Переводчик Ольга Перова (до 21й гл.), Елена Кылосова Редактор Анна Бродова, Сарик (2231 гл.)
Скачать 1.25 Mb.
|
ГЛАВА 21С момента той неприятной ссоры Монце больше не ела в большой столовой. Она отказывалась. Ей не хотелось видеть то досадливое выражение, которое появлялось на лице герцога, каждый раз, когда он на нее смотрел, не ведая о том, какое неосознанное удовольствие доставляло ему это созерцание. Так прошла неделя, и Монце заговорила об этом с Фионой. — Мне действительно жаль по поводу щенка, но клянусь, что как только я его увидела, сразу подумала о Мод и о том, как она обрадуется, — сидя в большой гостиной, извинялась она. — Не переживай, — кивнула женщина. — Мой сын — мужчина с крутым нравом, и иногда этот нрав заставляет его вести себя невежливо. — Если бы это была просто невежливость, — фыркнула Монце и улыбнулась герцогине. — Фиона, я вам обещаю, что попридержу язык, потому что иначе… Женщина с любопытством посмотрела на сидящую перед ней девушку. Ее манера говорить без обиняков, много при этом жестикулируя, была весьма необычна, но герцогине это нравилось. Более того, малышка Мод никогда в жизни так весело не смеялась — даже со слугами — как в присутствии этой девушки. Несомненно, она со своим безрассудным поведением принесла радость в жизнь ее внучки, да и всего замка, но не в жизнь ее сына. — Я тебе еще раз повторяю, Синди, не переживай, и раз уж мы тут совсем одни, позволь мне поблагодарить тебя за то, как ты изменила жизнь Мод. Вспомнив о девочке, Монце улыбнулась и, изящным жестом убрав назад волосы, сказала: — Мод — потрясающий ребенок. Мне так нравится ее живость, нравится, как она радуется, когда узнает что-то новое или когда чему-то удивляется. Видеть, как улыбаются эти голубые глазки… Обожаю! Хотя и не могу сказать того же самого о вашем сыне. Фиона, только между нами, иногда кажется, что он жаждет задушить меня и бросить на корм свиньям. — Ай, Синди, боже, не смеши меня! С тобой невозможно оставаться серьезной, — рассмеялась женщина. Встав со своего места, Фиона подошла к огромному камину и, протянув ладони к огню, глядя на висящий над камином портрет сына, объяснила: — Жизнь не особенно жаловала Деклана. Он слишком рано потерял отца, а потом и жену. И это неизбежно повлияло на его характер, он стал грубым и резким. Я знаю, что у него огромное сердце, но думаю, что мой сын заковал его в броню, чтобы больше не позволить его разбить. Монце встала, подошла к герцогине и, взглянув на потрясающий портрет, спросила: — Вы считаете, что ваш сын стал таким из-за смерти жены? — В определенном смысле, да. Деклан никогда не хотел знаться с женщинами: ни с Элизабет, ни с какой другой. С детства он весьма недвусмысленно дал мне понять, что не хочет становиться причиной ничьей смерти и… Эта фраза удивила девушку и, взяв пожилую женщину за руки, она спросила: — Становиться причиной чьей смерти? Что вы имеете в виду? Та раздосадовано кивнула и, глядя прямо в глаза, начала рассказ: — Вот уже много веков на нашей семье лежит ужасное проклятье. Едва любой из Кармайклов испытает со своей парой наивысшее счастье, как это человек умирает. Так происходит уже более трехсот лет, и он… он знал об этом и… — Минуточку, Фиона, — сказала Монце. — Вы имеете в виду, что когда кто-нибудь из Кармайклов влюбляется, и эта любовь достигает апогея, его спутник или спутница умирает? — Да, девочка моя. Мой отец умер на следующий день после моего рождения. Муж — на следующий день после рождения Деклана, а Элизабет — на следующий день после того, как родила Мод. — О, боже, какой ужас! — прошептала Монце, снова садясь рядом с герцогиней. — Но… но… Как такое может быть? — По легенде, передающейся от отца к сыну, в день помолвки Робертсов из Абердина устроили турнир по стрельбе из лука. И когда от случайного выстрела погиб Брендан, сын колдуньи Кивы, радостный день обернулся кошмаром. Эта ведьма разгневалась и отомстила, отняв жизнь у мужа Аланны Кармайкл. Но на этом она не успокоилась, и чтобы наша семья больше никогда не знала счастья, она украла у Аланны половинку фамильного кулона в форме сердца, который та носила на шее, и прокляла нас, обрекая на вечное одиночество до тех пор, пока половинки этого сердца не соединятся вновь. После этого Кива бросилась в море со скалистого берега Абердина, и больше никто никогда не видел ни ее, ни этот кулон. — Кулон Кармайклов? — Да, — и, указывая на картину, изображавшую Деклана, прошептала, — Видишь эту подвеску на шее у моего сына? С бешено колотящимся сердцем Монце подняла глаза и, увидев, что имела в виду герцогиня, пересохшими губами тихо проговорила: — Да. — Это половинка кулона Кармайклов. Ограненный нашими предками кельтский камень. В старые времена, когда перворожденный сын из рода Кармайклов просил руки своей невесты, в качестве залога своей любви он надевал одну половинку сердца ей на шею, а вторую носил сам. Но одну из них унесла с собой Кива, и с тех пор на нашей семье лежит проклятье, и поколение за поколением мы терпели мучительные страдания. «Этого не может быть… этого не может быть… не может быть, чтобы это было именно то, о чем я думаю», — сказала себе Монце, услышав эту ужасную историю и почувствовав, как кровь густеет у нее в жилах. На дрожащих ногах она поднялась со стула и подошла к картине. Ее сердце забилось чаще, а она сосредоточила взгляд на подвеске, висящей на шее Деклана, и ухватилась за камин, чтобы не упасть. — Что случилось, дочка? — заволновавшись, спросила Фиона, бросившись ей на помощь. Когда девушка вновь села, та протянула ей стакан воды, который Монце взяла дрожащими руками. — Тебе лучше? — Да… нет… да… ну… не знаю. Испугавшись ее бледности, герцогиня встала было, чтобы позвать кого-нибудь из слуг, но, удержав ее за руки, Монце не дала ей двинуться с места. — Фиона… я… — Не волнуйся, детка. Я позову кого-нибудь, чтобы тебя проводили до твоей комнаты. Думаю, тебе необходимо отдохнуть и… — Нет… — Нет? — удивилась женщина. — Я в порядке… просто это все так странно. — Знаю, дочка… История Кармайклов всегда вызывает ужас. Но Монце решила окончательно разобраться с этим делом, она посмотрела на женщину, сунула руку в карман юбки, дотронулась до той вещи, о которой она рассказывала и, доставая ее, произнесла: — Фиона, не знаю, как это объяснить, но, пожалуйста, закройте глаза и дайте мне ладонь. И, заметив, как удивленно посмотрела на нее герцогиня, с улыбкой прошептала: — Пожалуйста, доверьтесь мне. Не заставляя девушку повторять просьбу, она закрыла глаза и протянула ладонью вверх правую руку. Монце достала руку из кармана и, посмотрев на подвеску, которая, кажется, действовала на нее успокаивающе, положила ее в руку герцогини и прошептала: — Теперь можете открыть глаза. С улыбкой на губах женщина открыла глаза и, увидев в руке украшение, тихо проговорила: — Святые угодники… Перед ней, прямо на ее ладони лежал кулон Кармайклов. Тот самый, из-за которого умерло столько людей и который свои появлением должен разрушить проклятье Кивы. — Фиона… я… Закрыв лицо ладонями, женщина разразилась рыданиями, и Монце мгновенно бросилась к ней. — О, боже, Фиона, что с вами? Я… я не думала, что вы… — Благослови тебя бог, дочка. Ты только что принесла счастье нашему клану, — промолвила женщина, взяв за руки испуганно глядевшую на нее Монце. — Нет… я ничего не знала и… Разволновавшись, Фиона встала и, горячо поцеловав и обняв девушку, вышла с подвеской из гостиной. Совершенно потрясенная Монце последовала за ней и увидела, как Деклан, напуганный криками матери, быстро двигался навстречу. Ей не было слышно, о чем они говорили, но даже издалека она видела, как он был поражен, увидев кулон, и как обнял мать. Несколько секунд спустя Деклан пристально посмотрел на девушку, и та в ужасе стала искать глазами выход, но напрасно: герцог схватил ее за руку и, приводя в замешательство, взволнованно прошептал: — Я буду благодарить тебя всю жизнь за то, что ты вернула такую дорогую нам вещь. Огромное спасибо, Синди Кроуфорд… огромное спасибо. — Деточка! Ты наше солнышко! — заплакала Фиона, целуя Монце руки, когда их окружили прибежавшие на шум слуги и от радости хлопали в ладоши. Увидев вокруг себя Деклана, его мать и других обитателей замка, у девушки пересохло во рту, она была на грани обморока, и тогда она просто пожала плечами и тихо пробормотала: — Спасибо… но… но я ничего не сделала. Улыбающийся от счастья Деклан Кармайкл перед всеми обнял ее и прошептал тихонько на ухо: — Ошибаешься, Синди Кроуфорд, ты только что принесла благоденствие всему семейству Кармайкл, а особенно малютке Мод. |