Ульрих Бек. Что такое глобализация. Ошибки глобализма ответы на глобализацию

• Название: Ошибки глобализма ответы на глобализацию
• Дата: 01.04.2022
• Размер: 1.06 Mb.
• Имя файла: Ульрих Бек. Что такое глобализация.doc
• Тип: Реферат; #433715
• страница: 9 из 14

Часть третья

ЗАБЛУЖДЕНИЯ ГЛОБАЛИЗМА.
Существенным признаком различия между Первым и Вто­рым модерном является, как уже говорилось, необратимость достигнутой глобальности. Это означает: мы живем в много­мерном, полицентричном, контингентном, политическом мировом обществе, в котором транснациональные и нацио­нально-государственные акторы играют друг с другом в кош­ки-мышки. Глобальность и глобализация подразумевают, ста­ло быть, также следующее: не-мировое государство. Точнее: мировое общество без мирового государства и без мирового пра­вительства. Возникает глобально дезорганизованный капи­тализм, ибо не существует никакой гегемонистской власти и никакого международного режима — ни экономического, ни политического.

Эту непростую фактуру глобальности следует четко отли­чать от новой простоты глобализма, понимаемого как всепроникающее, всеизменяющее господство мирового рынка. И де­ло не в том, чтобы демонизировать деятельность (мировой) экономики. Напротив, необходимо разоблачить проповедо­вавшиеся в неолиберальной идеологии глобализма примат и диктат мирового рынка для всех — для всех измерений обще­ства, — вскрыв то, чем они являются: раздутый до гигантских масштабов устаревший экономизм, подновление метафизи­ки истории, социальная революция сверху, прикидывающая­ся неполитической. Блеск в глазах неолиберальных “улучшателей мира/мирового рынка” может нагнать страх 1. Далее
1. Слишком мало уделяется внимания тому факту, что за последнее время в международном масштабе развернулась острая критика менеджмента изнутри, объектами которой стали “экономический кошмар” (ForresterV. L 'Horreur uconomique, Paris 1996), колдуны” ( Micklethwait J./Wooldridge Whitch-Doctors, New York 1996), как “направ-

ленияия мысли, в котором мысль отсутствует” (SurJ. Une alternative au management: La mise ni expression. Paris 1996), для которого все становится деньгами (KuttnerR... Everything/or .We. New York 1997). См. подведение итогов этого в: Nigsch О. Уоп der Soyologie zum Management. Undwiederwruck?, in: SoyaleWelt, Heft 4, 1997.
будут “подняты на вилы” следующие десять заблуждений гло-бализма:

1. Метафизика мирового рынка.

2. Так называемая свободная мировая торговля.

3. В области экономики мы имеем дело (еще) с интерна­ционализацией, а не глобализацией.

4. Драматургия риска.

5. Отсутствие политики как революция.

6. Миф о линейности.

7. Критика катастрофического мышления.

8. Черный протекционизм.

9. Зеленый протекционизм. 10. Красный протекционизм.

Ниже этим ловушкам для ума будут противопоставлены десять ответов на глобализацию.
1. Метафизика мирового рынка

Глобализм редуцирует новую сложность глобальности и глобализации к одному — экономическому — измерению, ко­торое к тому же мыслится линейно как непрерывное расши­рение всякого рода зависимости от мирового рынка. Все ос­тальные измерения — экологическая глобализация, культурная глокализация, полицентрическая политика, возникновение транснациональных пространств и идентичностей — тематизируются (если это вообще делается) только в предположе­нии о доминировании экономической глобализации. Миро­вое общество, таким образом, урезается и фальсифицируется, оказываясь мировым рыночным обществом. В этом смысле неолиберальный глобализм есть форма проявления одномер-яыхтипов мышления и действий, разновидность монокаузального взгляда на мир, т. е. экономизма. Привлекательность и опасность этой далеко не новой метафизики истории миро­вого рынка проистекают из одного и того же источника: из стремления, даже зуда к простоте, чтобы сориентироваться в мире, ставшем необозримым.

В какой мере эта метафизика мирового рынка ослепляет, можно показать на примере споров вокруг реформы пенсион­ного обеспечения в Германии. Здесь пенсии — и это поражает британцев и американцев, — несмотря на всю бюрократию и критику ее, являются частью живой, практикуемой солидарно­сти . И когда теперь неолибералы в экономике и политике доказывают, что это экономически неразумно, поскольку эти же деньги можно было бы с гораздо большей отдачей разместить в пенсионных фондах частной экономической сферы, то они лишний раз подтверждают, что смыслят в политической культype столько же, сколько глухой в музыке. Ведь пенсиями, во-| первых, обеспечивают и тех, кто не делает отчислений в пенси­онный фонд, например иждивенцев — членов семьи (жена, дети), — а во-вторых, в расходах участвуют (и здесь конкретно проявляется солидарность) работодатели.

Пенсии — это элемент антикапитализма в социал-демо­кратическом сердце германского капитализма, причем эле­мент не-рыночной логики, который был проведен в виде го­сударственного закона Бисмарком и который-то и сделал возможным капитализм; они-то и создали прочный фунда­мент демократии после Второй мировой войны.

Коварство разговоров о пенсии как “коллективной прину­дительной системе” (Вольфганг Шойбле) заключается в том, что в них шельмуется и приносится в жертву часть социаль­ной солидарности, причем со стороны тех, кто в иных случа­ях не жалеет носовых платков, публично оплакивая утрату общности между людьми.
2. Так называемая свободная мировая торговля

Глобализм поет гимн свободной мировой торговли. Утвер­ждается, что глобализированная экономика лучше всего при­годна для того, чтобы поднять во всем мире уровень благосо­стояния и тем самым ликвидировать неудовлетворительное положение в социальной сфере. Говорится, что даже в охране окружающей среды можно достигнуть прогресса благодаря свободной торговле, поскольку давление конкуренции яко­бы способствует бережному отношению к ресурсам, побуж­дает к деликатному обращению с природой.

При этом старательно обходится тот момент, что мы жи­вем в мире, весьма далеком от модели свободной торговли а-ля Давид Рикардо, опирающейся на сравнительные выгоды/ издержки. Высокий уровень безработицы в так называемом тре­тьем мире и в посткоммунистических странах Европы вынуж­дает правительства этих стран вести экономическую полити­ку, ориентированную на экспорт, — в ущерб социальным и экологическим стандартам. Благодаря низкой заработной плате, зачастую убогим условиям труда и “зонам, свободным от профсоюзов”, эти страны конкурируют друг с другом и с богатыми западными странами в стремлении привлечь зару­бежный капитал.

Утверждение, что мировая торговля обостряет конкуренцию и ведет к снижению затрат, отчего в конечном итоге выигрыва­ют все, на редкость цинично. Замалчивается тот факт, что су­ществуют два вида снижения затрат: повышенная экономич­ность (более совершенные технологии, организация и т. п.) или нарушение достойных человека условий труда и производства. Разумеется, при этом навар здесь с точки зрения экономики и организации производства больше, но только за счет отката к позднему варианту транснационального пиратства.
3. В области экономики мы имеем дело (еще) с интернационализацией, а не глобализацией.

Глобализм не только путает многомерную локализацию с одномерной экономической глобализацией. Одновременно жономическая глобализация смешивается с интернациона­лизацией экономики. Экономические показатели свидетель­ствуют, что, строго говоря, в регионах мировой экономики речь (еще?) может идти не о глобализации, но об интернацио­нализации. Можно зафиксировать укрепление транснацио­нальных торговых и промышленных связей внутри опреде­ленных мировых регионов и между ними — это касается Америки, Азии и Европы. Подтверждением служит то, что торговля и зарубежные инвестиции развиваются все еще между этими тремя крупными экономическими блоками мира, почему и говорят о триадизации мировой экономики. Для Германии это помимо прочего означает, что — вплоть до сегодняшнего дня! — конкуренция (за счет низкой заработной платы) со стороны государств бывшего Восточного блока или азиатских стран существует в статистически незначительных масштабах (около 10 %).

“В результате глобализации рынков и интернационализа­ции производства в Германии преимущественно трудоемкие отрасли промышленности и неквалифицированные рабочие попадают под пресс конкуренции в мировой экономике. Кон­кретно это означает, что дело дошло до снижения спроса на низкоквалифицированную рабочую силу благодаря перемещению производства за границу в форме оптимизации заработ­ной платы и прямых инвестиций, а также увеличения импорта. Произошедшая за последние сто лет внутриэкономическая трансформация, которая ведет к прогрессирующей замене труда капиталом и знанием, усиливается за счет развития мировой экономики. Но в будущем следует ожидать повышения кон­курентного давления на капитале- и наукоемкие отрасли про­мышленности, а также на высококвалифицированных рабо­чих, пороговые страны и страны Центральной и Восточной Европы, поскольку в результате прогрессирующего уменьше­ния экономического отставания они выступят как дополни­тельные конкуренты странам ранней индустриализации в со­ответствующих отраслях производства. Как, в таком случае, в ходе роста глобальных рынков и интернационального произ­водства будет развиваться спрос на высококвалифицирован­ных рабочих в Германии, в настоящее время неясно” 1.

Обращает на себя внимание тот факт, что внешняя торгов­ля Германии все еще ориентируется в основном на западные промышленно развитые страны. “Германия осуществляет внешнюю торговлю преимущественно с западными промыш­ленно развитыми странами. В 1993 году 77,29 % ее экспорта и 77,81 % ее импорта приходились на этот регион. В рамках этой группы стран наибольшая часть прямых инвестиций прихо­дилась на страны ЕС. Налицо сильная ориентация германской внешней торговли на Европу. Это связано, во-первых, с гео­графической близостью этих стран, а во-вторых, и это реша­ющий фактор, с эффектом внутреннего рынка ЕС, который дискриминирует возможных кандидатов из третьих стран. Крупнейшим внешнеторговым партнером западных про­мышленно развитых стран за пределами ЕС являются США, на которые в 1993 году приходилось 7,01 % импорта и 7,27 % экспорта.

На типичные страны с дешевой рабочей силой в Африке, Америке и Азии, а также на реформирующиеся страны и стра-
1. Komission fu r Zukunftsfragen, Bericht II; Erwerbstatigkeit in Deutschland: Entwicklung, Ursachen und MaBnahmen. Bonn 1997, S. 111.
иы с государственной монополией на внешнюю торговлю в 1993 году приходилось около 20 % немецкой внешней торговли. Из этой группы стран Германия получила в 1993 году 22,14 % своего импорта, а поставила туда в рамках экспорта 22,44 %. Внешнеторговая структура показывает, что герман­ская экономика, опиравшаяся на поддержку внутреннего рынка ЕС, опиралась как раз на рынки с минимальными воз­можностями роста, тогда как экспорт в растущие рынки Юго-Восточной Азии и Южной Америки, напротив, был, скорее, скромным...

В будущем можно ожидать, что давление импорта усилится в сфере и капитале- и наукоемкой продукции. Как конкуренты выступят здесь прежде всего пороговые страны, а также страны Центральной и Восточной Европы. Это будет относиться в первую очередь к "мобильным производствам Шумпетера¹", т. е. таким отраслям промышленности, в которых легко можно от­делить научные исследования от производства. Сюда относит­ся химическая и резиновая промышленность, производство офисной аппаратуры, вычислительной техники и электротех­нического оборудования. В то время как научные исследова­ния в этих областях осуществляются в промышленно развитых странах, производство располагается в пороговых странах, осо­бенно если продукция легко стандартизуется”.
4. Драматургия риска

В измерении экономической глобализации — в отличие от всех других измерений — свою доказательную силу для исто-
1. Шумпетер, Йозеф Алоис (1883—1950), австрийско-американский экономист. Прим. перев.

.

рически информированного взгляда теряет даже такой ко­зырь, как новизна 1. Так, например, Макс Вебер в 1894 году в работе “Хозяйства аргентинских колонистов” обсуждает воп­росы, которые волнуют нас сегодня, как новые. “В конечном счете мировая экономика, как ее представляет учение о сво­бодной торговле, без мирового государства и полного вырав­нивания культурного уровня человечества, является утопией; путь туда далек. Поскольку мы еще и сейчас находимся в са­мом начале такого пути, мы будем действовать в интересах дальнейшего развития, если старые древесные стволы, из ко­торых будущие поколения, возможно, сообща сколотят ког­да-нибудь здание хозяйственного и культурного сообщества человечества, — исторически данные национальные эконо­мические единицы, — не будем пытаться слишком поспешно срубить и распилить для будущей постройки, но будем беречь их и ухаживать за ними в их данном от природы состоянии. — Для нации, конечно, полезно есть дешевый хлеб, но не в том случае, когда это происходит за счет будущих поколений”². Но и противоположное требование: посадить короля, Рынок, на трон общественных отношений, — вовсе не такое уж и но­вое. Даже у его критики — длинная борода. Куда ни посмот­ришь, везде повторения повторений³.

Свое могущество глобализм лишь на ничтожную долю черпает из того, что происходит в действительности. В большей мере потенциал могущества глобализма создается инсцениро-
1. См. об этом: Hirst P., Thompson G. Globalisierung? In: Beck U. (Hg.), Politik der Globalisierung, a. a. 0.

² Weber Max, 1993 (1894). ArgentimscheKolonistenwirtschaften, in: ders., Landarbeiterfrage, Nationalstaatund Volkswirfschaftspolitik. Schriften und Reden 1892—1899. Tdbingen (Max Weber Gesamtausgabe. Abt. I, Band 4, 1. Halbband), S. 303.

³ Подытожил это Гидденс: G'iddensA..JenseifsvonLinksundRechts,a.a. 0.,Kapitel I, S. 47-83.
манной угрозой: всем правит сослагательное наклонение —, “могло бы быть”, “должно бы быть”, “если, то”.

Таким образом, перед нами разновидность общества рис­ки, которому транснациональные предприятия и обязаны с носи властью и могуществом. Не “фактический ущерб” осу­ществившейся экономической глобализации, скажем, из-за полного перемещения рабочих мест в страны с дешевой ра­бочей силой, но в первую очередь угроза этого, публичные разговоры об этом разжигают страхи, внушают опасения и в конце концов даже вынуждают профсоюзных контрагентов совершить в собственной режиссуре то, чего требует “инвес-| иционная готовность”, чтобы избежать худшего. Семанти­ческая гегемония, публично разжигаемая идеология глобализ­ма есть источник власти и могущества, из которого предпри­ниматели берут свой стратегический потенциал.
5. Отсутствие политики как революция

Глобализм — это мыслительный вирус, который за по­следнее время поразил все партии, все редакции, все ин­ституты. Не то, что люди должны действовать экономичес­ки, является его догматом, но то, что все и всё — политика, паука, культура — должны подчиняться примату экономи­ческого. В этом неолиберальный глобализм напоминает своего заклятого врага — марксизм. Да, он является воз­рождением марксизма как идеологии менеджмента. Так сказать, “Нью эйдж”. Своего рода “движение пробужде­ния”, чьи апостолы и пророки, однако, не раздают брошю­рок на выходах из метро, но возвещают спасение мира, обретаемое в духе рынка.

Поэтому неолиберальный глобализм представляет собой н высшей степени политическое поведение, которое, однако, подает себя как полностью аполитичное. Отсутствие политики как революция! Согласно этой идеологии, люди не действуют, но осуществляют законы мирового рынка, которые — увы — вынуждают минимизировать (социаль­ное) государство и демократию.

Однако тот, кто верит, что глобализация подразумевает исполнение законов мирового рынка, которые должны быть осуществлены так, а не иначе, тот заблуждается. Экономи­ческая глобализация как таковая не есть механизм, не есть нечто самодвижущееся, это всецело политический проект, причем проект транснациональных акторов, институтов и совещательных коалиций — Всемирного банка. Всемирной торговой организации (ВТО), Организации по экономи­ческому сотрудничеству и развитию, мультинациональных предприятий, а также других международных организаций, которые проводят неолиберальную экономическую поли­тику.

Итак, вопрос формулируется следующим образом: кто есть акторы неолиберального глобализма? А также: что та­кое политические альтернативы? Кто определяет междуна­родные договоры и организации (например, в рамках ВТО) - мировой порядок конкуренции или что-то другое? Находят ли туда доступ минимальные стандарты социаль­ного и экологического труда и производства, достойные че­ловека? Только на словах или как действительные стиму­лы? Какое влияние оказывает при этом политика, нацио­нальная и на уровне ЕС? Какой курс берет внешняя экономическая политика ЕС? А какой — политика разви­тия, аграрная политика? Кто попадает в число проигравших от глобализации? Как выглядят будущие модели внутрен­него и межевропейского рынка труда? Как должна регули­роваться конкуренция с соседними странами на юге и востоке, а также между регионами/странами Европы? Как дви­жутся потоки капитала? Какое влияние на все эти процессы может иметь, могла бы иметь, должна бы иметь (трансна­циональная политика, каковы перспективы этого влияния? Иными словами, каким образом можно заменить пугало глобализма политикой 1.

Уже сейчас можно заметить, что растущая группа про­игравших от глобализации не улавливается сетью полити­ческого восприятия.

Ни одна партия в США и Европе еще не поняла, насколь­ко велика, например, приватная экономическая неуверен­ность в жизни служащих — в центре политического спект­ра возникает гигантская дыра. Эти актуальные или потен­циальные проигравшие от глобализации в средних и “несших этажах профессиональной иерархии уже не бьют­ся за лучшие места работы и более высокие доходы, за га­рантии стабильности для их более или менее скромного благополучия. Они ощущают себя брошенными и обманутыми как “правой” политикой, поскольку она работает на глобализацию и на тех, кто выигрывает от нее, так и “левыми” программами. Ибо люди, которые опасаются за свое экономическое будущее, не нуждаются, как считает Эдвард Литвак, в политических партиях, “которые хотят обложить ненадежный доход более высокими налогами, чтобы по­мочь тем, кто не работает”.
6. Миф о линейности

“Возврат в прошлое предлагает мрачную перспективу рстрайбализации больших частей человечества в результа-
1. Об этом ниже — в разделе “Ответы на вызов глобализации”.
те войны и кровопролития”, — пророчит Бенджамин Р. Барбер, а настроенная в духе культур-пессимизма запад­ная интеллигенция согласно кивает — “балканизация на­циональных государств, в которых культура выступает про­тив культуры, народ против народа, племя против племени, своего рода джихад против любого рода взаимозависимо­сти, сотрудничества и взаимных уступок: против техноло­гии, против поп-культуры, против мировых рынков.

Порыв в будущее подогревается напирающими вперед экономическими, технологическими и экологическими си­лами, которые требуют интеграции и унификации, людей повсюду увлекают быстрой музыкой, быстрыми компью­терами и быстрой едой ("фаст фуд") - все эти МТУ, "Ма­кинтош" и "Макдоналдс", а страны впихивают в гомоген­ную мировую культуру, в "Мак-мир" (McWorld), живущий благодаря коммуникации, информации, развлечениям и коммерции. Зажатая между Диснейлендом и Вавилоном, планета внезапно распадается и одновременно соединяет­ся, пусть и с неохотой”¹.

Редко случается, чтобы мыслительный стереотип был бы так основательно опровергнут, как этот миф о линейнос­ти². Глобализация повсюду приводила также к появлению нового смысла локального. Выражение “глобальная культу­ра” все равно вводит в заблуждение. Возникают трансна­циональные, транслокальные культуры или, соответствен­но, социальные пространства и “ландшафты”, об этом свидетельствуют:

— туристский бум;
1. Barber Benjamin R. Dschihad versus McWorld — Globalisierung, Zivilgesellschaft und die Огептеп des Marktes, in: Lettre international. Heft 36/1997, S. 4.

² См. в наст. изд. с. 81—88.
— возникновение небольших транснациональных миров экспертов, которые едва ли привязаны к определенным местам;

— растущее число международных институтов, агентура групп, движений, которые вмешиваются во все возможные и невозможные дела;

— утверждение небольшого числа общепринятых языков: английский, испанский).

Гот, кто перед лицом этих (вышеизложенных) аргументов и результатов исследований все еще находится в плену мифа о линейности и разделяет тезис о культурной конвергенции кик непосредственном следствии экономической унифика­ции, — попросту невежественный человек.
7. Критика катастрофического мышления

Большинство людей убеждены — Ханна Арендт сформули­ровала это еще в 60-х годах, — что если из общества наемного труда уйдет наемный труд, то это “кризис” или просто “катастрофа”. Что бы ни представлялось аборигенам общества трудового — если смотреть с птичьего полета исторической перспективы — также фантастика. Многие поколения и эпохи мечтали о том, как бы окончательно сбросить ярмо труда или ослабить его тем, что все большее богатство производилось бы со все меньшими затратами труда. Вот мы теперь и достигли его, но никому не ведомо, как быть с этой ситуацией.

В методическом плане это означает, что при переходе от Первого модерна ко Второму мы имеем дело с трансфор­мацией основ, изменением формы, прорывом в неведомый мир глобальности, а не с “катастрофой” или “кризисом”, или понятие кризиса по сути подразумевает, что мы мо­жем возвратиться в status quo ante, при условии что будут приняты “правильные” (читай “обычные”) меры. Массовая безработица, которая сотрясает Европу, так­же не является “кризисом”, поскольку возврат к полной занятости представляет собой фикцию. Это и не “катаст­рофа”, поскольку замена труда частично или полностью ав­томатизированным производством — если правильно его использовать — могла бы открыть эпохальные шансы для свободы. Эти шансы, однако, должны быть раскрыты в противоположность старому мышлению, их надо полити­чески использовать, придать им форму. Для этого нам тре­буется публичный мозговой штурм, политическо-институци­ональная фантазия. Только так может быть сформулирован вопрос: как возможна демократия по ту сторону фикции общества полной занятости — и дан ответ на него 1.

Неолиберальный глобализм не только сеет страх и ужас, он парализует политически. Если ничего нельзя сделать, тоща в конце концов остается лишь одно: отгородиться от всех, выпустить колючки, ощетиниться. Зараженные мыс­лительным вирусом глобализма протекционистские аргу­менты и идеологии, проповедующие ре-акцию, приобре­тают влияние во всех партиях. По видимости против, а на самом деле в плену глобализма формируется гигантская черно-красно-зеленая коалиция протекционизма, которая с противоположными целями защищает старый (боевой) порядок от наседающих реальностей и мерзостей Второго модерна.
8. Черный протекционизм

Черные протекционисты запутываются в особом проти­воречии: они преклоняются перед национальным государ-
1. См ниже “Союз за гражданский труд”, с. 243 и след. наст. изд.
ством и демонтируют его посредством неолиберальной идеологии крестоносцев свободного мирового рынка.

Но черный протекционизм — не только пойманное за руку противоречие консервативного мышления и поведения: с од­ной стороны, утверждаются ценности нации (семья, религия, общность, община и т. п.), а с другой - в неолиберальном мис­сионерском задоре раскручивается экономическая динами­ки , которая подрывает и уничтожает эти консервативные ценности. Те, кто все больше урезает социальное государство, юлжны иметь в виду, что при этом подрывается фундамент социальных гражданских прав” (Т.М. Маршалл), а с ним и политическая свобода.

И наконец, неолиберальная стратегия глобализма противоречива сама по себе. Она терпит крах, когда ее универсализируют (когда она мыслится универсализированной). “По­пытка создать рабочие места путем относительного повыше­ния собственной производительности — до известной степени безусловно легитимна. Но в такой стране, как Федеративная Республика Германия, — ввиду сохраняющегося в ней пре-вышения экспорта промышленных товаров над импортом — начиная с какого-то момента эта попытка является крайне сомнительным предприятием. Полная занятость в соответствии с этим зависела бы от готовности других стран смириться с те более высоким дефицитом внешнеторгового баланса.

Этой стратегии тем самым полагаются политические пределы, к тому же она и без того работает вхолостую из-за даль­нейшей ревальвации собственной валюты, обусловленной превышением экспорта над импортом. Однако полностью бессмысленным дело становится тогда, когда борьба за наивысшую производительность труда между наиболее промышленно развитыми странами ведется преимущественно в форме снижения (побочных) затрат на заработную плату. Дело в том, что эта безумная гонка может в кон­це концов привести к тому, что всеобщий спрос на рынках >!• с мощной покупательной способностью будет снижаться и пирог, который нужно делить, в результате уменьшится, тогда как собственная доля в пироге останется прежней” 1.
9. Зеленый протекционизм

Зеленые протекционисты воспринимают национальное государство как находящийся под угрозой вымирания поли­тический биотоп, который защищает экологические стандар­ты от вмешательств мирового рынка, и потому — как и нахо­дящаяся под угрозой природа — нуждается в защите.

“Эко-протекционистская политика, которая хотела бы отстыковать рынки со строгими экологическими регламентациями от рынков с регламентациями менее строгими, может рассматриваться как контрпродуктивная. Она защищает про­мышленность, экологические стандарты которой относительно независимы от стандартов, принятых в странах с менее развитой экономикой, и препятствует распространению бо­лее высоких стандартов в регионах с неразвитым экологичес­ким сознанием, т. е. там, где она с экологической точки зре­ния исключительно необходима.

Кроме того, экономические затраты, которые возника­ли бы, если бы подобная политика расстыковки стала бы всеобщей, катастрофически высоки. Они породили бы эко­номические кризисы в таких размерах, которые на продол­жительное время сделали бы осуществление всякой эколо­гической политики невозможным.
1. Zlim M. Schwas-Rot- Grun-Braun: Reaktionsweisen aufDenationalisierung, in: Beck U. (Hg.), Politik der Globalisierung, a. a. 0.
Чтобы предупредить возможные недоразумения, заметим: несомненно, некоторые из современных транснациональных производственных цепочек с экологической точки зрения представляют собой просто катастрофу. Крабы из Северного моря, которые по пути в Марокко обрабатываются (чистят­ся), в Польше упаковываются, а в Гамбурге попадают на ры­нок, — пример хищнического подхода к экологии. Но с этим нельзя бороться принятием протекционистских мер. В этом случае необходим соответствующий налог на энергоупотреб­ление, который отражал бы реальные транспортные затраты.

Поскольку важнейшие экологические проблемы действи­тельно стали глобальными, в мире, полностью фрагментированном социально и политически, не было бы никакой на­дежды на решение этих проблем. Положение в самом деле настолько серьезное, что вызывает скепсис. Однако без ми­ровых экономических и политических переплетений, кото­рые в итоге насаждают и ужесточают эко-политические рег­ламентации, ситуация выглядела бы еще хуже”'.

Иными словами, зеленый протекционизм, во-первых, про­тиворечит глобальности экологического кризиса, а во-вторых, лишает себя политического рычага, позволяющего мыслить локально, а действовать глобально.

При этом зеленые в интеллектуальном и политическом от­ношении выигрывают от глобализации, ведь экологические вопросы — равно как и ответы на них — должны мыслиться как глобальные. Но из-за своего легкомысленного антимодсрнизма, пристрастия к провинциальному и опасений утра­тить вместе с национальным государством бюрократический рычаг для проведения экологической политики многие зеле­ные политики мешают сами себе.
10. Красный протекционизм

Красные протекционисты на всякий случай выбивают пыль из костюмов классовой борьбы; для них “глобализа­ция” означает одно: “мы же говорили”. На дворе просто марксистская пасха: празднуют новое “воскресение”. Од­нако речь идет об утопической слепоте, выдающей желае­мое за действительное.

Нет сомнений в том, что политика социального ком­промисса и социальной ответственности в век глобализа­ции оказывается между молотом и наковальней. Если не снижать социальные затраты и (побочные) затраты на зар­плату, будет расти число безработных; но без новых рабо­чих мест может рухнуть вся система социальных гарантий, построенная на наемном труде. Если теперь объемы наем­ного труда (измеряемые в рабочих часах на одного работа­ющего) снижаются — не (только) из-за возможностей экс­порта рабочих мест на некогда Дальний, а теперь вполне близкий Восток, в грозные уже по прозвищу “страны-доноры”, но прежде всего из-за “скачкообразно” выросшей про­изводительности сохранившегося остаточного труда 1., — то социальная политика, которая всецело рассчитывает на наемный труд, попадает, мягко выражаясь, в логическую западню.

Многие поэтому хватаются за радикальное противоядие, предлагая отбросить всю альтернативу, которая порожда­ет эту болезненную ситуацию, т. е. ликвидировать миро­вую торговлю (читай — капитализм) и государство всеоб-
1. Restarbeit— остаточный труд или остаточная занятость. В борьбе с безработицей предприятия сокращают рабочий день, а на оставшееся время нанимают других работников. — Прим. перев. См.: Der Bericht der Kommission furZukunftsfragen von 1996. S. 5; а также в наст. изд., с. 107—116.
щего благоденствия, социальное государство. Последнее выбрасывается на свалку истории как отменяемый глоба­лизацией компромисс1.

Более мягкий вариант левой ностальгии по социальному государству упускает из виду, что кризис социальных сис­тем не носит конъюнктурного характера. Подходит к кон­цу целая эпоха, столетие, которое началось с социальных законов Бисмарка и, как казалось, в последней трети XX века для одного поколения действительно решило ве­ликую задачу: большинству людей на основе участия в на­емном труде можно обеспечить жизнь в свободе и безопас­ности.

Это решение “социального вопроса”, в свою очередь, становится социальной проблемой. Но это означает: кто вообще хочет что-то изменить, должен быть “несправедли­вым”, урезать, отвергать запросы, поощрять собственную инициативу и, таким образом, призывать к другой логике, другой морали социальной политики.

Новый порядок социальной помощи в Германии, напри­мер, необходим, поскольку прежняя форма во все большей мере оказывается неспособной дать гарантии от массовых рисков продолжительной безработицы. Более правильным и важным шагом реформы была бы минимальная гаран­тия, ориентированная на потребности, также в виде базо­вого гарантирования от массовых рисков, совместно обес­печиваемая коммунальными общинами, землями и феде­ральными властями.

Модели этого существуют, даже такие, которые помога­ют снижать затраты, не увеличивая нужду. Однако подоб-
1. См., например: The Golden Age of Capitalism, ed. by Uarglin Stephen A. and Schor Juliet B. Oxford, 1990; или Altvater Е. /MahnkopfB. GrenwnderGlobalisierung, a. a. 0. По поводу критики см. подробно в: ZQm M., а. а. О.
ные стратегии “рефлексивной модернизации” социальной помощи — впрочем, как и многие другие — терпят крах (все еще) из-за структурного консерватизма во всех партиях, из-за отсутствия воли к реформам в политике и обществе.