_Ильин И.А., О сущности правосознания. Правосознания
 Скачать 0.88 Mb.
|
|
187 тельной и бессознательной, организованной и распыленной, постоянной и периодически обостряющейся, — имеется нали цо при всяком режиме, то всякий режим должен не подавлять ее, а воспитывать ее и укреплять под страхом собственной гибели. Однако, для того, чтобы такое социальное и политиче ское воспитание было возможно, автономное правосознание должно быть присуще самой государственной власти. Власть, лишенная автономного правосознания, не может воспитывать свой народ; она или прикрепляет его жизнь к данному, более или менее низкому уровню, или прямо развращает его правосозна ние. Духовный рост народа, как рост его самостоятельности, кажется ей нежелательным и опасным. Не чувствуя в самой себе способности к автономному и в то же время предметному самоопределению, она применительно к своему народу совсем не считается с этим исходом и заданием и совсем не ценит духовной самостоятельности народа. Она вообще не ценит авто номию, как форму духа и духовной культуры, и потому признает идею политической и даже религиозной свободы праздным и вредным предрассудком. Именно из этих ошибок вырастает противоестественная и роковая идея партийно-тоталитарного государства, в котором государственная власть оказывается захваченной, порабощенной и одержимой ложным знанием, и лишает подданных не только всякого самоуправления, но и всякого правосознания. Понято, что собственное воленаправле- ние такой власти заполняется случайным образом, гетерономно и, чаще всего, непредметно. Не воспринимая объективную цель государства, не усматривая духовную природу политического общения, она формализирует творимый ею режим и сводит государственный строй к внешнему порядку и покорности. Пафос формального властвования отрывает ее акты от живого народного правосознания и придает ей характер беспочвенно сти и пагубной отвлеченности. А так как живая деятельность не может не иметь содержательных целей, то ее формальный пафос заполняет свою пустоту содержательно-неверными, про извольными и беспредметными заданиями. Это приводит в луч шем случае к международной агрессии, к культу милитаризма и войны, а в худшем случае — к социализму и коммунизму. Власть, лишенная автономного правосознания, сама не знает, в чем ее призвание и чему она в действительности служит. Она остается во власти традиций или дедукций и не может отличить государственного и ценного от противогосударственного и вред ного. Она не знает, где предрассудок, где нелепая доктрина и где предметная мудрость; что требует интерес государства и как отличить общее благо от проповедуемой открыто классовой корысти. Она не ведет своего государства, но влечется за проти воположными доктринами или за партийными вожделениями 188 и страстями; она не творит культуру, но разрушает ее, мобили зуя и поощряя противокультурные силы. Ее изволение утрачи вает характер политической мудрости и правоты; ее политика становится разорением страны и опасностью для всех соседей. Гетерономная воля есть духовно слабая воля; гетероном ное правосознание есть недугующее правосознание. Если духовная слабость властвующей воли выражается в ее предметной неверно сти и правитель превращает автономию в произвол, то он вступает на путь тирании; если же духовная слабость воли выражается в ее несамостоятельности и правитель подчиняет свою волю — чужой, то государство оказывается в руках временщика. Сущность тирании определяется не порядком ее воз никновения и не дефективностью публичного полномочия, но противогосударственностъю волевого содержания, своеобраз ным сочетанием силы и слабости: тиран есть властитель, силь ный, но не в добре; с виду «автономный» волею, но определяю щий себя произволом; его воля сильна не в том, в чем надлежит, и слаба в том, к чему она призвана. Произвол есть недуг автономий; он превращает волю в своеволие, подрывает автори тет власти и доверие к ней и готовит государству разложение. Тираническая власть есть власть, недугующая в своем содержа- нии; и в этом ее судьба и приговор. Это обнаруживается с особенной наглядностью, если эта тирания осуществляется в тоталитарных формах. Опасность второго пути открывается с того момента, когда власть оказывается в руках человека, слабого волей или разумом. Такой правитель, неспособный к духовному и волево му самоутверждению, изнемогает под бременем власти и ее волевой природы: ибо государственная власть есть социально выделенная и сосредоточенная воля политического союза, кото рая может придти в живое движение только от личных, индиви дуальных изволений уполномоченного. Поэтому властитель, слабый волею, таит в себе внутреннее противоречие, требующее непрестанного устранения и преодоления; государственная власть не может бездействовать, но она не может и приводиться в действие изволением безвольного существа. Отсюда естест венная неизбежность личной гетерономии для безвольного пра вителя: он становится пассивным медиумом неуполномочен ных лиц, периодически подчиняющих его своему влиянию и указующих ему то или иное воленаправление. Временщик, — единоличный или коллективный, — есть безответственное ли цо, укрывающее свой частный интерес за органическими несо вершенствами государственного устройства. Он правит без пол номочий; решает без ответственности; осуществляет свой инте рес под видом государственного. Само существование его является попранием государственной формы; само положение 189 его создает для него возможность и соблазн извратить государ ственное содержание. Духовные пустоты правителя заполняют ся противогосударственной волею нашептывающего двойника и личный уровень последнего может стать бичем и роком страны. Власть, лишенная автономного правосознания, являет ся залогом политических бед и падений. Таковы недуги правосознания, лишенного автономии. ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. Третья аксиома правосознания. Человечество живет на земле в виде множества замкну тых и самобытных, индивидуально-духовных центров, разоб щенных телом и душою и, в то же время, связанных единою, общею средою существования*. В этой общей, пространственно материальной среде человеку неизбежно проявлять свои влече ния, удовлетворять свои потребности, овладевать вещами, пре образовывать их и притязать на господство. При этом, индиви дуальные притязания людей оказываются в конкурирующем существовании, в состоянии соперничества, взаимного отрица ния и исключения. Столкновение интересов порождает между заинтересованными состязание и это состязание должно нахо дить себе конец и разрешение. Однако, оно может разрешаться на путях, достойных духа, и на путях, недостойных его; и вот, право превращает это состязание в предметный спор о достой ном способе жизни. Право каждого человека на духовно-достойную жизнь может рассматриваться как самостоятельный атрибут индиви дуального духа; но в действительной жизни оно является связью между людьми: той гранью, которая связывает их своим пред елом, или, что то же, той скрепою, которая разграничивает их совместность. В действительности право возможно только там, где есть живое соотношение между людьми: право зарождается впервые, как настроение воли, и осуществляется впервые, как отношение духа к духу. Это отношение определяется как взаим ное духовное признание. Отсюда третья аксиома правосознания. Человеку невозможно жить на земле, не вступая в отно шения с другими людьми: это определяется самим происхожде нием и воспитанием его и закрепляется экономически развити ем потребностей и ростом населения. Но в то же время человеку * См. главу пятую. 190 невозможно строить свои отношения к другим людям, не обра щаясь к их душевному составу. Задача его состоит не в том, чтобы избавиться от этих отношений, но в том, чтобы обеспе чить им духовно и предметно-достойный уровень. Для этого ему неизбежно обращаться именно к духовному составу других людей, взывать к нему, воздействовать на него, рассчитывать на него и тем организовывать совместную жизнь. Люди могут относиться друг к другу различно и способы этого отношения абсолютно не равноценны, — ни по мотивам, ни по внутреннему строению, ни по проявлению. Эта разноцен- ность имеет не только личный, субъективный характер «прият ности»*, но и безусловный, объективный характер верности и духовного достоинства. И вот, каждый желает по отношению к себе и для себя лучшего и притом объективно-луч шего отношения: каждый желает, чтобы его любили и уважали, чтобы ему доверяли и благожелательствовали; каждому тягост но быть предметом злобы и подозрения, презрения и ненависти. Но это «лучшее» отношение, более верное и более достойное, творится именно духом и является зрелым проявлением духов ной жизни и духовного состояния. Всюду, где духовный уровень людей низок и неустойчив, взаимные отношения их низменны и недостойны: они слагаются по мотивам слепого своекоры стия, они превращают человека в простое средство, строение их оказывается примитивным и упрощенным, проявление — гру бым и насильственным. Строй общественных отношений опре деляется, в конечном счете, духовным уровнем людей и всякая общественная организация покоится именно на духовно зрелых и духовно сильных душах. Это может быть выражено так, что правоотношение есть духовное отношение: ибо право указывает людям объективно лучшее поведение**, а все объективно-лучшее воспринимается, познается и осуществляется именно духом. Иными словами: так как право есть необходимая форма духа***, то правовая связь связует не просто душу с душою, а именно дух с духом. Кто говорит о своем полномочии и о своей обязанности, тот утверж дает о себе, что он есть дух, т.е. что он имеет безусловное достоинство и способность к самоуправлению* * * *; мало того, он заявляет тем самым, что он исповедует некие объективные и безусловные ценности, что он признает саму идею права, т.е. ориентирует свою жизнь на идеях добра и справедливости, что * См. мой опыт «О любезности». «Рус. мысль». 1912, кн. 5. ** См. главу четвертую и седьмую. *** См. главы пятую и пятнадцатую. ****См. главу пятнадцатую и шестнадцатую. 191 он, по слову Библии, «ходит пред лицом Божиим». Вступить в правоотношение, значит именно подняться мыслью и волей к идее права и к цели права; т.е. к духу, как источнику живой правоты. Правоотношение, как таковое, вводит человека в сферу духа, ибо оно предполагает живое отношение души к идее объективного блага, как мерилу жизни и деяний. «Юридическая форма» в отношениях имеет не только низшее значение «полез ности», «прочности», «определенности» и «вынудимости»; но она прежде всего исполнена высшего смысла: она предполагает в человек е духовное достоинство, волю к цели права и способность к автономному самоопределению; она ставит личное правосоз нание перед лицом объективного блага и заставляет человека определить свое поведение, связать себя на основах самоутвер ждения и самоограничения. Правопорядок, как живая система правоотношений, покоится на том, что люди хранят в душе своей духовное измерение вещей и деяний, и строят этим свою жизнь: утверждают духовное начало в других и устанавливают их правовой статус. Это означает, что правоотношение покоится на взаим ном духовном признании людей. Кто говорит о своем полномо чии, тот подразумевает соответствующую ему обязанность дру гого; но признать за кем-нибудь правовую обязанность, значит утвердить его правоспособность, т. е. духовную природу. И, точно так же, кто говорит о своей обязанности, тот признает соответ ствующее ей полномочие другого; а это значит утвердить его правоспособность, т. е. духовную сущность. Правоотношение с вещью и с животным неосуществимо именно потому, что в них не проявляется живой дух, они не способны к автономному волеизъявлению, к автономному самообязыванию перед лицом объективного блага. Правоотношение в настоящем и цельном составе своем возможно только между существами, обладаю щими правосознанием; только они могут связывать себя изъяв лением своего решения и отвечать за принятые на себя обяза тельства. Но эти существа нуждаются помимо личной право способности еще во взаимном духовном признании. В основании всякого правоотношения лежит троякое признание, дважды осуществленное. Во-первых, каждый из субъектов, вступая в правоотношение, признает как осно ву отношения, как форму жизни, как объективно значущую идею**. Во-вторых, каждый из субъектов признает свою духов ность, т. е. свое достоинство и свою автономию, как правотво рящую силу***. В-третьих, каждый из субъектов признает ду * См. главы пятую, шестую, восьмую и девятую. ** См. главу четвертую. *** См. главы пятнадцатую и шестнадцатую. 192 ховность другого субъекта, т.е. достоинство и его автономию, как силу, способную к правотворчеству. Все эти акты признания не требуются формально; и в действительности они могут отсут ствовать; они как бы молчаливо предполагаются; но именно это молчаливое предположение содействует забвению о них, их утрате, их жизненному бессилию и вырождению. Однако, в строении правосознания все эти акты не только необходимы, но составляют самую глубокую сущность правоотношения. Всту пить в правоотношение, значит согласиться на совместное подчинение праву; это значит признать и себя, и другого способ ным к познанию положительного права*, к восприятию его объективного значения**, к признанию права вообще*** и, притом, именно его цели и его достоинства ****. Но понимание правовых норм и согласие подчиняться им предполагает в живом существе не только наличность духовной силы вообще, но и значительную умственную и духовную зрелость *****. При отсутствии этих условий правоотношение или невозможно, или нелепо. Поэтому они должны быть налицо в каждом из участ ников; и каждый должен знать о себе и о другом, что он удовлетворяет этим требованиям. Иными словами:в основе всякого нормального правоотношения лежит взаимное духовное признание; и потому действительные, повседневные правоотно шения стоят на высоте и соответствуют своему значению лишь постольку, поскольку они наполнены таким признанием, им созданы и им освящены. Поэтому правопорядок должен рассматриваться как си стема взаимного духовного признания. Такое признание осуще ствляется не только правом; оно лежит в основании всего духовного общения людей: всякого спора, предполагающего способность к мысли и волю к истине; всякой эстетической совместимости, предполагающей суждение вкуса и волю к красоте; всякой нравственной связи, покоющейся на акте сове сти и на воле к добру; наконец, всякого религиозного общения, возможного только между людьми, способными к молитвам и ищущими подлинного боговосприятия. Духовное общение тре бует, объективно говоря, — двусторонней духовности, а субъек тивно говоря, — обоюдного духовного признания. Но правовое общение есть именно духовное общение; поэтому оно является разновидностью такого признания. В этом глубочайший смысл * См. главу вторую. ** См. главу третью. *** См. главу четвертую. **** См. главы пятую и девятую. ***** См. главы шестую, седьмую, девятую, десятую, одиннадцатую, пятнадцатую и шестнадцатую. 193 всякого правового и политического единства. Такое понимание права и государства вновь обнаруживает братство всех людей*; оно подтверждает также отсутствие принципиального расхож дения между правопорядком и евангельским учением о люб ви**: ибо отношение «в праве» и отношение «в любви» являются одинаково разновидностью духовного признания. Совершить духовное признание человека, значит, во- первых, признать в нем безусловное достоинство, присущее духу, и установить к нему соответствующее отношение. В ре зультате этого возникает уважение к человеку. Это значит, во-вторых, признать в нем волю к объективному благу, в данном случае, волю к праву и к цели права. В результате этого возникает доверие к человеку. Взаимное уважение и взаимное доверие лежат в основе всякого правоотношения, — и частного, и публичного; ими связуются и граждане друг с другом, и граждане с властью, и власть с гражданами. Вне этих форм взаимного признания правопорядок не может существовать, ибо с их исчезновением неизбежно исчезает всякое единение и всякая солидарность. Если в основе уважения к себе лежит чувство собствен ного достоинства, то уважение к другому предполагает живое восприятие его духовности и его достоинства. Но для того, чтобы воспринимать в другом эти основные признаки человечности, необходимо иметь в самом себе орган и мерило для них; надо знать по собственному опыту, что есть дух, каково его достоин ство и каковы его способы жизни. А это дается только через духовное самоутверждение. Только в непосредственном уваже нии к своему духовному достоинству человек научается уважать чужое достоинство, и, если школа этого непосредственного опыта изменяет ему, то научиться уважению к другим ему уже негде. Вот почему человек, неуважающий себя, не умеет уважать и других; и обратно: искусство уважать других есть лучший признак удавшегося духовного самоутверждения*** Тот, кто признает духовность другого человека и его достоинство, — утверждает в нем начало абсолютного блага, как живую сущность его личности; уважающий усматривает в ува жаемом благую силу****, способность к осуществлению безус ловных ценностей; он утверждает его сродство с природою объективно-высшего и объективно-совершенного, или, что то же, он утверждает подлинное присутствие в нем божественного начала, - духовной силы. Человек не может уважать человека, если он не воспринимает его, как явление абсолютного достоин * См. главы пятую, девятую и десятую. ** См. главу двенадцатую. ***См. главу пятнадцатую. ****См. главу пятнадцатую. |