Теория_метафоры_сборник_статей_copy (3). Н. Д. Арутюновой
 Скачать 3.06 Mb.
|
|
(L), синонимичного ему. Ответ гласит то, что обозначает М в его буквальном употреблении, похоже на то, что обозначает L. Насколько все это информативно Конечно, хочется думать о сходствах как об объективно данном, чтобы на вопрос вида Похоже ли А на В в отношении Р всегда можно было дать ясный и определенный ответ. Но если бы это было так, ток сравнениям можно было бы приложить правила столь же четкие, как те, на которых построена физика. Однако сходство всегда имеет степени, поэтому действительно объективный вопрос должен принять несколько иную форму Является ли А больше похожим на В, чем на С, по некоторой шкале признака Р Однако, чем точнее становятся наши вопросы, тем быстрее исчезает смысли сила употребления метафорических утверждений. Мы нуждаемся в метафорах как разв таких случаях, когда не может быть и речи о какой-либо точности, тем более о точности научных утверждений. Целью метафоры не является замещение формального сравнения или любого другого буквального утверждения, у нее — свои собственные отличительные признаки и задачи. Когда мы говорим «X есть М, мы часто тем самым постулируем существование некоторой воображаемой связи между Ми воображаемым L или, скорее, неопределенной системой L 1 , L 2 , L 3 ...), хотя без метафоры нам было бы трудно найти какое-либо сходство между Ми. В ряде случаев было бы более правильно говорить, что метафора именно создает, а не выражает сходство А сейчас я перейду к рассмотрению подходов, которые буду называть интерак- ционистской точкой зрения на метафору (interaction view). Намой взгляд, она лишена главных недостатков субституциональной и сравнительной точек зрения и проникает в суть употребления метафор и границ самого этого понятия 15 Начнем со следующего утверждения Когда мы используем метафору, у нас присутствуют две мысли о двух различных вещах, причем эти мысли взаимодействуют между собой внутри одного-единственного слова или выражения, чье значение как рази есть результат этого взаимодействия см. наст. изд, с. 46] 16 . Понять, что здесь имеется ввиду, нам поможет проведенный с этих позиций анализ одного из самых первых примеров, The 162 poor are the negroes of Europe 'Бедняки — это негры Европы. Согласно субститу- циональной точке зрения, здесь в неявном виде что-то говорится о бедняках Европы. (Но что именно Что они угнетенный класс, вечный вызов официально провозглашаемым идеалам, что бедность — наследуемая и несмываемая черта) Согласно сравнительной точке зрения, это выражение содержит сравнение между бедняками и неграмотными. В противовес обеим этим точкам зрения, Ричардс бы сказал, что наши мысли о европейских бедняках и американских неграх взаимодействуют и проникают друг в друга, чтобы в результате породить новый смысл. Если я не ошибаюсь, это означает, что в данном контексте фокусное слово негры приобретает новое значение, о котором нельзя сказать, ничто оно полностью совпадает со своим буквальным значением, ничто оно равно буквальному значению любого другого слова, допустимого данным контекстом. Новый контекст (рамка метафоры, в моей терминологии) вызывает расширение значения фокусного слова. Ричардс, похоже, имеет ввиду, что для того, чтобы метафора работала, читатель постоянно должен сознавать расширение значения и обращаться к старому и новому значениям одновременно 17 Но как происходит это расширение или изменение значения С одной стороны, Ричардс говорит об общих признаках двух имен (бедные и негры) как об основе метафоры (наст. изд, св силу чего в своем метафорическом употреблении слово (или выражение) должно обозначать или относиться только к выборке из характеристик, которые присущи слову в его буквальном употреблении. Это, однако, представляется возвращением к прежней, более поверхностной точке зрения, которую Ричардс как рази пытался обойти. Когда Ричардс говорит, что читатель должен связать два предмета (наст. изд, сон находится на более верном пути. В этом соединении и кроется тайна метафоры. Говорить о взаимодействии двух мыслей, бьющих в одну точку (или об их взаимном влиянии и содействии, — значит прибегать к метафоре, надеясь на правильное восприятие ее опытным читателем. Яне вижу ничего плохого в использовании метафор в разговоре о метафоре. Наоборот, их надо использовать сразу несколько, чтобы предупредить однобокость понимания. Попробуем, например, поговорить о метафоре как о фильтре. Рассмотрим следующее высказывание Man is a wolf 'Человек — это волк. Здесь можно выделить два субъекта главный субъект (principal subject) — человек (или люди) — и вспомогательный субъект (subsidiary subject) — волк (или волки. Ясно, что если читатель вообще ничего не знает о волках, то истинный смысл предложения останется ему неизвестен. Впрочем, от читателя здесь требуется не так уж много надо, чтобы он знал стандартное словарное значение слова волки был способен употребить это слово в его буквальном значении, — точнее, чтобы читатель 163 знал то, что дальше я буду называть системой общепринятых ассоциаций (The system of associated commonplaces). Представьте себе человека, который, не будучи специалистом по волкам, говорит то, что он считает истинным об этих животных набор его утверждений и будет приближаться к системе общепринятых ассоциаций, связанных со словом волк. Я полагаю, что у представителей одной и той культуры ответы на предложенный тест должны быть довольно близкими, и даже уникальный знаток волков все-таки будет знать, что думает о них простой человек. В отличие от научного знания система общепринятых ассоциаций может содержать полуправду и даже ошибочные сведения (например, часто распространено представление о ките как о рыбе, но для метафоры важна не истинность этих ассоциаций, а их быстрая активизируемость в сознании. (В силу этого метафора, действенная в рамках одной культуры, может оказаться абсурдной в другой. Там, где верят, что в волков вселяются души умерших людей, утверждение Человек — это волк будет интерпретироваться иначе, чем нами. По-другому это можно выразить следующим образом. Употребление слова волк в его буквальном значении следует синтаксическими семантическим правилам, нарушение которых ведет к абсурду или противоречию. Кроме того, я считаю, что буквальное употребление слова обычно создает у говорящего некоторый набор стандартных представлений (beliefs) о волках и эти представления в принципе разделяются всеми членами данной языковой общности. Отрицать какие- либо из этих представлений (например, утверждать, что волки не едят мяса или что их легко приручить) — значит говорить заведомые парадоксы и провоцировать со стороны слушающего просьбу объяснить сказанное. Когда человек произносит слово волк, молчаливо предполагается, что он непременно имеет ввиду свирепое, плотоядное, вероломное и т. д. животное. Идея волка является частью общей системы идей и представлений, пусть не вполне четко очерченных, но все же достаточно определенных для того, чтобы позволить детальное перечисление. Следовательно, эффект (метафорического) использования слова волк применительно к человеку состоит в актуализации соответствующей системы общепринятых ассоциаций. Если человек — волк, то он охотится на остальных живых существ, свиреп, постоянно голоден, вовлечен в вечную борьбу и т. д. Все эти возможные суждения должны быть мгновенно порождены в сознании и тотчас же соединиться с имеющимся представлением о главном субъекте (о человеке, образуя пусть даже необычное сочетание смыслов. Если метафора вообще приемлема, то все происходит именно так — по крайней мере в общих чертах. В рассматриваемом случае слушатель, чтобы построить нужную систему импликаций относительно главного субъекта, будет руководствоваться системой импликаций о волках. Полученные импликации не будут совпадать с общепринятыми ассоциациями, вызываемыми буквальными употребле- ниями слова человек. Новые импликации детерминированы системой имплика- ций, актуальных для буквального употребления слова волк. Те присущие человеку черты, о которых без всякой натяжки можно говорить на волчьем языке, сразу окажутся важными, а другие отойдут на задний план. Метафора человека- волка устраняет одни детали и подчеркивает другие, организуя таким образом наш взгляд на человека. Предположим, что я смотрю на ночное небо через закопченное стекло, на котором в некоторых местах прорисованы чистые линии. Тогда я буду видеть только те звезды, которые лежат на этих линиях, а картину звездного неба можно будет рассматривать как организованную системой этих линий. Нельзя ли считать метафору таким же стеклом, а систему общепринятых ассоциаций фокусного слова сетью прочерченных линий Мы как бы смотрим на главный субъект сквозь метафорическое выражение — или, говоря другими словами, главный субъект проецируется на область вспомогательного субъекта. (Согласно последней аналогии, система импликаций фокусного выражения может рассматриваться как определяющая закон проекции) Или возьмем другой пример. Предположим, что я задался целью описать военное сражение словами, взятыми из шахматной терминологии. Эти слова зададут систему импликаций, которая будет контролировать описание сражения. Выбор шахматного языка повлечет за собой упорна вполне определенные особенности сражения при игнорировании других особенностей. Организованное таким образом описание оказалось бы разрушенным при изменении точки отсчета. Шахматная терминология выступает, таким образом, в виде фильтра, иона не только регулирует отборно и приписывает особую значимость тем аспектам сражения, которые при другом способе описания могли бы остаться незамеченными (подобно небесным телам, которые можно увидеть только в телескоп. Мы не можем также не сказать о сдвигах, которые вследствие использования метафорических выражений происходят в нашем отношении к тем или иным объектам. Волк (конвенционально) считается животным, вызывающим страхи ненависть, и назвать человека волком — значит подразумевать, что он тоже вызывает страхи ненависть (и, таким образом, закрепить и усилить негативное отношение к волкам. Что касается шахматного языкато его обычное использование, служащее целям описания соответствующей игры, полностью лишено эмотивности: описать сражение в терминах шахматной игры — значит остаться бесстрастным ко всему тому, что могло бы затронуть сферу чувств. (Такого рода побочные явления не столь уж редки ив философии при использовании метафор) «Интеракционистская точка зрения, будучи проведенной до конца, обязательно должна содержать указание на то, что некоторые признаки из системы общепринятых ассоциаций сами испытывают ме- тафоризацию при переходе от вспомогательного субъекта к главному. Но эти изменения вряд ли могут быть объяснены в рамках имеющейся теории. Конечно, можно сказать, что основная метафора анализируется с помощью ряда подчиненных метафор, но тогда объяснение возвращается в исходную точку или же ведет к дурной бесконечности. На это в свою очередь могут возразить, что не все изменения значения в системе общепринятых ассоциаций могут рассматриваться как метафорические сдвиги. Многие из них лучше рассматривать как простое расширение значения, поскольку они не основываются на связи между двумя системами концептов. Яне берусь объяснить, как происходит такое расширение или сдвиг значения, ноне думаю, что ко всем случаям подошло бы одно и тоже объяснение. (Наум сразу же приходит аналогия, но более внимательное рассмотрение показывает, что одной аналогии недостаточно изменения значения часто контекстно обусловлены, а иногда вообще не поддаются рациональному объяснению) Яне склонен отрицать, что метафора может содержать подчиненные метафоры, но, как мне кажется, эти метафоры обычно не столь «эмфатичны», то есть их импликации не акцентируются. (Импликации метафоры подобны обертонам музыкального аккорда приписывать этим импликациям слишком большую силу было бы столь же нелепо, как стараться заставить звучать обертоны также громко, как основные тоны) Впрочем, главная и подчиненная метафоры обычно принадлежат одной и той же области дискурса и поэтому усиливают одну и туже систему импликаций. И наоборот, если качественно новые метафоры возникают тогда, когда главная метафора неясна до конца, то есть риск запутаться окончательно (смешанные метафоры вообще не одобряются. Таким образом, если изложенная в этом разделе точка зрения претендует на адекватность, она нуждается в коррекции. Обращение к общепринятым ассоциациям будет удовлетворять только самым стандартным случаям, когда автор просто опирается на объем общего знания (в том числе и ошибочного, имеющегося у него самого и у читателя. Нов стихах или в хорошей прозе писатель может прежде создать новую систему импликаций для буквальных значений ключевых выражений, которые затем он употребляет метафорически. (Например, автор, путем разъяснения того значения слова контракт, которое он имеет ввиду, может подавить нежелательные импликации, присущие этому слову, чтобы потом спокойно приступить к изложению одобряемой им контрактной теории суверенитета. Или хорошо знающий волков биолог может рассказать нам о них много интересного, и его описание человека как волка будет сильно отличаться от обычного использования этого выражения) В основе метафор 166 могут лежать, как общепринятые ассоциации, таки созданные специально для конкретных случаев системы импликаций: им необязательно быть уже готовым изделием, они могут быть созданы по специальному заказу. Было бы упрощением считать, что система импликаций метафорического выражения не испытывает воздействия со стороны метафорического утверждения. Предполагаемая сфера употребления детерминирует характер нужной системы как если бы звезды могли задавать некоторые параметры стекла, через которое ведется наблюдение. Конечно, назвать человека волком — значит увидеть его в особом свете, ноне надо забывать и о том, что метафора позволяет посмотреть другими глазами и на волка и увидеть в нем что-то от человека. Такими изменениями взгляда мы обязаны исключительно метафоре. Я надеюсь, что «интеракционистская точка зрения способна вместить подобные усложнения. VI Поскольку предыдущее изложение было посвящено преимущественно анализу и разбору примеров, тов этом разделе было бы уместно сформулировать и представить в виде резюме основные различия между «интеракционистской» точкой зрения, с одной стороны, и «субституциональной» и сравнительной точками зрения — с другой. «Интеракционистская» точка зрения, как она была изложена мной, сводится к следующим семи требованиям (1) Метафорическое суждение имеет два различных субъекта — главный и вспомогательный) Эти субъекты зачастую выгоднее рассматривать как системы (systems of things), чем как глобальные объекты (things). (3) Механизм метафоры заключается в том, что к главному субъекту прилагается система ассоциируемых импликаций», связанных со вспомогательным субъектом. (4) Эти импликации обычно есть нечто иное, как общепринятые ассоциации, связанные в сознании говорящих со вспомогательным субъектом, нов некоторых случаях это могут быть и нестандартные импликации, установленные автором ad hoc. (5) Метафора в имплицитном виде включает в себя такие суждения о главном субъекте, которые обычно прилагаются к вспомогательному субъекту. Благодаря этому метафора отбирает, выделяет и организует одни, вполне определенные характеристики главного субъекта, и устраняет другие. (6) Это влечет за собой сдвиги в значении слов, принадлежащих к той же самой семье или системе, что и метафорическое выражение, и некоторые из этих сдвигов, хотя и не все, могут быть метафорическими переносами. (Вторичные метафоры должны, однако, прочитываться менее «эмфатично».) 167 (7) Не существует, вообще говоря, никаких предписаний относительно обязательности сдвигов значения — никакого общего правила, которое позволило бы объяснить, почему некоторые метафоры проходят, а другие нет. Простое сравнение показывает, что пункт (1) несовместим с простейшими формами «субституциональной» точки зрения, пункт (7) в самой своей формулировке расходится со сравнительной точкой зрения, а остальные пункты дают основание считать сравнительную концепцию неадекватной. Однако не стоит чрезмерно подчеркивать различия между этими тремя воззрениями. Если бы мы стали настаивать, что только примерам, удовлетворяющим всем семи перечисленным требованиям, дозволено считаться истинными метафорами, мы должны были бы ограничить правильное употребление слова метафора очень узким кругом случаев. Полностью принять это определение — значило бы свести рассмотрение только к исключительно интересными сложным примерам. Такое сужение обычного употребления слова метафора оставило бы нас без подходящего термина для описания более тривиальных примеров, а ведь для них «субституциональная» или сравнительная точки зрения зачастую выглядят более убедительно, чем «интеракционистская». Вопрос может быть решен путем классификации метафор на случаи субституции, сравнения и взаимодействия. Для философии имеет значение только последняя разновидность. Что касается метафор-субститутов и метафор-сравнений, то они вполне могут быть заменены буквальными переводами (исключая, возможно, случаи катахрезы) — конечно, с потерей некоторой доли обаяния остроты и живости, но без потери когнитивного содержания. А метафоры взаимодействия невосполнимы. Их механизм требует, чтобы читатель использовал систему импликаций (или систему общепринятых ассоциаций, или особую систему, созданную для данного конкретного случая) как средство для выбора, акцентирования и связывания в систему признаков, важных для некоторой другой сферы. Такое использование вспомогательного субъекта в целях более глубокого понимания характера главного субъекта — особая интеллектуальная операция (хотя и знакомая нам по опыту изучения чего бы тони было, требующая одновременного наличия в сознании представлений об обоих субъектах, ноне сводимая к простому их сравнению. Предположим, что мы захотели передать когнитивное содержание метафоры взаимодействия простым языком. Мы, конечно, с успехом можем назвать некоторое количество релевантных связей между двумя субъектами (хотя в силу расширения значения, сопровождающего сдвиг в импликационной системе вспомогательного субъекта, нельзя ожидать слишком многого от буквальной парафразы. Но полученные неметафорические утверждения не обладают и половиной проясняющей и информирующей силы оригинала. Импликации, выделение и упорядочение которых согласно степени их приоритета и важности составляло приятную обязанность самого читателя, теперь все предъявлены ему открыто — и как бы имеют равный статус. Буквальная парафраза неизбежно говорит слишком много, причем сне- правильной эмфазой. Я особенно хочу подчеркнуть, что в данном случае речь идет о потерях в когнитивном содержании. Недостатки буквальной парафразы заключаются не в утомительном многословии, чрезмерной эксплицитности и дефектах стиля, а в том, что она лишена того проникновения в суть вещей, которое свойственно последней. Впрочем, разъяснения оснований метафоры — которые, только не надо рассматривать как адекватный в когнитивном отношении субститут метафоры — могут быть чрезвычайно плодотворны и полезны. Ее Величеству Метафоре это может повредить не больше, чем музыке — изучение ее гармонической и мелодической структуры. Конечно, метафоры опасны — и, возможно, наиболее опасны в философии. Но запретить их использование — значит намеренно ограничить способности нашего разума к поиску и открытию 21 ПРИМЕЧАНИЯ 1 Метафорически может быть использована любая часть речи (хотя в случае союзов результаты неинтересны, а место фокуса метафоры не является синтаксически фиксированным. 2 Здесь я пользуюсь терминологией «интеракционистской точки зрения на метафору, которая будет рассмотрена ниже. 3 Я хочу, чтобы здесь это слово прочитывалось с минимальной силой, какая только возможна Заметим, что этот тип парафразы обычно содержит намек на некоторую провинность автора метафоры. Считается, что говорящий должен всегда стремиться к точному выражению своих мыслей, — а метафора лишена необходимой четкости и лишь вуалирует неясность и неопределенность мысли. 5 В статье Фигура читаем Фигура любая из многих форм выражения, нарушающая правила расположения или употребления слови придающая повествованию красоту, разнообразие или силу. Примеры фигур апосиопеза, гипербола, метафора и т. д. Последовательное проведение этого определения привело бык отказу от статуса метафорических за теми переносными употреблениями слов, которые не служат красоте, разнообразию или силе. Разве разнообразие (variety) автоматически оправдывает любой перенос Впрочем, определение, которое приводится в Оксфордском словаре, ничуть не лучше определения Уэйтли. Там, где Уэйтли говорит о слове, которое выступает в роли субститута, Оксфордский словарь предпочитает говорить об имени или дескриптивном выражении. Если здесь кроется попытка свести метафоры к существительными прилагательным, то она бесплодна. Если нетто что же тогда имеется ввиду под дескриптивным выражением И почему обращение Уэйтли к сходству или аналогии ограничивается в конце концов только сходством 6 См. статью [3], где нас дается определение метафоры, о которой говорится как об особом случае неточности (неряшливости — taming). Статья заслуживает, чтобы ее прочитали полностью Оксфордский словарь английского языка определяет катахрезу бедующим образом «Катахре- за неправильное использование слов употребление имени по отношению к объекту, который данное имя не обозначает злоупотребление тропами или метафорой. Мне бы хотелось устранить содержащийся в этом определении уничижительный смысл. Нет никакого злоупотребления в том, чтобы старое слово послужило новым задачам. Катахреза — это просто яркое проявление трансформации значения, явление, которое постоянно происходит в любом живом языке. 8 Трудно себе представить, чтобы сейчас кто-нибудь произносил эту фразу и вкладывал в нее какой-либо смысл. А ведь в отсутствии естественного контекста употребления любой анализ' выражения может оказаться неубедительным, самоочевидными в силу этого бесполезным. 8 Детальное обсуждение этого примера, дополненное диаграммами, можно найти у Густафа Стерна [9, р. 300 и сл.]. Стерн стремится показать, что читателя ведет контекст в выборе из конно- таций слова лев признака храбрости, который подходит Ричарду-человеку. Я буду считать эту точку зрения разновидностью субституциональной теории. 10 Аристотель приписывает использование метафоры удовольствию узнавания Цицерон говорит о радости от умения автора преодолеть обычное, изобрести живой способ представления предмета. Об этих и других традиционных взглядах см. [5]. 11 Так, Стерн о фигурах речи пишет, что они выполняют экспрессивную и воздействующую функции речи и делают это лучше, чем обычные утверждения [9, р. 296]. Метафора осуществляет возвеличивание (Steigerung) предмета, и факторы, ведущие к ее использованию, лежат в области экспрессии и воздействия на адресата, ноне затрагивают символическую и коммуникативную функции (там же, с. 290). Таким образом, получается, что метафоры могут выражать чувства и вызывать чувства — но при этом обычно ничего ве сообщают. 12 См. [10]. Далее Уэйтли проводит различие между Сходством в строгом смысле слова, то есть непосредственным сходством между самими рассматриваемыми объектами, например, мы говорим о table-land 'плоскогорье, плато' (букв, table 'стол' — land 'земля) или сравниваем большие волны с горами, и Аналогией, которая есть сходство логическое, то есть перенос некоторых признаков на другие объекты (например, мы говорим о свете разума, об открытии и сравниваем раненого и взятого в плен воина с выброшенным на берег судном. 13 Сравнительная точка зрения, возможно, берет свое начало из следующего короткого определения в Поэтике Аристотеля Метафора есть перенесение необычного имени или с рода на вид, или с видана родили с видана вид, или по аналогии [1, 1457b]. У меня нет возможности уделить то внимание аристотелевским рассуждениям, которого они заслуживают. Серьезные аргументы в пользу взгляда, берущего начало у Аристотеля, можно найти в работе [4, особ. си сл.]. 14 Если бы была возможность остановиться на сравнительной точке зрения более подробно, то можно было бы сказать ещѐ очень многое. Так, было бы интересно рассмотреть случаи, когда формальному сравнению предпочитается метафора. Сравнение часто предваряет эксплицитное изложение оснований сходства, в то время как, от метафоры странно было бы ожидать, чтобы она объясняла самоѐ себя. (Ср. разницу между сравнением человеческого лица с волчьим путем поиска сходных черти видением человеческого лица как лисьего (vulpine 'лисий, коварный. Однако бесспорно, что граница между некоторыми метафорами и сравнениями не является жесткой. 16 Лучшими здесь являются работы Ричардса, особенно гл. 5 и 6 его книги Философия риторики см. наст. изд, с. 44 — 67], Гл. 7 и 8 другой его книги [7] посвящены приблизительно тем же проблемам. В книге У. Б. Стэнфорда Греческая метафора содержится очень хорошее изложение того, что он называет теорией интеграции (integration theory) [8, особ. си сл.]. К сожалению, оба автора испытывают затруднения в прояснении 170 природы позиций, которые они отстаивают. Гл. 18 книги У. Эмпсона Структура сложных слов [6] представляет собой весьма интересное обсуждение взглядов Ричардса на метафору. 16 Ричарде также говорит, что в основе метафоры лежит заимствование и взаимодействие идей и смена контекста (наст. изд, с. 47). Метафора, указывает он, требует двух идей, которые взаимодействуют в общем значении (с. 60). 17 Возможно, это заставляет Ричардса утверждать, что мнение о том, что результатом метафоры является отождествление предметов, почти всегда неверно и приносит вред (наст. изд, с. 64). 18 Обычно Ричарде старается показать, что сходство между двумя именами является в лучшем случае частью базиса для взаимодействия значений в метафоре. 19 Это отмечается довольно часто, например Метафорическое выражение, когда оно употреблено уместно, придает стилю достоинство, ибо предоставляет нам две мысли вместо одной (Сэ- мюэль Джонсон) см. наст. сизд., с. 46]. Выбор названий для субъектов затруднителен. См. ниже замечание о терминологии (прим. 21). 20 Я испытываю сильное желание согласиться с утверждением Эмпсона, что термин метафора вообще-то должен соответствовать скорее тому, что сами говорящие ощущают как яркое, нестандартное употребление слова, чем относиться к таким выражениям, как ножка стола [6, р. 333]. Однако здесь мы рискуем полностью подиасть под власть определения и таким образом сузить границы изучаемого явления. 21 Замечания о терминологии) Для метафор, которые удовлетворяют субституциональной или сравнительной точке зрения, нужно учитывать следующие факторы (1) некоторое слово или выражение Е, (2) встречающееся в некоторой словесной рамке F, так что (3) F (E) является рассматриваемым метафорическим утверждением (4) значение т' Е, которое Е имеет в F (Е, (5) тождественно буквальному значению |