Трынкин В.В. Мерцания правового поля. Трынкин_Мерцание_правового_поля. Москва 2020 В. В. Трынкин мерцания правового поля удк 34. 01 Ббк 67. 0 Т 80
 Скачать 4.96 Mb.
|
|
Управление и регуляция в государстве Приведённая формула сущности государства нуждается в содержа- тельных конкретизациях. Значительная её часть прямо или косвенно за- фиксирована в юридических документах, присутствует в практике дея- тельности правительств. Главное учесть лучшее и избавиться, насколько возможно, от худшего. Иногда потребуется привнести нечто важное, прак- тически не упоминавшееся. Содержательный подход к анализу сущности государства предполагает наделение данной сущности необходимыми и достаточными признаками, без которых она оказывается обеднённой. Те, кто сводят сущность государства к властному управлению обще- ством (именуя его государственным), нередко мечутся между достаточной полнотой содержательного анализа, от отображения которой не уйти, и стремлением к вычленению его сути. Так, Брэбан, берясь за анализ власт- ного управления, вначале встаёт на путь постепенного освобождения его сути и от обширной и мозаичной его сферы, каким оно нередко существует в действительности [см. 31, с. 24]. Тем самым, он движется методом ис- ключения, значительно растягивая процедуру объяснения нужного поня- тия. Сознание, отслеживая многие «не», перестаёт видеть сквозной путь к данной сущности. Задав себе обходной путь, специалист спохватывается, поскольку важен не этот путь, а непосредственный выход к пониманию сущности, каким бы он ни был сложным. И становится ясно, что она неми- нуемо обусловлена необходимым и достаточным рядом функций, без ко- торых не возникает целостного понятия сущности государства. Причём, самое главное: к структурам государства, осуществляющим его функции, относятся не только и не столько те, что привычно связываются с органа- ми власти, но гораздо более широкий спектр структур, никак с ними не связанных. Иногда мыслитель, не жалующий вниманием внешние структуры вла- сти, заведомо обедняет сущность государства, связывая её с территорией и обеспечением населения благами. Пример Руссо из этого ряда: он вы- являет, вроде бы, основную цель политической ассоциации, состоящую в оберегании и благоденствии ее членов. Когда же им обозначается, вроде 369 бы, наиболее точный признак сохранности людей и их благоденствия, та- ковым он считает численность и ее рост данной ассоциации [см. Руссо 200]. Стада тоже часто прирастают по числу, однако же их используют на убой. Главным всегда является не родоплеменная характеристика обще- ства, а полнота гражданских прав в нём, благодаря которым общество становится саморегулируемым. Баглай обращает внимание на специфику социального государства. Казалось бы, специалисту предоставляется простор для выведения его наиболее существенных функций. Он констатирует, что такое государство принимает на себя обязанность по заботе о социальной справедливости, благополучии своих граждан, их социальной защищенности. Причём, ему удаётся, в отличие от государства социалистического, органично увязать между собой свободу и социальную защиту социально слабых слоев (без- работных, нетрудоспособных, инвалидов и т. д.) [см. 13, с. 136]. Данные характеристики хороши. Стоило лишь учесть, что подлинное государство в основе своей всегда социально, не занимаясь проявлением внешней за- боты о слабых и обездоленных, поскольку регулятивная система обще- ства, изначально регулирует отношения между дееспособными и недее- способными гражданами на основе критериев справедливости. Замечу, что это – одна из важнейших функций государства, помимо обеспечения целостных и локальных регулятивных процессов. Что до свободы, то она также изначально присуща гражданам подлинного государства, так что её специально обеспечивать нет необходимости. Наоборот, там, где заботу осуществляют властные органы, этот вид заботы всегда оказывается усе- чённым. К примеру, те граждане в России, которым довелось уйти на пен- сию в 2000-2010 гг., получали её в крайне усечённом количестве, которого в принципе не могло хватить на обыкновенное выживание. Ссылаясь на конституции западных государств, Баглай продолжает обозначать признаки социального государства. Часть из специалистов юриспруденции Запада, рассматриваемая им, ограничивала социальные функции такого государства социально-экономическими правами граждан, куда включали право на труд, на отдых, социальное обеспечение, в том числе выдачу пенсий и разных пособий [см. 13, с. 136-137]. Данные функ- ции специалист не комментирует, хотя комментарий безусловно необхо- дим. Право на труд и отдых не могут предоставляться органами власти, так они относятся к естественным человеческим правам. Их можно только отнять, но предоставлять законом бессмысленно. Развивая сущность со- циального государства, с опорой на мировой опыт, специалист уточняет: к новым функциям отнесено, вроде бы, важное условие обеспечения граж- дан работой, охрана наёмного труда; обеспечение роста мелких и средних собственников; также функция заботы о семье, здравоохранении, образо- вании, культуре; функция перераспределения доходов посредством госу- дарственного бюджета; обеспечение прожиточного минимума гражданам. Вновь введённые функции опять даны без комментария, хотя без него не обойтись. Обеспечение граждан работой, вроде бы, является внешним фактором, привносимым в собственную деятельность людей. Хотя, с дру- гой стороны, ка́к может дееспособное население развивать хозяйство, ес- ли граждане не будут обеспечены условиями труда? Данное обстоятель- ство необходимо самому государству. То же самое относится к охране труда: нельзя же лишиться дееспособного населения из-за травм и уве- чий, полученных на производстве. Потому, даже заботясь о работе осла, ему предоставляют и условия труда, и заботятся, чтобы с ним чего-то не случилось – от перегрузки до увечья и смерти. Также странно, что граж- 370 дане обеспечиваются лишь прожиточным минимумом. Однако даже силь- ный человек может иногда оказаться без работы – в состоянии ли он со- хранять свою дееспособность, получая ничтожный минимум средств на своё проживание? Аристотель в этом отношении мыслил гораздо гуманнее, полагая, что нет ничего особенного в делах власти, чтобы просто помогать гражданам обеспечивать скудное существование. Аналогичным образом существова- ло государство с рабским трудом людей. Наоборот, подлинное государ- ство предназначено для обеспечения счастливой жизни граждан. Любо- пытно, что Аристотелем отвергается и модель создания государства ради «предотвращения возможности обид с чьей-либо стороны» [см. 10, 1280а35]. Можно предположить, что государство, во многом настраиваю- щее свои управленческие структуры на полицейскую функцию, способ- ствует тому, чтобы эта функция становится доминирующей, ведущей к си- стематическим нарушениям прав граждан. Так, в частности, не раз проис- ходило в Москве в период эпидемии коронавируса (апрель 2020), когда полицейские применяли чрезмерные меры насилия к гражданам, вышед- шим погулять в пределах разрешённого властями пространства. Нозик встаёт, как и многие философы, на проективный путь, создавая модель оптимального государства. Его основной целью становится созда- ние некоей ситуации, при которой государства как такового нет. Достаточ- но того, полагает он, чтобы граждане использовали в своей жизни нрав- ственные ограничения и вели себя так, как должно. Данное состояние он, как принято, именует анархией, полагая, что она необходима и достаточна для естественного состояния. На исследовании достоинств и недостатков анархии он и собирается остановить своё внимание, противопоставляя её государственной форме жизни людей [см. 149, с. 14]. Мотивирует он своё мнение тем, что любое государство, по мнению анархистов, нарушает нравственные права людей. Хотя, характеризуя нравственные запреты, он не исключает того, чтобы они были навязаны силой. Такую силу он счита- ет источником легитимности всякого фундаментального права государ- ства. Из этих оснований он выводит первичную и единственно легитимную сферу государственной активности [см. 149, с. 16-17]. Сам по себе опыт создания проективной модели государства интересен и перспективен. Хо- тя в нём основные акценты смещены, а кое-что существенное не досказа- но. Нравственные критерии, присутствуя в сознании людей, не могут быть навязаны силой. Невозможно заставить силой любить, быть добрым, справедливым, честным. Специалист не называет субъекта, от имени и по поручению которого возможно применение силы. Он без всяких оснований именует силу источником легитимности права на насилие. Но это замкну- тый круг: сила становится источником силы. Право на насилие неминуемо должно принадлежать субъекту – самому народу, как источнику прав, либо органу власти. К тому же, если появилось легитимное право на насилие, анархия исчезает. Самое главное то, что никакое естественное состояние невозможно без осуществления регулятивных процессов в интересах целого. Они обеспечивают: а) общую организацию создающихся и развивающихся стратегически важных дел и процессов; б) общую организацию по созда- нию и развитию наиболее значимой инфраструктуры; в) общую организа- цию по созданию и развитию нормативной базы, обеспечивающей регла- ментацию наиболее существенных отношений; г) общую организацию по наведению правопорядка и поддержанию обороны страны; д) общую орга- низацию финансово-банковского обслуживания граждан; е) создание 371 справедливого баланса отношений между дееспособным и недееспособ- ным населением и т.д. Потому регулятивные процессы – уже есть тип проявления системы государственной активности и основной признак гос- ударственности. Заменить их никаким естественным состоянием, тем бо- лее, формой анархии, невозможно. Наиболее проблемно существование синтетической формы госу- дарства, в которой сосуществуют противонаправленные система и струк- тура отношений в масштабе единого целого. Для её осознания обратимся к классификации государственных функций, рассмотренных выше. Фактор структурирования и упорядочивания общественных отношений в государ- стве происходит двунаправленно – снизу и сверху. В фундаменте обще- ственных отношений данный процесс совершается благодаря самостоя- тельным социально-регулятивным процессам. Им противостоят формы управления, способы структурирования и упорядочивания, исходящие от органов власти. Общий процесс регулятивно-организационных процессов от этого постоянно словно вибрирует, даёт сбои, склоняясь в ту или иную сторону. Аналогично сосуществуют и противоборствуют нравственно- правовые и морально-законодательные отношения, создавая общий пра- вовой дисбаланс (законы часто не соблюдаются, а люди ведут себя в со- ответствии с божественным, естественным и обычным, иногда – разумным правом). Наиболее ярко правовой дисбаланс проявляется внутри корпо- раций и организаций, несмотря на их внешнюю подчинённость управлен- ческим установкам менеджеров. Остальные функции также сосуществуют в состоянии внутреннего противоборства, когда управленческое начало стремится доминировать, запрещать, принуждать, наказывать; а регуля- тивная система отношений, естественно организующая жизнь и деятель- ность граждан, противопоставляет этому доминированию, запретам, при- нуждениям, наказаниям свои формы пассивного и активного протеста. Пе- речисленные типы коллизий и конфликтов типичны для любой внутригосу- дарственной жизни. Государство и органы власти Государство как механизм власти Иногда вера в традиционные представления ряда специалистов юриспруденции поражает. Одна из таких традиций закрепилась за сущно- стью государства. Словно не осознавая неточности своего утверждения, специалист уверенно заявляет: государство предстаёт, как механизм осу- ществления публичной власти, оно является аппаратом осуществления такой власти [см. Лившиц, с. 11]. Кое-кто за сущность государства выдаёт политическую власть, которую также называет государственной [см. 199, с. 120]. Возникает полное убеждение в том, будто государство и органы вла- сти – это полностью сопоставимые по масштабу, функциям и содержанию синонимы. В XlX веке, кстати сказать, у некоторых государственников представление было точно таким же. Коркунову кажется, будто государ- ство, будучи субъектом действия, концентрирует в своих руках всю прину- дительную власть в данном обществе, представая в виде могущественной силы [см. 110, с. 31]. Мысленно переместимся в наше время. Казалось бы, вдумчивый специалист также уверенно заявляет, что государство следует рассматривать, как организацию власти в обществе, присоединяя, по сюда и территориальный признак [см. Нерсесянц, 147, с. 248]. Далее по тексту последует небольшая коррекция, согласно которой государство преобра- 372 зуется в правовую форму (правовой тип), но суть его останется прежней – организация и функционирование политической публичной власти [см. 147, с. 532]. Хотя в тексте данного специалиста разрабатывалась либер- тарная теория права, в соответствии с которой следовало бы изменить и сущность государства. Кое-кто, в соответствии с марксистской традицией, помимо упоминания о государстве, как организация политической публич- ной власти, делает её зависимой от господствующего класса. И вновь гос- ударству, как реально существующему субъекту действия, приписывается факт владения специальным аппаратом управления и принуждения. В ито- ге государство, опять в виде субъекта действия, вроде бы, осуществляет руководство обществом посредством политической власти в масштабах всей страны [см. 153, с. 43]. То же во французской традиции, где государ- ство, как бы, имеет возможность само осуществлять контроль за всеми другими юридическими лицами. Конкретно: государство способно, вроде бы, контролировать само их существование, создавать и упразднять их [см. Брэбан, с. 68]. В нашей традиции достаточно типична мысль о госу- дарстве, том же самом, вроде бы, одушевлённом субъекте действия, спо- собном создавать нормы и правила, санкционировать и охранять их [см. Байтин, с. 65]. Добрынин преобразует государство в универсальную обще- ственно-политическую организацию, выходя, казалось бы, к его сущности. Но нет, эта организация также превращена в одушевлённый субъект дей- ствия, имеющий возможность обладать публичной властью, также специа- лизированным аппаратом управления социальными процессами. Учтём, что специалист считает свою точку зрения традиционной [см. 67, с. 36-37]. Хотя по логике взаимосвязи субъекта и объекта отношение должно было бы воспроизводятся в обратном порядке: власть, управляя обществом, в реальности обладает всеми его ресурсами. Тихомиров полагает, что госу- дарство обладает даже кругом полномочий. Данное мнение приписывает- ся науке теории государства и права, которая изучает как содержание пра- восубъектности, так и объем прав государства, связывая их с понятием суверенитета. Такое государство имеет также возможность само осу- ществлять свою власть, используя для этого все необходимые средства [см. 203, с. 146]. Хотя понятно, что кругом полномочий способны обладать только одушевлённые лица, в данном случае, то лицо, которое возглавля- ет верховную власть. Возникает естественный вопрос: зачем же вносить сумбур в понятий- ную структуру и в головы людей? Ведь большинство современных полити- ков и граждан, следуя устоявшейся терминологии, также постоянно под- меняют верховную власть понятием «государство». Государство в теоре- тической интерпретации получило возможность владеть управленческими органами, с их помощью создавать правовые нормы, охранять и гаранти- ровать их соблюдение. То есть, именно государству (не власти и её пред- ставителям) предписана возможность прямого воздействия на право [см. 199, с. 9]. Неразбериха вошла даже в работы по гражданскому праву, в ко- тором написано, что государство не может быть составной частью систе- мы права, так как, будучи субъектом правосознания, само обладает спо- собностью формировать эту систему. Может быть, по этой причине госу- дарство, как считает специалист, признаётся в виде юридического лица (подобного человеческому), как в административной, так и в судебной практике [см. Брэбан, с. 63]. Хотя, будучи масштабнейшей системой отно- шений, государство, разумеется, никаким лицом быть не может. Наконец, есть и ещё одно словоупотребление, о котором, похоже, мало кто задумывается. Оно выглядит так: основными субъектами внут- 373 ренних и внешних отношений выступают государства. Во внутренних от- ношениях ими становятся края, области, города федерального значения, а также, автономные области и округа. Без всяких сомнений утверждается, что именно данные субъекты предстают в виде участников конституцион- ных правоотношений в целом, хотя иногда упоминаются также органы гос- ударственной власти и управления. Лишь в самом конце возникает упоми- нание о должностных лицах, представляющих данные органы и страну [см. Баглай, 13, с. 25]. Хотя очевидно, что подлинными субъектами всех без ис- ключения отношений являются люди, возглавляющие те или иные органы, посредством которых могут быть представлены страны на международной арене, а также более мелкие политические образования внутри самих гос- ударств. Но, несмотря на эту очевидность, во всех СМИ и в речах полити- ков часто реальные субъекты действия, возглавляющие те или иные орга- ны, не упоминаются, а звучат названия стран. В результате за деяния, со- вершаемые конкретными лицами, обязаны, вроде бы, отвечать народы разных стран, к этим деяниям никак не причастные. Особенно жгучий вид данная подмена имеет во время объявления войн. Сами народы очень ча- сто воевать не хотят и войны не объявляют. Но они вынуждены вступать в войну с другим народом, хотя подлинный конфликт, вызвавший военные действия, нередко обусловлен честолюбивыми притязаниями конкретных лиц – так называемых, правителей. Таким образом, большинство специалистов позитивного права, может быть, из-за невнимательности, или из-за чрезмерного доверия традицион- ным взглядам, совершило ряд оплошностей в отношении к государству. Первая и главная – не осмыслена и чётко не сформулирована его подлин- ная сущность, как чрезвычайно сложная общая регулятивная система от- ношений, состоящая из системы регулятивных отношений народа и струк- туры управления, осуществляемой органами власти. В этом плане госу- дарство не было и не может быть одушевлённым действующим лицом. Вторая оплошность вытекает из первой: не разобравшись в сущности гос- ударства, большинство специалистов юриспруденции превратило в своём сознании государство в активный субъект действия, приписав ему ряд со- вершенно не свойственных ему функций. Государство, таким образом, значительное по масштабу и сложности внутренних взаимодействий це- лое, было отождествлено с единственной структурой, именуемой верхов- ной властью и лицами, к ней причастными. Такое отождествление в корне неверно и с логической (часть не равна целому), и с фактической точки зрения: государство, как сложная управленческо-регулятивная система, никак не тождественно главному властному, но всё же органу одной из его структур, представленной конкретными субъектами. |