Нерсесянц_В_С_Право_математика_свободы_Опыт_прошлого_и_перспективы. Нерсесянц_В_С_Право_математика_свободы_Опыт_прошлого_и_перспекти. Нерсесянц В. С. Право математика свободы. Опыт прошлого и перспективы
Скачать 0.8 Mb.
|
В порядке пояснений к приведенным положениям следует отметить, что в них речь идет о бесплатной индивидуализации всей социалистической собственности, т. е. всех ее форм и всей ее массы Это, в частности, означает последовательное отрицание как претензий государства (т. е. системы государственных органов и отдельных ее звеньев) на социалистическую собственность, так и, следовательно, его права на долю в десоциализируемой собственности. За государством признается лишь право на налоги, но не на доходы от объектов десоциализируемой собственности. Объекты 135 (здания/техника и т. д.), необходимые для нормального функционирования государственных органов, первоначально должны быть предоставлены из фонда общей собственности граждан в бесплатное пользование, но не в собственность государства. В дальнейшем (с учетом состояния государственной казны и т. д.) возможен переход и на платный режим пользования подобными объектами. Кроме того, государство (и его органы) может, как и любое другое юридическое лицо в условиях рыночной экономики, на общих для всех условиях арендовать, приобретать в собственность и т. д. любой объект, находящийся в товарно-денежном обороте. Полное отделение государства от узурпированной социалистической собственности является необходимым условием для формирования свободных собственников и свободного рынка, настоящих экономических и правовых отношений, независимого, от политической власти гражданского общества и формирования на такой основе правовой государственности. Обществу с гражданской собственностью нужно и соответствующее его сути, целям и интересам государство. И не общество должно приноровляться к государству, а государство — к обществу и потребностям его членов. Поскольку арифметический размер доли каждого гражданина в общей собственности зависит от общего числа всех граждан, то применительно к Российской Федерации на сегодня этот размер равняется около 1/150 000 000 доли общей собственности. Завышение числа граждан на 10 млн. продиктовано задачами обеспечения стабильности этой доли (скажем, в течение 5 лет) и формирования необходимого резервного фонда. Но, разумеется, размер доли можно определить и на более короткие сроки (допустим, на 1 год) — в этом случае величина доли будет, конечно, больше, а резервный фонд меньше. Юридически говоря, гражданская собственность — это идеальная доля каждого сособственника в общей собственности всех граждан. Каково действительное содержание такой идеальной доли, покажет лишь рынок — по мере вовлечения объектов этой общей собственности в товарно-денежные отношения. Фактически владелец гражданской собственности будет получать лишь соответствующую его идеальной доле часть денежных доходов от объектов общей собственности. Эти денежные поступления на специальные счета каждого юридически можно обозначить как реальную долю владельца гражданской собственности, которой он может распоряжаться по своему усмотрению. 136 Сама же гражданская собственность в виде идеальной доли по природе своей не может быть изъята из общей собственности и не может быть предметом какой-либо сделки. Она носит персонально определенный, неотчуждаемый характер и принадлежит гражданину от рождения до смерти. Будущие новые граждане (из числа тех, кто родится или получит гражданство по иным основаниям), как и все прежние граждане, будут иметь одинаковое право на равную гражданскую собственность. Неотчуждаемое право на гражданскую собственность — это, следовательно, не естественное право каждого человека, а социально-политическое по своему смыслу прижизненное, личное, субъективное право каждого гражданина. Равенство в собственности ограничено пределами ранее социализированных средств производства и возможно лишь как право на равную гражданскую собственность. В концепции равной гражданской собственности речь, таким образом, идет именно о признании и закреплении права каждого на равную долю в десоциа-лизируемой собственности, а вовсе не о вульгарном физическом делении поровну между гражданами самих объектов социалистической собственности, что, помимо всего прочего, в принципе невозможно, поскольку равенство вообще (в том числе и в отношениях собственности) возможно лишь в правовой форме. Такое равное право на одинаковую гражданскую собственность можно получить лишь после социализма — в правовой форме десоциализации уже наличной социалистической собственности. Поэтому, например, взгляды Платона (в «Законах»), Руссо и других эгалитаристов о фактически равной собственности всех выражают неразвитые представления о природе собственности, права, равенства и свободы. С этим связан и антиправовой, антилибертарный характер их утопий. К тому же фактически равная собственность для них — искомый идеал и конец развития, тогда как равное право на гражданскую собственность предполагает допущение и развитие (сверх этого минимума собственности) также и всех других видов собственности, т. е. возможность и необходимость на базе равной гражданской собственности имущественных различий. Признание гражданской собственности открывает дорогу для любого экономически целесообразного варианта платной приватизации объектов общей собственности граждан и их вовлечения в товарно-денежные отношения. Это будет в интересах каждого владельца гражданской собственности, поскольку их доходы 137 (денежные поступления на их счета) будут напрямую зависеть от интенсивности такого товарно-денежного оборота. На этой основе естественным образом сформируется то необходимое общественное согласие переходу к рынку, которое недостижимо при нынешней приватизации, осуществляемой в ущерб интересам значительной части общества. В принципе после признания гражданской собственности к приватизации могут быть допущены все объекты общей собственности граждан (включая и землю), за исключением объектов общенационального значения. При этом определенная часть некоторых из допущенных к обороту объектов (например, часть земли, полезных ископаемых и т. д.) должна оставаться в общей собственности граждан, т. е. не продаваться, а, скажем, сдаваться в аренду, наем и т. д. Иначе говоря, в общей собственности всех граждан должна оставаться определенная часть наиболее ценных объектов, необходимая и достаточная для экономически эффективного и результативного функционирования исходной конструкции гражданской собственности. Распродажа всех объектов общей собственности граждан и, следовательно, преобразование вещественного состава этой собственности в соответствующие денежные доходы граждан означали бы конец гражданской собственности. Однако не только экономически, но и социально- политически принципиально важно сохранение на видимую перспективу неотчуждаемого права каждого на гражданскую собственность как гарантированный для всех минимум собственности. Сверх этого минимума гражданской собственности допускаются и все другие виды собственности, так что физические и юридические лица могут в меру своих возможностей и без всякого ограничения приобрести по правилам рынка себе в собственность любой из объектов, находящихся в товарно-денежном обороте. Разумеетср, что в отношении такой (негражданской) собственности ее владелец будет обладать всем комплексом правомочий владения, пользования и распоряжения. Все эти виды собственности, допускаемые сверх гражданской собственности, можно было бы для простоты назвать «частной собственностью» (индивидуальной, групповой и т. д.), но в строгом социально-экономическом смысле это не частная собственность, точно так же, как и «приватизация» после признания гражданской собственности принципиально отличается от нынешней приватизации (т. е. создания частной собственности) до и без признания гражданской собственности. Дело в том, что частная собственность 138 (от античной до наиболее развитой, буржуазной) предполагает наличие несобственников, деление общества на собственников и несобственников. Наделение всех гражданской собственностью радикально меняет все отношения собственности и сам тип общественного строя: одно дело — антагонизм между собственниками и несобственниками, и совсем другое дело — отношения между владельцами большей и меньшей собственности в условиях неотчуждаемого права каждого на минимум собственности. Хотя в реальной действительности социализм оказался строем без настоящей собственности, свободы и права, однако в результате социалистического отрицания капитализма создана впервые в истории социалистическая собственность «всех вместе», справедливое (в соответствии с принципом всеобщего правового равенства) преобразование которой ведет к цивилизму — новому строю с более развитыми (чем до социализма) формами собственности, свободы и права. Для оценки места и значения социализма в историческом прогрессе свободы, равенства, права и отношений собственности принципиальное значение имеет то обстоятельство, что никакой другой тип собственности, кроме социалистической собственности, не допускает подобного преобразования и такой всеобщей и бесплатной индивидуализации по принципу правового равенства всех граждан. Только социалистическая собственность обладает таким уникальным потенциалом. Право на гражданскую собственность — это не просто обычное формальное право (абстрактная правоспособность) индивида иметь (или не иметь) собственность на средства производства, а уже приобретенное, наличное и неотчуждаемое субъективное право на реальную собственность. Дивилитарное право, следовательно, обогащает и развивает дальше содержание и понятие принципа правового равенства: правовое равенство здесь означает не только прежнее формально-правовое равенство (всеобщую равную абстрактно-формальную правоспособность), но и существенно новый момент — всеобщее правовое равенство в уже реально приобретенных субъективных правах всех, без исключения, граждан на цивилитарную (гражданскую) собственность. Существенно важно, что здесь большее равенство (т. е. равенство более содержательное, чем прежняя лишь чисто формальная равная правоспособность) представлено в строго правовой форме, как равное право (уже приобретенное равное право каждого на гражданскую собственность), которое распростра- 139 няется на отношения собственности и вместе с тем принципиальио отличается от антиправового «фактического равенства». Таким образом, цивилитарное право — это новое, послебуржуазное и постсоциалистическое правообразование, сохраняющее принцип любого (в том числе и буржуазного) права, т. е. принцип формального равенства, и вместе с тем дополняющее и обогащающее его равным правом каждого на одинаковый для всех минимум собственности. Подобно тому как гражданская собственность — это настоящая индивидуализированная собственность на средства производства, но уже не буржуазная частная собственность, так и право на гражданскую собственность — настоящее право, но уже не буржуазное право. Цивилитарное право, следовательно, по своему содержанию и уровню развитости стоит выше предшествующих типов права и, следовательно, в правовой форме воплощает большую меру свободы людей и выражает более высокую ступень в историческом прогрессе свободы, равенства и права в человеческих отношениях. Можно предположить, что и видимый дальнейший прогресс права будет осуществляться по цивилитарной модели обогащения и дополнения принципа формально-правового равенства новыми, неотчуждаемыми субъектными правами. * * * На практике, как известно, преобразования социалистической собственности осуществляются в форме ее приватизации. Нарастающие трудности на этом пути, углубляющийся кризис, отсутствие декларированных успехов и т. д. свидетельствуют о стратегических пороках и теоретической неосмысленности представлений о светлой капиталистической будущности социализма. В этой связи определяющее значение имеют вопросы об основаниях приватизации, ее правомерности и справедливости, ее соответствия и согласуемости с позицией, интересами, мировоззрением, установками, ожиданиями общества с социалистическим прошлым, — словом проблемы ее правовой, социальной и духовной легитимации. Прежде всего очевидно, что современные установки на капитализацию социализма посредством приватизации социалистической собственности и соответствующие практические мероприятия 140 исходят из ложного представления, будто речь идет о собственности самого государства и ее разгосударствлении, а не о достоянии общества и его десоциализации. Проводимая концепция приватизации, таким образом, ревизует смысл и итоги социализма, отрицает социалистический характер предшествующего строя и лежащей в его основе собственности: чтобы отвергнуть социализм на будущее, его наличие отрицают и в прошлом. Такое несерьезное отношение к социализму как факту и явлению всемирно-исторического смысла и значения может привести лишь к усугублению кризиса и новым социально-политическим потрясениям. Действительность «разгосударствления» социалистической собственности к тому же весьма далека от декларированных целей. Так, можно констатировать, что именно благодаря процессу «разгосударствления» и приватизации государство впервые на самом деле огосударствляет социалистическую собственность и стремится легитимировать себя в качестве настоящего собственника всех богатств страны. Этого, конечно, нельзя было сделать раньше, в условиях социализма (т. е. при запрете частной собственности, отсутствии настоящей собственности и права). Ведь конструкция «государство — единственный собственник всего» представляет собой чисто словесную фикцию, поскольку для любых действительных экономико-правовых отношений собственности абсолютно необходимо наличие неопределенного множества субъектов права собственности. С точки зрения социализма допущение такого множества субъектов собственности было бы равносильно признанию отвергаемой частной собственности. Столь же невозможна и абсурдна концепция социалистического «государства» (т. е. диктатуры пролетариата) в качестве единственного частного собственника всех социализированных средств производства. Словом. «государство» при социализме права на социалистическую собственность не приобрело и в принципе не могло приобрести. Принципиально иная ситуация складывается с переходом к приватизации социалистической собственности. В этих условиях официально разрешенного множества видов и субъектов собственности на средства производства само государство предстает в роли суперсобственника в компании им же сотворенного множества собственников. При этом государство оказывается в двойственном положении С одной стороны, оно само нуждается в наличии таких частных 141 собственников, поскольку только благодаря этому оно может легализировать себя в качестве собственника ранее «ничейной» собственности общества и народа. С другой стороны, оно стремится и в новых условиях сохранить доставшиеся ему позиции монополиста и всячески тормозит и минимизирует реальную приватизацию, препятствует развитию вынужденно разрешенного негосударственного сектора и т. д. И дело здесь не только в номенклатурно-аппаратном сопротивлении приватизации или номенклатурной «прихватизации» социалистической собственности. Гораздо существенней то, что действительно огосударствляемая теперь собственность (фактически — все богатство страны) и политическая власть (которая еще только начала преобразовываться в нормальную государственно-правовую власть) оказываются в одних руках — в распоряжении аппаратно-властных структур формирующегося посттоталитарного строя. Эта вновь возникающая собственность государства в сложившихся условиях по существу является частной собственностью государства с ее разделением между Федерацией в целом и субъектами Федерации. Согласно новой Конституции Российской Федерации (п. 2 ст. 8) «в Российской Федерации признаются и защищаются равным образом частная, государственная, муниципальная и иные формы собственности». Здесь различие между формами собственности проводится по внешнему признаку — по владельцам собственности: частная собственность — у отдельных лиц, государственная — у государства, муниципальная — у органов местного самоуправления и т. д. Но по существу все эти формы собственности в условиях нынешней приватизации являются лишь различными (по субъектам, правовому статусу, способам владения, пользования и распоряжения, степени свободы или зависимости от политико-властных решений и т. д.) видами или формами типологически единой частной собственности. В этой связи весьма показательно, что в Конституции, которая фактически закрепляет переход от социалистической собственности к собственности частной, ничего не говорится о приватизации — этом главном и определяющем событии и факторе всей современной социальной, экономической, политической, правовой и духовной ситуации. За рамками Конституции остается весь процесс уже реального и действительного огосударствления всенародного достояния — вместе с приватизацией и при помощи приватизации. Вместо всего этого из абзаца «г» п. 1 ст. 114 новой 142 Конституции мы узнаем, что Правительство Российской Федерации «осуществляет управление федеральной собственностью». Создается впечатление, будто оно (кстати говоря, только оно, кроме, разумеется, президентских структур, поскольку другие ветви власти от этого главного дела отстранены) занимается упомянутым многотрудным «управлением» в старом смысле планирования социалистического народного хозяйства и т. д., а не в смысле приватизации, капитализации и других интересных товарно-денежных трансформаций объектов социалистической собственности. Правда, формирующаяся в наших условиях частная собственность (во всех ее формах, видах и подвидах) весьма далека от той свободной (свободной прежде всего от диктата власти) частной собственности, которая отличает капитализм от феодализма. Это хорошо видно при сравнении складывающейся у нас ситуации с положением дел при капитализме. У нас почти все богатство страны находится у государства и кое-что с его дозволения — у малочисленных частных собственников, там же почти все находится у многочисленных частных собственников и лишь кое-что — у государства, которое к тому же жестко зависит от развитого частнособственнического общества и неусыпно контролируется им. Различие здесь качественное, можно сказать, эпохальное. Постсоциалистический строй с огосударствлением социалистической собственности и ее превращением в частную собственность оказывается, с точки зрения социально-исторических координат, в явно докапиталистической ситуации, где-то на пути от неофеодализма к дикому неокапитализму, в жестких путах административно-властных, бюрократических, социально-профессиональных, региональных, национальных, — словом, не экономико-правовых ограничений и запретов. Кстати говоря, наблюдаемое ныне соединение в одних руках политической власти и частной собственности и в целом политизированность отношений собственности — характерная черта именно феодальной стадии развития, когда до появления действительно свободной собственности, свободы промыслов, свободного рынка и т. д. еще очень далеко. Так же далеко и до независимого гражданского общества, правового государства и правовых законов. Очень по-феодальному выглядит и нынешний поход за своей «цеховой» частной собственностью по профессиям, по разного рода привилегиям, по социальным слоям и группам, по трудовым коллективам, по этническому признаку, по месту работы и жительства и т. д. 143 Много общего между феодальным партикуляризмом (дробление на удельные княжества и отсутствие внутригосударственного суверенитета, разнобой в законах и т. д. в условиях, когда местные феодалы обладали одновременно и властью, и собственностью) и теперешней тенденцией к сепаратизму и автаркии. Активизация центробежных сил в наших условиях объективно обусловлена уже тем, что огосударствление социалистической собственности и соединение власти и собственности неизбежно ведут к децентрализации власти и дроблению собственности (по «этажам» государственной системы, по национально-государственным и административно-территориальным образованиям и т. д.), так что борьба мест за большую власть — это одновременно и борьба за больший кусок собственности, а большая собственность — это, в свою очередь, необходимое условие для большей независимости от диктата вышестоящих властно-собственнических структур. Многое вообще делается с помощью криминальных средств и методов. Все это свидетельствует об иллюзорности оптимистических устремлений к капитализму и развитому буржуазному праву. На длинном и окольном пути к свободному рынку и праву общество оказалось в жестких тисках между государством-собственником и цеховой частной собственностью, бессильной по отношению к государству и всесильной по отношению к несобственникам. К числу показателей типологической неразвитости формирующегося ныне постсоциалистического права можно, в частности, отнести декларативность и бездействие общих правовых принципов и норм, отвечающих современным мировым стандартам, ослабление роли закона, конкуренцию (и «войну») источников права, отсутствие единого правового пространства, единого правопорядка и единой законности, партикуляризацию, мозаичность и казусность правовой регуляции, симбиоз социального, политического и правового начал, «цеховую» множественность особых прав-привилегий, специальных правовых режимов (по субъектам, по объектам, по роду деятельности и т. д.) — в отступление от требований правового равенства, равной правоспособности и т. д. Подобная неразвитость складывающегося постсоциалистического права, которая во многом носит типологический, а не краткосрочный переходный характер, в ряде отношений типична для докапиталистического периода развития права, общества и государства. Речь идет о ситуации, когда гражданское общество и политическое государство, отношения частные и публичные, собственности 144 и власти еще не отдифференцировались друг от друга и до господства всеобщих начал правовой свободы и равенства, утверждения свободы собственности, свободы предпринимательства, свободного рыночного хозяйства и т. д. предстоял долгий путь. Неразвитость (экономическая, политическая, правовая) образующейся у нас постсоциалистической ситуации по существу оказывается неизбежным следствием избранного пути и способа преобразования социалистической собственности и социализма в целом. Причем это осуществляется при наличии объективных условий и принципиальной возможности выбора для общества с социалистическим прошлым социально-исторически адекватной и прогрессивной концепции и модели развития, а именно цивилитарного строя с более высокой, чем прежде (в том числе и при капитализме), ступенью развития форм собственности и права, с отсутствием частнособственнических антагонизмов, с качественно новым состоянием и уровнем общественного согласия и т. д. Реально складывающаяся ситуация становится питательной почвой для социальных, политических и национальных конфликтов, для экономической и всякой иной преступности, взлет которой сопровождается криминализацией всех основных структур, отношений и форм жизнедеятельности общества. Все это усиливает раскол в обществе. Между тем очевидно, что для легитимации проводимых реформ и преобразований одних законов и указов недостаточно, необходимо реальное общественное согласие. Видимо, этим целям и были призваны послужить ваучеры, разрекламированные в качестве средства широкой «народной» приватизации. С подобной миссией, как известно, ваучеры явно не справились. Правда, следует подчеркнуть, что присутствующий в ваучерах - элемент равенства — это, вопреки распространенным представлениям, как раз правовое начало (хотя смутное, ограниченное и искаженное) в подходе к преобразованию социалистической собственности, в отношениях к средствам производства и т. д., а не уравниловка, которая по природе своей ограничена сферой потребительских объектов и отношений. Но это ваучерное равенство и по мотивации, и по содержанию, и по форме реализации не соответствует равному праву каждого на долю в десоциализируемой собственности. Это равное право должно быть распространено на всю социалистическую собственность, а не только на ее часть (ваучеризация же сопровождалась действительным огосударствлением остальной, большей части 145 социалистической собственности); за гражданами прямо и непосредственно должно быть признано и закреплено реальное (уже приобретенное) право на равную долю в десоциализируемой собственности, а не весьма окольная и сомнительная бумажно-ваучерная дорога к абстрактно-возможному, но для большинства в принципе не достижимому на этом пути (и практически не реализованному) праву собственности на средства производства. С самого начала было ясно, что такая абстрактная возможность с помощью незначительных квазиденег приобрести что-то из ограниченного фонда подлежащих приватизации объектов собственности будет, конечно, реализована лишь немногими (представителями номенклатуры, мафиозными структурами, новыми богачами, некоторыми трудовыми коллективами и т. д.). Всем остальным ваучер может запомниться лишь как символ несправедливого раздела «социалистического наследства». Некоторые хотели видеть в ваучере «последнее прости» социализму. Но это вряд ли. На таком пути прощание с прошлым обещает быть изнурительно долгим. Ничего окончательно решенного и определенного еще нет. Разведка боем в попятном движении от социализма к капитализму (да к тому же, видимо, через какой-то неофеодализм) грозит превращением в беспросветную битву в пути. Силы и возможности для этого, к сожалению, есть и не убывают. Это отчетливо продемонстрировали драматические события сентября — октября 1993 г., результаты декабрьских выборов в Федеральное Собрание, продолжение социально-политической конфронтации в обществе и после принятия новой Конституции Российской Федерации, которая, по идее и по смыслу такого основополагающего акта, и должна была бы явиться воплощением нового «общественного договора», выражением общественного. согласия относительно целей, путей и средств проводимых и предстоящих преобразований, по поводу фундаментальных социальных, экономических, политических и правовых характеристик совместно и согласованно созидаемого будущего строя. Поиски общественного согласия, не достигнутого с помощью новой Конституции, привели, как известно, к подготовке и подписанию (представителями многих, но далеко не всех влиятельных социально-политических сил) «Договора об общественном согласии»'. При всей важности подобных мероприятий и актов не следует забывать, что нашему обществу, бьющемуся над проблемой ' См.: Российская газета. 1994.29 апр. 146 выбора будущего, необходимо реальное, а не словесное согласие. Тут дело не в тактике, а в стратегии, не в изменчивых субъективных желаниях, а в коренных объективных интересах, не в ситуативном общественном мнении, а в концепции преобразований, не в текущем соотношении сил, а в основных тенденциях и ориентирах общественного развития. В этой связи напрашивается неприятный вопрос: а достижимо ли вообще реальное и прочное общественное согласие на путях проводимой приватизации и проектируемой «капитализации социализма»? Практика пока что не дает оснований для оптимистического ответа на данный вопрос. Каких-то убедительных доводов в этом плане не выдвинули и идеологи прокапиталистической трансформации социализма. Принципиально иные основания и ориентиры для достижения стабильного социально-политического мира и гражданского согласия в нашем изменяющемся обществе представлены в концепции цивилизма, выражающей объективные возможности дальнейшего прогресса в отношениях и формах собственности, права, свободы и справедливости. 3. Правовые ориентиры исторического прогресса свободы В контексте объективно-исторической возможности прогрессивного пути развития от социализма к цивилизму все остальные варианты преобразования реально сложившегося социализма неизбежно предстают как исторически регрессивные и в конечном счете несостоятельные. Концепция цивилизма показывает, что социализм не историческая ошибка и не впустую затраченное время, что беспрецедентные жертвы нескольких поколений наших предшественников и соотечественников не пропали даром, что при социализме, этом наиболее напряженном, кровавом и трагическом участке всемирной истории, впервые созданы предпосылки (в виде социалистической собственности) для перехода к более высокой, более справедливой, более гуманной ступени развития общечеловеческой цивилизации. Реальный опыт социализма и объективно-исторически подготовленные в результате социализма предпосылки для перехода к цивилизму свидетельствуют о том, что искомое на протяжении тысячелетий «фактическое равенство» не абсолютно, а относительно. 147 Оно в действительности возможно лишь как момент «экономического равенства» — в экономико-правовой форме и в пределах индивидуализированной равной гражданской собственности как единого для всех минимума собственности, без ограничивающего максимума. И цивилизм, таким образом, тоже не конец исторического прогресса свободы и равенства, а лишь новая ступень в его развитии. Для успешного преобразования социализма необходим «общественный договор» о принципах, основаниях и условиях перехода от старого состояния к новому строю. Очевидные пороки и несправедливость приватизации социалистической собственности как якобы собственности самого государства, неудачи на путях капитализации социализма, движения к гражданскому обществу, правовой государственности и т. д., вовлечение все новых и новых слоев населения в бесконечную и бесперспективную «войну всех против всех» за собственность, опасная поляризация общества, рост необольшевистских, националистических, неофашистских, неототалитаристских сил в условиях обнищания населения, взлет преступности и криминализация самих форм и норм общественных отношений наглядно демонстрируют как раз отсутствие необходимого общественного согласия на пока что предложенный обществу путь преодоления социализма. Для искомого общественного согласия необходим, как минимум, справедливый для всех принцип, а таковым является лишь один принцип — принцип равного права каждого на одинаковую для всех граждан долю во всей десоциализируемой собственности. Всякий, кто хочет от социалистической собственности получить больше равной для всех гражданской собственности, тот, по существу, претендует на привилегии. Но неправомерные приобретения из общественной собственности вряд ли удастся легитимировать как настоящую собственность, не только проведенную в законе, но и всерьез признанную обществом с социалистическим прошлым. Идея гражданской собственности — главный вывод из всего предшествующего социализма. До и без социализма, априорно и умозрительно эту идею и такое направление развития истории невозможно было бы и придумать. Коммунистическое требование «фактического равенства» отвергает ценности и достижения общецивилизационного процесса. Гражданская собственность — это наконец-то найденная форма 148 удовлетворения и вместе с тем одновременно преодоления этих разрушительных требований в категориях самой цивилизации, т. е. в форме права собственности. Цивилизация при этом сохраняется и продолжается благодаря тому, что она обновляется и обогащается новым моментом — идеей неотчуждаемого права каждого на гражданскую собственность. Средствами досоциалистической цивилизации это всемирно-историческое требование большего равенства не разрешимо. Концепция цивилизма как постсоциализма обладает регулятивным потенциалом и для капитализма. Это регулятивно-ориентирующее значение идеи цивилизма (в качестве нового категорического императива') можно в общем виде сформулировать так: от капитализма к цивилизму, минуя социализм. Более конкретно это означает: каждому — неотчуждаемое право на гражданскую (цивилитарную) собственность. Социализм уже подготовил правовой ответ коммунистическим требованиям масс. Черновая работа истории уже сделана. Ответ найден — гражданская собственность. Этим ответом может (и объективно будет вынуждено) воспользоваться и капиталистическое общество, чтобы избежать мук социализма. Но для этого сложившихся социальных услуг бедным и так называемого «шведского социализма» в пользу несобственников окажется мало: необходимо будет каждого наделить неотчуждаемым правом на достаточный минимум собственности на средства производства, т. е. на персонально определенную равную долю в рамках общей собственности всех. Понятно, что размер этого минимума и самой общей собственности всех граждан будет зависеть от соотношения сил, претензий и интересов в соответствующем обществе, степени его богатства, уровня жизни населения и целого ряда иных факторов, которые в своей совокупности определят конкретное содержание соответствующего «общественного договора» о гражданской собственности. Но это уже, как говорится, их трудности, проблемы для самого капитализма: как и каким конкретно способом может быть в условиях буржуазного общества создана такая общая собственность, на базе которой можно было бы сделать каждого владельцем равной гражданской собственности, 1 У Канта, чье понятие мы здесь используем, отсутствует, разумеется, идея равной гражданской собственности, исторически и логически возможная лишь после социализма. Это, кстати говоря, очень хорошо демонстрирует апостериоризм реального содержания максим его категорического императива, ограниченного социально-историческими границами формально-правового равенства и частной собственности. 149 найти свой путь к послекапиталистическому цивилизму, оставить тем самым социализм позади себя, избавиться от порождающих и сопровождающих его проблем и т. д. При всех различиях между ними постсоциалистический цивилизм и посткапиталистический цивилизм обладают принципиальным единством и типологической общностью благодаря их единой основе — неотчуждаемому праву каждого на гражданскую собственность. Лишь на такой принципиально новой основе может быть преодолен и снят антагонизм между социализмом и капитализмом. Социализм и капитализм могут встретиться и примириться лишь на базе цивилизма, т. е. на почве и в условиях будущего принципиально нового («третьего») строя. Концепция цивилизма тем самым демонстрирует ошибочность и иллюзорность представлений о конвергенции между капитализмом и социализмом. Речь на самом деле должна идти не о конвергенции капитализма и социализма, а о преодолении и социализма, и капитализма, о переходе и от социализма, и от капитализма к цивилизму. Не вдаваясь здесь в детали, можно в целом уверенно сказать, что порожденный и подкрепленный реальной историей социализма категорический императив о неотчуждаемом праве каждого на общеобязательный минимум гражданской собственности преодолеет сопротивление сложившихся отношений в сфере собственности и подчинит их своему регулятивному воздействию.. В исторических масштабах вектор развития общественной практики совпадает с направлением и ориентирами прогресса идей. * * * Новое в истории — это, вопреки поговорке, не хорошо забытое старое, а до поры, до времени отсутствующее, невидимое и неизвестное очередное будущее. Его нельзя придумать или сконструировать лишь из материала прошлого и настоящего, потому что главное и конституирующее в этом будущем, т. е. собственно новое, всегда находится за пределами видимости всех прежних представлений о будущем. Можно сказать, что историческое пространство, как и пространство физическое, искривлено, и увидеть, что нового за предстоящим большим историческим поворотом, можно лишь после того, как такой поворот уже реально исторически подготовлен и возможен. И на поверку оказывается, что говорящие о «конце истории», по существу, признают, что для них действительно предстоящее будущее еще не видимо, не знаемо, не известно. 150 Применительно к философско-историческим концепциям Гегеля и Маркса можно сказать, что вне поля их видения и теоретического осмысления неизбежно оказалась открывшаяся лишь после реального социализма (радикального антикапитализма, послекапиталистического строя без свободы, права и собственности) объективно-историческая возможность формирования неотчуждаемого права каждого на равную цивильную собственность и в целом движения к цивилизму как более высокой ступени в прогрессе свободы и права. Наш интерес (под углом зрения цивилизма) к подходам Гегеля и Маркса вызван тем, что именно их позиции до сих пор остаются двумя наиболее развитыми и вместе с тем типологически радикально противоположными трактовками капитализма и посткапитализма с точки зрения диалектики социально-исторического прогресса во всемирной истории. При этом, конечно, речь идет не о гносеологическом или моральном упреке в адрес Гегеля или Маркса как идеологов соответственно капитализма и коммунизма, а прежде всего о неизбежной объективно-исторической ограниченности их представлений о путях последующего исторического развития, о будущности права, свободы, собственности и т. д. Каждая концепция по-своему абсолютизирует относительное, выдавая конец видимого отрезка истории за конец истории вообще. Такой видимой частью истории для гегелевской концепции является капитализм, для марксизма — антикапитализм. И каждая из этих концепций трактовала невидимую ей часть истории как простое и прямое продолжение (до дурной бесконечности — до «конца истории») видимой части истории. Отсюда и неизбежное историческое мифотворчество о неизвестном будущем, находящемся за невидимым грядущим очередным большим поворотом истории. Современная перепроверка — с позиций цивилизма — прошлых представлений об историческом прогрессе свободы и права позволяет выявить в них верное и познавательно ценное от исторически обусловленных иллюзий, искажений, недоразумений (а всякий миф в своей основе — это в буквальном смысле не—до—разумение, т. е. еще адекватно не понятое, пока что не доступное разуму). Так, с точки зрения концепции цивилизма очевидна мифологичность представлений о капитализме как вершине и конце прогресса свободы, права, собственности и т. д. Но вместе с тем в этих представлениях (особенно глубоко и ярко —- у Гегеля) 151 присутствует та верная мысль, что свобода, собственность и т. д. возможны лишь в правовой форме, что исторический прогресс — это, по сути, правовой прогресс и что, следовательно, выход за границы капитализма, его отрицание — это одновременно отрицание права, свободы, собственности вообще. Реальный (антикапиталистический) социализм XX в. выразительно подтвердил это. Мифом оказалось и представление о том, будто отрицание капитализма освобождает людей, дает им большее, «фактическое» равенство, ведет к полному коммунизму и т. п. Но многие критические положения этого подхода (критика недостатков частной собственности, указание на ограниченный характер формально-правового равенства и т. д.) по существу верны, хотя и искажены коммунистической мотивацией, критериями и ориентирами этой критики. Реально-историческим подтверждением основательности этой критики является фактическая ликвидация капитализма в XX в. в целом ряде стран в духе именно марксистско-пролетарского антикапитализма. Хотя этот антикапитализм (в реальной истории — социализм) не привел к коммунизму, однако его всемирно-историческое место в качестве переходного периода между капитализмом и цивилиз-мом не менее значимо, чем в качестве доктринально предначертанной низшей ступени коммунизма. С точки зрения прогресса свободы и права смысл социализма — в подготовке необходимых условий для перехода к цивилизму. В контексте изложенной диалектики исторического прогресса свободы и права (от капитализма — через социализм — к цивилизму) можно сказать, что с исторических и теоретических позиций и Гегеля, и Маркса (да и вообще — до современного кризиса социализма) цивилизм не только не был виден, но и вообще не был вообразим, поскольку его тогда и за потенциальным историческим горизонтом мысли и реалий еще не было. Ограниченная позитивная диалектика Гегеля в действительности упирается в капитализм, радикальная негативная диалектика Маркса завершается антикапитализмом. Концепция цивилизма продолжает диалектику исторического прогресса, преодолевая ограниченность гегелевской и негативизм Марксовой версий диалектики исторического развития. Если даже социализм XX в. упустит нынешнюю объективную возможность для перехода к цивилизму, то это вовсе не будет означать ни потери самой идеи цивилизма (и ее автономного регулятивного воздействия — независимо от практической реализации), ни уже навсегда открывшегося пути к нему. 152 Без перехода к цивилизму ни коммунистическую идеологию, ни новые попытки ее реализации преодолеть невозможно. Без признания правового института гражданской собственности любая индивидуальная собственность будет по своей природе частной собственностью со всеми присущими ей антагонизмами, а там, где есть частная собственность, там неизбежна и борьба против нее, там естественно возникает и коммунистическая идея — бессмертная идеология несобственников. Кровавый путь от капитализма к социализму был проделан при попутном ветре истории, усиленном чарами притягательного мифа о всеобщем земном рае. Проект возвращения от социализма к капитализму лишен не только подобных сверхмотиваций, абсолютно необходимых для любого большого исторического дела, но и той справедливости и соответствующей массовой поддержки, которые необходимы для достижения социального согласия в обществе с социалистическим прошлым. Сделать бывшее небывшим не могли даже олимпийские боги. Тем более что это «бывшее» (в нашем случае социализм), как показывает концепция цивилизма, обладает потенциалом, необходимым и достаточным для достижения исторически более высокой ступени свободы, равенства и права. 153 Заключение Социализм как переходный строй между капитализмом и цивилизмом — таков тот всемирно-исторический контекст. в рамках которого, на наш взгляд, только и можно адекватно уяснить координаты, место и значение социализма в историческом прогрессе свободы и равенства, понять, где мы сейчас находимся, откуда и куда идем, какая будущность нас ждет, каковы предпосылки и условия нашего перехода к праву, к экономически, юридически и морально свободной личности, гражданскому обществу, товарно-рыночным отношениям, правовому государству. Без коммунистической перспективы социализм (а именно — социализм коммунистический) оказался в исторической ловушке и предстал как переходный строй без переходов. Отсюда и представления о социализме как исторической ошибке и тупиковой ветви общественного развития, попытки исправить дело возвращением к капитализму как конечному и высшему пункту мировой цивилизации. Но история и цивилизация не остановились на капитализме, капитализм не конец истории, а социализм — не историческая ошибка сотен миллионов людей. Цивилизм как концепция постсоциализма освобождает общество с социалистическим прошлым от комплекса исторической неполноценности и демонстрирует, что социализм — это не впустую затраченное время, а самый тяжкий и жестокий этап всемирной истории на пути к утверждению более высокой ступени человеческой свободы, равенства, справедливости и права. Колесо всемирной истории прошлось по тем, кто оказался в социалистическом пространстве и времени. Отсюда наши потери и трагедии. Но здесь — и работа на будущее. Контуры цивилизма как будущности социализма стали проясняться лишь в условиях стагнации и кризиса реального социализма, выявивших иллюзорность коммунистической перспективы и неадекватность доктринальных представлений о социализме как низшей фазе коммунизма. Очевидно, что до появления соответствующих объективно-исторических реалий периода упадка и кризиса практически сложившегося социализма не было и самой возможности для уяснения действительных перспектив его развития. Так что ни в XIX в., ни в 1-й половине XX в. не было еще необходимых условий для формирования представлений о цивилизме как будущности социализма. 154 Между тем тот или иной образ будущего, то или иное представление о будущности соответствующего объекта, явления (в вашем случае — о будущности социализма) играет существенную роль в процессе познания и преобразования практики, в понимании и оценке прошлого и современности. Так, ясно, что представленная в марксистской доктрине концепция социализма с коммунистической будущностью по сути своей не может допустить после буржуазной частной собственности, буржуазного права, буржуазного товарно-рыночного хозяйства, буржуазного гражданского общества и буржуазного правового государства какого-то нового (послебуржуазного) типа индивидуальной собственности на средства производства, нового типа права, рынка, гражданского общества и государства, поскольку все эти институты, согласно доктрине, будут «отмирать» по мере продвижения от социализма (как первой фазы коммунизма) к полному коммунизму. И только в концепции цивилизма, отрицающей одновременно и коммунистическую, и капиталистическую перспективы для социализма, впервые обосновывается объективно-историческая возможность нового (постсоциалистического и вместе с тем небуржуазного) типа индивидуальной собственности, права, рынка, гражданского общества и правового государства. С позиций концепции цивилизма ясно, что актуально обсуждаемые сейчас трудности перехода к рынку, гражданскому обществу, правовым отношениям в экономике, политике и т. д. — это трудности перехода не вообще к рынку, гражданскому обществу, праву и т. д., а именно к буржуазному рынку, к буржуазному гражданскому обществу, к буржуазному праву и т. д. Например, тезис современных сторонников рынка о том, что рынку нет альтернативы, по сути дела, имеет в виду капиталистическое «рыночное общество» и игнорирует (невольно) альтернативу рынка при цивилизме, на базе гражданской собственности. Борьба, следовательно, идет не за или против рынка, а за тот или иной тип рынка. Проблема состоит сегодня не в том. что наше общество против рынка; скорее, наоборот, оно за рынок, но за такой рынок, переход к которому связан не с отрицанием социализма в пользу капитализма, а со справедливым для всех членов общества преобразованием социализма, исключающим чьи-либо привилегии за счет «всех вместе». Обобщенно говоря, наше общество готово к далеко идущим и весьма радикальным преобразованиям в духе требований принципа 155 всеобщей справедливости, открыто для утверждения некапиталистического и вместе с тем несоциалистического строя. Такое постсоциалистическое будущее мы трактуем как цивилизм. В концепции постсоциалистического цивилизма прошлое и будущее России приобретают взаимосвязанный и осмысленный характер как ситупени единого, прогрессивно развивающегося исторического процесса. Только благодаря этому можно концептуально, а не голословно утверждать, что у России есть не только прошлое, но и будущее, что у нее есть своя история, которая имеет собственное продолжение. Когда же из прошлого России по тем или иным соображениям вычеркивают социализм, а постсоциалистическую Россию как «блудного сына» зовут вернуться к дореволюционным порядкам или капитализму, то это ведь, откровенно говоря, означает историческую дисквалификацию России — и на прошлое, и на все оставшееся будущее. Если, как полагают идеологи возврата назад, Россия почти весь XX век, т.е. в эпоху ее максимальной всемирно-исторической активности и значимости, по ошибке или иному ущербному основанию вела себя и других в тупик, то на какую . викторию после такой конфузии вообще можно рассчитывать? Идеология ошибочности и тупиковости российской истории XX в., будучи по сути своей антиисторической, навязывает России и ее народам стойкий комплекс исторической неполноценности и отбрасывает страну на периферию социально-исторического развития. Между тем ясно, что социализм XX в — это именно русская история. Более того — это, по критериям всемирной истории, самое существенное во всей истории России. Тот звездный случай, когда национальная история напрямую делает дело всемирной истории. Делает потому, что способна это сделать и видит в этом свое собственное дело и свою всемирно-историческую миссию. По ошибке, обману и т.д такие дела не делаются. Именно в России проделана вся тяжкая работа всемирной истории, связанная с реализацией и практической проверкой общечеловеческой коммунистической идеи. Итоги сделанного открывают путь к гражданской собственности и цивилизму. Это и есть русская идея сегодня и на будущее, российский вклад во всемирно-исторический прогресс свободы и равенства людей. 156 Оглавление Предисловие 3 Глава I Свобода, право, государство 1. Право как необходимая форма свободы 5 2. Право и закон 17 3. Правовое государство 26 Глава II Отрицание права: доктрина и практика социализма 1. Уничтожение частной собственности: от права к «фактическому равенству 63 2. «Огосударствление» всенародного достояния 82 3. Уравниловка вместо права 91 Глава III Правопонимание советского времени: основные концепции 1. Концепции послереволюционного периода 101 2. Борьба на «правовом фронте» 113 3. Официальное «Правопонимание» (Совещание 1938 г.) 120 4. Новые подходы к праву 123 Глава IV Дилемма постсоциализма 1. Версия конца Истории: капитализм как будущность социализма? 128 2. Цивилизм и цивилитарное право 133 3. Правовые ориентиры исторического прогресса свободы 147 Заключение 154 |