Трынкин В.В. Мерцания правового поля. Трынкин_Мерцание_правового_поля. Москва 2020 В. В. Трынкин мерцания правового поля удк 34. 01 Ббк 67. 0 Т 80
 Скачать 4.96 Mb.
|
|
Философия и право Позитивизм и метафизика Немало специалистов берётся ныне за философию права, будучи уверенными, что незначительного углубления в философию достаточно для квалифицированных суждений. Насколько такие опыты удаются и насколько точно воссоздаются подлинно философские идеи? Некий весьма энергичный специалист, выступая от имени всего пра- воведения, убеждён, что правоведению практически не нужны метафизи- ческие предпосылки. Правоведение, обращаясь к фактам правовой жизни и к соответствующим обстоятельствам, вполне удовлетворяет свои нужды с помощью познания их обуславливающих причин. Обладая лежащими в их основе аксиоматическими основаниями, наука права идёт вслед за ми- ровоззрением специалиста права и его философской концепцией. При этом данная концепция старается избегать всего, что связано с метафизи- кой [см. Пермяков, с. 92]. Может быть, специалист и уверен в собственной позиции, но она наполнена противоречиями. Когда он ищет опору в пе- речне причин, он неминуемо должен уходить к познанию наиболее глубо- ких причин происходящего, чем, собственно, и занимается метафизика. Также создавая собственную философскую концепцию, специалист обязан найти ей место в целостном философском знании, постоянно имеющем дело с метафизическими проблемами. В противном случае ни на какую философскую концепцию права он претендовать не может. Отвергнув ме- тафизику, специалист, вступая в противоречие с начальной установкой, берётся именовать метафизику общей теорией действительности, некой широкой областью познания, использующей научную методологию и акси- оматические оценки. Они нужны, полагает специалист, для упрощений и схематизаций некоего ограниченного смысла, направленного на поиск ос- нований нормативных определений [см. Пермяков, с. 97-98]. Однако ме- тафизика к общей теории действительности никакого отношения не имеет. Её методология направлена выводы из различных областей знания: мето- дологии науки, политики, права, экономики, искусствознания и т.п. Потому немыслимо и принципиально невозможно использовать в отношении к ме- тафизическим проблемам упрощения, схематизации и аксиоматику, так как философия (и философия права, в частности) постоянно ищет основания, удаляющиеся в сферу метафизики. Любопытно, что посвятив ряд фраг- ментов текста отторжению метафизики от правоведения, специалист, опять, вопреки начальной установке, заявляет о невозможности отказа от метафизики в познании сущности права. Он точно, в этом случае, отмеча- ет, что понятия блага, справедливости, правопорядка относятся к метафи- зическим проблемам [см. Пермяков, с. 100]. Подтвердив свою привержен- ность метафизике, специалист, вроде бы, вступает на путь философии права, приписывая ей заинтересованность в познании формы права. Дан- ный вопрос, полагает специалист, для философии права принципиален, поскольку вне данной формы у права, вроде бы, исчезают и сущность, и его свойства; тогда не познать, в силу отсутствия данных качеств, саму практику социальных отношений [см. Пермяков, с. 122]. Фактически же философия права всегда, в отличие от поверхностных представителей юриспруденции, интересовалась не просто формой, а содержательными основаниями права. Гегель выводил признаки формы лишь из развёрты- вающегося содержания, которое всегда предвосхищает процесс его оформления. Сущность права – это само его разворачивающееся содер- 204 жание. При этом содержание, даже если оно незримо, вовсе не отсутству- ет. Сущность души, например, незрима, но мало кто осмелится утвер- ждать, что её нет. Более того, эта незримая сущность является и основой, и главным регулятором в жизни человека. Потому нет необходимости, воссоздавая позицию философии права, делать акцент на его формаль- ных признаках. Иногда метафизические проблемы обсуждаются в правоведении без всяких предисловий. Специалистом сравниваются между собой законы природы, законы мышления в математике и логике, с одной стороны; нравственные принципы, с другой. Специалист полагает, что все они никак не связаны с эволюцией, развитием. Делает вывод на этом основании об отсутствии полосы отчуждения между техническими и этическими норма- ми [см. Мальцев, 132, с. 521]. Приведённые мною выше божественные предписания действительно даны на все времена. В то же время, крите- рии и принципы нравственности постоянно развиваются, испытывая воз- действие от общих процессов социального развития и изменения условий социального бытия. Математическое мышление и логика также эволюцио- нируют и развиваются. Достаточно сравнить путь от математики Эвклида к математике Лобачевского, путь от математической физики Ньютона к ма- тематической физике Эйнштейна, а затем – к математике искусственного интеллекта; трансформируется традиционная логика в логику математи- ческую, а та – в логику искусственного интеллекта. Но между миром при- роды, техническими, технологическими процессами и построенной на их основе наукой, с одной стороны, нравственной сущностью человеческого общества, с другой, – существует принципиальный водораздел. Это в своё время очень тонко обосновал И. Кант. Нередко специалисты юриспруденции в XXI веке продолжают поль- зоваться отжившими своё формулами марксистской философии. Напри- мер, методологическая культура сравнивается с движением от абстракт- ных, содержательно-бедных определений (тут же некстати названных ём- кими) к узким, конкретным, содержательно богатым [см. Волков, с. 70]. В данном высказывании закодирована простая формула прежней, сталин- ских времён, философии: «от абстрактного – к конкретному», которая бы- ла второй частью первой формулы «восхождение от конкретного к аб- страктному» и подразумевала своеобразный круговорот познающего со- знания. Современное понимание философско-методологической культуры предполагает синтез методологий науки, которые, в свою очередь, содер- жат в себе синтез отраслевых теорий. В каждой из последних содержатся обобщения открытий в конкретной отрасли знания. Каждое открытие пред- полагает описание эксперимента, в котором совершено открытие. Таким образом, целостная философско-методологическая культура предполага- ет движение сознания по всем уровням знания, начиная от опытом совер- шённых открытий, к их описаниям, после – к их обобщениям в отраслевой теории; затем – к теории отдельной науки; после – к целостным методоло- гиям наук, искусства, права, экономики, религии; наконец – к целостному синтезу всего корпуса знаний. На завершающем этапе изучений и обоб- щений происходит трансцендентальный синтез полученных знаний и вы- двигаются прогностические идеи по развитию целостного знания, а также той или иной его области. Непонимание сути целостной методологии познания порождает не- допонимание широты познавательного процесса. Например, специали- стом используется идея Н. Бора: «Есть много истин, но нет Истины». На её основе специалист полагает, что что её можно использовать в виде уни- 205 версального принципа познания. Сам он трактует данную идею, как отри- цание возможности создания единственно верной теории, концепции [см. Гилинский, с. 5]. Однако мнение Н. Бора – одно-единственное из мнений многих физиков. Помимо них существует значительное количество пред- ставителей других наук со своими мнениями. Помимо науки есть мнения представителей права, экономики, политики, религии, искусства, наконец, философии. Именно последняя в процессе своего многовекового развития сумела подняться над всеми мнениями в лице своих величайших предста- вителей и выработать целостную стратегию познания. Эта стратегия, вы- раженная, в конце концов, философией И. Канта, предполагает учёт всего массива знаний (эмпирических, теоретических, методологических, страте- гических), которыми обладают разные отрасли и области знания; а после создание на их основе тончайшего синтеза. Благодаря столь высокому синтезу знаний на уровне подлинной философии можно получить досто- верное представление о подлинной стратегии развития. Такая стратегия, не претендуя на окончательную истину, всё же становится достаточно чёт- ким выразителем фундаментально важных условий, способных повести общественное развитие по верному пути в деле образования новых усло- вий бытия (экономически-социального) и познания. В отношении к фило- софии права точен Михайловский, определяющий основную её задачу, как способ познания глубочайшей сущности права (особого явления социаль- ной регламентации). А затем осуществить связь сущности права и право- вых состояний в целом с мировым разумно-нравственным правопорядком [см. 139, с. 7]. Суть философии права В начале XlX века Гегель высказал мысль, чрезвычайно актуальную для нашего времени. Он обратил внимание на обилие знатоков юриспру- денции, которые начали писать книги по философии права. При этом они даже не старались проникнуть в сущность философии права в её сокро- венном виде, но писали лишь о традиционных юридических проблемах. В связи с тем, что знатоки юриспруденции всюду распространяли свои про- изведения, используя название «философия права и государства», высту- пать от имени философии права и государства стало уже почти стыдно, отметил в итоге Гегель [см. 44, с. 20]. Наступил век XXl, а положение дел с философией права точь-в-точь воспроизводит происходившее два века ранее. И вновь, берясь за анализ юриспруденции с позиции классической философии права, оказываешься перед выбором: не обращать внимания на произведения с аналогичным названием, написанные знатоками юриспруденции; либо выбрать путь освещения их позиций с одновременным обозначением собственного век- тора познания. Я выбрал второй путь, поскольку фундаментальных работ, при всём обилии книг по философии права, пока не было. Кто-то из специ- алистов более чуток и внимателен к философско-правовым учениям, кто- то создаёт собственное представление о данном виде знания и тогда не- вольно попадает впросак. Но сама суть философии права не может зави- сеть от способов её интерпретации, сохраняя в себе внутреннюю идентич- ность. Для меня первостепенна задача осуществить максимальное при- ближение к данной сути, показав несостоятельность её ложных и неточных интерпретаций. Известный специалист вначале обозначает роль философии, как об- щетеоретической основы всех общественных (я добавил бы – и есте- 206 ственных) наук. Тут же ограничивает место общей теории права рамками юриспруденции. Возникает несколько странное уточнение, что философия права в истории была обусловлена становлением общей теории права. И далее следует главный тезис: вроде бы, новый предмет – философия права – зарождается в рамках общей теории права [см. Керимов, с. 68-69]. Позиция специалиста оказывается внутренне противоречивой. Философия права издревле была и остаётся одной из важнейших отраслей филосо- фии, причём развивалась совершенно самостоятельно, вне зависимости от общенаучных дисциплин, к коим относится общая теория права. По- следняя появилась в трудах наиболее глубоких правоведов немецкой ис- торической школы права, достаточно глубоко знакомых с философией права. Штудии более ранних представителей юриспруденции от широты теоретических обобщений далеки, потому вряд ли могут считаться общей теорией права. От теории права, пусть и общей, философия права (как выяснено) отличается охватом множества теорий и методологий из раз- ных отраслей естественно-научного, социального и иных типов знания, их сложнейшим обобщением и обозначением перспективы развития. В этой связи, теория права, даже именуемая общей, была и остаётся частным отраслевым знанием, в целом не выходящим за рамки теории юриспру- денции. Другой известный специалист вначале воспроизводит идею Гегеля об обретении человеком своего разума и постижении им идей, лежащих в ос- нове права. Затем обращается к мысли Ю. Ершова, в которой он отрицает с научной точки зрения умозрительные конструкции, не связанные с ре- альными законодательными процессами и оторванными от них. И вновь воспроизводится ставшей общим местом формула, будто основой зарож- дения философии права является фундамент всего юридического знания [см. Алексеев, с. 8-9]. В данном случае использован приём использования ряда фрагментов у одного из величайших философов, чтобы затем нис- провергнуть роль философии, подменив её общей теорией права. Приём некорректен, поскольку учение даже великого философа права не являет- ся единственным в своём роде. К учению Гегеля следовало бы добавить изучение всех философов, изучавших философию права. Лишь после глу- бокого знакомства с данными учениями и создания собственного взгляда на философию права, можно было бы переходить к её критике или кор- рекции. Впрочем, данное суждение вторично даже в рамках теории, опи- раясь на чужое мнение. Продолжая интерпретировать философию права Гегеля, специалист приписывает ему определение права, как обществом признаваемого обоснования, оправдания того или иного поведения людей, их свободы. В разъяснении акцент делается на достаточном основании, предоставляемом правом для того или иного человеческого поведения [см. Алексеев, с. 10-11]. В реальности право, по Гегелю, не представляет собой оправдания какого-либо поступка или деяния. Гегель не мог идти и от факта признания обществом права, так как основная инстанция, к кото- рой он постоянно обращается – это дух, имеющий всеобщий характер и предшествующий любым общественным инициативам. Право, как духов- ное начало, является, по Гегелю, законом жизни. Соответственно, прави- ла, им образуемые, становятся обязательными не для отдельных обществ (как в юриспруденции), а для человечества на планете [см. 44, с. 231]. Внимание к философии права Гегеля среди специалистов юриспру- денции не единично. Гаджиев оценивает его философий метод. Соотнося между собой понятия юриспруденции и понятия философии, специалист упрекает Гегеля в том, что тот принятые в юриспруденции понятия пред- 207 стают в философии Гегеля в виде правовых образов. Такими образами становятся, вроде бы, «правительство», «государство», «право». У них Ге- гель стирает, якобы, черты разложения, распада, вырождения, а на место них вводятся некие высшие явления, то есть, образы [см. 41, с. 63]. Отме- чу, что Гегель никогда не использовал образы, но только понятия. Основ- ной настрой его философии права состоял, как и у других философов, в поиске оптимальных форм развития права, государства, системы регуля- ции. Философия в этом отношении принципиально отличается от юрис- пруденции тем, что не идёт за практикой несовершенного развития суще- ствующих государств. Она настойчиво и целеустремлённо ищет пути и способы их изменения. Эти пути и способы вполне теоретически понятны, будучи проекциями будущих состояний названных понятий (права, госу- дарства, системы регуляции). И лишь невнимательное сознание способно отнестись к данным проекциям, как к образам. Тот же специалист, также интерпретируя философию права Гегеля, видит её достоинство в раскры- тии важных для юриспруденции проблем действия закона, степеней его детализации, а также специфику правоприменительной практики [см. 41, с. 70]. Любопытно, что ссылка следует не на философско-правовой текст Ге- геля, а на статью Федерального конституционного закона. Однако Гегель никогда не трудился по подсказкам теоретиков позитивного права. И ука- занной темы в его философии права нет. Сам Гегель, например, писал, что обычно в позитивном праве, применяя формальный, не философский метод, создают дефиниции ради соблюдения принципа научности. Дела- ется это для создания тех или иных законодательных определений, забо- тясь лишь о том, что правомерно, а не о том, каковыми должны быть эти и иные более существенные определения государства и права [см. 43, с. 60]. Помимо введения философии права в общую теорию законодатель- ства (не права), есть попытка интерпретировать право в узкой юридиче- ской плоскости, и, в то же время, воспринимать его, как единую унифици- рованную форму всех общественных отношений [см. Ершов, с. 28]. В дан- ном случае использованы два взаимоисключающих понятия: юридическая плоскость всегда ограничена рамками конкретного государства (в лучшем случае – в рамках соотношения отдельных государств посредством меж- дународного права). Тогда как право (в виде правопорядка), представляя собою унифицированную форму всех общественных отношений, прости- рается до масштабов человечества, включая в этот масштаб не только го- ризонталь современных отношений, но и весь массив правовых отноше- ний, состоявшихся в прошлом, а также объём отношений, простирающихся в ближайшее будущее. Вообще, тенденция приспосабливать философию права для нужд общей теории законодательства, является достаточно распространённой. Один из специалистов неожиданно увидел отсутствие различия между философией права и законоведением, заявив, что их прошлое разграничение ныне уступило место объединению этих дисци- плин в рамках юриспруденции [см. Ершов, с. 18]. Хотя ни в прошлом, ни в современности философия права и юриспруденция не представляли еди- ного ствола юридического знания. 117 Философия права всегда представ- 117 Специалистов юриспруденции могли бы смутить знакомые им термины, в частности, термин «юридический» или термин «закон», используемый Гегелем. Действительно, Ге- гель применял данные термины, но они у него были лишь термины , которые, в отличие от глубинных философских знаний, во многом спорны. С такими определениями, утверждал Гегель, внутренний голос человека может вступить в конфликт, либо согласиться. 208 ляла и представляет собой отстранённый анализ теоретических и факти- ческих состояний теории юриспруденции как таковой, как и многих других теорий. Об этом свидетельствует масштаб охвата событий философией и её сущность: разные виды юриспруденции ограничены своими законопо- рядками, соответствующими установкам внутри государств; философия права, как выяснено, охватывает в своём осмыслении правовую жизнь че- ловечества в её целостном бытии. Она выявляет суть лучших открытий своих предшественников из истории, синтезирует их, а также прогнозирует развитие мирового и локальных правопорядков в будущем. Керимов предпринимает наиболее активный опыт сопоставления фи- лософии права и общей теории права. Вначале он заявляет о вызревании в рамках общей теории права нового предмета – философия права. Хотя сохраняет дискуссионность данного вопроса [см. 100, с. 68]. Затем он, всё- таки, признаёт философию общетеоретической основой всех обществен- ных и естественных наук, отводя общей теории права роль обслуживания одной лишь юриспруденции [см. Керимов, с. 69]. Потом неожиданно заяв- ляет, что философия и социология права являются частями общей теории права [см. Керимов, с. 70]. Через ряд страниц специалист вновь видит в философии права фундаментальное основание любого исследования права. И добавляет, что философия права, объединив познавательные возможности всех юридических наук, обогащает потенциал каждой из них [см. Керимов, с. 72-73]. На следующей странице суть юридического метода сводится к созданию правовой теории, а философии права предъявляется обвинение в том, что она, будучи безобъектной дисциплиной, наполненной априорными постулатами, сама по себе существовать не может. Поэтому философии права отводится место быть некой частью общей теории пра- ва [см. Керимов, с. 74]. В итоге специалист противоречит самому себе че- тырежды: вначале он отводит место философии права в рамках и услови- ях развития общей теории права. Затем он признаёт фундаментальность философских знаний. Потом вновь заключает философию права в общую теорию права. Наконец, он вообще исключает самостоятельное развитие философии права, словно обязывая её быть принадлежностью общей теории права. В целом, приведённые выше суждения специалиста свиде- тельствуют об очень невнимательном изучении им сущности философии права. Она принципиально далека от пустого априорного знания. Её суть – глубинное изучение правовых типических событий истории и современно- сти, сведение этих событий в открытую для дальнейшего анализа и разви- тия систему, выведение из этой системы философских универсалий и ос- новополагающих принципов. Данные универсалии и принципы становятся стратегическими вехами развития правоведения и лучших теорий юрис- пруденции, внимательно изучающих эти принципы. Что до запретительных высказываний по поводу возможности самостоятельного существования и развития подлинной философии права, то, как нельзя высказываниями лишить человека воздуха, так нельзя словесно запретить философии пра- ва развиваться в соответствии с собственными условиями и целями. Что любопытно: сопоставления данным специалистом философии и общей теории права на приведённых выше высказываниях не оканчиваются. Он, например, настолько уверился в возможности адаптировать философию права для нужд общей теории права, что допускает «разработку отрасле- выми юридическими науками методологических проблем, которые нередко достигают философско-правового уровня» [см. Керимов, с. 78]. Однако специфичность общей теории права, выращенной в лоне юриспруденции, 209 пока не позволяет подняться на уровень философско-правовых универса- лий и принципов. Наиболее взвешенным является суждение Муромцева, который, не сомневаясь, ставит в зависимость от исследований в философии права всякое историческое или догматическое учение о праве [см. 144, с. 192]. Покровский, один из глубоких специалистов юриспруденции, чувствует боль за юристов-цивилистов, не сознающих естественной и необходимой связи с философией права. Он констатирует, что юриспруденция пока по- гружена в повседневную и кропотливую догматическую работу, а потому её специалисты отвыкли от широкого теоретического анализа проблем права. В отношении к юриспруденции он критично отмечает, что она при решении крупнейших вопросов часто движется беспринципно и наугад. Видит он и причину этого, выражающуюся в зависимости юриспруденции от позитивистской науки и соответствующей её боязни перед любыми ме- тафизическими, а также естественно-правовыми «абстракциями». Покров- ский советует возвысить цивилистические проблемы до общефилософско- го уровня, ощутить биение в них живого общечеловеческого духа [см. 167, с. 2]. К основным вопросам, которые иногда приписывают философии пра- ва, считаются следующие: какова природа права? в чём состоит сущность справедливости? какова особенность прав личности? какова природа пра- вонарушения и наказания? и т.д. [см. Синха, с. 5]. Мне думается, что дан- ный перечень создан произвольно и сам он неполон в плане описания главных философско-правовых вопросов. В частности, указывая какое-то из понятий, странно не указывать его оппозицию. К примеру, сущность справедливости тотчас нуждается в определении сущности несправедли- вости. Там, где описываются права личности, обязательно должны быть и права общественных объединений, а также суть общественного правопо- рядка. Природа правонарушений тотчас выводит на поверхность познания проблему их типологии, а также типологию субъектов правонарушений. Помимо перечисленных вопросов, почему-то не указаны: характер и фор- мы влияния норм права на человека, на деятельность организаций, корпо- раций и на общество в целом; ничего не сказано о важнейшей правой про- блеме – специфике регуляции и управления, и т.п. То есть, в любом слу- чае: идя по пути создания основных вопросов для философии права, нельзя забывать о принципе полноты описания. А так как иные специали- сты добавят ещё вопросы, которые сочтут важными, сам путь постановки предваряющих вопросов едва ли может считаться продуктивным. Как вы- яснено ранее, содержание в своём саморазвёртывании способно само по- родить необходимую сумму проблем для их последующего разрешения. Иногда специалист юриспруденции характеризует близкую к праву отрасль знания. В частности, речь заходит о предмете социологии права. В данный предмет специалистом включается собственно право (та или иная форма его бытия), ни много-ни мало – условия возникновения и функционирования права, сам механизм его действия, наконец, социаль- ные последствия влияния права на общественные процессы [см. Гревцов, с. 13]. Если подходить к предмету социологии права строго, в область её ведения входит лишь последняя часть из перечисленного – социальные последствия влияния права на общество. Первые проблемы (собственно право, условия его возникновения и функционирования, механизм его действия) были и остаются предметом философии права. Философия права, в отличие от социологии, углубляется в ту историческую даль, ко- торая социологию права не интересует. Философия права занята изучени- 210 ем его сущности, социология этим не занимается. Философия права ис- следует внутренние состояния правовой жизни, её внешнее бытие в соци- уме и в человеческой судьбе, а также сопоставляет его внутреннее бытие с внешним в форме их общей взаимосвязи. Социологию права интересуют лишь внешние проявления права. В этой связи, её предмет оказывается качественно беднее и количественно скромнее, нежели предмет филосо- фии права. Немаловажный вопрос для философии в целом, для философии права, в частности – это выявление философско-правовых универсалий. Гаджиев, рассуждая о методе философии права, также вспоминает о дан- ных универсалиях, что отрадно. Однако собственно философские универ- салии он погружает в историю развития наций, относя такие универсалии к универсально-правовым понятиям. К их числу он относит конструкцию права, внутри которой им рассматриваются: воля государства, правовое государство, субъект права, презумпции, фикции, наконец, объективная истина [см. 41, с. 191]. Если обращаться к подлинно философским универ- салиям, то ими окажутся не отдельные понятия, а наиболее существенные события социально-правовой жизни и столь же существенные теоретиче- ские проблемы права. Специалистом в приведённом примере обозначены традиционные понятия юриспруденции. В них нет никакого открытия, по- ражающего сознание своей глубиной содержания и точностью соответ- ствия социально-правовой практике. Конкретно: правовые конструкции – обычный инструмент создания норм в юриспруденции; субъект, предмет и объект права – понятия методологии данной науки; воля государства – своеобразная фикция сознания – точнее говорят о воле народа или о воле правителя; правовое государство – обиходное понятие с вариативным и очень неточным наполнением. О презумпциях и фикциях – традиционных юридических понятиях – вообще говорить не приходится. Кое-кто, также выступая от имени философии права, считает, что у неё нет стремления соперничать с общей теорией права, так как она изу- чает свои собственные специфические проблемы. Юриспруденции, гово- рит он, достаточно указать на волю государства, лежащую в основе права. А у философии права, мол, есть, помимо данной проблемы, много своих моделей правового развития [см. Бачинин, с. 14]. Специалист прав в том, что философии права с общей теорией права соревноваться не имеет смысла – у них слишком разные горизонты охвата социально-правовых проблем, значительно различающаяся глубина познания. Однако фило- софы права никогда не проходят мимо наиболее актуальных проблем в развитии общества, обращая внимание и теорию, а также способы приме- нения юриспруденции, дабы соблюсти полноту описания предмета иссле- дования. К примеру, философ права никогда не употребит понятие «воля государства», прекрасно осознавая, что такого понятия нет в природе, хо- тя можно исследовать волю властных органов или волю народа. Комаров, продолжая различать общую теорию права и философское понимание права, ставит на первое место, в отличие от других специали- стов, именно философию права, являющуюся основанием для теории гос- ударства и права. Верен он и в обосновании своей позиции, указывая на всеобщий масштаб, применяемый философией права [см. 104, с. 120]. Также широко, в масштабе мировой цивилизации, рассматривается право у Ершова, хотя верней всё же было бы говорить о правопорядке. Послед- ний может и вправду иметь локально-государственный, международный и мировой масштабы. Именно правопорядок, в силу своей фундаментально- сти, оказывается выше и масштабнее формально-догматического, классо- 211 вого, не естественно-правого, а политического подходов. Вдруг специалист уходит совсем в иную плоскость, допуская, что объективную логику обще- ственно-правовых закономерностей призвана отразить в действующем за- конодательстве политическая власть [см. 74, с. 22-23]. С одной стороны, несомненно, что не право, а правопорядок способен обладать всеобщим масштабом, регламентируя главные виды деяний представителей челове- чества. И ясно, что такой его масштаб, а также соответствующие ему воз- можности намного превосходят возможности юриспруденции, замкнутой, как правило, в границы собственных государств. Но совершенно непонят- но, по какой причине задача отражения общественно-правовых законо- мерностей возлагается на власть, использующей действующее законода- тельство. Эта задача посильна только подлинно глубоким философам права. Иногда специалист юриспруденции, характеризуя юриспруденцию, выходит к подлинно философской проблеме. Но, даже процитировав од- ного из философов, он не осознаёт его идею и сам масштаб проблемы, а также перспективу, с нею связанную. В частности, характеризуя юриспру- денцию, Бачинин полагает, что ей известен широкий круг вопросов, позво- ляющий уважать саму себя. В то же время, он констатирует, что объём её знаний явно недостаточен, чтобы им окончательно удовлетвориться. В этой связи, возникает отсылка к А. Шопенгауэру и его образу знания в ви- де постоянно расширяющегося шара. Образ намекает на то, что возрас- тающее количество точек на его поверхности свидетельствует о росте неизведанных проблем [см. 19, с. 18]. Может быть, специалист удивится, но его точка зрения, да и образ, предложенный Шопенгауэром, ведут к агностицизму, к отрицанию возможностей познавательного процесса. Но помимо Шопенгауэра над аналогичными проблемами думали и Лейбниц, и Кант. В этой связи, Лейбницем, а вслед за ним, Кантом, создана принци- пиально важная теория достаточного основания. Такое основание не пре- тендует на исчерпывающее раскрытие картины мира, но оно вполне до- статочно для того, чтобы иметь вполне устойчивую точку опоры для дви- жения дальше. Эта точка опоры условна, не окончательна, впоследствии она может быть пересмотрена. Но на данном этапе познания именно она позволяет преодолеть состояние вселенской безысходности, давая ре- альную возможность умножать плоды познания. Такими достаточными ос- нованиями являются, к примеру, философские и иные универсалии. |