Гипнобарические гипериреоны. О русском издании России в 1839 году Настоящее издание является первым полным переводом на русский язык книги маркиза де Кюстина Россия в 1839 году
 Скачать 2.15 Mb.
|
|
1825 г. называл чету Варнгагенов поразительной, потому что невозможно сказать, кто из двоих более справедлив в суждениях и более своеобычен в творениях ума (ВЛ». HAF. № 16607. Fol. 212; РГАЛИ. Ф. 195. Оп. 3. № 47. Л. 4; в обоих случаях подл. по-фр.); ср. также дневниковую запись Варнгагена от 23 апреля 1841 г. — отклик насмерть остроумного, живого, красноречивого князя Козловского: Он был человеком величайших способностей, не нашедшим, однако, себе употребления. Родина его не предложила ему дела, а свет, в котором он жил, никогда неумел его оценить. <…> Рахиль любила его оригинальный ум и манеры, равно как и его доброе сердце. Я был ему очень предан, хотя часто посмеивался над ним, что он переносил с величайшим терпением (Zeitshrifft fur Slawistik. 1990/ Bd. 35. S. 165; подл. по-нем.). 118 дотоле мы никогда не виделись. — В принципе Козловский и Кюстин могли встретиться задолго до описываемого плавания на борту Николая I» — осенью 1814 г. в Вене, где Козловский, в эту пору чрезвычайный и полномочный посланник России при сардинском дворе, находился для урегулирования на Венском конгрессе вопроса о присоединении Генуи к владениям сардинского короля, а Кюстин состоял в качестве начинающего дипломата при Талейране, представлявшем на конгрессе Францию. Однако документальных свидетельство подобной встрече не сохранилось. Козловский упомянуло плавании в обществе Кюстина из Травемюнде в Петербург в Письме от 17/29 августа 1839 г. к наместнику Царства. Польского И. Ф. Паскевичу (1782–1856), при котором Козловский в 1836–1840 гг. состоял в качестве чиновника по особым поручениям (см НЛО. Св этом письме Козловский рекомендует Кюстина своему начальнику как автора нескольких недурных романов. 119 тоном истинного аристократа настоящая вежливость — Профессиональный дипломат (в 1803–1811 гг. — служащий русской миссии при сардинском дворе в 1812–1818 гг. — чрезвычайный и полномочный посланник притом же дворе в 1818–1820 гг. — в той же должности при дворах герцога Баденского и короля Вюртембергского, в 1820–1827 гг. — оставлен в ведомстве Коллегии иностранных дел без определенной должности, в 1827 г. уволен от службы, в 1836–1840 гг. состоял в Варшаве при наместнике Царства Польского в качестве чиновника по особым поручениям, Козловский оставил значительное литературное наследие, из которого ныне более или менее известны лишь три статьи научно-популярного характера, опубликованные в пушкинском Современнике (1836–1837), французские же политические брошюры практически неизвестны, а некоторые (Социальная диорама Парижа, написанная в 1824–1825 гг.) и неизданы. Европейская известность Козловского, близко знакомого с такими политическими и литературными знаменитостями, как Талейран и Каининг, Луи-Филипп и герцог Ришелье, Шатобриан и Байрон, основывалась прежде всего не на его печатных трудах (хотя Пушкин ценил его слоги манеру изложения так высоко, что признавался «Козловский стал бы моим провидением, если бы захотел рази навсегда сделаться литератором — Пушкин, т. 10. С. 465, 689–690; подл. по-фр.), нона его репутации блистательного собеседника, рассказчика и говоруна, в котором дар слова был такое же орудие, такое же могущество, как дар поэзии в поэте, дар творчества в художнике (Вяземский ПА. Эстетика и литературная критика. МС. В гостиной князя малейшее дневное событие подавало тему для обильных и поучительных рассказов, рассуждений и заключений, приправляющихся зачастую незлобным юмором, который пробивался у князя сквозь всю ткань выпавшего ему невеселого существования. Никто никогда не выносил из его беседы ни малейшего неудовлетворительного чувства, — а всяк уходил или с новым запасом сведений, или с исправленным воззрением на вещи, или с облегчением своего тайного горя, или, наконец, уврачеванный от какого-нибудь своего тщеславного недуга, для чего одно даже вступление в эту атмосферу сердечной доброты, изящного ума и философской простоты было уже достаточно (Прмсибыльский. Лоб. Козловский поражал собеседников блестящими, игривыми, полусерьезными беседами, характер которых с точностью передает лишь французское causerie (беседа (Пржецлавский О. А. Князь Петр Борисович Козловский Ф. 265. On. 2. № 2138. Л. 10), незаемной информацией о жизни и мнениях европейских мыслителей ушедшей эпохи, осколком которой казался сам. Любопытно, что точно такое же впечатление производил на беспристрастных наблюдателей и Кюстин; он очарователен, благороден и прост в обращении, как последний представитель старинной аристократии <…>, - писал в марте 1854 г. литератор следующего поколения, Ж. Барбе д'Оревийи. — Он ведет беседу, как человек, знавший г-жу де Сталь и сохранивший самый дух настоящей беседы. Он — дерево, ломящееся под тяжестью (исторических) анекдотов. <…> Нужно видеть его, когда за десертом он извлекает из кармана одну за другой всех европейских знаменитостей (цит. по Custine A. de. La Russie en 1839. P., 1991. Т. 1. P. 478–479; совпадает не только общая характеристика, но и упоминание г-жи де Сталь, с которой был хорошо знаком и Козловский — см. ниже примеч. к наст. тому. 120 в Англии нет дворянства ничто неспособно сделать человека дворянином. — Последнее утверждение вполне отвечает известным нам убеждениям Козловского, который в неопубликованном при жизни фрагменте Опыт истории России назвал главным изъяном российского общественного устройства мнимую мощь русского дворянства, не образующего сословия, подобного дворянскому сословию других европейских монархий, и погубленного петровской табелью о рангах, которая отменила наследственные преимущества и открыла путь в дворянство людям любого звания (см Из наследия П. Б. Козловского. С. 303–305); как и Пушкин, Козловский выступал сторонником сильной, независимой аристократии. Что касается Англии, где так свято, как нив одной европейской стране, уважаются права государей как залог общественного спокойствия, как живые щиты, оберегающие общественный порядок от дерзких самонадеянных честолюбцев (цит. по Dorow. P. 72–73), то ее Козловский почитал образцовым государством и мерил ею свои взгляды и суждения даже в области нравственности и повседневных привычек (Rewuska. Т. 2. Р. 149). Скептическое восприятие английского общественного устройства, при котором политической свободе сопутствует рабская зависимость людей всех сословий от моды и привычки, было свойственно скорее самому Кюстину, выразившему его в книге Записки и путешествия (1830). 121 Лораге Луи Леон Фелисите де Бранка, маркиз де Виллар, граф де (1733–1824), литератор и остроумец, начавший свою карьеру драматурга и эпиграмматиста во времена Вольтера, в царствование Людовика XV, а кончивший ее пэром Франции, притом сочувствующим либеральной оппозиции, при Людовике XVIII, аристократ по происхождению и фрондер по характеру основатель его рода, выходец из Испании Бюфиль де Бранка обосновался во Франции еще при Карле VII (XV веки тогда же получил титулы маркиза де Виллара и графа де Лораге. 122 сопровождал императора Александра в его поездке в Лондон. — Александр находился в Англии с 26 мая июня по 14/26 июня 1814 г. по приглашению принца-регента, в 1820 г. ставшего английским королем Георгом IV (1762–1830); в Лондоне состоялась встреча европейских монархов, членов антинаполеоновской коалиции, предшествовавшая Венскому конгрессу, где победителям предстояло окончательно решить судьбу послевоенной Европы. Перед этим Козловский пробыл в Англии целых полгода (с января по август 1813 г, покорил английское светское общество и даже — первым из русских — удостоился звания почетного доктора Оксфордского университета по разделу гражданского права (Sim-monsJ. S. G. Turgenev and О. 1966. V. 31. P. 146). 123 очень любит своего лейб-медика… — Лейб-медиком Александра I, сопровождавшим его во всех поездках, был Джеймс (Яков Васильевич) Виллие (1765–1854), выходец из Шотландии, с 1790 г. живший в России в 1814 г. английский принц-регент в знак особого внимания к императору Александру даровал лейб-медику Виллие сначала достоинство кавалера <sir>, а вскоре затем и титул великобританского баронета, на что ему была выдана грамота с гербом, оригинал которого сочинен и рисован был самим Государем Русский биографический словарь. СПб., 1896. Т. 1. С. 309). Описание Кюстином непонятливости русского монарха вызвало недоумение — на сей раз вполне оправданное — Греча (см Gretch. P. 15). 124 секретарь князя К - Карл Франц (Шарль Франсуа) Штюбер (1801 — не раньше 1869) — уроженец Швейцарии, секретарь Козловского в течение последних полутора десятков лет жизни, после смерти князя — служащий русского консульства в Париже, член- корреспондент Французского Восточного общества префектуры Сона-и-Луара, неразлучный домочадец, заслуживающий добрую память за его беспредельную преданность своему обожаемому патрону. <…> Секретарь под диктовку и по поручению, чтец газет и писем, комиссионер, казначей (sic!), расходчик и эконом, он с французскою дружбою снисходил до всех услуг, какие потребовались в отсутствие единственного лакея или вызывались несметливостю полагавшейся на даче кухарки — по части яиц всмятку. Честный, добросердечный, но иногда угрюмый воркун этот, обходясь сам бессменным серым вроде наполеоновского сюртуком, застегнутым до галстука для избежания прочих прихотливостей туалета, сдерживал благотворительную расточительность князя и заводил горячий с ним споро распределении изредка появлявшихся денежных посылок 125 30 градусов по Реомюру… — Приблизительно 24 градуса по Цельсию. 126 Имеются ли у вас рекомендательные письма — Кюстин еще в Париже получил рекомендательные письма к директору императорских театров А. М. Гедеонову и обер-церемониймейстеру И. И. Воронцову-Дашкову (см Tarn. P. 514; НЛО. Св Киссингене АИ. Тургенев дал ему рекомендательные письма к московскому почт-директору А. Я. Булгакову и к ПА. Вяземскому. Первого Тургенев просил принять Кюстина с истинно московским гостеприимством (НЛО. С. 116), а второму предлагал познакомить гостя в Петербурге с писателем и ученым В. Ф. Одоевским, историком-библиографом, знатоком записок иностранцев о России Ф. П. Аделунгом и поэтессой К. К. Павловой, а если тот поедет в Москву, передать его Булгакову и Чаадаеву, моим именем, и Свербеевой для чести русской красоты (ОА. Т. 4. С. 79). E. А. Свербеева, московская приятельница Тургенева, мыслилась тому аналогом г-жи Рекамье, а салон Свербеевых — аналогом парижского салона Рекамье в Аббеи-о-Буа). По-видимому, в Киссингене же Варнгаген снабдил Кюстина письмом к педагогу и литератору ЯМ. Неверову (НЛО. СО причинах, по которым Кюстин не встретился с теми представителями русской культурной элиты, которым хотел передать его Тургенев, см. наст. томи примеч. и НЛО. С. 108–110). 127 моя коляска была отправлена на имя некоего русского князя — С просьбой помочь ему отыскать пропавшую коляску Кюстин обратился к своему новому русскому знакомцу — князю Козловскому, а тот в свою очередь переадресовал просьбу своему приятелю ПА. Вяземскому, вице-директору департамента внешней торговли Министерства финансов в ответном письме секретарю Козловского Штюберу Вяземский заверял Я немедля отдам необходимые распоряжения таможне, дабы там разобрались в недоразумении, происшедшем с маркизом де Кюстином, и возвратили ему его экипаж как можно раньше НЛО. С. 129]. 128 Гостиница Кулона находилась по адресу Михайловская площадь, дом 8. 129 хваленая статуя Петра Великого — Почти все европейские путешественники считали своим долгом описать знаменитую статую, предмет восхищения всей Европы (Schnitler. P. 223), но восхищение это было отнюдь не всеобщим. Так аббат Жоржель, автор Путешествия в СанктПетербург» (1818), упрекал скульптора в том, что он обтесали отполировал глыбу-пьедестал, чем испортил впечатление от памятника, а г-жа де Сталь в книге Десять лет в изгнании (изд. 1821) критикует использование в памятнике змеи сознавая, что функция ее — удерживать в равновесии колоссальные фигуры всадника и коня, она возражает против вкладываемого в памятник смысла Петру, по ее мнению, следовало опасаться не столько пресмыкающихся царедворцев, сколько приверженцев старины (см Voyage en Russie. P. 218–219; 223; Россия. СО скептических репликах на памятник, изваянный Фальконе, в русской прессе х гг., см Осповат А. Л, Тименчик Р. Д. «Печальну повесть сохранить МС Собор Святого Исаака — Исаакиевский собор, строившийся в 1818– 1858 гг. по проекту уроженца Франции Огюста Рикара (Августа Августовича) Монферрана (1786–1858); кг. были уже сооружены все четыре портика, но еще не завершен купол, и собор стоял в лесах. 131 Зимний дворец возродился из пепла. — Вечером 17/29 декабря 1837 г. из-за неисправности печной трубы в Зимнем дворце вспыхнул пожар, произведший огромные разрушения (уцелели лишь стены и своды первого этажа. Для восстановления дворца 29 декабря 1837 г. была создана специальная комиссия под председательством министра двора князя П. М. Волконского. Общее руководство строительными работами было поручено генералу ПА. Клейнмихелю, стараниями которого Зимний дворец возникал из огня на трупах работников (Герцен АИ. Сочинения. М, 1958. Т. 7- С. 358). На строительстве трудились ежедневно по 8-10 тысяч работников. К весне 1839 г. была завершена первая очередь восстановительных работ все основные работы были завершены в 1840 г. Европейские читатели были склонны верить картине строительства, нарисованной Кюстином; см, например, в дневнике герцогини де Дино 24 мая 1843 г Я знаю Россию и русскую жизнь недостаточно хорошо, чтобы проверить точность рассказов и описаний, однако как из преданий, таки из собственных моих сношений с русскими я знаю довольно, чтобы понять, что описания Кюстина вполне правдоподобны. Так, все, что он рассказывает о тысячах рабочих, принесенных в жертву ради скорейшего восстановления императорского Зимнего дворца в Санкт- Петербурге, я слышала в Берлине (Dino. P. 270–271). О тяжелых условиях, в каких трудились рабочие на восстановлении дворца, Кюстин мог слышать от французского посла Баранта, который в своих посмертно изданных Заметках о России специально подчеркивает, что в обществе об этом не говорили асам он узнал страшные подробности случайно, после смерти французского художника и французского архитектора, работавших во дворце картина, которую рисует в своих Заметках Барант, разительно напоминает Кюстинову: Я слышал от князя Василия Долгорукова, в обязанности которого входил надзор за этими работами, что во дворце имелись комнаты, куда невозможно было войти, не снявши фрака и галстука, а между тем в комнатах этих трудилось множество рабочих. Император навещал строительство ежедневно, почитая его делом своей жизни, главной своей заботой. Испарения гипса, необычайная жара, внезапный переход в другую атмосферу, на морозные зимние улицы, умножали среди рабочих болезни, нередко приводившие к смертельному исходу (Notes. P. 305–307). Авторы антикюстиновских брошюр (Гречи Толстой) решительно опровергали утверждения Кюстина о гибели рабочих на строительстве дворца Греч добавлял, что русскому человеку смена температур нестрашна недаром русские из бани бросаются в снег. Заметим, что далеко не все французские путешественники, побывавшие в России на рубеже 1830-1840-x гг., уделяли судьбе рабочих, восстанавливавших дворец, такое же внимание, как Кюстин; так, К. Мармье, посетивший Россию в 1842 г, просто констатирует, что дворец сгорели был возведен заново в несколько месяцев (Marmier. Т. 1. P. 273). Тон, в каком Кюстин рассказывает о реконструкции дворца, резко контрастировал с риторикой русских официозных сочинений, в которых подчеркивалась чудесная мощь царя, по чьей воле дворец к назначенному дню встал, прекрасный, из развалин, и это истинное чудо, едва постижимое, совершилось не волшебством, но действием слова, сказанного Государем, вполне постигшим свой народи чувством народа, беспредельно и свято преданного Государю (Башуцкий А. П. Возобновление Зимнего дворца в Санкт-Петербурге. СПб., 1839. С. 70); ср. у Кюстина ниже полемику с высказываниями такого рода. Характерно, что особо подчеркивалась русскость свершившегося чуда, которого иностранцам, думавшими писавшим, что едва ли достаточно и двадцати лет, чтоб воссоздать дворец таким, каков он был до пожара, не понять Те могут только разгадать это, кому близко знакома Русь (Там же. С. 74). Среди официозных «топосов» в описаниях возрожденного дворца следует назвать также параллель Николай I — Петр I, не раз используемую и Кюстином: Петр Великий сделал из России, в четверть столетия, тона что требовались в других европейских государствах многие веки, и правнук дивного Петра сказал, что он чрез год будет встречать праздник Светлого Воскресения в стенах возобновленного дворца — сказали дворец возродился из развалин к назначенному дню Северная пчела. 5 апреля 1839 г. Здесь нелишне напомнить, что сразу после переезда царской семьи в восстановленный Зимний обнаружился фундаментальный дефект вентиляционной системы, который, помысли великой княжны Ольги Николаевны, служил постоянным источником легочных заболеваний ее родных (см Сон юности. С. 117; ср.: Там же. С. 132). Недостатки восстановленного дворца небыли тайной и для посторонних Гагерн замечает (в августе 1839 г Невыгодные последствия столь большой поспешности повсюду видны в Зимнем дворце сырые, нездоровые стены все комнаты летом много топились для просушки, поэтому уже во многих апартаментах стало невозможно жить (Россия. С. 671). Таким образом, сбылись предсказания о том, что от чрезмерно скорой отделки неминуемо должно во вновь возведенных стенах и каменных сводах остаться много сырости, которые зафиксировало III отделение еще в 1838 году (ГАРФ. Ф. 109. Оп. 223. № лоб бракосочетания великой княжны — Марии Николаевны (1819– 1876), старшей дочери императора, которой предстояло стать женой герцога Максимилиана Лейхтенбергского (1817–1852). Об этой свадьбе, на которой Кюстин присутствовал, подробнее см. ниже, в письме одиннадцатом. 133 Герберштейн Сигизмунд фон (1486–1566) — немецкий дипломат, побывавший в России, при дворе великого князя московского Василия III Ивановича (1479–1533) в 1517 и 152^ гг. и оставивший Записки о московитских делах (см Россия XV–XVIII вв. глазами иностранцев. Л, 1986. Сбыл послом Максимилиана I |