микеладзе вино коты. Покаяния и сохранения личной и социальной памяти в современной литературе. 80
Скачать 467.08 Kb.
|
14. Миф, легенда, старый сюжет, мифологема саммового (массового) сознания. ПримерыСтремление прояснить современность с помощью той или иной вневременной аналогии и посредством мифа победить хаос → мифологизация эпоса и драмы (Гюнтер Грасс, Джон Апдайк, Мишель Турнье, Милорад Павич, Мишель Рио и многие другие). Миф – это первая форма духовного освоения мира, его образно-символическое воспроизведение и объяснение. Он превращает хаос в космос и тем самым создает возможность постижения мира как некоего организованного целого, представляет его в простой и доступной форме. Миф дает возможность избежать прямолинейности, сделать богаче и насыщеннее образы действующих лиц, а само произведение – содержательнее и поэтичнее. Примеров будет много – на выбор. Источники – лекции, учебник Андреева, диссертации и прочий интернет. США: 1. Артур Миллер Творчество может быть отнесено к направлению социально интеллектуальной драмы. «Смерть коммивояжера» Самая известная драма Миллера, написана в конце 1948 года за 6 недель. Автору удалось создать почти мифологический образ героя, трогательного, заблуждающегося, любящего, жертвенного, маленького человека в жизненной иерархии. Утверждал, что обыкновенный человек – самый подходящий герой для современной трагедии. Ам. критики определяли как мелодраму. Сюжет рассказывает о неудачливом коммивояжёре Вилли Ломане. Он получает довольно скромное жалование и, как и прочие американские обыватели, всю жизнь вынужден выплачивать массу кредитов. 3 мифологемы, архетипа: 1) пути человеческой жизни - связана с древним комплексом смерти как нового рождения, предстает здесь скорее в своем пессиместическом варианте. На пороге самоубийства в ночной сцене на огороде полубезумный коммивояжер осознает: ничего еще не посажено, земля моя абсолютно бесплодна. Американские критики сравнили героя Вилли с Королем Лиром Шекспира. Другая аналогия. Не с Лиром нужно сравнивать! Лир прошел путем безумия к особой божественной мудрости. Виновных нет. В таком узнавании заключена победа, даже если герой гибнет в финале. Вилли можно сравнить с Глостером, который, потеряв глаза, начинает прозревать, но не справляется с узнаванием, не может вынести тяжкое бремя знания, правды. 2) притча о возвращении блудного сына - своеобразная трактовка. Вернувшийся в лоно семьи старший сын вершит нравственный суд над своим отцом, над его ложными мечтами, и разбивает его последние иллюзии. После смерти заявляет о своем окончательном желании вновь уехать на запад. 3) миф об американской мечте (национальный успех) - исследуется в историях всех основных героев этой пьесы. Сопоставление жизненных идеалов Вилли, который считает обаяние - главным залогом успеха, и пути его старшего брата Бена, добившегося процветания, делателя (золотоискатель на Аляске). В сравнении судеб сыновей Вилли, которые никогда не готовили себя всерьез для чего бы то ни было, и судьбы их ровесника Бернарда, ставшего известным адвокатом благодаря своей привычке к труду. Утверждать, что здесь развенчивается этот миф, нельзя. Здесь показаны два лика этого божества (успеха) и сделана попытка опровергнуть тезис Дейла Карнеги об исключительном значении личного обаяния для достижения успеха. Теория Карнеги была очень популярна в послевоенной Америке, особенно среди лентяев, но многие считали этот подход поверхностным. Недооценивалась роль образования и профессионализма. 2. Теннеси Уильямс В отличие от Миллера полагается не на слова (драма идей), а на образы (драма субъективных чувств и эмоций) → Миф у Уильямса - это средство выразительности, а не идеал. Способ сближения сиюминутного и вечного, сегодня и всегда. Мифы-лейтмотивы – библейское и классическое греческое происхождение: 1) миф об Орфее и Эвридике в "Стеклянном зверинце" 2) миф о Дионисе в "Татуированной розе" 3) Легенда об Адаме и Еве (история грехопадения) 4) История Иисуса и девы Марии 5) Тема прихода спасителя и ожидания спасения – ключевая в драме Уильямса. «Стеклянный зверинец» (1944-45) Отчасти автобиографическая пьеса (выросла из киносценария «Гость на пороге» 1943-го) принесла первый громкий успех. Прототипом семьи Уингфилдов стала собственная семья драматурга: строгий отец, вспыльчивая мать и сестра Роуз, страдавшая депрессией. Персонажи – Аманда Уингфилд (мать), Лора Уингфилд (дочь), Том Уингфилд (её сын), Джим О’Коннор (визитёр). Экраны, эффекты освещения, фигура ведущего – элементы кинематографичности. Герой, типичный для всей последующей драмы Уильямса – герой-художник, утонченная творческая натура, человек, одновременно обладающий крыльями и привязанный к земле (фамилия Windfield). Герои - особый тип гонимых, беглецов жертв. Уподоблял такого героя лису ("И на меня, и на тебя - на всех идет охота"). Лора – мотылек, в лице ее есть какая-то мимолетная красота. Стеклянный зверинец матери героини – прошлое, в котором она живет: балы, общение. Сами фрагменты воспоминаний, из которых Том складывает картину жизни своей семьи, – это его особый стеклянный зверинец. Логично, что прибегал к мифам, так как тема бегства (в мир свободы/иллюзий) и преследования – одна из сквозных. Стремление создать синтетический говорящий образ – пристрастие Уильямса к таким средствам, как аллегория, символ, миф. Главная фигурка "Стеклянного зверинца" – единорог, аллегория Иисуса Христа. Тема спасения и образ спасителя. Стеклянного единорога разбивают, а спаситель не приходит. Символичен и сам образ стеклянного зверинца (сентиментальная драма-воспоминание) – ведущий и альтер-эго автора Том признается: я питаю слабость к символам. Стеклянный зверинец – образ прекрасной, хрупкой, сотворенной реальности, вымышленной, утопической реальности, который позволяет героине укрыться от равнодушного и грубого мира. Проводя параллели с евангельским сюжетом, драматург считает необходимым приблизить повествование к сегодняшнему дню - различие между идеальным и реальным всегда находит отражение в его пьесах. Основным средством вернуть персонажей на «грешную землю» оказывается авторская ирония. «Орфей спускается в ад» (1957) Фигура Орфея находится как бы на стыке двух традиций, и таким образом в поэтическом звучании этой пьесы Уильямс объединяет христианскую и греческую мифологию. Музыкант Вэл Ксавье рассказывает сказку о птицах, лишенных лапок и потому способных жить лишь в небе: на землю они спускаются умирать. Герои и героини Уильямса хотели бы быть похожими на таких птиц. Но они ходят по земле, обитают в «аду» современности и сохранить чистоту духа умеют лишь ценой самоубийственного разрыва всех связей с ближними. Вся пьеса представляет собой ожидание прихода Спасителя, а действие превращается в ритуал подготовки к этому событию. Однако, как это часто бывает в пьесах Уильямса, миф, перенесенный в наше время, развенчивается. Значительную роль в творчестве играет и американская национальная мифология. Южный миф - миф о старом американском юге, связанный с крушением усадебной культуры и особого куртуазного образа жизни старой буржуазной аристократии. Но помимо этого и вездесущая мифология успеха (американская мечта) - фоном есть во всех пьесах Уильямса, и в них она органична. Адаптация "Чайки" Чехова ("Записная книжка Трехгорина"): "я актриса, а не банкирша", занятие литературой - возможность разбогатеть. Больше говорят о деньгах, чем о любви и искусстве. 3. Джон Апдайк Проза на злобу дня, исследует американскую жизнь в разных хронологических срезах, но всегда — в интимно-домашнем измерении. Держать дистанцию по отношению к слишком узнаваемому объекту изображения помогает стиль: для него характерны изысканная, нарядная, всегда ироническая вязь метафор, игра аллюзий и ассоциаций. «Кентавр» (1963) Действие охватывает всего несколько дней в январе 1947 г. Повествование ведется от лица учителя биологии Джорджа Колдуэлла и протекает одновременно в двух планах — в провинциальном городишке Олинджере и на мифическом Олимпе. Соответственно каждый из персонажей предстает в двух измерениях. Школьный уборщик Геллер, шаркающий по коридору с шваброй, – неужели это сам Гадес-Аид? Старая дева, учительница – прекрасная охотница Артемида? Мифологический аналог главного героя, учителя Колдуэлла – мудрый кентавр Хирон, отказавшийся от бессмертия ради спасения Прометея. Колдуэлл-сын, ради которого отец совершает очевидно бессмысленный подвиг самоотречения, «жертвует и своей совестью, и своей индивидуальностью, и своим бессмертием, если иметь в виду философский смысл этого понятия» (Апдайк), – в Прометеи едва ли годится. Усилие человека сообщить собственной жизни смысл — не более чем сотворение иллюзии, но вне этого рода творчества жизнь невыносима. Через обращение к мифам проанализированы причины кризиса духовности в Америке 60-х, обострение внутренних противоречии культуры. Апдайк показал дистанцию между интеллигенцией и омещанившимся «средним американцем», опираясь на противопоставление «мифологических» персонажей «реалистическим». Он показал эту дистанцию па примере учителя Колдуэлла-Хирона и трех помощников механика хаммела-Гефеста, одноглазых циклопов. Циклоп Полифем, герой мифа, был воплощением варварского, грубого, примитивного начала. Его духовный мир был узок и отличался ограниченностью первобытного человека. 4. Джон Барт «Школа черного юмора». Роман «Козлоюноша Джайлс, или Пересмотренное новое расписание занятий» - Козлоюноша Джайлс, дитя природы и электронной цивилизации, отправляется в путь, наподобие героев древнего эпоса, с целью узнать тайну своего рождения и подарить человечеству свет истины. Мир представлен как Универсум-Университет, расколотый на Западный и Восточный кампусы и сотрясаемый время от времени Смутами, то «горячими» то «холодными». Разницы между кампусами реально никакой — оба под контролем гигантских компьютеров. Пестрые персонажи романа родом кто из мифологии, кто из истории, кто из новейшей поп-культуры. Роман кажется насквозь аллегоричным, но расшифровке не поддается — слишком подвижны и неуловимы подразумеваемые значения. Сочетание сюрреальных и мифологических тем (главный герой — достаточно слабо замаскированная аналогия с Минотавром). Европа: 1. Джон Фаулз В романе «Волхв» Фаулз хотел показать набор личин, воплощающих представления о Боге: от мистического до научно-популярного. Мифологический (символический) художественный уровень – Юнгианские архетипы, мистические культы гадания, таинства инициации, мотив Орфея, спустившегося в Аид. Также в основе легенды о Фаусте. Роман «Бессмертие» строится как призма или эссе, главная тема – бессмертие рассматривается на нескольких уровнях (истории не связаны между собой). Параллелизм этих сюжетных линий – все они соотносятся с главной темой. Главная метафизическая тема романа – смертность человека и его стремление к бессмертию. Проблема бессмертия - заменяется проблемой вечной жизни. «Смерть и жизнь» - одна из базовых оппозиций мифологического сознания (терминология Леви-Стросса), с которой человек приходит в мир. Как оппозиция «день-ночь». 2. Милан Кундера Милан Кундера в романе «Невыносимая лёгкость бытия» (1984) так же по-своему пересматривает бинарную мифологическую оппозицию «тяжесть-лёгкость». Кундера – верный последователь Музиля. Кундера сохраняет иронический и скептический взгляд на современную науку в целом характерный для художников. Имя Эйштейна возникает и в его произведениях, как у Павича, с завидным постоянством. Кундера находит архетипы, созвучные времени. Для этого романа равно важны Моисей, идея вечного возвращения Ницше. Писатель декларативно отталкивает от Парменида с его детской однозначностью. Деления любых противоположностей «смерть-тьма» на полюс позитивный и негативный. Несколько ситуаций в романе, которые рассматривают взаимопроникновения тяжёлого и лёгкого. 3. Мишель Турнье Турнье, как и Леклезио, тяготеет к началам, к истокам, к природному. В его первом романе «Пятница, или Преддверие Тихого океана» (1967) героем поэтому оказывается не Робинзон Крузо, а дикарь Пятница, рассказывается не о созидании цивилизации, но о ее разрушении, о возвращении к «голому человеку». «Лесной царь» − первая часть повествования представляет собой дневник главного героя Авеля Тиффожа, называющего себя Детоносцем, из его предвоенной жизни во Франции, вторая — рассказ от третьего лица о его пребывании в немецком плену во время Второй мировой войны. Здесь мир человеческих инстинктов, природная, физиологическая сфера человека, описание которой определяет особый пласт воссоздаваемого Турнье мифа. Тиффожа ведет идея «фории», восходящая к легенде о Святом Христофоре, и осознание особой миссии, уготованной заурядной вроде бы персоне. Выявлению этой интуитивно осознаваемой миссии посвящена вся первая часть — довоенный дневник Тиффожа, в котором он вспоминает детство, друга Нестора, примеряет на себя мифы и предания, чувствуя при этом свою избранность. И даже начавшаяся война его не очень пугает, больше того — она в чем-то подтверждает интуиции этой странной личности. В Тиффоже удивляет сочетание полярных вещей: нежность к детям, например, и противоестественные импульсы натуры, завороженность языческим прошлым места, где в болотах находят загадочных «лесных царей». В пределах одной личности (равно как и пределах немецкой, допустим, нации) у Тиффожа причудливо сочетается восторженное христианство и древние лесные культы с их человеческими жертвоприношениями. И в Кальтенборне язычество побеждает, оно в конце концов вырывается на свободу, руша протестантскую дисциплину и укладывая немецких мальчишек в гекатомбу, схожую с теми, которые устраивал в прусских лесах одуревший от крови рейхсмаршал. Сцены финального штурма замка — мало сказать впечатляющи, они заставляют вспоминать Армагеддон, это — фреска со стены средневекового храма. Миф – образ нарушенной целостности, он способен сблизить взаимоисключающие качества по принципу «нет ничего от Сатаны, чего не было бы в Боге». В «Лесном царе» материал автобиографический, материал конкретной истории – преимущественно войны с фашистской Германией – служит основанием для построения мифа жертвы, мифа насилия, уподобляющего бессильных животных, плоть маленьких детей и плоть Пруссии, которой наносит смертельные удары наступающая Советская Армия. Миф в произведениях Турнье имеет ясно выраженный культурологический характер, он «интертекстуален», поскольку опирается на уже созданный образ, развивая его в диалектическом противопоставлении иного решения. Фундамент «Пятницы» — перелицовка романа Дефо, «Лесной царь» имеет исходной точкой знаменитую балладу Гёте и т. п. Однако в отличие от модернистской «интертекстуальности» Турнье не запирается внутри «гигантской библиотеки»; осуждая отрыв образа от сущности как признак «потребительской цивилизации», писатель стремится найти нетрафаретные пути к познанию утраченного смысла (реальность отчужденного мира). 4. Жан Мари Гюстав Леклезио Значительная часть творческого пути Леклезио посвящена переводам и толкованиям мифов. Писатель ищет вдохновение в самых разных мифологиях – древневосточной, египетской, индийской, мусульманской, и первым в числе своих приоритетов называет возродителя мезоамериканской мифологии Х. Рульфо. Мифы и легенды этих народов сформировали круг идей и образ мышления, давшие латиноамериканской литературе новый жанр костумбризма (от испанск. ‘обычай’), позже трансформировавшийся в магический реализм, к которому причисляли и Леклезио. Особое место в творчестве Леклезио занимает философия индейцев Латинской Америки. В 1970 гг. Леклезио находился в Мексике, среди коренного населения сельвы. Полученные впечатления были настолько сильными, что писатель всерьез занялся философией и посвятил американской культуре значительную часть своего творчества. Результатом переосмысления пространственно-временной концепции творчества явился цикл романов, написанных Ж.-М.Г. Леклезио с 1980 по 1995 гг. и связанных с образом «потерянного рая». Основным содержанием произведений этого периода является поиск стабильного состояния личности. Устойчивость авторских намерений ведет к тому, что романы Леклезио группируются в ”метароман“, который, при всем разнообразии сюжетных ходов, предполагает решение одной фабульной проблемы. Основа авторской этики – память об идеальном состоянии мира, связанная с ощущением душевной гармонии. Леклезио перерабатывает в духе постмодернизма классический сюжет о поиске сокровищ, связанный с мифом об аргонавтах. «Золотоискатель» (1985) Алексис Летан одержим мечтой отыскать клад Неизвестного Корсара, спрятанный где-то на острове Родригес. Только пиратское золото может вернуть его семье утраченный рай, где было море, старинный дом под крышей цвета неба и древо добра и зла. Однако мотив (о нем выше) переосмысливается в пессимистическом ключе – герой романа после тридцатилетних поисков возвращается на родину, клада не существует, родные места захвачены врагами. Тема иллюзорного богатства, неожиданного подарка судьбы присутствует у многих писателей. 5. Мишель Рио «Трилогия: Мерлин. Моргана. Артур» Оригинальная версия сказаний о «Круглом Столе». Романы трилогии дополняют друг друга подобно частям головоломки; известная легенда предстает в них по-разному и осмысливается с точки зрения трех главных персонажей – Мерлина, Морганы и короля Артура, олицетворяющих созидание, мятеж и власть. В первой книге трилогии повествование ведется от лица столетнего Мерлина - творца славнейшей страницы в истории Британии и свидетеля гибели созданного им государства - вспоминающего события своего века. Артур, все его рыцари, Гвиневера и Ланселот едва участвуют в рассказе. Внимание автора приковано к наследникам дьявола - самому Мерлину, Моргане и ее потомку Мордреду (который интересен до тех пор, пока он не становится самым верным из рыцарей Круглого Стола, из чести предавшим Артура), и еще - к Вивиане. Книга снабжена несколькими картами и обширной хронологической таблицей. Латинская Америка Синтетический реализм - способ видения мира вбирает в себя одновременно поэзию и прозу, мифологию и историю. Все мыслимые пласты мировой культуры: от европейского фольклора и античной мифологии до модерна и постмодерна. Повышенный интерес художников к мифу, архетипам, эпохе первоначала, вполне закономерным интересом всякой молодой развивающейся культуры. Источники мифосистемы латиноамериканской литературы. Фольклор древних индейских народов не оказал на нее заметного влияния, за исключением собственно индионистской лит-ры. Образ знаменитого петуха-мачо - порождение креольского фольклора. Основными источниками стали: мифологические архетипы из европейской культуры и постоянные мотивы, образы европейской литературы. При этом вся образная система Латинской Америки полемически противопоставлена европейской традиции. Полемика с Европой важна → тенденция к переосмыслению европейских образов, мифологем, привнесение их в латиноамериканских контекст. Опорные точки – чудо, образы земного рая. Латиноамериканское историческое время совпадает со временем мифологическим: открытие Нового света – эпоха первотворения (сакральное прошлое). Как пример, смена эпох в Макондо (Маркес). Мифологическое время – цикличность (вечное возвращение) и обращенность в эпоху первоначала (истокам человека и мира). 1. Хорхе Луис Борхес Легенда - исторический, литературный, мифологический сюжет как предмет для множества противоречивых толкований - рассказ "Три версии предательства Иуды" (опора на каноническое и апокрифическое евангелие; Бог стал человеком полностью, он стал Иудой). Мифология окраин – Буэнос Айреса - в 1967 году Борхес заявил, что решил отделаться от всех своих маний и попытается писать на реальные темы. Сборник "История бесчестья". 2. Габриэль Гарсиа Маркес "История объявленной смерти" Маркеса - планируемое убийство анонсировано заранее и принародно. Все знают о неизбежности, и все члены сообщества втянуты в предстоящую смерть. Смерть начинает восприниматься как одно из состояний жизни. Такое представление присуще мифологическому сознанию. Фольклорные образы живой смерти - беременная старуха. Мексиканский день мертвых. Это представление о смерти сохраняется и в литре. "Сто лет одиночества": "смерть была такой реальной, что однажды..." Модели замкнутого пространства и мифологического времени - метафора истории рода человечества, одиноких от эдема до апокалипсиса. Макондо - замкнутый логос - символичная модельная роль (от эдема до апокалипсиса). 3. Алехо Карпентьер В предисловии к роману выступил против претензий своих бывших соратников на натужное, искусственное возрождение «чудесного»: сама действительность Латинской Америки генерирует его, надо только отобразить. «Царство земное» (1949) Взаимная непроницаемость миров негров и белых в романе не фатальна, так как их двумя точками зрения не исчерпывается трактовка событий. Гаитянское «здесь и сейчас» романа включается писателем в иные, более универсальные схемы, прочитывается в образах как минимум еще двух мифов, кроме афрохристианского мифа воду о метаморфозе и воскрешении, в категориях которого рабами воспринимается казнь Макандаля. Это библейский образ Божьего Агнца, с которым соотносится образ «нижайшего» Ти Ноэля, и античный — Сизифа, придающий особый оттенок историко-философским наблюдениям писателя. Пережив серию освобождений и новых закабалений, Ти Ноэль под старость таскает в гору камни для постройки дворца очередному властителю Гаити. Ти Ноэль может уйти, укрывшись в «неземном царстве» магической реальности, повторить подвиг-метаморфозу Макандаля. Но, обернувшись птицей, он отторгнут от сообщества пернатых, наказан за дезертирство из «царства земного». И хотя в этом царстве, куда он должен вернуться, вселенская усталость «наваливается ему на плечи грузом целой планеты», ему открывается смысл и оправдание земных тягот: трудиться ради грядущего, ради «людей, которых он никогда не узнает <... > возложить на себя бремя Деяний». Сизифов камень человеческого предназначения —Деяния, смысл и польза которых различимы лишь из далекого будущего, таков, по Кар-пентьеру, истинный человеческий выбор. Бегство от «царства земного» у него всегда наказуемо, куда бы ни лежал путь уставшего от своей ноши героя, будь то в мир магической, мифопоэтической реальности, будь то в прошлое. Последняя повесть «Арфа и тень» (1979) переносит читателя к истокам этой эпохи. История открытия Америки, рассказанная Колумбом в никем не услышанной исповеди, становится материалом для нового диалога—с потомками, с «католическими королями», с Богом. Спор опять идет о человеке, об истории истинной и мнимой, о судьбе вновь открытого континента. Особый акцент Карпентьер делает на противоречивости образа первооткрывателя. Перед нами одновременно и плут, и купец, и Странствующий Рыцарь моря. Руководствуясь ими, радея о «спасении душ» индейцев, он фактически вводит рабство. Так Кристофор, «Христофорос», т. е. «Христа несущий», на деле окажется «Князем Бурь, Князем Слез... Всадником из Апокалипсиса». Еще тезисно: Мифологизм свойственен и драме абсурда → склонность к притчевой форме. У Микеладзе есть прекрасная статья по Беккету на Медиаскопе:http://www.mediascope.ru/node/1534 Роб-Грийе: «В лабиринте» - мифологическая схема лабиринта определяет и особенности интриги, движение сюжета. По лекциям: в современной литературе по-прежнему заметную роль играет особый тип писателя, стремящегося стать философом – качество заметно у тех авторов, которые идут по пути эссеизации и зачастую мифологизации романа. Родство между наукой и мифологией (тоже из лекций): миф, как и язык, религия и прочее, влияет на мысли и действия человека. Способ выразить абстрактные идеи. Наука заставляет переосмысливать даже бинарные оппозиции мифологической логики, которые лежат в основе представлений человека о мире. Сама идея о преодолении мифа явилась в своё время закономерным следствием естественно-научного позитивизма 19 века, который взялся обьяснить все в этом мире с рационалистических научных позиций. Осознание хаоса (глобальной относительности всего) предполагает новый процесс внесения в него некоего порядка. Современное научное знание даёт ей почву для нового переосмысления основного мифа - мифа о человеке. Человек, подвластный року в античности, сегодня - человек познающий и расшифровывающий мир. Переосмысление мифообраза земного рая приобретает вот какие коннотации: у Стоппарда вместо блаженного неведения в его «Аркадии» царит жажда познания. Удивительные иллюстрации из лекции. Возможность сотворения женщины из ребра мужчины подтверждается расшифровкой генома человека: за все изменения вида отвечает только мужская у-хромосома. Возможность создания искусственного человека (Голема) показана сегодня в теории и практике клонирования. |