Логика. Учебник. Н. в путь Гегеля к Науке Логике Формирование принципов системности и историзма. Мс Номер страницы следует за содержащимся на ней текстом Книга
 Скачать 1.4 Mb.
|
|
пира как исторического писателя. Через несколько лет в работе Гегель пишет 8.) Для объяснения этой особенности умонастроения будущего философа соблазнительно сослаться на общий дух немецкой культуры 70 - 80 годов XVIII в. Ведь многие выдающиеся писатели, поэты, ученые, философы были захвачены работой над исторической проблематикой. Достаточно напомнить, что в эти два десятилетия достигла особого расцвета историческая драма (были написаны и пользовались огромной популярностью, Шиллера; Гёте были созданы ив явились герои многих других наиболее влиятельных поэтических и прозаических произведений. Но как бы ни было удобно приписать интерес юного Гегеля к истории непосредственному влиянию немецкой культуры, есть существенное Гегель в гимназические годы о культуре этой, в сущности, еще не имел никакого понятия. Биографы Гегеля, опираясь на документы, показали, что в круге чтения штутгартского гимназиста, прилежного и думающего, все же еще почти не было современной отечественной литературы и философии. Судя по всему, Гегельгимназист читал, кроме Шекспира, также Вольтера, Монтескье, Руссо влияние философско-исторических идей которых чувствуется в дневниках он изучал произведения немецких просветителей, но ему были неизвестны перечисленные ранее исторические по форме произведения немецкой культуры, да и многие другие выдающиеся сочинения, которые в Германии снискали особую популярность, например Гёте, Шиллера. Знакомство Гегеля сними еще впереди. В том, что неплохое, в сущности, образование, полученное юношей Гегелем, поначалу было оторвано от последнего слова интенсивно развивающейся культуры собственной страны, сказалось влияние окружающей среды - провинциального города, родительского дома. Кстати, стем, что формирование ума и характера Гегеля происходило в Штутгарте, в Швабии, связаны некоторые черты личности, а также особенности дальнейшего трудного становления философа. Швабия имела неплохую репутацию в тогдашней Германии считалось, что швабы - люди изобретательные, деловые, тяготеющие к техническим новшествам, способные к наукам, наделенные особым, (шокирующим, по замечанию Г.-Г. Гада- мера, остроумием. Но Штутгарт никак не выдерживал сравнения с такими городами, как Йена, Веймар, Берлин, Гейдельберг, Тюбинген, ставшими в то время центрами образования и культуры Германии. Поэтому когда Гегель уехал из Штутгарта, то поначалу он чувствовали вел себя как неуверенный провинциал. И хотя в Штутгарте тоже жили или бывали люди, прославившие немецкую культуру второй половины в. (так, в этом городе Шиллер написал драму ), нос немецкой интеллигенцией той поры никак не пересекались жизненные пути гимназиста Гегеля и его семьи. Окружающая их среда - чиновники средней руки, зажиточные обыватели Штутгарта. Вспомнит же потом сам Гегель, - во фрагменте блестящий русский перевод его выполнен ЭВ. Ильенковым): 10. Свое мнение о Штутгарте как духовной провинции Гегель ясно выскажет в письме Шеллингу от 16 августа 1803 г. Чтобы 14 - летний юноша из провинциального города сразу пробился к высшей культуре своей страны, рождающейся буквально на глазах его поколения, нужны были 17 необычная школа и необычная семья. Между тем Гегель рос в типичной чиновничьей семье. Ив школе и дома ревностно следили за соблюдением - с этим более всего стремились увязывать образование, которое в Германии вообще ив Швабии в частности традиционно весьма высоко ценилось. Все помыслы и желания родителей, о чем скажет Гегель в упомянутой автобиографии, были направлены на то, чтобы сделать из старшего сына проповедника и теолога, человека, по понятиям тогдашней Германии, образованного и благочестивого. Такие, как воспитание подлинного литературнохудоже- ственного вкуса, пробуждение самостоятельных мыслительных способностей, были, скорее всего, чужды семье чиновника финансового ведомства Георга Гегеля. Тоже можно сказать о тогдашней штутгартской гимназии - с одной, однако, существенной оговоркой. Обязательное в соответствии с учебными программами того времени изучение истории, особенно истории культуры, прежде всего античной, и было первоначальным - чуть лине единственным - способом приобщения ума и характера незаурядного по своим задаткам юноши к вершинам человеческого творческого духа, способом восприятия настоящего литературнохудожественного, да и вообще вкуса. И когда Гегель станет домашним учителем, а позднее директором гимназии, он будет настойчиво подчеркивать уникальное воспитательное значение изучения молодым поколением истории, культуры человечества. Итак, определенно можно говорить о воздействии на юношу Гегеля таких историков, драматургов, мыслителей, как Плутарх, Софокл, Платон, Аристотель, Шекспир, Монтескье, Вольтер, Руссо, что, конечно, весьма немало. (Правда, их влияние вряд ли правомерно считать фундаментальным, изучение их работ юным Гегелем - достаточно глубоким) Другие создания человеческого духа пока еще ждут своей очереди, в частности еще не освоена истористская тенденция немецкой культуры 70 - х годов XVIII в. А все же почва для их восприятия уже подготовлена - и полученным образованием, и интеллектуальными интересами, и устремлениями юноши. Таковы главные духовные итоги развития Гегеля в юношеские годы. Идейный и нравственный багаж, с которым он отправится, покинув в 1788 г. родной Штутгарт, в дальнейшее путешествие подо- роге жизни - исторические знания, знание языков, некоторые так или иначе освоенные великие творения культуры человеческого духа, принципы, проникшие в сознание будущего мыслителя в форме религиозной морали. Религиозные идеи и умонастроения прочно были преподаны юноше. Недаром же первую свою работу молодой Гегель начнет словами, имеющими, несомненно, и автобиографический смысл 13. Правда, в Германии второй половины XVIII столетия религия была довольно своеобразным сплавом, о чем ярко и точно рассказал Гёте, имея ввиду свое поколение, но по существу воспроизводя более общие черты религиозного воспитания целой эпохи 14. И Гёте рассказывает, насколько характерны были для немецких семей религиозная сентиментальность и интерес кот официальной церкви - и как жадно ловил юношеский ум сведения о более, ярких, человечных вариантах вероисповеданий и церковных объединений. Гегель, вероятно, не был чужд религиозных порывов. Кстати, повышенная чувствительность, нередко замешанная на сентиментальности, тоже сделалась идейной характеристикой новых поколений интеллектуалов. Некоторые свои юношеские увлечения- и прежде всего тяготение к исторической сокровищнице человеческого духа - будущий мыслитель сохранит навсегда. Но многие мысли, устремления, предрассудки ему придется искоренять в самом себе, чем отчасти и можно объяснить то, что процесс превращения штутгартского гимназиста в выдающегося мыслителя был длительными трудным. И вот Гегель - прилежный, проявивший интерес к интеллектуальным занятиям выпускник гимназии, принят в Тюбингенский теологический институт (герцогство Вюртембергское. Он отправляется в Тюбинген, напутствуемый твердым желанием родителей в будущем увидеть своего сына на религи- озно-теологической стезе. Этому желанию, как известно, не суждено было сбыться. 19 2. Между теологией и философией. Выбор в пользу анализа политики и истории (Тюбинген, 1788 - 1793 гг.) Как развивался Гегель в Тюбингене, чему учили и как воспитывали студентов в Тюбингенском теологическом институте - это проблема, которая во всех ее деталях выходит заграницы нашей темы. Мы хотим теперь упомянуть только о некоторых фактах и задаться лишь некоторыми вопросами, осмысление которых необходимо для понимания конкретного исторического контекста, личностной ситуации, повлиявших на формирование идей системности и историзма в творчестве молодого Гегеля. Вопрос первый. Какое воздействие система теологического образования смогла оказать на тот дух свободомыслия, который властно проникал в умы и сердца немецкой молодежи и которым вскоре после появления в Тюбингене уже был заражен Гегель? Каков был - сточки зрения высоких критериев, заданных прогрессивной немецкой культурой, - уровень преподавания в этом вюртембергском теологическом учебном заведении Поэтому поводу в литературе о Гегеле существуют две точки зрения. Дильтей16 исходил из того, что теологический институт был душителем свободомыслия и что революционные устремления, глубокие культурные и философские интересы некоторых его питомцев, в первую очередь Шеллинга и Гегеля, были подавляемы в самом зародыше. Другие авторы (например, Хеаринг) настаивали на том, что в Тюбингенском институте студенты развивались нисколько не менее свободно, чем в других высших учебных заведениях тогдашней Германии, что преподаватели там были выдающимися учеными - 18. И действительно, среди преподавателей были люди, которые, подобно Х. Ф. Шнурреру, обладали европейской известностью и водили знакомство с выдающимися умами тогдашней Европы или, подобно Г. Х. Шторру и И. Ф. Флатту, слыли ученейшими людьми Флатт был к тому же знатоком философии Канта. Нов действительности влияние наставников на становление ума и характера тех молодых людей, которые впоследствии составили славу Тюбингенского института, как видно, было весьма неглубоким. Гегель впоследствии похвалил только лекции Флатта по психологии. К Шнурреру отношение было самым прохладным, а лекции Шторра, основанные на Х. Ф. Сарториуса, вызывали ненависть свободолюбиво настроенных студентов из-за их консерватизма. В целом же Гегель и Шеллинг на всю жизнь вынесли из Тюбингена непреодолимую ненависть к ортодоксальной теологической догматике, к догматической, и критический расчет сними превратился, как мы увидим, в одну из первостепенных задач, которую поставили перед собой вчерашние выпускники института. В теологическом институте Тюбингена (чего также не отрицает Хеаринг) немедленно реагировали на всякое явное и публичное проявление вольнолюбия, политического радикализма. Годы, когда там учились Гегель, Шеллинг, Гёльдерлин, были - прежде всего из-за французской революции - очень хлопотными для институтского начальства, его преподавателей и вюртембергского герцога Карла-Евге- ния, лично принимавшего участие в идейном в теологической цитадели. История не сохранила упоминаний о каких-либо серьезных волнениях студентов-теологов. Но как страстно обсуждались французские события, как ждали французских газет в радикальном политическом клубе Было ли посажено легендарное дерево свободы Если и не было, то это скорее говорит о невозможности какой-либо открытой демонстрации в условиях Вюртемберга неортодоксальных политических взглядов. В кондуите Тюбингенского института есть записи о прегрешениях студента Гегеля. Но это, что понятно и естественно, были отнюдь не открытые радикальные действия политического характера. Гегель, не чуждый студенческих увеселений, пропустил строго установленный час возвращения из отлучки, попал в карцер, о чем и была сделана соответствующая запись. Подобные дисциплинарные срывы в соответствии суставом института непременно карались, нона них все-таки смотрели сквозь пальцы. А вот если бы будущий теолог запятнал себя политически радикальными действиями, ему грозило бы неминуемое, чреватое серьезными жизненными последствиями исключение. Гегель и его друзья очень хорошо помнили об этом. В их студенческих нет и намека на проявленную каким-либо явным образом политическую неблагонадежность. Гегель по крайней мере внешне сохранил верность тем словам присяги (произнесенной, по обычаю, при поступлении в теологический институт, в которых он клялся герцогу, покровителю института, и институтскому начальству. 21 На этом основании некоторые авторы сделали заключение, что вряд ли имеет смысл вообще говорить о радикальности, тем более революционности взглядов и устремлений молодого Гегеля. Спокойный, консервативный, рассудительный по натуре, Гегель не посягал, по их мнению, на изменение status quo - его цель состояла только в том, чтобы , то, что превратилось в застывшее и косное. Так рассуждал, например, Т. Хеаринг. Сего трактовкой нельзя согласиться. Она упрощает дело, смазывает реальное противоречие развития взглядов и настроений молодого Гегеля. Ведь если система теологического образования и воспитания Тюбингена, в самом деле, решительно пресекала либеральные, тем более революционно-ра- дикальные действия, то она все же была не в силах задушить процесс стремительной радикализации взглядов немецкого юношества, обусловленный французской революцией, а также социально-полити- ческими, культурно-идеологическими поворотами, которые произошли в самой Германии. Недаром же один из герцогских инспекторов в 1792 г. доносило множестве ив Тюбингене, среди которых наиболее существенно упоминание о и, обнаруженных питомцами института. Герцог отнесся к доносу с полным вниманием, потребовал от руководства и наставников. Но никакие меры пресечения уже не могли приостановить начавшиеся в этой стране кардинальные изменения в мире идей, мыслей. Нельзя было препятствовать тому, чтобы юношество читало, вольнолюбивые книги - некоторые из них уже стояли на полках институтской библиотеки, ибо завоевали себе славу величайших творений человеческого духа. Разрешалось, а отчасти и поощрялось чтение Руссо, Вольтера, Монтескье - тех авторов, которых, по образному выражению Маркса, зародилась французская революция. Как разв Тюбингене Гегель начал приобщаться к передовой культуре своей страны. Так, вместе со всей радикальной немецкой молодежью он увлекался Шиллером, влияние которого и на студентов-теологов Тюбингена было весьма глубоким. А ведь шиллеровские произведения былине чем иным, как своеобразным поэтически-философ- ским обоснованием идеала свободы. Поэтому, отвечая на первый поставленный вопрос, можно сделать общий вывод система обучения в Тюбингенском институте была связана с решительным подавлением радикального политического действия и пресечением свободолюбивого мышления. Нов рамках этой системы не могли не развиваться - во многом вопреки ив противовес ей - свободолюбивые устремления. Они властно подчиняли себе мыслящих питомцев Тюбингена. Идеал свободы захватил Гегеля, Шеллинга, Гёльдерлина, что применительно к Гегелю будет показано в дальнейшем, при разборе его переписки и первых произведений. Вопрос второй - его задают нередко как получилось, что гениальные выпускники Тюбингена - Гегель, Шеллинг, Гёльдерлин - не только не стали профессиональными теологами, но весьма рано порвали с теологией, вступив на почву философии или художественного творчества (Кстати, этим они нарушили вступительную клятву воспитанники Тюбингена обязывались стать теологами, и только ими) Одна из разгадок этого факта - система теологического образования в Германии конца XVIII столетия. Среди дисциплин, которые преподавались в то время в институте Тюбингена, значительную долю составляли исторические, филологические и философские науки. Отметим - для нас это важно, - что в Тю- бингене, как ив Штутгарте, Гегель был буквально погружен в изучение истории, преимущественно истории мысли, духа, религии, чем можно объяснить теперь уже прочно укрепившееся его желание выработать особые методы осмысления истории и устремленность к ее проблемам, истолкованным широко и масштабно. Наиболее основательно, как показывают биографические свидетельства, Гегель изучал именно историю культуры, историю философии. Так, в течение двух первых лет обучения в Тюбингене Гегель добровольно посещал факультативный курс Флатта, посвященный Цицерона. Правда, лекции по истории философии читал Х. ФР слер, специалист по церковной истории. Но историко-философские источники были в распоряжении студентов. Гегель в студенческие годы мог изучать работы Платона, Руссо, немецких мистиков Майстера Экхарта и Таулера, Локка, Юма, Шефтсбери, Лейбница, Мендельсона, Якоби и др. Несомненно, преподаватели института, которые слыли поклонниками Канта, поощряли начавшееся увлечение своих воспитанников кантовской философией. В годы учебы Гегеля в Тюбингене появились кантовские (1787), (1790), (1793). Студенты-теологи имели возможность знакомиться с гениальными работами Канта, что называется, по 23 свежим следам. Вот тут-то становится ясным умел даже и проблематикой своих работ попасть в самую точку работы о религии, нравственности и искусстве явились как раз тогда, когда этими проблемами заболели склонные к философствованию немецкие интеллектуалы. Кант ухватили воплотил в форме развернутого теоретического учения свойственную той эпохи манеру переводить события со- циально-политических революций на язык религиозно-нравственных проблем. Формирующееся гегелевское поколение пока еще отвергало сложную теоретическую системную работу над метафизическими, гносеологическими проблемами. Поэтому Гегеля не сразу заинтересовала. Впрочем, и Канта также пока еще небыли им глубоко осмыслены, что можно объяснить и студенческой жизни, ив общем-то понятным даже для способного студента отсутствием самостоятельного творческого подхода к философским проблемам. Позже, когда Гегель начнет пролагать свой путь в философии, он вновь и вновь будет обращаться к углубленному изучению Канта. Однако ясно, что уже в Тюбингене вряд ли что-нибудь мешало молодым радикалам по крайней мере в общей форме ознакомиться с кантовской философией - лучшим, что было создано в то время философской мыслью их страны. Ортодоксальные теологи считали во многом неугодное им кантовское учение о религии, нравственности, человеке все же меньшим злом по сравнению с резко антиклерикальной идеологией соседней Франции. Водном, однако, теологи просчитались в умах их талантливых воспитанников философия Канта, какой бы абстрактной, специальной она ни была, очень скоро объединилась со словом. Пусть с Гегелем это случилось позже (вовремя бернского периода его развития) - истоки нельзя не искать в тюбингенских переживаниях. Итак, в Тюбингене не было особых препятствий и даже существовали достаточно благоприятные условия для изучения именно философии. Правда, требовалось исправно собственно теологическую специализацию. Но и она-то происходила в последние два года обучения, тогда как первые два года были преимущественно философскими, так что те, кому философия западала в душу, уже обретали противоядие против теологической догматики. Для нашей темы существенно, что в изучении философии также преобладал исторический интерес. Что касается собственно 24 теологических дисциплин, то ив них на первый план все больше выступала историческая ориентация. Преподаватель Шторр мог все же повлиять на Гегеля тем, что пробудил интерес к толкованию на основании Нового завета личности, характера Иисуса - мотив, который звучит в первых гегелевских работах о религии. Третий вопрос, который будет поставлен в связи с учебой Гегеля в Тюбингене: как возникла и на чем основывалась его дружба с двумя другими великими деятелями немецкой культуры - Шеллингом и Гёльдерлином? Вопрос не внешний по отношению к философии, ибо ранние идеи Гегеля в наибольшей степени отмечены влиянием этой дружбы, можно даже сказать, согреты ее дыханием. У Гегеля был, вероятно, покладистый характер, и у него сложились неплохие отношения также и с некоторыми другими соучениками. Однако отношения с Шеллингом (конечно, не только потому, что друзьям приходилось жить водном дортуаре) и с Гёльдерлином были особого рода. Они основывались, о чем ясно говорит переписка бернского периода, на принципиальном единомыслии. Закончив обучение в Тюбингене, друзья расстались, и на некоторое время прекратилось их интеллектуальное содружество. Но стоило отношениям возобновиться (инициативу взял на себя Гегель, домашний учитель в Берне, отрезанный от интеллектуальной жизни Германии, и друзья, как бы продолжая прерванное тюбингенское общение, говорят о наиболее важном - о том, что им наиболее дорого, и о том, что они всего сильнее ненавидят. До определенного периода Шеллинг играет в дружеских отношениях первую скрипку - от него исходят идеи, инициатива в разработке тех или иных проблем он увещевает и подбадривает друга (который на пять лет старше его, а порой строго ив тоже время мягко исправляет противоречивые, компромиссные суждения Гегеля. Третий участник этого интеллектуального союза - поэтически одаренный, страстный Гёльдерлин. Отношение к нему Шеллинга и особенно Гегеля согрето исключительной теплотой. Гёльдерлин отвечает друзьям любовью и заботой. Это он потом устроил Гегелю, томящемуся в духовной изоляции Берна, место учителя во Франкфурте - все ближе к интеллектуальной жизни страны, к друзьям. Различие интересов трех молодых мыслителей, которое наметилось уже в Тюбингене, тоже весьма благоприятно через друзей Гегель становился причастным к тем областям культуры, в которых ощущал себя более слабым - а в них глубоко и новаторски работали его более удачливые на первых порах вчерашние соученики. 25 Что было главным в союзе трех друзей Что было основой их единомыслия На эти вопросы лучше всего ответить словами самого Гегеля, которые взяты из его бернского письма к Шеллингу январь г 21. Итак, свобода, разум и, добавим, основанные на этих ценностях содружество, братство ( ) - вот что составляет смысл, первооснову союза. Мы подошли, таким образом, к вопросу об основных ценностях, которые были значимы для Ге- геля как вовремя учебы в Тюбингене, таки вскоре после окончания института. Эти ценности определяют, как будет показано далее, отношение молодого Гегеля к проблемам системности и историзма, которыми он заинтересовался с первых шагов своего идейного развития. И дело не только в провозглашении великих гуманистических идеалов, обретенных Гегелем под влиянием изучения истории культуры. Дело в том, против чего и против кого борются молодые мыслители. А также в тех способах, формах борьбы во имя свободы, разума, братства, на которые отваживаются немецкие радикалы. Это, скажем заранее, особые - во многом компромиссные, противоречивые - формы политического поведения, нравственных ориентаций, которых, определившийся на ранних этапах жизни, сохранится ив дальнейшем. Оправдание идеала свободы, осуждение систем политического деспотизма и (переписка с Шеллингом - бернский период, 1793 - 1796 гг.) Ценность всех ценностей, принцип всех принципов для молодого Гегеля и его бывших соучеников Шеллинга и Гёльдерлина - свобода. Слово буквально господствует в произведениях и переписке молодого Гегеля. Многое, разумеется, зависит оттого, как оно толкуется, и изменения в понимании, осмыслении идеала свободы составят различные этапы развития гегелевской системы. Очень важно иметь ввиду самостоятельное духовное развитие Гегеля начинается с отстаивания идеала свободы, но понимание принципа свободы складывается в Германии, причем за стенами теологического института. Это не могло не сказаться как на содержании первых работ философа, таки на его дальнейшем идейном развитии. 26 За какую же свободу ратует молодой Гегель и вместе с ним выступают его друзья Содержание, которое придается принципу свободы студентами, а потоми выпускниками Тюбингенского теологического института, в ряде пунктов определено влиянием французской революции и ее идеологии. Прежде всего имеется ввиду- оттирании, угнетения, произвола власть предержащих, от их надзора за действиями и умами граждан. В письме Гегеля к Шеллингу от 30 августа 1795 г, где высказываются восторженные оценки и суждения по поводу шеллинговской работы, есть ценное свидетельство Гегель сразу узнает в социально-критическом описании деспотизма. Характерно Гегель и Шеллинг даже в переписке решаются говорить разве что о правительстве (письма просматриваются, о чем друзьям хорошо известно. Но их ненависть именно к политическому и идеологическому деспотизму то и дело находит свое выражение (в письмах более ясное, а в подготавливаемых для печати произведениях более замаскированное. Противоядие против деспотизма - уважение достоинства человека. Прославление и отстаивание достоинства человека для Гегеля - 22. Важную цель Гегель усматривает в критике моралистических притязаний политического деспотизма ведь деспоты рядятся в тогу попечителей о нравственности, благонравии, религиозности подданных. Создается политическая атмосфера, при которой, как верно подмечает Гегель, деспотизм коренится в лицемерии, трусости и 23. Доносившийся до Германии гул французской революции, вызвав в сердцах передовых немецких юношей свободолюбивые порывы, в некоторых из них пробудил если непрямые надежды на политическую карьеру, то во всяком случае желание мыслью и словом участвовать в политических преобразованиях своей страны. Реальная жизнь охлаждала горячие головы. Шеллинг пишет Гегелю из Штутгарта в январе 1796 г 24. То, что политические амбиции владели и Гегелем, видно из его дальнейшей жизни. Когда представляется соответствующая возможность - Гегелю предлагают пост редактора бамбергской газеты, - он готов включиться в политическую борьбу в очень важной для Германии форме журналистской деятельности. Всего полтора года (март 1807 - ноябрь 1808 г) Гегель был редактором - типичного баварского провинциального издания он не посягали вряд ли мог посягать на нарушение официальных предписаний. И все-таки газета из-за сущего пустяка была запрещена - как раз тогда, когда Гегель уже и сам стал тяготиться журналистской. И впоследствии политическая жизнь и борьба Германии будут выталкивать из своей непосредственной сферы людей типа Гегеля - сих глубокомыслием, талантом и неискушенностью в сложных политических интригах. Но нужно снова принять во внимание также и характер немецкого политического и идеологического радикализма, которому отдали дань молодые Ге- гель и Шеллинг. Это был, бесспорно, радикализм, но радикализм в его немецком варианте радикализм и свободомыслие подданных деспотического полицейского государства, граждан экономически и политически отсталого общества, сего сильнейшим религиозно-идеологическим контролем радикализм интеллектуалов, чья склонность к анализу, рефлексии предопределяла немалую осторожность их открытых действий по отношению к господствующей репрессивной социальной системе. В германских государствах того времени, несмотря на раздробленность, хаос, царивший в стране, существовала единая и достаточно эффективная система репрессий она включала законодательные установления и запреты, цензурные ограничения, действия сыскных, надзирающих и карающих инстанций. Цель системы состояла в сохранении социального status quo ив предотвращении - благодаря неусыпному контролю за действиями, мыслями и словами граждан - всяких попыток осуществлять, оправдывать революционные или вообще сколько-нибудь кардинальные социальные преобразования. 28 Радикально настроенные интеллектуалы, которым противостояла такая действительно мощная система, не могли не переживать глубокий - часто скрываемый от себя и других людей - страх перед репрессивным аппаратом государства и церкви, порой даже и не испытав на себе его воздействия. в уме возможные опасности активного политического действия в пользу свободы, в пользу назревших общественных перемен, они чаще всего находили основания, ипритом довольно веские, чтобы не ввязываться в большую политику. Не лишен убедительности аргумент, который нашел Шеллинг: мыслящих радикалов сразу же натолкнулась бы на противодействия, быть может, на прямые репрессии государства, иона- неслучайно- представлялась безнадежной, неосуществимой. Без труда можно было бы указать также и на ошибки тех радикалов-экстремистов, которые ввязывались в политику например, многих немецких мыслителей, включая Гегеля и Шеллинга, оттолкнули действия якобинцев, представлявших наиболее радикальное крыло французской революции. Они пока не поколебали в таких людях, как Гегель, веры в обновляющее значение революции, но заставили немецких интеллектуалов задуматься над вопросом о соотношении революции и террора. (Гегель потом сведет с якобинцами идейно-нравственные счеты в) Одним словом, в аргументах против революционного действия не было недостатка. Отсюда - глубокий критицизм умонастроений и осторожность в реальном политическом поведении - постепенно формирующийся способ жизни молодого Гегеля и его друзей. В чем, однако, нельзя отказать Гегелю и его единомышленникам, так это в вольнолюбивом характере их мыслей и настроений. Политика отныне становится для них притягательным объектом серьезных, все более глубоких и основательных размышлений. Правда, стечением времени - вместе с эпохи - Гегель становится и более сдержанным в эмоциональной форме своих критических инвектив в адрес деспотизма, системы подавления свободы. Однако как политический мыслитель, он, до конца жизни размышляя над проблемами политики, государства, по крайней мере теоретически не изменял принципу свободы, преданность которому он обрел в Тюбингене, впитав дух французского и немецкого свободолюбивого гуманизма. Политический радикализм, изгнанный из сферы конкретного 29 политико-государственного действия, переносится в сферу мысли. Благодаря этому политическая практика Германии оставалась оплотом консерватизма, прибежищем умственной серости, немедленно расправлявшейся с малейшей личностной одаренностью и благородством характера как с . Куда было деваться талантливыми свободолюбивым людям, все же тяготевшим к политике Они часто уходили в сферу творчества, культуры. А это насыщало немецкую теоретическую и художественную культуру истинными талантами и благородными страстями, которые были заряжены энергией политического протеста. Пусть протест и шифровался в абстрактную символику философских рассуждений, окутывался в ткань художественно-литературных образов. Немцы наловчились использовать для социально-политического, идеологического критицизма даже теологическую тематику, богословский язык, чем и воспользовался молодой Гегель. Общественное сознание долгое время было такими читающая публика, особенно оппозиционная, поднаторела в быстрой расшифровке политического подтекста рассуждений, казалось бы весьма далеких от политики. Немецкая культура была вынуждена для выражения глубоко назревших настроений социально-политического протеста избирать темы и проблемы, на которые по тем или иным причинам не распространялся государственно-цензурный или церковно-моралистический запрет. Благодаря этому и по узкому руслу разрешенного рассуждения начинает течь, размывая установленные границы, достаточно мощный поток, питаемый социальным критицизмом. Такими разрешенными, даже весьма почтенными объектами рассуждений в стране политического морализма и официальной религиозности были религия и мораль. Но неверно было бы думать, что Гегеля и Шеллинга привлекает к ним только одно соображение - при помощи внешне благочестивых теологических и моралистических рассуждений замаскировать свой политический радикализм. Дело обстоит куда сложнее. Проблемы религии и морали глубоко и искренне волнуют во второй половине XVIII в. творческих людей Германии и других стран Европы. Острая критика религии и церкви - знамение времени. Официальная религия и действия церкви вызывают ненависть передовых студентов и выпускников теологического института - это много значит, да еще Влияние французской революции тут несомненно. Политически ориентированная вольнолюбивая французская идеология еще задолго до революции указала на связь между произволом, деспотизмом политической власти и официальной политикой церкви как господствующего института. Эта связь несомненна и для молодого Гегеля, который пишет Шеллингу: 26. Выражается ненависть именно к системе государственно-политического деспотизма, а значит, ко всему, что освящает ее символами святости, моральности, просвещенности. Зрелость мышления молодого Гегеля заключается как разв том, что он воспринимает политическое господство как разветвленную, единую систему (что, кстати, также питает страх перед ее мощью и вездесущием). Поэтому слова, отнесенные и к социальному устройству, и к сфере идей, становятся в переписке и первых произведениях Гегеля, в сущности, таким же негативным символом, что и деспотизм. Далее мы увидим, к каким теоретическим выводам на этой основе приходит Гегель, когда в ранних произведениях анализирует вопрос о системе и системности. В чем специфика такого анализа в первых самостоятельных работах молодого Гегеля? Это не логико-гносеологическое исследование. Понятие Гегель приводит в связь с социальным развитием, с повседневной жизнедеятельностью человека - аспект проблемы системности, с фиксирования и рассмотрения которого началось идейное развитие Гегеля, не потерял своего значения до сегодняшнего дня. И ныне актуальным остается выявление Гегелем деспотизма. Итак, соответственно тому, что системные социальные связи рассматриваются Гегелем главным образом в их негативном воздействии на жизнедеятельность личности, в понятие вкладывается преимущественно критический смысл. Ценный результат, имеющийся в еще незрелых, во многом несамостоятельных философских размышлениях Гегеля, - критическое понимание молодым мыслителем социальной обусловленности и соци- ально-политических функций ортодоксальных систем мысли (например, теологических систем официальной церкви, систем официозной философии, что особенно четко выражено в переписке. И поскольку свобода понимается молодыми Гегелем и Шеллингом прежде всего как - от политического деспотизма, произвола, унижения человеческого достоинства, тов единство включаются обслуживающие деспотическую систему невежество, косность, интеллектуальная серость, которые непременно ставят себя на службу системе подавления свободы. Прозябание в Берне, вдали, тяготило молодого Гегеля. Он охотно уехал бы в другое место, он мечтал об ином положении, но твердо оговаривал. Столь же категорична и оценка условий философствования в тюбингенских учебных заведениях 27. И все-таки Гегель просит Шеллинга рассказать, что же делается в Тюбингене. В ответном письме Шеллинг пишет 28. Правда, Шеллинг не может отказать в известной ловкости на что уж казалась им поначалу неприемлемой кантовская философия, но потоми ее они захотели поставить себе на службу. Сначала Канта за неугодное учение о религии бранили, а потом решили, что удобнее воспользоваться вошедшим в моду кантианством, - сетует Шеллинг29. Гегель возмущен не меньше Шеллинга и не менее его язвителен. Переписка свидетельствует Гегель понимает проблему глубже, чем его более преуспевший в философии друг. Причина жизненной стойкости ортодоксии заключена не в неожиданной кантианства. Прочность официальной, в тот период непременно теологически и моралистически ориентированной философии - в ее социальных корнях, в ее служебной роли по отношению к социальным системам. 30. Какая четкая и верная мысль Гегель призывает Шеллинга - и это обдуманное нравственное правило действия - как можно больше мешать ортодоксов, выставлять их духовную наготу. Кроме того, он надеется, что для ортодоксов не пройдет бесследно и обращение к кантовской философии желая, они из кантовского костра тащат к себе уголья, из которых, как надеялись в то время Фихте, Гегель, Шеллинг, должно возгореться пламя новых философских идей. Заметим, кстати, что восприятие кантовской философии, 32 которое мы в книгах, статьях, учебниках превратили в своего рода безличную филиацию идей, в действительности было связано с глубочайшим личностным одушевлением, с самыми смелыми надеждами и ожиданиями. Как потом выяснилось, последние были соединены с изрядной долей иллюзий, которым вскоре суждено было развеяться. Нов конце XVIII в. усвоение кантианства радикальными мыслителями Германии меньше всего напоминало простую интеллектуальную рецепцию - происходило именно духовное потрясение от переработки кантовской философии стали ожидать самых далеко идущих следствий - если не сразу революционного преобразования общества, то во всяком случае такого революционизирования философии и всей старой, которое будет прологом грядущих социальных переворотов. Казалось, что вот-вот поколеблется царство (выражение Шеллинга31). - так писал Гегелю Шеллинг 32. Молодым талантам тогдашней немецкой философии приходилось прилагать немало усилий, чтобы не дать ядовитым испарениям ортодоксального философско-теологического болота поглотить открывшийся им великих идей, обосновывавших достоинство и свободу человека. Это была труднейшая битва принципов, установок, идей, ив ней не оказалось неуязвленных противником победителей. В этой битве талантливым мыслителям уже с самого начала творческого пути наносились тяжкие ранения. Травля, обращенная официальными философами и теологами против Фихте, - случай хорошо известный, многократно описанный и интерпретированный в историко-философской литературе. Нас здесь интересует, как на нее отреагировали Шеллинг и Гегель. Понятно, что в целом они былина стороне Фихте, конфликт которого со студентами Йены в 1795 г. был не более как прологом к серьезному 1799 г Шеллинг с возмущением пишет Гегелю о том, как использовала настроения студентов философская среда, которая тайно их к выступлениям против талантливого, яркого лектора, а сама - через журналы - устроила ему 34 (какое точное определение. Мнение Гегеля об этом скандале примечательно искренне жалея 33 Фихте ( - тоже очень яркий и емкий социальный образ, Гегель в тоже время осторожно и мягко осуждает Фихте. Грубость и невежество корпоративной студенческой массы вряд ли своевременно исправлять не лучше было бы привлечь к себе Нов рассуждениях и оценках своих Гегель и Шеллинг, конечно же, четко принимают сторону гонимого таланта. 35. В тех же письмах, в которых говорится о Фихте, друзья в более серьезной и общей форме обсуждают постоянно тревожащий их вопрос о своем отношении к системам ортодоксальной философии, к. Вместе с письмом от 21 июля 1795 г. Шеллинг высылает подготовленную им для диспута работу (защищалась она в Тюбингене 27 июля 1795 г. Работа написана быстро, и Шеллинг просит друга при прочтении быть снисходительным. Он сообщает охотнее занялся бы другой темой, которую поначалу выбрал, -. Название показывает, что тема избиралась с несомненным критическим прицелом. Но Шеллингу ее 36. Сколько еще теми проблем было в самом начале или отброшено молодыми философами по размышлению Написанное тоже не удовлетворяет что-то весьма существенное. Гегель тщательно изучает и диспутационную работу, и присланные одновременно другие сочинения Шеллинга*. Он оценивает их чрезвычайно высоко, причем прямо признает, что идеи, теснившиеся в его уме, прояснились благодаря работам Шеллинга. Гегелю импонирует именно радикальная направленность произведений друга против догматизма ортодоксальных систем теологии и философии. Диспутационное сочинение радует Гегеля: в ней нет страха перед и 37. Проходит несколько месяцев, ив письмах, относящихся к лету 1795 г, все более нарастает тревога. (посвящена разъяснению оснований философии Фихте),. 34 мой, - пишет Шеллинг, - революция, которую должна вызвать философия, еще далека. Большинство из тех, кто, казалось, хотели ей способствовать, теперь со страхом отступают. Этого они не ждали Гегель охотно подхватывает тему - здесь уже он подбадривает друга. Ведь Шеллинг стал оригинальным мыслителем он смело бросил свои творения, презрев сегодняшних судей. Гегель также увещевает друга, да и самого себя, внутренне подготовиться к самым крайним формам неприятия, даже травли со стороны официальной философии - ведь начала же она разделываться с Фихте! Что должно служить опорой и утешением 39. Сказанное позволяет сделать некоторые выводы. Основная причина критического отношения молодого Гегеля к ортодоксальным философским системам коренится в страстном отрицании. И опо- средуется оно пониманием внутренней связи между социально-политическим угнетением и ортодок- сально-догматическими идейными формообразованиями. На первый план пока выступает не творческое созидание философской системы (и, следовательно, не формирование новой логики, нового принципа системности, а радикальное по своим устремлениям (имеющее прямые социально-политические предпосылки и достаточно четкие адресаты критики) преодоление ортодоксального. И хотя Гегель, как видно из переписки, предполагает возможность создания и распространения неортодоксальных, прочно увязанных с принципом свободы философских систем, все же час позитивной работы над собственной системой мысли еще не пробил. Радикальное философское сообщество, на которое ориентируется ив которое входит Гегель, к середине х годов XVIII в. находится в состоянии интеллектуального брожения. Французская революция обострила многие идейные процессы, происходившие в Германии, изменив их форму и сообщив им особую направленность, новое ускорение. В более спокойное время усвоение и преодоление кантианства были бы, возможно, более специальными и более. Нов конце XVIII столетия свободолюбиво настроенные мыслители подходили к философии Канта, к тенденциям ее дальнейшего развития, к другим системам философии со строгими радикальными мерками. Не на внутренних оттенках философской системы пока сконцентрировалось внимание тех, кто, подобно Гегелю, связывал кантовско- фихтевскую философию с революционными общественными преобразованиями. Служение философии и философов принципу свободы - вот тот главный критерий, в свете которого Гегель и Шеллинг оценивают величие, достоинство философского учения. Но как добиться, чтобы новая философия, новаторская философская система действительно удовлетворяли такому критерию Гегель мучительно ищет ответ на этот коренной для него вопрос. Ищет вместе с Шеллингом, постепенно вступая на путь придирчивой критической оценки результатов, достигнутых в лучших философских учениях его времени. Как бы ни было важно для понимания идейной борьбы в философии принимать во внимание единство мыслителейноваторов в их критике теологов и философов-ортодоксов, не меньшее, если не большее значение сточки зрения содержания имеют различия творческих путей, личностных ориентаций, которые намечаются в неортодоксальном философском сообществе. Гегель точно и искренне пишет Шеллингу:, - и тут же говорит о пути, избранном им самим 40. Для свободолюбивого молодого ума, только что начавшего углубленную работу в философии, естественно стремление присоединиться к философии Канта. Последняя обладала несомненными гуманистически-нравственными преимуществами по сравнению с ретроградно-ортодоксальными системами философии ив тоже время выгодно отличалась от многих, если не всех, радикальных социально-критических воззрений тогдашней Германии своей наибольшей теоретической разработанностью. * - по отношению к тюбингенскому периоду. С Гегель познакомился в 1789 г, те. через 8 лет после ее первой публикации, и, видимо, читал ее уже во втором издании. 36 Гегель пока скромно понимает задачу своей работы в философии - применить к интересующим его принципы философии Канта. Шеллинг, который раньше Гегеля начал поиски самостоятельного пути, относится к философии великого Канта с почтением, но уже и с немалой критичностью, - пишет Шел- линг. Поэтому молодого мыслителя так раздражают правоверные кантианцы, которые соорудили из недавно столь необычной системы новый идейный, даже религиозный фетиш. Зимой 1795 г. у Шеллинга появился новый философский кумир - Фихте. С деятельностью Фихте связываются большие ожидания. Видимо, письмо было ненадолго отложено. Шеллинг заканчивает его через некоторое время сообщением, что им прочитано Фихте. Восторженное отношение к автору сохраняется. Весь контекст письма не оставляет сомнения в том, что науко- учение Фихте привлекает Шеллинга прежде всего радикальностью своих социально-политических предпосылок и выводов. Гегель в общем и целом разделяет оценку друга, он сообщает также, что Гёль- дерлин 42. В переписке 1795 г. большей радикальностью, глубиной и зрелостью критических устремлений отличается, конечно, Шеллинг. От него исходит и немало влияет на Гегеля умонастроение резкой непримиримости по отношению ко всему устаревшему, ортодоксальному. Он - зато, чтобы идейное наследие, передаваемое будущему, было обретено 43. 44. Радикальные настроения Шеллинга передаются Гегелю. 16 апреля он пишет другу письмо, в котором наиболее ярко и резко выразились критицизм его суждений о политическом деспотизме и политических интригах, надежды на поистине универсальное значение философской революции в Германии. Вот почему каждый, кто хочет подчеркнуть политический радикализм молодого Гегеля, так охотно - ив какой-то мере оправданно - ссылается на это письмо. И слова в переписке 1795 г. еще встречаются. Но скоро надежды на революцию в философии станут таять. Начиная слета ив г. Гегель - и, видимо, неон один - переживает, что имело различные причины - общественные и личные. К общественным можно отнести отлив свободомыслия в Европе и, конечно же, едва лине раньше всего в Германии. Инициированная кантианством 46, которая, казалось бы, вот-вот ниспровергнет догматизм, как хотели нетерпеливые молодые мыслители, не оказала ожидаемого действия. сделались еще ничтожнее, а не только удержали, но и упрочили свои привилегии. На повестке дня, как ни грустно было взглянуть правде в лицо, стоял вопрос о сосуществовании с преданными ортодоксальной системе ее адептами. Где же можно еще было найти опору Гегель ищет утешение и надежду в дружбе с единомышленниками, что видно, например, из письма Гёльдерлину, написанного в ноябре 1796 г В 1795 - 1796 гг. существовало важное различие между Шеллингом и Геге- лем: первый обрел опору в творческой философской работе, где уже ощущал себя оригинальным мыслителем, в то время как второй чувствовал себя в философии весьма неуверенно. Его мучили сомнения. 48. Интерес Гегеля к работам, формально посвященным проблемам религии, и их направленность были если не пробуждены, то по крайней мере поддержаны Шеллингом. Именно под влиянием Шеллинга Гегель захотел взяться более серьезно за критическое - в духе идеалов, ценностей, устремлений неортодоксального философского сообщества - освещение ряда проблем, связанных с толкованием религии и нравственности. Но уверенности в том, что достигнуты ценные результаты, у него 38 таки не появилось. Современники не увидели работ Гегеля о религии они были изданы Г. Нолем только в 1907 г. Название было им дано тенденциозное 49. Эти фрагментарные, незаконченные сочинения представляют немалый интерес, так как они, раскрывая исходные позиции творческого становления Гегеля, немало говорят об отношении молодого философа к двум интересующим нас темам системности и историзму, причем в связи с последними своеобразно выражаются Гегелем выводимые из принципа свободы другие идеалы, ценности, надежды. 4. Ранние работы Гегеля о религии и нравственности в свете проблем системности и историзма. В работах Гегеля о религии идеи, тесно связанные с принципом свободы, носят четко выраженный ценностный характер - они отстаиваются со страстью и категоричностью молодости, резко противопоставляются ряду принципов, которые пока еще кажутся неприемлемыми, прямо противоположными. Аргументация развертывается здесь через построение своеобразных ценностных антитез. В тоже время, как мы увидим далее, социальное мышление молодого Гегеля в некоторых принципиальных вопросах, несмотря на резкость, глубину, даже блеск критики, уже носит компромиссный характер. |