Главная страница
Навигация по странице:

  • Научно-техническая революция – коренное качественное преобразование

  • Мамедов, Бабосов. Социология науки. мамедов бабосов социология науки. Московский государственный университет имени мв. Ломоносова социологический факультет бабосов ем


    Скачать 1.74 Mb.
    НазваниеМосковский государственный университет имени мв. Ломоносова социологический факультет бабосов ем
    АнкорМамедов, Бабосов. Социология науки
    Дата29.10.2022
    Размер1.74 Mb.
    Формат файлаpdf
    Имя файламамедов бабосов социология науки.pdf
    ТипУчебное пособие
    #761285
    страница15 из 16
    1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   16
    методологические и философские основания науки. Основания науки содействуют развитию знания до тех пор, пока существенные особенности изучаемых объектов учитываются в существующей картине мира, а методы изучения этих объектов соответствуют сложившимся идеалами нормам науки. Но когда такое соответствие нарушается, наука вступает в ситуацию кризиса, выход из которого возможен только на путях революционного преобразования самих оснований науки. Перестройка оснований науки связана не только с предсказанием и объяснением новых фактов, не получавших научного истолкования в старой теории или просто доселе неизвестных науке, но и с генерированием принципиально новой теории, резко расширяющей диапазон научного истолкования объективной действительности. Более того, процесс утверждения в науке ее новых оснований обусловлен не только влиянием новых внутринаучных факторов, но и причинами социокультурного характера. Эти

    111 основания должны быть вписаны в культуру соответствующей исторической эпохи и согласованы с лежащими в ее фундаменте ценностями и мировоззренческими структурами [10;308]. Перестройка ранее сложившихся и длительное время функционировавших оснований науки и замена из новыми основаниями в процессе осуществления научной революции приводит к разрешению возникающих входе развития научных знаний парадоксов. Революция, совершенная теорией относительности и квантовой теорией, привела к разрешению целого ряда парадоксов, среди которых следует назвать в первую очередь, парадоксы одновременности, близнецов, волново-корпускулярного дуализма, космологический парадокс и др. Для разрешения таких парадоксов необходимо несколько условий высокий уровень научного профессионализма исследователя новых направлений научной мысли, появление в экспериментальном пространстве науки целого ряда эмпирически установленных фактов, не согласующихся с прежней теорией, способность новаторов в науке увидеть в необычных случайностях и парадоксах проявления пока еще не открытых законов природы и, конечно же, мужество новатора, готового опрокинуть прежние обоснования научного знания либо серьезно скорректировать их в целях конструирования новой научной парадигмы. Показателен в этом отношении следующий сюжет из истории развития физики. В конце XIX – начале XX вв. выдающиеся физики того времени А. Пуанкаре и А. Эйнштейн усиленно работали над решением проблемы времени. Они хорошо знали и высоко оценивали совершенные голландским физиком Г. Лоренцем преобразования пространственных и временных координат, применяемых в физике при переходе от одной инерциальной системы (системы отсчета) к другой, движущейся относительно ее со скоростью света. Эти преобразования сыграли выдающуюся роль в подготовке теории относительности. Наиболее близок к созданию этой теории был А. Пуанкаре, который в статье, опубликованной вначале года, обосновал идею, согласно которой одновременность в принципе есть нечто иное, как обмен сигналами между часами и учет времени прохождения электромагнитного сигнала (света) между часами. Однако он полагал, что применение данной схемы и связанные с ней поправки к ньютоновской физике будут слишком незначительными, чем-то вроде еще одного точного обнаружения долготы, которое позволит переинтерпретировать математическую идею времени в лоренцевском преобразовании как физическую процедуру координации. Иными словами, он взглянул на витавшую в воздухе проблему времени с формальной стороны, интерпретировал ее как процедуру координирования времени в физической системе, не более того. Он занимался улучшением той физической (и философской) теории времени, которая тогда существовала. В отличие от него, Эйнштейн подошел к решению проблемы одновременности с принципиально иной позиции. Для него идеалом было не стремление максимизировать способность к совершенствованию существующей теории, на основе ее ремонта, а коренная трансформация теории. Он был уверен, что необходимо перестроение всего здания физики таким образом, чтобы порядок в теории был отражением реально существующего порядка в физическом мире. Но поскольку мир физических феноменов, сего точки зрения, не совсем точно отражался в существующей теории, возникла настоятельная потребность революционного преобразования концептуальной основы физической теории. Именно такие умонастроения и теоретико-методологические подходы привели Эйнштейна к формулированию двух исходных положений теории относительности во-первых, для всех наблюдателей, движущихся с постоянной скоростью, законы физики будут одинаковы, во- вторых, скорость света постоянна, независимо оттого, как быстро ив каком направлении движется источник света. Для согласования этих двух положений, считал он, необходимо поставить основные идеи, касающиеся пространства и времени, на прочное и отнюдь непроизвольное основание, каковым должен стать принцип относительности.

    112 Такому решению проблемы в решающей степени способствовало то обстоятельство, что, в отличие от Пуанкаре, который находился в ту пору на вершине научной славы ив своих решениях был скован существовавшими тогда нормами и ценностями науки, Эйнштейн был молодым, никому неведомым в мире науки сотрудником патентного бюро, не соотносил свои убеждения и решения с господствующими нормами, а самое главное – обладал высочайшей научной интуицией и столь же высочайшим научным мужеством, которое и привело его к свершенью великой научной революции. Исходя из сказанного, следует сделать вывод о том, что существенной особенностью научной революции, равно как и любой другой революции – в политике, искусстве, религии, спорте, является мужество ее творцов, их способность идти вперед, преодолевая устаревшие взгляды, схемы, позиции, традиции. Итак, подлинно великая научная революция, включая в свою ткань достижения и особенности предшествующей великой революции, добавляет к ним новые, ранее не существовавшие достижения и особенности. Это в полной мере относится и к происходившей в конце ХХ – начале ХХI века научной революции, возникшей на основе создания синергетики – физико-химической теории неравновесных процессов, связанной с такими понятиями, как самоорганизация, бифуркация, диссипативные структуры, иерархия неустойчивостей в самоорганизующихся системах. Эта революция привела к видоизменению самого понятия физических законов таким образом, чтобы включить в фундаментальное понимание и истолкование природы необратимость события, стрелу времени и вероятностное описание хаотических систем, из которых в определенных условиях может возникать организованный порядок. В отличие от прежнего понимания законов природы, которые трактовались в качестве законов, описывающих детерминистическую замкнутую Вселенную, прошлое и будущее которой считались эквивалентными, синергетика утверждает, что детерминистические симметричные во времени законы соответствуют только весьма частным случаям они верны лишь для устойчивых классических и квантовых систем. В неустойчивых же системах действуют несимметричные во времени вероятностные законы, приводящие к картине открытого мира, в котором происходят непредсказуемые события, являющиеся следствием неустойчивостей – хаоса. Созданная И. Пригожиным и его последователями теория неравновесных, необратимых процессов и наполненных бифуркациями хаотических систем, очень чувствительных к начальным условиями резким изменениям сих поверхностными траекториями, дает вероятностное описание событий в образах стрелы времени ив научных терминах сжатия траекторий. Поскольку такая картина мира вводит необратимость и вероятность в фундаментальное описание окружающей действительности, постольку она, по утверждению Пригожина образует базис для синтеза, объединяющего свойства микромира и макромира и может быть применена к объединению вероятностных, непредсказуемых явлений из области макроскопической физики, химии, биологии, геологии, гуманитарных наук, где будущее и прошлое играют различные роли, а существование стрелы времени здесь очевидно [9;4,9]. Именно эта теория, по его утверждению, дает эффективное решение и квантового парадокса, и космологического парадокса, и парадокса времени, которые приписывают активную творческую роль субъекту познания. Человек, - пишет он в совместной с И. Стингерс книге, - отвечает и за стрелу времени, и за переход от квантовой «потенциальности» к квантовой актуальности, теза все особенности, связанные со становлением и событиями в нашем физическом описании [9;10]. Все содержание развиваемой им теории, считал И.
    Пригожин, может служить отличной иллюстрацией созидательной роли человека в истории науки [9;261]. А это означает признание важности такой характеристики постнеклассической науки, как ее человекомерность.

    113 Краткое изложение основных положений теории необратимых, нелинейных, вероятностных, зачастую хаотических процессов, ассоциируемых с понятием вероятностного времени, подразумевающего нарушение симметрии между прошлыми будущим, дает возможность выделить две отличительные черты характерные для совершенной этой теорией научной революции конца ХХ столетия. Первая из этих отличительных особенностей проявляется в том, что новейшая научная революция резко раздвинула горизонты диалога человека с природой, диапазон проблем, поддающихся научному решению только через выяснение роли человека в познании и изменении мира, а следовательно, выделяет на приоритетное место
    человекомерность постнеклассической науки. Вторая особенность научной революции, происходящей в конце ХХ века, века, сверх всяких пределов перенасыщенного кровавыми войнами и социальными революциями, состоит в том, что научная революция, имея некоторые черты сходства с социальной революцией (наличие, в частности, кризиса в первом случаев науке, во втором – в политической и социально-экономической сферах, коренным образом от нее отличается. Социальная революция направлена на изменение и разрушение существующих политических институтов способами, которые данными институтами отвергаются, и социальными группами, действующими вне этих институтов и против них. Научная революция, в отличие от этого, отвергая прежнюю научную парадигму, не разрушает ее, а включает ее в себя в качестве предельного, частного случая. Синергетика, например, включает в свой теоретический синтез и классическую ньютоновскую механику, и квантовую физику, и теорию относительности. Кроме того, научная революция является действием не самых обездоленных, а наоборот, самых продвинутых и богатых в научном смысле индивидов и их групп, функционирующих внутри института науки. Поэтому, подчеркивает П. Бурдье, научное оснащение, необходимое для осуществления научной революции, может быть получено лишь внутри и с помощью научного сообщества [4;13-14]. Наряду с всеобъемлющими научными революциями, затрагивающими ряд научных сфер и являющимися по существу междисциплинарными, в процессе функционирования науки как сложноструктурированной системы творческой деятельности довольно часто свершаются научные революции более мелкого масштаба. В качестве примера такого рода научных революций можно привести совершенный А. Лавуазье в конце Х века революционный переворот в химии, опровергший флогистонную теорию и показавший ведущую роль кислорода в процессах горения. Такой же характер имело создание Г.
    Лоренцем в конце ХIХ века электронной теории, в основу которой им были положены законы взаимодействия электромагнитного поля и производящих его заряженных частиц. Это явилось научной революцией в области физической оптики. В таком же ключе следует рассматривать создание Н. Винером кибернетики – науки об общих законах получения, хранения, передачи и переработки информации в целях ее использования в процессах управления различными системами, в том числе и социальными, в середине ХХ века. Наряду с научными революциями в процессе развития науки и реализации ее достижений в производстве могут происходить революции технические. Под технической революцией понимают коренные, качественные преобразования в технике, приводящие к замене прежних технических средств новыми, работающими на совершенно иных принципах и позволяющими передать значительно более широкий, чем прежде, круг трудовых функций человека машине. Такой характер технической революции имело изобретение Дж. Уайтом паровой машины, создание атомных реакторов, изобретение и применение лазеров, разработка биотехнологий, которые несомненно изменили облик мира.

    114 Реализация научных достижений в материальном производстве приводит к возникновению промышленных (производственных) революций. Если техническая революция захватывает, как правило, одну сферу производственной техники (например, энергетику, то промышленная означает коренной переворот в технико-производственной основе всех сфер и отраслей промышленности (например, внедрение гибких производственных систем и промышленных роботов или производство новых материалов. При этом техническая революция может служить прологом и исходным пунктом промышленной революции. Так было, когда паровая машина, рожденная технической революцией Х века, привела к превращению мануфактурного производства в производство машинное, немыслимое без целенаправленного применения достижений науки к технике и технологии производства. Исходным началом подобного рода инновационных трансформаций являются, как правило, научные достижения. Открытие ядерной и термоядерной реакций вызвало к жизни атомную технику и промышленность, открытие свойств полупроводниковых материалов – радиоэлектронную промышленность. В середине ХХ века в работах Р. Арона, Д. Белла и других социологов серьезное внимание уделялось исследованию феномена революции менеджеров – коренному изменению управления в системе предприятий, фирм, корпораций на основе усвоения и практической реализации научных достижений в сфере экономики, психологии, социологии, эргономики, социального прогнозирования, проектирования и теории управления. Несколько позднее на основе применения достижений математики, кибернетик, теории информации и широкого применения аудиовизуальных информационных систем развивается информационная революция, обеспечивающая интеграцию информационного обмена по различным каналам – печать, радио, телевидение, Интернет, лазерная техника и т.п. Все охарактеризованные типы революций, неразрывно связанные с освоением научных достижений, осуществляющихся не изолированно друг от друга, а в органической взаимосвязи друг с другом. Их интеграция в единый поток коренных преобразований науки, техники и технологии, промышленного и сельскохозяйственного производства, технического переоснащения вооруженных сил, образования, здравоохранения, культуры получила адекватное выражение в термине «научно-
    техническая революция (НТР. Характерная особенность НТР заключается в том, что лежащие в ее основе великие научные открытия вызывают столь радикальные революционные изменения в технике и технологии производства, что ни техника, ни производство не могут успешно развиваться без науки, равно как и наука не может ныне сделать ни шагу вперед, не опираясь на современную технику и высокоразвитое производство. Происходит интеграция науки, техники и производства, которые взаимно влияют друг на друга и выступают в качестве основной триады экономического роста во второй половине ХХ века. Фундаментальные теоретические исследования, прикладные исследовательские работы и технические разработки, инженерно-конструкторские проекты, процесс производства превращают во взаимопереплетающуюся систему наука – техника – производство, все звенья которой связаны между собой не только прямой, но и обратной зависимостью. Все эти звенья оказываются в той или иной степени связанными с общественными потребностями, обусловливаются последними, но вместе стем воздействуют на их развитие.
    Научно-техническая революция – коренное качественное преобразование
    технико-технической основы производства на основе реализации научных открытий в технике технологии, в производственных процессах и квалификации работников, в методах организации и управления производственными процессами

    115 В ее структуре органично взаимодействуют научные, технические технологические) и промышленные революции при решающей роли во всем этом принципиально нового овеществленного научного знания. Важнейшее значение в развертывании этого социально-технического процесса изменение орудий труда появление принципиально новых машин и их систем) технологических процессов, способов технико-производственного применения научных знаний, комплексная автоматизация производства, контроля и управления на основе широкого применения компьютерных систем, использование новых, ранее неизвестных видов энергии например, ядерной, развитие биотехнологий, создание и практическое применение новых конструкционных материалов, информационных технологий. В процессе развертывания НТР вырастают требования к уровню образования, квалификации, культуры, организованности, сознательности, ответственности, эвристической развитости работников. Какой бы тип научных, технических и производственных революций мы ни рассматривали ни один из этих революционных переворотов не перечеркивает достижений, совершенных в период эволюционного развития науки. Наоборот научная революция опирается на успехи, достигнутые в эволюционный период развития науки, опирается на них, более того, для своего развертывания нуждается в такой форме развития научной деятельности и системы научного знания. Наука в эволюционный период своего развития носит кумулятивный характер, накапливает и развивает научные знания в пределах существующего типа рациональности. В отличие от этого научная революция означает качественный скачок в развитии знаний, возникновение новой научной парадигмы, нового типа рациональности. Поэтому именно научные революции являются главными двигателями научно-технического прогресса. Литература

    1.
    Агасси Дж. Наука в движении. // Структура и развитие науки. М. 1978.
    2.
    Бабосов ЕМ. Социальные аспекты научно-технической революции. Мн. 1976.
    3.
    Бабосов ЕМ. Комплексный характер современных научных революций и проблема взаимодействия естественных, общественных и технических наук. // Философия науки и культуры. Мн. 2006.
    4.
    Бурдье П. Поле науки. // Альманах Российско-французского центра социологии и философии Института социологии Российской Академии наук. М. 2002.
    5.
    Галисон П, Бернет Д. Эйнштейн, Пуанкаре и современность беседа. // Философские науки. 2006. № 10.
    6. Кузнецов Б.Г. Современная наука и философия. М. 1975.
    7.
    Кун Т. Структура научных революций. М. 1975.
    8.
    Постнеклассическая методология становление, развитие, принципы, перспективы.
    // Философские науки. 2006. №11.
    9.
    Пригожин И, Стингерс И. Время, хаос, квант. К решению парадокса времени. М.
    2000.
    10.
    Степин В.С. Научные революции и смена типов научной рациональности. // Философия науки. Общие проблемы. М. 2006.
    11.
    Тарнас Р. История западного мышления. М. 1995.
    12. Эйнштейн А. Собрание научных трудов. М. 1967. Т. Вопросы для самостоятельного изучения

    1) Научная революция и ее детерминанты.
    2) Социальная обусловленность промышленных революций.
    3) Теория парадигм Т. Куна.
    4) Динамика развития гуманитарного знания (социологии.

    116 Прокомментируйте То, что представляет ценность – не ново, а то, что ново, – не представляет ценности (Д. Уэбстер).

    117 ОТ СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ ОБУСЛОВЛЕННОСТИ НАУЧНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ К ВЗАИМООБУСЛОВЛЕННОСТИ НАУКИ И КУЛЬТУРЫ Наука и культура. Концепция П. Сорокина. Особенности постнеклассической науки. Синергетика. Субъективность и антропоцентричность современной науки.

    Постнеклассический этап развития науки, характеризующийся многогранным антропологическим поворотом когнитивной исследовательской деятельности, существенно актуализировал проблематику социокультурной обусловленности научной деятельности. Разумеется, такая актуализация развивается не на пустом месте, а опирается на мощную научную традицию. Выдающиеся социологи ХХ века М. Вебер, Р Мертон, Т.
    Парсонс, рассматривали процессы становления и развития науки как системы творческой деятельности и как социального института в широкой социокультурной панораме. В их трактовке в исследовании науки с позиций социологии важнейшее значение приобретает проблема взаимоотношения эпистемологического статуса научной деятельности с социальными, социокультурными, человекосоотнесенными характеристиками познавательного процесса. Речь фактически идет здесь о том, какую роль человекосоотнесенные факторы – социально-экономическая ситуация в обществе, господствующие в нем политические, религиозные, идеологические отношения, культурные идеалы и ценности, нравственные нормы, социально-психологические стандарты поведения, ценностные ориентации отдельных исследователей или сообществ ученых – играют в движении науки по пути производства новых знаний. Говоря о социокультурной обусловленности научной деятельности, следует иметь ввиду, что весьма существенные философские предпосылки для понимания сущности, содержания и направленности такой обусловленности были сформулированы еще И. Кантом. Придавая решающее значение трансцендентному единству апперцепции (те. единству самосознания, благодаря которому все данное в сознании многообразие объединяется в понятии об объекте) в пределах теоретического знания [4;196], отв тоже время подчеркивал значительную роль практического разума, под которым понимал нормативное сознание, различные верования, идеалы, цели, культурные установки, различные предписания, воздействующие на субъект познания как бы извне, из социокультурной сферы. Подвергнув критике кантовский априоризм, Гегель убедительно показал, что отдельному человеку как субъекту познания противостоит мир предметов культуры, овладение которыми позволяет ему, развить в себе способность к теоретическому мышлению. Большую роль социокультурной обусловленности научной деятельности в развитии науки, в частности математики, раскрыл в своей знаменитой работе Закат Европы Освальд Шпенглер. Он считал, что именно влиянием культуры определенной эпохи обусловлен тот неоспоримый факт, что внутренняя структура евклидовой геометрии полностью отлична от картезианской, анализ Архимеда от анализа Гаусса. По его убеждению, есть множество миров чисел, так как есть множество культур [20;208]. Развивая эту мысль, Шпенглер подчеркивал Стиль какой-нибудь возникающей математики зависит оттого, в какой культуре она коренится, какие люди о ней размышляют [20;209]. Когда пифагорейцы около 540 года пришли к пониманию того, что сущность всех вещей есть число, то рождение этой совершенно новой для той эпохи математической теории представляло по его словам, оформление сознающей себя теории с давних пор возвещенной в метафизических воплощениях ив тенденциях вдохновенной художественной формы подобно тому, как в творениях Пифагора аполлоническая культура античной эпохи и ее душа пришла к открытию числа как измеряемой величины, столетие спустя, душа Запада в лице Декарта и его поколения (Паскаль, Ферма) нашла в

    118 точно соответствующий момент идею числа, родившуюся из страстной фаустовской тяги к бесконечному [20;228]. Здесь речь идет о влиянии фаустовской западноевропейской культуры на математические идеи научного сообщества той эпохи. Все содержание западного числового мышления, - подчеркивал Шпенглер, - сосредоточивается в классической пограничной проблеме фаустовской математики, образующей ключ к тому труднодоступному понятию бесконечного, которое в высшей степени чуждо арабскому и индийскому мирочувствованию» [20;241]. Этот социокультурный подход к истолкованию особенностей научной деятельности в области математики Шпенглер распространили на другие науки. По его утверждению, физика, по своей задаче, методу и результату, является выражением и осуществлением конкретной культуры Все словесно зафиксированные законы суть живые, одушевленные распорядки, исполненные самого сокровенного содержания какой- то одной, притом только этой одной, культуры [20;568-569]. Однако только в русле становления и развития социологии, прежде всего понимающей социологии М. Вебера и структурно-функциональной социологии Р.
    Мертона и Т. Парсонса, были основательно исследованы особенности социокультурной обусловленности возникновения и функционирования науки. Осуществленные названными социологами исследования показали, что процесс становления и институционализации науки интенсивно проистекал в Западной Европе, прежде всего в Англии, в период зарождения и развитии капитализма, в совершенно своеобразных социально-культурных условиях. Делая обобщающий вывод из анализа этих условий (об этом см. выше, Р. Мертон подчеркивал, что поддержку науке обеспечивают только подходящие культурные условия, поэтому социология науки должна сосредоточить свой интересна культурной структуре науки [9;750,768]. Объективные процессы становления капиталистических социально-экономических отношений, неотрывных от деиерархиезации общества и атомизирования индивидов, обретения ими экономической, а затем политической и духовной самостоятельности, протекавшие в Западной Европе, нашли духовное воплощение в протестантизме, утверждавшем, что все люди равны перед Богом и должны находиться в деятельностном отношении к миру. А внешний мир рассматривался как пространство деятельности человека, предназначенной для того, чтобы человек получал необходимые для него блага в результате активной и рационально организованной трудовой деятельности. Такая установка, освященная идеей активного служения Богу постепенно становилась доминантой мировоззрения, всей системы европейской культуры. А от такой мировоззренческой культурной ориентации оставался всего один шаг до утверждения, согласно которому человек, рационально постигающий окружающую природу, способен осуществлять свою власть над ней, поставить ее познаваемые законы на службу своим целями интересам. Фактически в условиях первоначального развития капитализма в социокультурной панораме крепнущего буржуазного общества возникла новая, не существовавшая в прежних традиционных обществах, мировоззренческая доминанта. Под совокупным влиянием новых экономических и религиозно-духовных отношений, атомизировавших производителей и потребителей друг от друга, новых социокультурных ориентаций, уравнявших индивидов друг с другом в политическом, культурном, религиозном, нравственном отношениях, господствовавшая в течение нескольких веков иерархическая Вселенная, изображаемая в картине мира, сотворенной Аристотелем и Пифагором, уступила место мировой схематике Галилея и Ньютона. Теоретические же воззрения последнего, чего он сам не сознавал, соответствовали экономическим, социальными социокультурным условиям его эпохи, когда социальный атомизм и индивидуальная инициатива, где каждый отвечает за себя, сменили окостеневший социально- экономический и политический порядок позднего Средневековья, где каждый человек знал свое место в иерархической системе социально-экономической соподчиненности.

    119 Все это вызвало рациональную реконструкцию не только картины мира, но и всей системы интеллектуальной деятельности, стиля мышления и способов художественного постижения действительности в культуре. На смену характерному для Средневековья идеациональному, сверхчувственному (по терминологии П. Сорокина) типу культуры, вся ценность которого воплощена в христианском Credo – символе веры, а высшим принципом во всех ее видах – в художественной литературе, изобразительном искусстве, архитектуре, и т.п. – выступал Бог, приходит органично связанный с протестантизмом тип чувственной культуры. В центре этой культуры – наполненная страданиями и радостями судьба человека, который призван утвердить свое достоинство не столько молитвой, сколько добросовестным трудом, и через рационально организованный труд реализовать свое земное предназначение – стать преобразователем природы, использовать знания для подчинения ее себе. В художественной литературе той эпохи, в творчестве Рабле, Боккаччо, Эразма Роттердамского, В. Шекспира, других выдающихся мастеров подвергаются осмеянию прежде превозносившиеся святошество и аскетизм, основными персонажами становятся простые смертные сих житейскими заботами, земными устремлениями – люди расчетливые, плутоватые, похотливые, привыкшие все, чем они владеют, в том числе и чувства, превращать в товара любовь рассматривать как механическое занятие сексом и постельными развлечениями. Но наиболее отчетливо особенности чувственной культуры той эпохи проявились в архитектуре, которая непосредственно (в силу своей специфики) воздействовала на обывателя. В застывшей музыке осуществляется переход от свойственного средневековью стиля готики, где элементы в очень большой степени подчинены ансамблю, асам он устремлен ввысь, как бы проецируя и вместе стем освящая резкую иерархичность социального бытия, в которой верхи низ выступают не только пространственными, но и религиозно-моральными устоями жизни, к совершенно иному стилю барокко. В этом архитектурном стиле уже неподчинение деталей общему замыслу, а их участие в общем замысле становится лейтмотивом, органически сливаясь с декоративной пышностью, динамически сложными взаимодействиями участвующих в процессе компонентов. А если, утверждает П. Сорокин, помимо внешнего, учесть еще и внутреннее убранство, перенасыщенное зеркалами, алым цветом, позолотой, лепниной, ангелочками, представляющими собой помесь религиозных созданий с вульгарными купидонами, – то с первого же взгляда становится ясно, что барокко – это мир театрализованного и показного визуализма» [15;176]. Именно эта сопричастность деталей здания и его внутренней отделки общему замыслу, соединенная с показной, вычурной помпезностью, в наибольшей степени соответствовала мироощущению нарождающегося и обогащающегося класса буржуа. Та же тенденция прослеживается ив музыкальном искусстве той эпохи. Здесь, по словам П. Сорокина, не богине метафизические абстракции и сущности и даже не полумифические герои, а именно заурядный человек со своими заботами все чаще становится темой для музыки. В нее проникают дух светскости, любви, секса, морали под девизом вино, женщины, песня, погоня за популярностью и аплодисментами, равно как и за коммерческим успехом [15;216]. Такая стилевая особенность эпохи отражается ив изобразительном искусстве. В последнем она проявляется, в частности, в господстве натюрморта (nature morte), освещающего механистическую по своей направленности деятельность человека срывание плодов и цветов, убийство дичи, вылавливание рыбы. Расположение плодов этой деятельности в определенном порядке на плоскости призвано сформировать определенное мировосприятие, превозносящее не сотворенную природой, а преобразованную или созданную человеком вещь. Все это обусловлено теми же социально-экономическими детерминантами, что и господство механицизма в науке и философии.

    120 Изложенное выше позволяет сделать вывод, что ив науке, ив искусстве XVII –
    XVIII веков господствует один и тот же социокультурный инвариант метрическое видение мира как универсальная основа однозначности и объективной ценности научных и художественных представлений о нем. Ив науке, ив искусстве – этих двух важнейших компонентах культуры – в тот период идея расчленения как неорганической, таки живой природы, умерщвления последней (nature morte), ее механистического анализа становится определяющим компонентом миропонимания и мироистолкования. Возникновение же массового интереса к атомизму, механике, усиленное авторитетом развивающегося знания и искусства, не только обусловило вытеснение образа мира как организма образом мира как механизма, но и привело к формированию нового типа субъекта деятельности и познания, преобразующего окружающую действительность в соответствии с механистическим восприятием мира, в наибольшей степени присущим в ту эпоху ремесленниками ученым. Именно в таких условиях под влиянием прежде всего двух факторов – механистического мировоззрения, воплотившегося в философии и культуре, и развития капиталистических хозяйственных отношений, поставивших научные знания на службу промышленности – в XVII –XVIII веках зарождается и становится господствующим классический тип научной рациональности Объект познания – природа – рассматривается в ней как механическое устройство, даже человек трактуется как машина. Базовыми для этой формы рациональности были модели, олицетворением которых явилась классическая механика. В них пространство и время представляются как независимые от движения материальных тел, пустые и абсолютно неизменные вместилища. В природе и обществе господствует жесткий детерминизм, согласно которому любые изменения в поведении объектов и систем полностью обусловлены внешними причинами. Первостепенной задачей человечества считается безграничное развитие знаний и их использование для покорения природы. Здесь формирующаяся наука как целенаправленное производство новых знаний как бы вырастает из классической рациональности, подпитываемой, в свою очередь, духовными влияниями, идущими из культуры, обусловливаемой этими влияниями. В истории науки известно немало высказываний выдающихся ученых о существенном влиянии художественной культуры на их творчество. Все знают А. Эйнштейна как создателя новых, нередко парадоксальных идей, приведших к возникновению новых концепций в теоретической физике. Ноне все знают, какую важную роль в зарождении этих идей и построении великим физиком на их основе принципиально новых научных теорий сыграло творчество В. Моцарта, И. Баха, Ф.М. Достоевского. И когда Эйнштейн утверждал, что Достоевский сыграл в его становлении как ученого более существенную роль, чем выдающийся немецкий математик Гаусс, то он имел ввиду не только способность продуктивного воображения, свойственного искусству вообще, поэтике Достоевского в особенности. Он имел ввиду еще особенность творчества этого писателя, концентрирующего водной невероятно напряженной сцене всю сущность своих героев, раскрывающих в парадоксальных поворотах событий всю гармонию и дисгармонию бытия, всю интеллектуальную, эмоциональную, нравственную напряженность человека, как бы вмещающего в себя все парадоксальность единства личности и космоса. Эта особенность творчества Достоевского, как отмечал Б.Г. Кузнецов, была наиболее созвучна той парадоксальности окружающего мира, той достоверности немыслимого парадокса, представленной в трудах Эйнштейна, в которых логический вывод из эксперимента – вывод парадоксальный, включающий коренной поворот, ломку самых фундаментальных традиционных научных представлений [6;516]. Рассматривая социальную обусловленность научного творчества активным воздействием художественной культуры, А. Эйнштейн трактовал такое воздействие не в узко-личностной, а в широкой социальной панораме. Все здание научной истины можно

    121 возвести из камня и извести ее же собственных учений, расположенных в логическом порядке. Но чтобы осуществить такое построение и понять его, необходимы творческие способности художника. Ученый, по мнению А. Эйнштейна, только тогда способен увидеть и научно четко выразить закономерные связи действительности, когда его логика, его аналитический ум подкреплены воображением, интуицией, чувством формы, эстетическим чувством, столь характерным для художника. Недаром он назвал разработанную Н. Бором модель атома работой величайшей музыкальности. Рассмотрение научного творчества в широком социокультурном контексте привело А. Эйнштейна к формулированию, как он выражался, инвариантных идей, играющих весьма существенную роль в прогрессе научных знаний. Среди этих инвариантных идей он выделял в качестве первоосновных - гармонию мира, драматизм познания, наличие изящного и прекрасного в работе ученого, этическое содержание научной деятельности, взаимодействие истины, добра и красоты, как в самой этой деятельности, таки в ее результатах. И особенно - в практическом их применении, в рассмотрении места и роли науки, ее достижений и возможности их использования в контексте всей гуманитарной культуры. Необходимость органического единства поиска научной истины с художественным творчеством и нравственной оценкой как самой научной деятельности, таки особенно ее результатов в применении к различным сферам жизни неоднократно подчеркивали и другие известные естествоиспытатели. И. Пригожин отмечал, что в размышлениях о развитии науки его всегда интересовал один существенный аспект. Это отношение между культурой и наукой. В соответствии с иудейско-христианской традицией между ними существует дуализм. Культура доминирует, что выражается в привилегированном положении человека [14;453]. Крупнейший научный кризис в конце XIX века и последовавшая за ним революция естествознания вначале ХХ века привели не только к возникновению принципиально новых парадигм в большинстве отраслей научного знания, но и к появлению нового – неклассического типа научной рациональности. Сформулированная А. Эйнштейном в рамках неклассического типа рациональности теория относительности опрокинула свойственное классической механике понимание абсолютной одновременности двух событий, разделенных большим пространственным интервалом. Пространство и время в этой картине мира относительны и зависят от распределения материи, от полей тяготения и движущихся в них материальных объектов. А. Эйнштейн доказал, что законы физики одни и те же во всех системах отсчета, движущихся с постоянной скоростью, которая постоянна независимо оттого, как быстро ив каком направлении движется источник света. Он обнаружил, что два события, одновременные водной системе отсчета, не будут одновременными в другой системе отсчета. Это означало коренную трансформацию в понимании сущности времени. Создатель теории относительности очень интересовался парадоксом близнецов, согласно которому один из близнецов путешествует туда и обратно с релятивистскими скоростями и вследствие этого оказывается более молодым, чем его брат (Эйнштейн называл это самой восхитительной вещью. Такие представления будоражили умы не только в научном сообществе, но воспринимались в более широкой культурной среде
    [2;153], те. становились заметным культурным явлением. Поэтому, по авторитетному суждению, высказанному И. Пригожиным и И. Стенгерс, достижения Эйнштейна были восприняты как выдающееся культурное событие [13;41]. Поразительные успехи в развитии физики, генетики, в освоении космического пространства, в разработке и практической реализации идей кибернетики (компьютерная революция, в создании биотехнологий ив других сферах научной деятельности приводят к тому, что наука понимается и интерпретируется в качестве одной из самых развитых форм культуры, оказывающей возрастающее влияние на все другие ее формы.

    122 По утверждению выдающегося английского физика, лауреата Нобелевской премии С.
    Пауэлла, наука превратилась в неотъемлемую и все более растущую отрасль нашей культуры [10;214]. Итак, в условиях все более прочного утверждения научной деятельности неклассического типа рациональности в корне изменились место и роль науки в системе культуры. Если до институционализации науки в XVII – XVIII веках все в духовной жизни европейских стран – в научном познании, художественном творчестве, морали, ценностных ориентациях людей – так или иначе соотносилось с религией, тов ХХ веке все проявления духовности и их воплощения в литературе, музыке, театре, кинематографе, изобразительном искусстве, нравственных исканиях и т.п. – стали сообразовываться с наукой. Осуществляющийся в конце XIX – начале ХХ века переход к
    1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   16


    написать администратору сайта