Логика. Учебник. Н. в путь Гегеля к Науке Логике Формирование принципов системности и историзма. Мс Номер страницы следует за содержащимся на ней текстом Книга
 Скачать 1.4 Mb.
|
|
(Надо отметить, что резкая по содержанию полемика Гегеля с Фихте носит уважительный по форме характер - в основе своей это дискуссия с коллегой, философствование которого безоговорочно признается, те. относящимся к сути и специфике философского мышления. В приложении Ге- гель разбирает полемику Рейнгольда против Фихте и Шеллинга (Рейнгольда, когда-то восторженного поклонника кантианства и фихтеанства, но потом, как саркастически свидетельствует Гегель, многократно объявлявшего - letzte Beendigung der Beendigungen - философской революции. Гегель категорически отметает рейнгольдовы критические такого рода -де обрела в системах Фихте и Шеллинга свои принципы и свою философию. Гегелевскую критику полемических произведений Рейнгольда - это небезынтересное свидетельство размежевания в рамках философского сообщества Германии - мы вынуждены оставить в стороне. Отметим только, что Гегель выступает против идеи Рейнгольда, согласно которой надо выдвинуть на первый план и, отвергнув 29. Но ведь это, по сути дела, и критика Гегелем своих прежних резких (теперь значительно смягчаемых) противопоставлений и) 68 оригинальных философских систем - ив чем, стало быть, состоят сущность и истоки непрерывных системных устремлений в философии. Перед нами - еще один аспект вопроса о системах и системности в философии. И снова же аспект, актуальный также ив наши дни. Гегель ставит проблему своеобразно, интересно, связывая контекст философии и личностные переживания философствующего индивида, стремящегося к построению системы. Иными словами, идея системы и проблема исторического развития (системность и историзм) предстают в мышлении Гегеля в определенном единстве друг с другом, а также в единстве с глубокими смысложизненными раздумьями о философствующей личности. Человек, решающий стать философом, рассуждает Гегель, сразу оказывается перед задачей глубокого смысла и огромной трудности - ухватить противоречивость, даже драматичность своего участия в историко-философском процессе. Попытаемся определить специфику гегелевского истористского рассмотрения. В данном случае оно относится к истории философии. Неслучайно же специальная, конкретная- по своему заголовку - работа начинается с. И вот она - внутренняя драма философского творчества новые и новые системы не могут не рождаться, но какова ожидающая их судьба Гегель считает, что новые системы рождаются из противоречия между устремлением к вечности и влиянием особой исторической эпохи, из противоречия между свободой и духом несвободы, отчуждения. Какова бы ни была последующая судьба создаваемых философских систем - очень часто они обречены, увы, на то, чтобы увеличивать ив истории мысли, все же нельзя оДолеть стремления индивидов новых поколений проникнуть в философию глубже, чем это сделали предшественники. Выпадает ли на их долю успех, зависит не 69 только от индивидуальной одаренности мыслителей, но и оттого, сумеют ли они уловить, в чем состоит задача философии каждого момента по отношению к уже протекшей, истории философской мысли, по отношению к целостности философского развития. Иногда, рассуждает Гегель, историю философии представляют как своего рода ремесленное, рукодельное искусство и соответственно новый шаг вперед видят в изобретении чего-то абсолютно своеобразного. Гегеля не удовлетворяет подобный подход к пониманию связи ив развитии философии, ибо если бы все таки было, то тогда даже великие философские системы играли роль однодневок, как бы созданных ради неповторимого момента истории целостность философии распалась бы на дискретные. Иными словами, Гегель восстает против упрощенного историзма - против того, чтобы замыкать философское мышление только на, а значит, погружать в пучину забвения навсегда ушедшее . В гегелевской работе привлекают внимание раздумья начинающего философа над вопросом, который не может не задавать себе каждый индивид, ищущий собственный путь в философии. Естественно его стремление внести в философию нечто новое, оригинальное, своеобразное. Но что вообще означает новизна в контексте философского мышления Пытаясь разобраться в этом вопросе, Гегель прежде всего считает важным выступить против оригинальничания, формальной игры в. 32. В противном случае, были бы только воззрениями вместе взятые, они составляли бы случайное скопление множества понятий и мнений - 33. Выступая против субъективизма и исторической релятивизации философского мышления, Гегель в тоже время отстаивает идею о его исторической обусловленности, которую он относит к коренным особенностям формы (Gestalt) философствования, к специфике. Эту форму определяет характер эпохи, поставляющей для философии. как характеристика сущности, проблемного содержания и историческое своеобразие как характеристика имманентной формы системы - таковы, помысли молодого Гегеля, тесно взаимосвязанные стороны философии. Сущность подлинной философии неотделима от формируются же и форма и сущность. Отсюда вытекают императивные требования, обращенные к философствующей личности испытывая неустранимое влияние эпохи, ориентироваться вместе стемна, те. на спекулятивный разум, заставлять свою мысль течь по руслу проблем и решений. Такова ясная, казалось бы, цель философствования, но Гегель видит на пути ее достижения колоссальные трудности. Он рисует ситуацию исторического выбора философа как глубоко драматическую. Значит, философия в соответствии с ее природой ввергает приобщающегося к ней индивида в глубокое противоречие между устремлением духа к свободе, подлинно творческой оригинальности и ограничением свободы. Свобода проявляется в стремлении и умении индивида, породив оригинальную систему, слиться с безотносительной философии, с ее сутью. Несвобода состоит в скованности 71 влиянием конкретной эпохи, в преувеличении роли формы - тоже в стремлении к оригинальности, только неподлинной. Очень важно подчеркнуть, что несвобода, как утверждает Гегель, связана с внутренне присущим философии на системы и с неустранимостью самого духа системности. Поскольку же свобода философствующего субъекта скована, ограничена, в процессе философствования рождается своеобразное, прорывающееся тем беспокойнее, чем, и оно состоит в том, чтобы снова и снова. Такой подход позволяет Гегелю связать чисто специальные на первый взгляд философские противоположения с лежащими в их основе интересами человеческой жизни. 35. Гегель в связи с этим далее конкретизирует противоречие между свободой и несвободой в жизнедеятельности, в мышлении философа, тяготеющего к новаторству. Его удел - напряженное между противоположностями их различение, объединение, снятие - и неминуемый новый достигнутого единства противоположностей. Это и общий закон жизни, и закон развития философии. Итак, Гегель глубоко одушевлен диалектикой, которую он черпает из всей мировой философии (из философской ), но особенно из современной ему отечественной философской мысли. Особенность гегелевских размышлений, их главный для нашей темы интерес - в начавшемся соотнесении диалектики и идеи системы. Причем это соотнесение существенно отличается от более поздних логицистских образцов. Гегель пока еще не овладел манерой абстрактно размышлять о всеобщих духа, избирающих индивида, в том числе индивида философствующего, своим послушным орудием. Движение философа в рамках противоречия свободы и несвободы рисуется и переживается им как личная драма. мыслящего индивида, к которой был так 72 внимателен Гегель в конце столетия, не перестала интересовать философа. Потребность в философии, утверждает он, рождается там и тогда, когда. Поэтому философское противопоставление застывших противоположностей - и самой важной из них субъективности и объективности - молодой Гегель не считает одних лишь абстрактных сущностей. Здесь он видит свидетельство отчуждения, широко захватившего и интеллектуальные занятия, подобные философии, и жизнь тех, кто к ним приобщается. Отчуждение же коренится в более фундаментальных процессах человеческой жизни. Это плата за многосторонность, многоформие бытия человечества, плата за прогресс и просвещение. 36. (Проскользнула тема, которая скоро станет для Гегеля главным объектом интереса развитие в человеческой жизни форм объективирования,.) Итак, к чему же пришел Гегель? Если системные устремления философии- отражение духа, распадения, (прилагательное fremd - чуждый - часто встречается в работе ), не означает ли это, что нужно решительно противостоять духу системности, что следует бороться со всяким системосозиданием в философии Даже в ранних, наиболее антисистемных по форме высказываниях нет такой идеи. Но уж во всяком случаев работе 1801 г. системность, как и дух обособления, предстает как неотъемлемая, вовсе неслучайная, а имманентная черта философствования, научного размышления вообще. С этого времени и до конца своей жизни Гегель становится защитником идеи об обязательном системном построении философии, если она хочет быть наукой. Но пока защита ведется своеобразно. Философия и философы-исследователи, согласно Гегелю, в любую эпоху непросто хотят создавать новые оригинальные системы - они на это. Устранить эту обреченность невозможно. Значит, единственно верный путь - все же овладеть принципом системности и, если возможно, связать его не 73 только с тенденцией обособления, но и с духом Целостности, с принципом тождества, с идеей абсолютного. Однако усилия именно такого рода - направленные на созидание философии и учитывающие драму отчуждения - предпринимаются и удаются очень редко. Их результаты тонут в потоке псев- досистем. Что неслучайно такова уж эпоха, такова ее культура. Ибо отчужденный дух распадения целостности на дискретные духовные атомы, считает Гегель, начинает торжествовать в новое время. Болезнь эпохи - удовлетворенность сегодняшнего дня с культурой прошлого обе формы культуры. Но и это в лучшем случае. Ибо еще чаще рассудок, который Гегель обвиняет в приверженности духу обособления, , отчуждения, начинает 37. Борьба разума с рассудком - одна из центральных тем предшествующей и современной философии- особым образом осмысливается Гегелем. При анализе проблемы в работе Гегель развивает диалектические идеи, которые имеют самое прямое отношение к теме нашей книги. Так, в небольшой главке в центре внимания стоит именно вопрос о системности. Почему так Да потому, что высший идеал разума, который отстаивается Гегелем, - это, как уже упоминалось, разум спекулятивный. Или иначе порождающий системную целостность. Заметим, что в принципе такое же общее понимание спекуляции, спекулятивного сохранится ив более поздней гегелевской философии. Присмотримся ближе к проблеме спекулятивного разума, отныне приобретающей для гегелевской философии большое значение. Центр тяжести спекулятивного - поиски, новое и новое обретение, удержание тотальности, ориентация на абсолютное. Рассудок не только не понимает устремления спекулятивного разума к целостности - это устремление рассудку ненавистно и представляется источником неуверенности, непрочности. Итак, надо учесть прежде всего, что философии Гегель теперь считает детищем спекулятивного разума, противопоставляемого рассудку. 40 Трудность, согласно Гегелю, состоит в том, что рассудок проникает ив самое сердце философии. Он тоже берется продуцировать системы, точнее, псевдоси- стемы - а это представляет собой, как выражается Гегель: достаточно с помпой 41 какое-либо одно положение, выдать егоза, связать с ним какие-либо другие утверждения, и система как будто бы готова Это (Wahn) выглядит тем более делом, что ведь и подлинно философская система строится на некоторых основоположениях, что иона прибегает к дефинициями т.д. Но вот тут-то и заключена великая, для многих таки неразгаданная, тайна приобщения к подлинной философии. На пути построения философской системы неудачи постигают и талантливых философов. Гегель задумывается над их причинами. В частности, поднимается вопрос, для немецкой классической философии не новый, - о диалектике начала системы и дальнейшем диалектическом развертывании системного движения мысли. Линия гегелевской критики учения Фихте - анализ непоследовательностей и слабостей фихтевского понимания системной диалектики. 42. Такой системой, как будто бы нацеленной на тождество как диалектическое единство противоположностей, но так его и не достигающей, является, согласно Гегелю, учение Фихте. Речь идет в данном случае о тождестве субъекта и объекта, которое Гегель вслед за Шеллингом считает необходимым положить в основание системы. Фихте тоже претендует на то, что корень его системы - тождество субъекта и объекта, из которого затем и развертывается их диалектика. Однако Фихте, рассуждает Гегель, не замечает по крайней мере двух ограниченностей своей системы. Во-первых, исходным пунктом системного движения у него реально является не подлинное тождество субъективного и объективного, а только субъективное, в котором объективное является неполноправной стороной диалектического противоречия, а всего лишь аспектом субъективного Я. Поэтому, вовторых, при первом же исходного фихтевского псевдотождества - а не распадаться оно немо- жет, ибо иначе не было бы системы, не было бы философствования, - объект, строго рассуждая, немо- жет вернуться в лоно тождества. Как бы Фихте ни стремился пробиться к объективному, это ему уже не удается - столь мощный заслон поставлен неверным выбором исходного принципа философствования. В результате системность движения и его исходный принципу Фихте побивают друг друга. Напротив, шеллинговская философия обладает тем достоинством, что в ней становится принцип тождества 43. Пройдет несколько лети Гегель иначе оценит философию Шеллинга. Однако данная формулировка весьма существенна, ибо суд над шеллингианством будет осуществляться на основе той же статьи кодекса - о необходимости последовательного, проведения философской системы принципа тождества. Поэтому-то рассуждения о тождестве существенно важны для понимания дальнейшей судьбы системы самого Гегеля. Гегель входе критики действительной слабости фихтевской системы ставит вопрос, имеющий немалое значение для понимания диалектики познания и построения систем. Сточки зрения отношения к противоречиям исследуемой области системы (системы научного познания, системы философии) могут быть разделены на два типа. Системы первого типа (сознательно или бессознательно) отвлекаются от противоречий изучаемых объектов или объектных областей. Они не фокусируются, таким образом, на проблемах диалектики, на исследовании развития. Системы второго типа в центр внимания помещают диалектику, те. собственно противоречия изучаемой области. Создать такого рода систему философии (охватывающую диалектику теоретического и практического разума) уже стремился Кант. Фихте еще более детально, чем Кант, исследовал вопрос о диалектике философского системного мышления. Однако Гегель в анализируемой работе объявляет попытку Фихте в целом 76 неудавшейся. Почему Да потому, что Фихте, по убеждению Гегеля, все же изменил диалектике, вследствие чего он, борец против, попал в объятия догматизма 44. Оставим в стороне то обстоятельство, что Гегель в работе (как, впрочем, и впоследствии) преувеличивает субъективизм фихтевской философии. Здесь существенно, что Гегель формулирует центральное диалектическое требование к оригинальному философскому (в более широком смысле - теоретическому) системному построению следует исходить из единства противоположностей надо двигаться к раскрытию их тождества но нельзя допустить, чтобы одна из противоположностей подмяла под себя другую. Так, в философском познании необходимо, согласно Гегелю, иметь ввиду противоположность субъективного и объективного, которая в известном смысле становится отправным пунктом, началом системного движения. В противовес фихтевскому объективного субъективным Гегель выдвигает инициированный шеллингианством принцип их тождества. Для Гегеля основной пока что смысл тождества - равноправие, равносущественность, неразделимость, подлинное единство противоположностей. Иной подход к системному изучению связи субъективного и объективного - к одной из противоположностей- заклеймен Гегелем как философский догматизм. Вспомним, что в нашем веке многие мыслители Запада обвиняли классическую философию включая философию Гегеля) в том, что ею не было достигнуто именно единство субъекта и объекта. Входе этой критики, направленной, правда, на позднюю гегелевскую философию, не без оснований подчеркивалось, что гегелевский абсолютный ДУХ противоположности - природу и жизнедеятельность индивида. Законченная гегелевская система впала в грех догматизма и антидиалектики, которого так опасался молодой Гегель. Впрочем, молодой философ хорошо понимал, сколь велика опасность подобного догматического, антидиалектического грехопадения мало кто, признает Гегель, может противостоять духу, отчуждающей, а не интегрирующей эпохи. 77 Одна из проблем, которую, по убеждению Гегеля, таки не удалось разрешить Фихте, - вопрос о сопряжении теоретического и практического разума, те. теории, философии, науки, с одной стороны, и нравственности, права, государственной жизни - с другой. Подлинная философская система та, которая будет охватывать субъективное и объективное, или, выражаясь понятиями фихтевской философии, сферы Я и не-Я, которая найдет способы перехода от первой области ко второй. Гегель тут согласен с Фихте. Но он утверждает, что эти переходы как разине удались Фихте. 45. Здесь - один из центральных пунктов расхождения с Фихте, где уже как бы замешивается раствор, который впоследствии пойдет на строительство фундамента собственной философской системы Гегеля. Неприемлемо для Гегеля не то, что объективный мир в системе Фихте стал теоретической способности. Существенно другое сама эта способность истолкована так, что она оказывается не в силах объективный мир. Иными словами, Гегель критикует систему Фихте не зато, что она исходит из идеалистических постулатов, аза то, что экспансионистские притязания интеллигенции, направленные на полное овладение объективным миром, оказались нереализованными. Объективный мир остался непроницаемым для фихтевского Я, . Идеальное, продолжает Гегель, тем самым обособляется у Фихте от реального, причем на смену начальному - и правильному - стилю позитивно утверждаемого тождества Я = Я (Я есть Яне случайно приходит менее уверенное Я должно быть равно Я. Поэтому в системе Фихте не увязываются концы с концами 46. Обратим внимание на требование связать начало и результат системы оно также будет развито далее в более поздних гегелевских рассуждениях о системности. Другая фундаментальная проблема, которая, как считает Гегель, остается у Фихте нерешенной из-за пороков его системы это отношение Як природе. Для Гегеля здесь довольно существенный пункт прежде всего в силу его тогдашних шеллингианских ориентаций. Но дело не только в них. Для всего мировоззрения, мироощущения философа, глубоко коренящегося в идеалах молодых лет, весьма существенно, чтобы природа, с одной стороны, не была оставлена в ее противоположности по отношению к человеку, по отношению к духу и чтобы, с другой стороны, объединение человека и природы не было получено ценой принесения в жертву человеческой свободы. Фихте, конечно, руководствовался аналогичными побуждениями, что Гегель понимает, приводя соответствующие фихтевские размышления о. Но, заявляет Гегель, природа остается у Фихте 47. Та же судьба - омертвление, нереализуемость - постигает свободу в ее фихтевском толковании. Не удался Фихте и другой системный замысел - создать теоретическую платформу для единства наук. Таков жесткий приговор, выносимый Гегелем фихтевской системе, а через нее и кантианству. Что же Гегель в работе противопоставляет фихтеанству? Как мыслит он ответить на диалектические требования, выдвигаемые перед новаторской философской системой Увы, единственный ответ - общая апелляция к тождеству. Заимствованный из философии Шеллинга и вырванный из сложного контекста шеллинговских рассуждений, принцип тождества здесь не более чем призыв добиться единства противоположностей субъективного и объективного, свободы и необходимости 51. Как конкретно философ может добиться этого единства Гегель вслед за Шеллингом выдвигает на первый плана кантианцев и фихтеан79 цев критикует за. Любопытный контраст по сравнению с более поздним гегелевским логицизмом! 52. Апология трансцендентального созерцания, которое так резко критически (значит, и самокритически) будет оцениваться водно из свидетельств того, насколько мало Гегель вначале века продвинулся в разработке позитивных оснований собственной философской системы. Ее еще нет, хотя некоторые контуры будущего системного здания начинают прорисовываться. Оценивая работу 1801 гс точки зрения интересующих нас проблем системности и историзма (в связи с идейным развитием философского сообщества, мы вправе сделать следующие выводы. 1. Гегель пока еще неготов разработать собственную философскую систему. Но мыслитель уверен новая философская система должна быть создана более того, она обязательно будет создана, побуждаемая и пробуждаемая философствования. Имманентная цель системы - обеспечить внутреннее единство многомерной философской проблематики. Предварительно должны быть, как полагает Ге- гель, выявлены основные критерии философского системного мышления. Мыслитель формулирует требования к системе философии, которые представляются немаловажными. Недаром же и впоследствии Гегель не изменит некоторым из них. В основание системы надо положить, согласно Гегелю, диалектический принцип противоречия, единства противоположностей в форме тождества субъективного и объективного, который конкретизируется через единство 53. Итак, Гегель стал продумывать критерии философской системы, диалектические требования к ней. Работа является шагом на пути формулирования Гегелем принципиальных для него идеалов системного философского мышления. Возникает один из первых проектов членения философской системы. Гегель отныне будет считать альфой и омегой системной работы сопряжение теоретического и практического разума, наук о природе и наук о человеке, в конечном счете во имя объединения необходимости и свободы. Идеал свободы по-прежнему ставится во главу угла, но уже более тесно связывается с необходимостью. Только благодаря их диалектическому объединению, как полагает Гегель, философ и философская система способны пробиться сквозь ,, неминуемо присущие самому духу системности- пробиться к, целостности, включиться в совокупную историю человеческой культуры, человеческого духа. Этот процесс столь же неизбежен, сколь и драматичен. 3. Избран, таким образом, особый стиль рассуждения о системах и системности философии. Испытывая на себе влияние традиционной абстрактной философии (с ее метафизическими, логико-гно- сеологическими темами и методами, Гегель вместе стем предпочитает своеобразный подход, при котором философско-метафизические, размышления о критериях, об их судьбах переплетаются с абстрактными историческими сопоставлениями и конкретной эпохи. В этом подходе, в этом сплаве есть еще один важный ингредиент - чувственность в форме переживаний, устремлений, разочарований философа, на новаторскую философскую работу. 4. Перечисленные особенности философии Гегеля были в немалой степени связаны с острыми размежеваниями внутри неофициального философского сообщества, в стане философов-новаторов, в рамках того на первый взгляд целостного, но по сути дела весьма противоречивого историкофилософ- ского образования, которым была формирующаяся немецкая классическая философия. Это дискуссии глубоко содержательные - за каждым оттенком критического анализа скрываются в дальнейшем более основательно исследуемые узлы философских проблем. Это дискуссии внутри высокой философской культуры, что отличает их от полемики Гегеля с системосозидающей официальной философией. 81 2. Борьба с псевдосистемами философии. Первые системные проекты Как сообщает Куно Фишер, в Йенском университете в период работы в нем Гегеля существовало философов 54. Названы имена тогдашних йенских философов И. Ф. Фриз, К. Х. Краузе, И. Б. Шад, Ф. Аст, Г. Грубер, Г. Генрици - имена, в сегодняшней истории философии в сущности забытые. Скорее всего, отношения Гегеля с Йены внешне были спокойными и прохладными. Более близкими для начинающего преподавателя Гегеля были профессор ботаники ФИ. Шельвер, известный тогда физик Т. И. Зеебек, которого высоко ценил Гёте; переводчик Тассо, Ариосто и Кальдерона И. Д. Гриз и издатель К. Ф. Фроман.) Что думал Гегель о типичной для тогдашней Германии официально принятой философии, гадать не приходится. Гневи ненависть против, против господствующей и воинствующей серости у Гегеля и его друга Шеллинга не смягчились. Более того, теперь им решено было дать выход, для чего использовалась главным образом, где был помещен ряд очень резких, блестящих рецензий Шеллинга и Гегеля (в переписке Гегеля имеются деловые ив тоже время довольно откровенные письма к издателю газеты профессору Г. Мемелю). Затем был учрежден, совместное издание Шеллинга и Гегеля - других авторов у нового журнала, кажется, таки не нашлось. Программа действий двух друзей против официальной философии, а одновременно и программа будущего журнала была определена Гегелем водном из писем так 55. Гегель ничего не опубликовал против своих коллег по университету, что, пожалуй, в свете исторической перспективы можно признать и невезением для йенских философов, ибо имена тех, на кого обрушился-таки сарказм гегелевской критики, все же чаще употребляются в истории философии - правда, как приложение к очерку развития идей великого философа. Но Гегель в Йене пока еще не 82 казался его будущее вряд ли рисовалось доцентам Йены сколько-нибудь ясно. Зато наверняка находились коллеги, которые смотрели на уже немолодого, но еще только начинающего университетское преподавание Гегеля с зазубренной немецкой доцентской философии (вспомним, Гегель читал лекции суховато, без внешнего блеска, почему он не сразу стал популярным лектором. Против кого непосредственно были направлены Гегелем удары, предназначаемые, конечно же, всей официальной немецкой философии Мемелю, - люди одного сорта каждый называет свою совершенно случайную и незначительную форму мышления оригинальным открытием и ведет себя как философ. Cardo осью, вокруг которой мы должны вращаться, является утверждение, что эти господа не имеют вообще никакой философии. Можно наверняка утверждать, что запальчивость Гегеля, сражающегося за философию, вызывала приблизительно такую ответную реакцию а что создал в философии, что опубликовал сам критик Да какое имеет право выражать требования и оценки от имени философии, отлучать от философии почтенных профессоров довольно-таки скучный лектор и автор одной-двух небольших работ История уже рассудила, что Гегель такое право, бесспорно, имел. Но суд истории, однако, вещь довольно отвлеченная, когда дело идет о сегодняшней жизни. Что же в Йене вначале века поддерживало в Гегеле воинствующий пыли уверенность в своей правоте Ничего, кроме ощущения глубокой внутренней причастности к философии и кроме дружбы другого настоящего философа, Шеллинга. Как выяснилось, этого было не так уж мало. Война официальному сообществу философов была объявлена. Первые объекты нападения - кто они Рейнгольд - философ, конечно, не рядовой, однако вначале столетия сам себя записавший в разряд официозов; Круги Боутервек были, видимо, всех тех, про кого Гегель сказал. Добавятся Герште- кер, Вернебург, тоже приобретшие вследствие этого честь стать к истории гегелевской философии. К проблеме системности спор Гегеля с перечисленными философами тогдашней Германии имеет самое непосредственное отношение. Ибо если и существовала, что называется, зримая отличительная черта у такой философии, то это была амбиция буквально каждого философствующего доцента создать хоть какую-нибудь да систему, заложить не иначе как философии и всех наук. Достаточно привести названия сочинений упомянутых господ - так именовалось, написанное Ф. Боутервеком. Ф. Герштекер в названии своей книги воплотил несколько более претензии. В. Круг же написал. Анализируя эти и другие произведения, Гегель приводит читателя к простому и ясному выводу во внешне эффектную обертку системного глубокомыслия упаковываются обыкновенные глупость, пошлость, невежество, бездарность, смешанные с претенциозностью. Обобщающее произведение, написанное Гегелем совместно с Шеллингом и опубликованное как программный документ в первом номере, называется. В нем блестяще описываются приметы и истоки системной болезни в ходячей философии Германии. Самое удивительное - в том, что заразилась ею официозная философия отвели- ких философий Канта и Фихте. Недавние рьяные противники кантианства и фихтеанства или их прямые потомки по догматической линии стали под сурдинку красть у Канта и Фихте идеи. Правда, идеи в собственном смысле своровать невозможно, ибо они идеями-то являются только в контексте развиваемой мысли. Но можно стащить и вставить в свою книгу или статью слово и форму. Системной болезнью, как об этом напоминает нам история немецкой философии, заразились, и потом даже с немалой охотой выставляли ее напоказ, вчерашние противники системной философской работы, из-за того, что легко заимствуемая лихорадка формы позволяет создать видимость мыслительной активности, многообразия содержания и наукообразия рассуждений. Таки возникла, замечательно пишут Шеллинг и Гегель, 57. В заражении официозной, плоской, ходячей немецкой философии болезнью системности в ее преимущественно кантовско-фихтевской форме косвенно и негативно выразились по крайней мере три реально значимые и интересные тенденции, которые хорошо проследили в своей статье Гегель и Шел- линг. 1. Прежде всего, с недоверием воспринятые и многими таки непонятые системы Канта и Фихте одержали победу даже над официозной философией Германии. Причина была довольно проста в последней к тому времени был такой вакуум идей, что он всасывали чужеродные философские элементы, заимствуемые в идееподобной форме. Перед диалектикой замаячила, и не в последний раз, реальная опасность псевдоупотребления, сведения к игре словами. 2. Далее Гегель и Шеллинг подметили широкое распространение всегда, впрочем, близкого немецкому духу, требования теоретичности в ходячих философиях они сразу же приобрели свой ква- зиоттенок. 58 3. И еще одно обстоятельство подчеркивают Гегель и Шеллинг: 59. В официозной философии это было не подлинное устремление к оригинальности, а только мода на нее. Мода на оригинальность, а не на догматичность - притом в ходячей философии такой страны, как Германия, - что- нибудь да значит. Нов условиях, когда объективные тенденции развития науки и философии приобрели превращенное выражение, понятно желание Шеллинга и 85 Гегеля (высказанное, как мы видели, ив работе ) оригинальничанию, стремлению к своеобразию любой ценой противопоставить близость подлинного философствования к 60, 61. Глубокие и точные общие оценки состояния тогдашнего массового философствования блестяще подтверждены Гегелем в рецензиях на труды ранее названных авторов (рецензии на русский язык не переведены. Каковы, например, особенности Боутервека? На первый взгляд она содержит необозримое обилие материала, нона деле, показывает Гегель, представляет 62. Оригинальничание Боутервека проявилось в том, что он вознамерился пронизать всю систему философии. Гегель прекрасно показывает, в какую белиберду все это вылилось. Сначала автор убеждает читателя, что скептицизм заставляет осуществлять только, а потом он уже в параграфе 384 (читатель должен был дотерпеть почти что до четырехсотого параграфа) заявляет, что скептицизм может и должен быть опровергнут. У Боутервека, язвительно замечает Гегель, даже хватает мужества, поплутав поим самим построенному скептическому лабиринту, поставить сакраментальный вопрос 63. Автор, доведя скептическую манеру до крайности, уже не смог дать ответ на столь резонный вопрос. Но потом он всетаки нашел он предложил начать хотя бы с перечисления сил и способностей души. Хороша же система, когда она прежде всего скептически лишает саму себя какого-либо достоверного начала, а потом от усталости, порожденной бесплодным скептическим словоблудием, предлагает начать хоть с чего-нибудь! Рецензирование работ другого, В. Круга, связано с разбором проблемы, которая для Гегеля в этот период, да ив периоды последующие была очень важна она обозначена названием рецензии (напечатана в январе 1802 г. в первом томе ). Гегель, как мы видели ранее, высказал серьезные критические претензии в адрес фих- теанства. Рецензирование же сочинений Круга он сознательно использует как повод категорически отмежеваться от манеры рассмотрения, точнее, оплевывания философии Фихте официозной философией. Претензии, адресуемые Кругом трансцендентальному идеализму, в точности совпадают с типичными обвинениями, которые здравый, обыденный рассудок предъявляет философии. Фихтевскую дедукцию, проистекающую из Я, Круг не приемлет не из-за действительных ее философских ограниченностей, а из-за того, что не выполняется выдвигаемая от имени здравого рассудка задача не что-то абстрактное, малопонятное обычному человеку, а все то, что окружает его в жизни. Правда, Круг как будто отмежевывается от свойственного разве что ожидания, что философия обязана и станет 64. Комично, продолжает Гегель, как господин Круг, который уже столь милостив по отношению к философии, что даже позволяет ей не заниматься всеми такими делами, потом все же требует от философов - дедукции хотя бы некоторых определенных представлений, например, луны со всеми ее особенностями или розы, лошади, собаки, дерева, железа, звука и т. д. Гегель далек оттого, чтобы просто отмахиваться от подобных претензий и ожиданий рассудка. Философия так или иначе говорит и должна говорить об окружающих человека вещах. Но суть, в которую даже не делает и попытки вникнуть господин Круг, требует особым образом рассуждать, скажем, о луне, как и о планетах солнечной системы. Иными словами, нужно прежде всего освоить специфику философии и тщательно разработать различные разделы философской системы, чтобы в нее вошло - опосредованное делом философии - дело самой жизни. К подобному рассуждению, показывает Гегель, не склонен и неспособен господин Круг. Общий вывод Гегеля: философская система В. Круга представляет собой 66. Так язвительна, беспощадна, точна была гегелевская рецензия. Круг опротестовал ее через и сообщил читателям, что рецензент не ознакомился с какими-то приложениями к его. Гегель ответил заметкой в - очень краткой. Приговор Кругу вынесен и обжалованию не подлежит чтобы еще ни читать из сочинений Круга (пусть все семь или восемь томов, которые он обещает обрушить на читателя) суть дела не изменится. Все равно это будет 67. Не станем из-за недостатка места разбирать другие рецензии Гегеля на произведения авторов, которых вообще можно было бы счесть малозначительными, недостойными внимания, когда бы их не определяло лицо господствующей философии Германии конца XVIII - начала XIX в. Неудивительно, что в этих рецензиях Гегель только намечает, ноне разбирает позитивные проблемы, касающиеся системности. Как ив работе, в произведениях 1802 - 1803 гг. отправной точкой анализа проблемы системности для Гегеля продолжает оставаться размежевание с великими философами - Кантом и Фихте или по крайней мере со столь серьезными мыслителями, как Якоби. Обстоятельная критическая и одновременно позитивная работа проделана Гегелем в йенском сочинении. Не входя вовсе детали полемики, коснемся только проблемы системности. Теоретический аспект проблемы, который разбирается Гегелем и который существен для научной системы философии, состоит в следующем где философия берет материал для системного конструирования, как она его использует и обрабатывает Это вопрос, который стоит в центре названной работы и решается в полемике с Кантом, Фихте, Якоби. В работе речь идет о таких проблемах, как нравственность, благочестивость, образование индивида, которые отнесены к практической философии. В этом контексте разрабатывается проблема соотношения |