 244 нo-образную оболочку, не столько отображают, сколько обозначают истину в определенных знаках и символах, требующих для современного человека специальной расшифровки. Их внешняя форма и то, знаком чего они являются, не имеют между собой ничего общего. Соответствие же между внешним видом и содержанием образа устанавливается путем некоего соглашения (конвенции) между людьми. Поэтому такой символизм иногда называют конвенциональным. Непосвященным смысл подобных образов непонятен. Знак ничего не говорит им. Поэтому мы оказываемся неспособными услышать глазами голос тех, кто эти знаки оставил. Кому, скажем, из нас придет в голову, разглядывая причудливых грифонов (образ, пришедший из Древнего Востока) или добродушных, спящих с открытыми глазами львов на стенах храма Покрова- на-Нерли, Дмитриевского собора во Владимире или Георгиевского собора в Юрьеве-Польском, что перед нами — неподобные образы Иисуса Христа И тем менее понятен нам поток метафор и символов узор, каковым является всякий без исключения орнаментальный мотив, украшающий храм от « òðàâ ðàçìåòíûõ » (крайне стилизованного изображения виноградной лозы, символизирующих, метафорически изображающих и идею рая, и вселенную (пребывающую в состоянии непрерывного творения, а потому вечную, и идеи цикличности, ритма природы, смены времен года, чередования дня и ночи (те. всех основных закономерностей живой жизни, и понятие человека-микро- косма частного соответствия всей системе мироздания — макрокосму, и великую жертву, ставшую для человечества путем к спасению и бессмертию, до бесконечного чередования крайне обобщенных изображений цветка и плода — символа циклически обновляющейся вечности, или повтора стилизованных изображений веерообразных пальмовых листьев — пальметт, вписанных в пересекающиеся круги тема, известная под названием « âå÷íîå âîçâðàùåíèå ». При этом земная красота, доведенная до самых простых, изначальных форм, в которые воплощена идея храма, становилась путем к познанию красоты абсолютной — красоты тех смыслов, которые заложены в идею храма. Создатели понимали христианский храм как гармонизированный космос. Этот образ был сформулирован и развит богословами раннего средневековья — Евсевием Памфилом (264- 340 гг.), Василием Великим (ок. 330-379 гг.) и др. В их трудах понятия мира и храма переливаются друг в друга как художественные божественные творения мир — храм Божьего создания, храм — мир Божий. «Храм-космос» создавался и воспринимался как символико-худо- жественный и мировоззренческий образ мира. Классическим образном его воплощения является константинопольский храм св. Софии. 245 Этот образ гармонизированного космоса оказался настолько универсальным, что после завоевания Константинополя турками-османами храм Софии был превращен в мусульманскую мечеть. Исходная идея храма стечением времени дополнялась и развивалась, осложнялась новыми смыслами. Развитие созерцательного характера восточнохристианской духовной жизни привело, в частности, к формированию представления о храме как символическом образе человека (Максим Исповедник. Образ внешнего мира (макрокосма) сливается в храме с образом внутреннего мира человека микрокосма. Причем слияние их не было простым. Мало того, оба эти образа находились в неразрешимом — и постоянно разрешаемом — противоречии. Их единство и составило основу образа древнерусского храма. Дальнейшее развитие идея храма получила в Византии в период иконоборчества (VIII — первая половина IX вв.), когда идея храма- космоса преобразилась в представление храм — земное небо, в котором живет и пребывает Бог. По словам патриарха Германа, теперь храм — Божественный дом, где совершается таинственное животворное жертвоприношение, где есть и внутреннейшее святилище, и священный вертеп, и гробница, и душеспасительная животворящая трапеза. Храм, таким образом, превращался еще ив грань (границу, отделяющую и, одновременно, как всякая грань, соединяющую человека и Бога, человека и Вселенную, которая окружала и и тоже время заполняла его телесную оболочку (душа. Храм становится не только местом общения с божеством, но и инструментом (посредником) постижения человеком собственной божественной сущности, вечного непреходящего Я, средством становления его сознания Для этого, однако, идея храма должна была воплощаться и конкретные формы, которые вполне проявили бы (выявили) эти смыслы, сделали их доступными непосредственному восприятию органон чувств, Как же идеи храма воплощается в образе храма В основе зрительного образа храма лежат два элементарных обра- за-символа, сформировавшиеся на Востоке и разными путями пришедшие в христианский мир — крест земля, символ смерти и победы над ней, воскрешения, бессмертия, Христа) и — купол, покоящийся на четырех опорах (чертог — видимое, земное небо. Потому и храмы называют крестово-купольными. Сочетание этих символов создавало чрезвычайно сложный многомерный и многозначный образ, полная расшифровка, прочтение которого вряд ли возможна. 246 Центр, стержень образа — Богочеловек Иисус, крестная смерть Которого перебросила (как считают христиане) единственный мост спасения через бездну, пролегающую между грешным человеком (земля) и святым Богом (небо. Вот ключ, открывающий перед нами основу системы внешнего и внутреннего облика храма, составляющих его элементов и их взаимосвязи. Эта структура сложилась в целом и Византии кв. ив конце X в. была перенесена в Киевскую Русь. Давайте подойдем к храму. Храм — первое, что мы видим, подъезжая к старому русскому городу или селу. Его купол заметен, когда еще невидны крыши других строений. И это не только потому, что храм — самый высокий из них. Дело еще ив том, что для возведения его зодчие подбирали особое — ñòðîéíîå — место, наиболее выигрышное для строительства, хорошо просматривающееся с разных точек. Тонко найденная гармоническая согласованность архитектуры и природы усиливала воздействие на зрителя. Храм как бы вырастал из земли, породившей его. Образ храм — небо на земле получал зрительное воплощение. За редким исключением, внешне русский храм (особенно ранний) производит очень скромное, часто даже аскетическое впечатление, Украшения его белокаменного фасада (строительство из кирпичей запрещалось библейскими нормами, если они есть, никогда не перерастают в украшательство. Здесь нет напрасной, праздной красоты. Все подчинено одной идее. Все имеет свой смысла еще точнее — смыслы. В каждом элементе и состоящем из них целостном образе содержится несколько смыслов, по меньшей мере четыре буквальный (он, правда, подразделялся еще на явный и тайный, моральный, символический и аллегорический Общее же число смыслов, извлекаемых (вычитываемых) из конкретного образа, могло достигать даже нескольких десятков. Внешний облик храма был предназначен для общегородского лицезрения и потому должен был наиболее непосредственно выражать заложенную в него идею храм — земное небо. Это достигалось, прежде всего, за счет ориентации храма по сторонам света центральная ось симметрии храма расположена в направлении восток-запад. Входили главный вход) в храм расположен на его западном фасаде. С востока же пространство храма ограничено полукруглыми, гранеными или прямоугольными в плане алтарными выступами — апсидами. При этом запад символизировал землю, смерть, конец видимого бытия умирающее в конце дня Солнце, а восток — небо, жизнь, возрождение и, наконец, Иисуса Христа, часто называемого в молитвах |