Маслач, Пайнс Практикум по социальной. Практикум по социальной психологии серия Практикум по психологии
 Скачать 2.58 Mb.
|
|
2. Метод. Руководящий принцип оценки научного отчета состоит в том, что в нем должна содержаться вся информация, которая может понадобиться вам для самостоятельного повторения исследования. Опять-таки, при наличии строгих ограничений на объем научных публикаций такая цель редко бывает достигнута полностью. И все же этот принцип остается полезным критерием при поиске информации. Еще одно важное качество отчета о методе заключается в том, что он должен описывать метод, а не убеждать в чем-либо и не предлагать интерпретации. В официальных научных докладах описание метода часто подразделяется на разделы, касающиеся плана исследования, испытуемых, инструментов измерения и процедуры. В разделе, касающемся плана эксперимента устанавливается число независимых (причина) и зависимых (следствие) переменных, которые должны быть изучены в данной работе, и число уровней интенсивности (например, высокий, средний и низкий) каждой переменной. В разделе, где описываются испытуемые, говорится, сколько человек участвовали в эксперименте, из кого и как была сформирована выборка и каковы ее отличительные характеристики... В разделе об инструментах измерения приводится способ оценки полученных эффектов или их операционализации. Операционализировать — означает придавать общим явлениям (например, аттракции) конкретную и точную форму (например, шкала из двух пунктов, которая по семибалльной системе оценивает степени «симпатии» к другому человеку и «удовольствия от его общества»). И наконец, в разделе, касающемся процедуры, должно быть описано все, что происходит с испытуемыми с момента начала исследования до его окончания. Инструкция, которую давали испытуемым, должна быть указана точно так же, как это было в действительности, и само собой разумеется, должны быть описаны конкретные условия среды, в которую были помещены испытуемые: место, время и ее социальные характеристики... Если методический раздел недостаточно подробен, то невозможно понять и оценить результаты. Методический раздел во многих отношениях напоминает сочетание пунктов «игредиенты» и «способ использования» в описании многих продуктов. Именно из этого раздела вы узнаете «кухню» исследования и область применимости результатов. 3. Результаты. В научных докладах принято констатировать результаты, не интерпретируя их, хотя во многих статьях сообщение результатов и их обсуждение производится одновременно. Результаты и их обсуждение помещают в отдельные разделы для того, чтобы данные были представлены сами по себе, не подвергаясь искажениям в большую или меньшую сторону, к которым может привести авторская интерпретация. Таким образом, читатели имеют возможность предложить другую трактовку результатов и дать им альтернативное объяснение. В любом случае лучше, когда формулировка результатов имеет констатирующий, а не дискуссионный характер, и подкреплена таблицами и/или диаграммами с ясной системой обозначений. Обращайте внимание на случаи, когда авторы, принимая желаемое за действительное, преувеличивают несущественные результаты — на формулировки типа «результаты, близкие к значимым» или «хотя сеансы психоанализа оказали несущественное воздействие, тем не менее...». Хотя некоторые тенденции заслуживают внимания, они не имеют такого же веса, как эффекты, имеющие большую статистическую значимость. Аналогичным образом отмечайте группы людей или методы измерений, которые не дают ожидаемых результатов. Часто бывает труднее найти формулировки отрицательных результатов, но они могут нести в себе не меньше информации, чем значимые положительные результаты. 4. Обсуждение и выводы. В этом разделе исследователь говорит о том, что означают его открытия, и старается связать интерпретацию с главной проблемой, поднятой во введении. Автор пытается объяснить, почему произошли или не произошли определенные события, и устранить возможные неясности. Здесь следует искать сведения о том, как исследователь оценивает недостатки, присущие его работе, и какие дальнейшие шаги он считает необходимым предпринять. Внимательно прочитайте, как автор объясняет результаты, не подтверждающие основную теорию, и отнеситесь к этому объяснению критически. Читатель должен быть готов высказать критические замечания как методического, так и теоретического характера. Обратите также внимание на мнение автора о возможности распространения выводов на другие ситуации или группы людей. Будьте осторожны, выдвигая предположения о других формах поведения, условиях или ситуациях, которые могут подчиняться или не подчиняться предлагаемой зависимости. СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ И АНАЛОГИЯ С ПОТРЕБИТЕЛЕМ В начале этой статьи мы сформулировали свою цель: помочь вам научиться пользоваться психологической литературой так же разумно, как вы потребляете товары и услуги. Такой «потребительский» подход был предложен для того, чтобы заинтересовать читателя и объяснить ему, как применить уже имеющиеся у него навыки для выбора научной литературы. Информация по социальной психологии охватывает многие аспекты современной жизни, и мы надеемся, что те принципы, которые обсуждались выше, помогут вам правильно реагировать на получаемую информацию и оценивать ее. Одним из достоинств «потребительской» аналогии является то, что в ней подчеркивается значение продуманных решений. Если подходить к научным исследованиям некритично, то трудно бороться с импульсивным желанием совершить «покупку» или отказаться от нее, а ценность таких «покупок» весьма сомнительна. Однако следует заметить, что при проведении «потребительской» аналогии возникают некоторые аспекты, которые не соответствуют ситуации выбора научной литературы. Гово- ря Конкретнее, следует обратить внимание на три оговорки. Во-первых, научных знаний никогда не бывает слишком много. При принятии решения о крупной покупке вы, как правило, постепенно сужаете круг вариантов, пока в конце концов не остановитесь на единственном. Обычно задача состоит в том, чтобы из всех существующих вариантов одной и той же вещи выбрать один. В науке наличие нескольких вариантов одного и того же продукта можно только приветствовать. Кроме того, научные результаты накапливаются, и вы как потребитель научной литературы можете «купить» все варианты. При оценке научных работ задача состоит не в сужении круга вариантов, а скорее в объединении имеющихся вариантов в некое непротиворечивое целое. Из сравнения с приобретением потребительских товаров следует второе ограничение, накладываемое на использование нашей аналогии. Как правило, выбрав крупную покупку, вы можете на какое-то время расслабиться, считая, что дело улажено до тех пор, пока не возникнет новая потребность. В отличие от обычных товаров, научные результаты не имеют окончательной застывшей формы; это скорее процесс, чем продукт. Самое интересное как раз и заключается в развитии и изменении идей... Третья оговорка, касающаяся применения «потребительской» аналогии к выбору научной литературы, состоит в том, что критерии для оценки научных работ нацелены скорее на поиск имеющихся в них пробелов и ошибок, чем на оценку точности и достоверности результатов в долгосрочной перспективе... Оценивать идеи гораздо труднее, и предложенные здесь советы потребителю не окажут большой помощи при принятии решения о том, стоит ли вообще «покупать» идеи данного исследо- вания. Мы надеемся, что по мере приобретения опыта чтения научной литературы вы будете постепенно все лучше овладевать тонким искусством критики и все выше оценивать результаты, которые может дать критика. Если вы станете разумным потребителем, то сможете не только избежать «покупки» недоброкачественных научных продуктов — вы будете способствовать повышению научных стандартов в целом. Критика может быть наилучшим комплиментом, потому что, продуманно критикуя работу, вы относитесь к ней серьезно, чем оказываете ей честь. ЛИТЕРАТУРА Cook T. D., Campbell D. T. Quasi-Experimentation: Design and analysis issues for field settings. — Chicago: Rand McNally, 1979. Webb E. I., Campbell D. T., Schwartz R. D., Sechrest L., Grove L B. Nonre-active measures in the social sciences. — Boston: Houghton Mifflin, 1981. 2 ed. НЕКОТОРЫЕ МЫСЛИ ОБ ЭТИКЕ НАУЧНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ: ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ СТАТЬИ МИЛГРАМА «ИССЛЕДОВАНИЕ ПОВЕДЕНИЯ ПОДЧИНЕНИЯ» Диана Баумринд Diana Baumrind. Some Thoughts on Ethics of Research: After Reading Milgram's «Behavioral Study of Obedience*. Hs: American Psychologist, Vol. 19. The American Psychological'Association, 1964. P. 421-423. Примечание редактора. Одним из классических и наиболее спорных экспериментов в области социальной психологии является исследование подчинения, проведенное Милграмом. В обстановке лаборатории, которая на первый взгляд кажется вполне безобидной, испытуемые подчинялись просьбе экспериментатора и включали устройство, которое, как они считали, воздействовало на другого человека чрезвычайно болезненными ударами электрического тока. Результаты поразили всех как количеством испытуемых, которые повиновались экспериментатору, так и уровнем их послушания. Результаты Милграма явно не совпадали с ожиданиями испытуемых относительно их собственных реакций (и реакций всех других людей) в подобной ситуации и вызвали большой интерес и горячие споры. Однако еще более яростные дебаты возникли по поводу этичности методов, использованных Милграмом для проведения своего исследования. Широко известные статьи «Некоторые мысли об этике научных исследований» и «Проблемы исследования подчинения», в которых Баумринд и Милграм высказывают свое мнение об этических дилеммах, встающих при психологических исследованиях, являются поучительным примером научной полемики. Некоторые психологические исследования требуют от экспериментатора соблюдения баланса между своими профессиональными и научными интересами, с одной стороны, и интересами своих предполагаемых испытуемых — с другой. В таких случаях экспериментатор часто ставит перед собой цель: как можно лучше сделать свою работу, нанеся при этом как можно меньше вреда испытуемым. Экспериментатор редко помнит о своих моральных обязательствах по отношению, к испытуемому, воз- можно из-за того, что его работа требует от него бесстрастности, мешающей ему испытывать признательность к испытуемому как к личности. Тем не менее моральные обязательства существуют, даже если испытуемый вызвался принять участие в эксперименте, чтобы получить зачет по предмету или денежное вознаграждение. Часто испытуемый участвует в эксперименте против своего желания, выполняя требования к поступающим на курс. С этической точки зрения такие требования весьма сомнительны и не снимают с экспериментатора ответственности перед испытуемым. При проведении большинства экспериментов испытуемым не причиняют боли и не попирают их достоинства, а сами эксперименты достаточно интересны или являются для испытуемого проверкой его способностей, поэтому экспериментатор не сталкивается с проблемами этического характера. Но если во время эксперимента попирается достоинство испытуемого или ему не предлагается ничего ценного, то экспериментатор обязан рассмотреть причины, по которым испытуемый вызвался участвовать, и соответствующим образом вознаградить его. В число явных мотивов, побуждающих испытуемого стать добровольным участником эксперимента, входит желание испытать приятные или стимулирующие ощущения, приобрести знания, оказать экспериментатору любезность, которая, возможно, когда-нибудь будет возвращена, и внести вклад в науку. Эти мотивы могут быть без особого труда учтены экспериментатором, если он захочет после окончания эксперимента провести несколько минут с испытуемым, чтобы поблагодарить его за участие, ответить на его вопросы, уверить его, что он справился со всеми заданиями, и немного поговорить с ним. Большинство испытуемых также имеет менее очевидные, но столь же оправданные мотивы. Возможно, испытуемый ищет возможность вступить в контакт с человеком, имеющим психологическую подготовку, быть им замеченным и, может быть, поведать ему что-то личное. Подчиненное положение испытуемых по отношению к экспериментатору является артефактом экспериментальной ситуации и в то же время отражает какие-либо личные потребности испытуемых в тот момент, когда они вызвались участвовать. Установка на зависимость и подчинение, принимаемая большинством испытуемых в обстановке эксперимента, соответствует ситуации. «Игра» определяется экспериментатором, и он устанавливает ее правила. Вызвавшись участвовать, испытуемый в неявной форме соглашается занять положение, обязывающее его слушаться экспериментатора и доверять ему. Хотя условия эксперимента оставляют его незащищенным, он вправе предполагать, что его безопасность и чувство собственного достоинства не пострадают. Существуют другие профессиональные ситуации, в которых один из участников — пациент или клиент — ожидает помощи и защиты от другого — врача или психолога. Но межличностным отношениям экспериментатора и испытуемого присущи уникальные черты, которые сначала могут вызывать у испытуемого тревогу. В отличие от кабинета клинициста, в лаборатории испытуемый попадает в незнакомую обстановку с неясными правилами поведения. Эта обстановка порождает беспокойство и пассивность, из-за которых испытуемый в лаборатории склонен к повиновению и поддается внушению более, чем в любом другом месте. Отсюда следует, что лаборатория — не место для исследования подчинения или внушаемости как производных конкретных условий эксперимента, поскольку базовый уровень этих переменных в лаборатории, вероятно, намного выше, чем в большинстве других ситуаций. Таким образом, эксперименты, в которых в качестве независимой переменной используется власть экспериментатора над испытуемым, неудачно спланированы по той причине, что они могут нанести травму участвующим в них испытуемым. В таких экспериментах не учитывается особый характер повиновения испытуемого экспериментатору и доверия к нему. Другие явления, при изучении которых встают этические проблемы, в отличие от вышеупомянутых, можно успешно воспроизвести в лаборатории. К числу таких явлений относятся переживание неудач, конформизм в группе и изоляция. В этих случаях можно ожидать, что экспериментатор примет все необходимые меры, чтобы испытуемый не ушел из лаборатории, испытывая чувства унижения, неуверенности в себе, отчуждения или враждебности, которых у него не было до начала эксперимента. Чтобы особенно чувствительный испытуемый, пережив связанный с экспериментом стресс, покинул лабораторию в нормальном состоянии, экспериментатору иногда необходима специальная клиническая подготовка. Но обычно бывает достаточно сочувствия, уважения, благодарности и здравого смысла, которых не заменит никакая клиническая подготовка. Испытуемый имеет право ожидать, что взаимодействующий с ним психолог как-то заботится о его благополучии и обладает личностными качествами и профессиональными навыками, необходимыми для понятного испытуемому выражения своих добрых намерений. К сожалению, с испытуемыми не всегда обращаются с должным уважением. В социопсихологических лабораторных исследованиях все чаще манипулируют испытуемыми, ставят их в неловкое положение, и причиняют им неудобства. Временами испытуемым наносится такая обида, что ее ощущают даже читатели журнального отчета о результатах эксперимента. К таким экспериментам относится исследование Милграма (Milgram, 1963). Ниже приводится сделанное самим Милграмом краткое описание своего эксперимента: В этой статье описана процедура лабораторного исследования деструктивного подчинения. Она состояла в том, что неосведомленному испытуемому приказывали подвергать жертву все более суровому наказанию в контексте обучающего эксперимента. Наказание осуществлялось с помощью генератора электрошока с переключателем шкалы силы удара, которая имела 30 делений: от «слабого удара» до «опасно: сильнейший удар». Роль жертвы играло подставное лицо. Главной зависимой переменной являлась максимальная сила электрошока, которую соглашался применить испытуемый перед тем, как отказаться продолжать эксперимент. Двадцать шесть испытуемых до конца подчинялись экспериментальным приказам и воздействовали на «жертву» электрошоком максимально возможной силы. Четырнадцать испытуемых в какой-то момент отказались продолжать эксперимент, после того как «жертва» стала протестовать и отказалась отвечать на дальнейшие вопросы. У некоторых испытуемых в результате этой процедуры возникло сильнейшее нервное напряжение. Типичными проявлениями этого эмоционального волнения были обильное потоотделение, дрожь и заикание. Одним из неожиданных признаков нервного напряжения, который еще требует объяснения, оказалось регулярное возникновение нервного смеха, переходившего у некоторых испытуемых в неконтролируемые припадки. Разно- образие интересной поведенческой динамики, наблюдаемой в эксперименте, вера испытуемых в реальность ситуации и возможность вариации параметров эксперимента в рамках описанной процедуры указывают на целесообразность дальнейших исследований (р. 371). Бесстрастная объективность, с которой Милграм сообщает об эмоциональном волнении, переживаемом его испытуемыми, резко контрастирует с красочным описанием этого волнения. Ниже приводятся еще две цитаты с описанием влияния условий эксперимента на испытуемых: Я наблюдал, как зрелый, уравновешенный и уверенный в себе бизнесмен, улыбаясь, вошел в лабораторию. Через 20 минут он превратился в судорожно подергивающегося, заикающегося невротика, быстро приближающегося к состоянию нервного коллапса. Он постоянно тянул себя за мочку уха и заламывал руки. В какой-то момент он стукнул себя кулаком по лбу и пробормотал: «Боже мой, надо прекратить это». И тем не менее он продолжал реагировать на каждое слово экспериментатора и подчинялся ему до самого конца (р. 377). В большом числе случаев нервное напряжение испытуемых достигало крайних степеней, чего обычно не бывает при социопсихологических лабораторных исследованиях. Согласно наблюдениям, испытуемых била дрожь, они потели, заикались, кусали губы, стонали и сжимали кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Такие реакции не являлись исключением, а были скорее типичными для данного эксперимента. Одним из признаков нервного напряжения было регулярное возникновение припадков нервного смеха. Четырнадцать из 40 испытуемых продемонстрировали явные признаки нервного смеха и улыбок. Смех казался абсолютно неуместным, даже странным. У трех испытуемых наблюдались настоящие неконтролируемые припадки. В одном случае мы наблюдали столь сильный судорожный припадок, что пришлось приостановить эксперимент... (р. 375). Милграм, правда, утверждает: После интервью были приняты меры для того, чтобы испытуемые покинули лабораторию в благополучном состоянии. Было организовано дружеское примирение между испытуемым и «жертвой» и приложены усилия, направленные на снижение всякого напряжения, возникшего в результате эксперимента (р. 3-74). Интересно узнать, какого рода процедуры могли снять такое сильное эмоциональное волнение, какое было описано выше. Ввиду того что влияние эксперимента на испытуемых было травмирующим до такой степени, которую сам Милграм считает почти беспрецедентной в социопсихологических экспериментах, его беглые заверения в том, что напряжение было снято перед тем, как испытуемые покинули лабораторию, звучат неубедительно. Какая причина лежит в основе такого равнодушного отношения? Возможно, Милграм сам частично отвечает на этот вопрос, когда он следующим образом объясняет деструктивное подчинение испытуемых: «Таким образом, они предполагают-, что неудобства, причиняемые "жертве", носят временный характер, а научные результаты этого эксперимента долговечны» (р. 378). На самом деле такого обоснования было бы достаточно для оправдания средств, использованных для достижения результатов, лишь в том случае, если бы эти результаты были бесценны для человечества или если бы они не были дискредитированы теми средствами, которыми были достигнуты. Позиции, с которых психолог, исследующий поведение, может обосновать свою веру в значение своей работы, не столь сильны, как позиции его коллег, занимающихся медицинской психологией, если последние стоят на пороге открытия. Его экспериментальные ситуации недостаточно точно моделируют опыт реальной жизни; методика создания выборки редко обеспечивает такой ее масштаб, который позволил бы обоснованно считать результаты столь значимыми, как хотелось бы психологу; коллегам с противоположными теоретическими взглядами трудно воспроизвести эти результаты. В отличие, например, от вакцины Сабин, конкретная польза человечеству от работы психолога, как бы умело она ни была выполнена, не может оправдать риска, что испытуемому будет нанесен реальный вред. Я имею в виду не сами по себе физический дискомфорт, неудобства и обман испытуемого в ходе эксперимента, а непоправимый вред, даже если он незначителен. Я действительно считаю эмоциональное волнение, описанное Милграмом, потенциально опасным, поскольку оно легко могло вызвать изменение образа «Я» испытуемого или его способности доверять авторитетам в будущем. Совершение в ходе эксперимента действий, которые сам испытуемый считает недостойными, может оказать на него вредное воздействие, особенно в том случае, если его вовлек в совершение подобных действий индивид, которому он имеет основание доверять. С испытуемого не снимается личная ответственность за его действия после того, как экспериментатор раскроет ему 5 средства, которыми он пользовался для стимуляции этих действий. Испытуемый понимает, что если бы ток был включен на самом деле, то он причинил бы боль жертве. Понимание того, что его одурачили, когда он принял на веру условия эксперимента, также приводит к еще большему снижению самооценки. Более того, испытуемому трудно открыто выразить свой гнев после того, как экспериментатор, не считая себя виноватым, вполне дружеским тоном сообщает ему о мистификации. Если испытуемый признает и принимает на себя ответственность за свои действия, но в то же время дает выход обиде и гневу, связанным с тем, что его одурачили, то это указывает на довольно интенсивное корригирующее межличностное взаимодействие. Если глубоко продумать проблему, то не исключено, что испытуемый сможет интегрировать столь сильные отрицательные переживания, как те, что описывает Милграм. Даже если бы были предусмотрены подобные компенсирующие мероприятия, уместность таких экспериментов все равно остается под вопросом. Если компенсирующие мероприятия не проводятся, то я склонна ожидать, что у наивного чувствительного испытуемого на какое-то время сохранятся чувства глубокой обиды и тревоги, а искушенный и циничный испытуемый станет испытывать еще большую неприязнь и недоверие к экспериментам. В дополнение ко всему сказанному следует отметить, что экспериментальная процедура, использованная Милграмом, по-видимому, непригодна для достижения целей исследования, поскольку она не учитывает особого характера состава участников, с которыми имеет дело испытуемый в экспериментальной ситуации. Милграма интересует очень важная проблема, а именно социальные последствия деструктивного подчинения. Он пишет: Строились газовые камеры, охранялись лагеря смерти, ежедневно производилось нормированное количество трупов, и все это делалось с такой же деловитостью, как производство бытовых приборов. Такая негуманная политика могла возникнуть в уме одного человека, но проводить ее в жизнь в массовом масштабе можно только в том случае, если большое количество людей подчиняется приказам (р. 371). Но параллель между отношениями представителей власти и их подчиненных в гитлеровской Германии и отношениями в лаборатории Милграма неясна. В первой из ситуаций эсэсовец или немецкий офицер не имел причин считать, что старший по чину офицер благожелательно относится к нему самому или их жертвам. Считалось, что жертвы являются низшими существами и недостойны того, чтобы о них думать. Подчиняющийся офицер служил великому делу. Он не ощущал вины или конфликта, поскольку в своей системе отсчета он действовал правильно. Из собственного описания Милграма очевидно, что большинство из его испытуемых были озабочены состоянием жертвы и доверяли экспериментатору и что волновавший их конфликт был в какой-то степени порожден несовместимостью этих двух естественных чувств. Их волнение могло быть вызвано потрясением от того, что экспериментатор делает с ними, а также от того, что они, как они считали, делают со своими жертвами. В любом случае между явлениями, исследованными Милграмом, и деструктивным подчинением в том смысле, в каком это понятие применимо к отношениям между представителями власти и их подчиненными в гитлеровской Германии, нельзя провести убедительной параллели. Если бы эксперименты проводились «за пределами Нью-Хэй-вена и без всякой видимой, связи с университетом», я бы все равно поставила под вопрос их валидность, приведя аналогичные, хотя и не идентичные названным, причины. Кроме того, я усомнилась бы в репрезентативности выборки испытуемых, которые добровольно согласились участвовать в подобном эксперименте вне стен научного учреждения. Обобщая сказанное, можно сделать вывод, что цели эксперимента психолога редко бывают несовместимы с текущим благополучным состоянием испытуемого, при условии, что экспериментатор желает учитывать мотивы и интересы испытуемого при планировании своих методов и корригирующих мероприятий. Вот выдержка из раздела 4b «Этических норм психологов» (АРА, 1962): Только если проблема имеет большое значение и не может быть исследована другим способом, психолог имеет право подвергать испытуемых эмоциональному стрессу или причинять им любой другой вред. При проведении таких исследований психолог должен серьезно продумать возможность вредных последствий и должен быть готов устранить их сразу же, как только позволит план эксперимента. При существовании опасности серьезных последствий исследования могут проводиться только в том случае, если испытуемые или их полномочные представители полностью проинформированы о такой возможности и несмотря на это дали свое добровольное согласие участвовать (р. 12). С точки зрения испытуемого наибольший вред причиняют в конечном счете процедуры, связанные с унижением достоинства, снижением самооценки и доверия к разумным авторитетам, и если уж проводить такие процедуры, то они требуют самого продуманного планирования компенсационных мер. Общественные представления о психологии как о профессии тесно связаны с нашими собственными действиями, и некоторые из этих действий заслуживают того, чтобы внести в них изменения. Важно, чтобы психологи-исследователи постоянно проявляли повышенное внимание к этическим вопросам, а не снижали свои личные этические стандарты до такого уровня, чтобы унижения, которым подвергались испытуемые Милграма, не выходили за рамки нормы. Я считаю проведение экспериментов, подобных экспериментам Милграма, возможным только в том случае, если испытуемых полностью проинформируют об опасности серьезных последствий и будет ясно доказана эффективность корригирующих мероприятий по восстановлению благополучного состояния испытуемых. |