_Ильин И.А., О сущности правосознания. Правосознания
 Скачать 0.88 Mb.
|
|
201 рассчитывать на их правосознание и на их благонамеренность. Самая элементарная, повседневная работа власти предполагает известный минимум доверия к народу, т.е. уверенность в том, что граждане способны и согласны внимать взывающему голосу права и закона, — делать предписанное, воздерживаться от за прещенного и т.д. Власть, лишенная этой уверенности, допуска ющая, что граждане вообще не способны внимать праву, или, в частности, не хотят внимать ее велениям, — такая власть или добьется этой способности и готовности, и тем обеспечит себе возможность доверять народу, или же она перестанет существо вать. Правовое веление, само по себе, уже предполагает в граж данах волю к праву; ибо правопорядок покоится на взаимодей ствии правосознании. Если же этой воли нет, то правопорядок превращается в порядок непрерывного, систематического наси лия; ибо недоверие к народному правосознанию и народному признанию заставляет власть рассчитывать исключительно на аппарат принуждения, предупреждая им и подавляя им всякое проявление самостоятельности. Однако на этом пути ей никогда не удастся разрешить ее основную задачу: воспитать в народе автономное правосознание и способность к самоуправлению. Нормально власть видит в гражданах своих достойных и желан ных сотрудников в деле государственного строительства; она доверяет их воле и их признанию; она рассчитывает на их поддержку и не боится их свободной инициативы: доверием граждан она утверждает свое доверие к себе и в этом почерпает силу для своего доверия к ним. Итак, в основе всякого правопорядка и государства лежит взаимное духовное признание людей, — уважение и дове рие их друг к другу. Такова третья аксиома правосознания. ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. Недуги взаимного признания. Нормальное правосознание утверждает, что государст во, по своей идее, есть живая система всеобщего уважения и доверия. Исторические государства должны постоянно стре миться к этому идеалу: от достижения его зависит и прочность правопорядка, и могущество политического союза, и вся судьба народа. Наоборот, дефекты взаимного уважения и доверия вы зывают целый ряд недугов правосознания и жизни; понятно, что каждый народ имеет общую задачу — работать над их исце лением. 202 Каждый индивидуум, неспособный к уважению, обра зует элементарный зачаток такого социального недуга и пре вращается, неисцеленный, в целый очаг заразы. Человек, неспособный к духовному самоутверждению, неуважающий себя, — сам отрицает свое собственное достоинство и тем как бы приглашает всех остальных не питать к нему уважения. Сознательно и бессознательно, он сам объявляет себя незас луживающим уважения и компетентность его в этом вопросе является, по-видимому, гарантированной самым способом бытия, присущим человеку: ибо люди душевно изолированы и каждый может знать о себе такое, что всегда останется недоступным для других. Такой человек незаметно заражает других своим неуважением к себе; он образует собою некую брешь в естественном правопорядке, как бы духовную пустоту, вокруг которой скапливается атмосфера неуважения. Он не уважает себя и тем побуждает других не уважать его; не уважаемый ими, он понижает и извращает общий уровень жизни. Акт духовного признания не удается с обеих сторон и в результате этого возникает целое гнездо больных отношений. Уважение вообще легко поколебать и разрушить, но очень трудно восстановить; образовавшийся в народном самоутвер ждении порыв упрочивается, душевные механизмы неуваже ния закрепляются и незаметно переносятся на других: недуг растет и укрепляется. Индивидуум, не способный к уважению, извращает все свои правоотношения. Не уважая себя, он утрачивает духовное измерение для своих поступков* и ока зывается не в состоянии воспринять идею права; его дух не имеет за собою ни правосознания, ни чести; его слово не может быть честным; он не чтит в себе ни правовой уполно моченности, ни правовой обязанности; правоспособность его остается пустой юридической фикцией и теряет свою духов ную природу. Не уважая другого человека, он измеряет его поступки и слова не мерилом чести и права, но мерою корысти: он не понимает природы духа и силы правосознания и потому не воспринимает истинного смысла чужих волеизъявлений; он не чтит в другом ни его уполномоченности, ни его связанности; он не ценит чужие согласия на совместное подчинение праву и не дорожит чужим уважением; и в результате этого его правоотно шения наполняются недостойным содержанием и вырождают ся. Если же это уважение взаимно, то правоотношение превра щается целиком в злую и опасную мнимость: частно-правовая сделка превращается в организованный взаимный обман, пуб * См. главу пятнадцатую. 203 лично-правовая связь становится юридически прикрытым на силием. Болезнь может охватить постепенно всю сеть правоот ношений и разрушить духовную природу общения. Тогда люди привыкают сплетать правопорядок, не признавая ни права, ни своей и чужой духовности; правоотношения утрачивают свой духовный смысл и юридическая форма скрывает непосредст венно за собою всеобщую вражду. В борьбе за существование люди ищут уже не правовой победы, основанной на взаимном признании, а беспринципной и хищной «победы во что бы то ни стало». Согласие воль создает не солидарность, а условное, временное перемирие между врагами; ни одна сторона не отно сится серьезно ни к своему, ни к чужому волеизявлению; идея права попирается и от правопорядка остается обманная, празд ная тень. Тогда в жизни водворяется строй, всегда готовый к внезапному, полному распаду. Недуг взаимного непризнания, как бы распаляемый изнутри демонами распри, крепнет и восходит к своей вершине. Неуважающий, самым неуважени ем своим, утверждает в чужой душе зло и будит в ней злобу: и непризнанная, неуважаемая душа, как эхо, бессознательно отвечает на злое обращение злым ответом. Вражда родит вражду и звук раздора вызывает отголоски во всех душах. Неуважение, закрепленное враждой, становится презрением; вражда, усиленная презрением, превращается в ненависть; ненависть, сочетаясь с бессилием, заражает души злобным страхом. Если неуважение отвергает духовное достоинство человека, то презрение и ненависть отрицают его право на жизнь. Презрение само по себе есть уже отрицание права на жизнь; ненависть есть уже убийство. Общественный строй, насыщенный этими аффектами, воспитывает в душах настро ение Каина. Люди посягают друг на друга с постоянством и легкостью, совершая убийство — то символически, то реально: то хулою и проклятием, то взаимным разрушением жилищ (погром); то в революционных призывах, то в разбойном нападении; словом и мыслью, в статьях и на дуэли. Люди фактически живут в состоянии гражданской войны и, по слепоте своей, называют это состояние «правопорядком», и не могут изжить своего недуга, потому, что не сознают его; и не сознавая его, болеют им ожесточенно, беспомощно, унизи тельно. Такому отношению граждан друг к другу соответствует больной политический режим, основанный на взаимном неува жении власти и народа. Зараженное этим недугом государство осуществляет политическую трагедию неуважаемого граждани на и презираемой власти. Властъ, неуважающая гражданина, не может полагаться на его собственный разум и на его собствен 204 ную волю; она видит в нем не правоспособного субъекта, а более или менее испорченный душевный механизм, который не спо собен к автономии* и потому нуждается в мелочной и неотвяз ной регламентации. Именно отсюда родится идея «полицейско го государства» и в особенности тоталитарного государства. Автономный дух нуждается в свободе и способен к ней, хотя бы в малой степени; душевный механизм не нуждается в свободе и не способен к ней: он нуждается в организованном и сильном давлении на его страсти и желания, — в педантической опеке, в терроре, в вечном политическом шпионаже всех за всеми. Такая тоталитарная опека,основанная на неуважении, закрепляет в гражданах дурные инстинкты и стремится не превратить их в благие мотивы, но создать для них устрашающий противовес. Возникает режим устрашения и подавления; власть каждым актом своим отрицает в душе гражданина духовное достоинство и духовную самодеятельность; она как бы ежеминутно твердит ему: «ты не дух, а вещь, машина, робот», или «ты уже не дух», и поддерживает это отрицание систематическим террором свер ху. И, внемля этому голосу, гражданин незаметно вырождает свою духовную жизнь, превращается в раба и привыкает трепе тать и предавать**. А государственная власть приемлет этот трепет, как свое достижение, как политический успех и закреп ляет его массовыми убийствами, этим последним пределом духовного отрицания и неуважения. Вследствие такого отношения к поданным власть ока зывается оторванною от них: она не питается их правосознани ем и утрачивает истинный источник своего духовного достоин ства. Искусство уважать себя покидает ее; и, если подавление ей удается, то она, не встречая противодействия, возносится в пустоте и предается мании величия; если же подавление встречает отпор снизу, то она впадает в растерянность и предается мании преследования. Так, неуважаемый гражданин превращается или в раба, или в революционера, а может быть, совмещает черты обоих; а неуважаемая власть живет страхом, сея трепет и трепеща, боясь мести и вымещая свой страх, враждуя с гражданами и воспиты вая в них «внутреннего врага»; и губит в стране авторитет власти права и государства. Подобно этому, гражданин, неуважающий свою власть, имеет больное правосознание и разрушает свое государство. Не уважая свою власть, он не может и не хочет строить с нею вместе правопорядок и культуру страны. В сущ ности говоря, он не признает ее властью и не бережет ее авторитета, он не помогает ей, а мешает. Он или отрицает власть * См. главу шестнадцатую. ** См. главу шестнадцатую. 205 совсем и, сознательно или бессознательно, предпочитает безна чалие (анархисты); или же он не признает именно эту власть и желает создать новую. Однако, пребывая в этом неуважающем состоянии, он мало-помалу совсем разучается ценить и сози дать порядок правового властвования: он расшатывает в себе культуру повиновения, но не вырабатывает в своей душе способ ность к власти. Напротив, он приучается видеть во всякой власти насилие и считает всякое насилие предосудительным и недопустимым. Поэтому он оказывается не в состоянии ни поддерживать старую власть, ни создать новую. Если новая власть сложится помимо него, он перенесет на нее свой меха низм неуважения, а если он вступит в состав новой власти, то он не сумеет ни утвердить ее авторитета, ни приложить ее к делу: он только научит других неуважению к власти, и развенчает сверху ее авторитет так, как он доселе развенчивал его снизу. Такой гражданин, вероятно, мог бы уважать только безвластную власть, которая ник чему не нужна; однако и ее он не сумел бы уважать; сильная же власть имела бы только помеху в его недееспособности. Государственная власть есть воля пол итического союза. Политический союз может быть сильным только тогда, если его воля не только мудра и жизненна, но и сильна, а для этого ей необходимо прежде всего общее уважение. Власть есть творческий источник положительного права. Граж данин, не уважающий источник своего права, перестает уважать и самое право; он утрачивает волю к правопорядку и тяготеет к правонарушению. Если он продолжает повиноваться неуважа емой им власти, то он делает это по духовно-неверным и унизительным мотивам: или из страха, или из личной и клас совой корысти, или по тупой, не осмысленной привычке. Тогда он повреждает чувство собственного достоинства, перестает уважать и самого себя, и становится неспособным к публичному правоотношению вообще; он или трепещет и пресмыкается перед властью, приучает ее к деспотизму и развращает ее своею рабскою покорностью; или он требует от нее постоянных пода чек, приучает ее к политическому подкупу и развращает и себя, и ее на путях открытой коррупции; или же, в лучшем случае, он беспредметно и бессмысленно благоговеет перед нею, сам не подозревая, что за этим преклонением таится готовность к столь же беспредметному и бессмысленному надругательству. Если же он перестает повиноваться неуважаемой им власти, то он превращается или в разбойника, явно подрывающего правопо рядок, или в революционера, тайной агитацией подтачивающе го основы государства. Тогда его душу постигают все недуги, связанные с утратой лояльной воли и автономии: он теряет духовную связь со своим народом, со своей властью и со своим государством и, увлекаемый духом разрушения, напрасно мнит 206 себя созидающим творцом. Неуважая свою власть, он присту пает к ее разрушению, и, увлекаемый ненавистью и презрением к врагу, обращается к убийству: начинаются акты личного тер рора. Террористический акт разрушает не только личный состав власти и не только реакционное настроение правящих кругов: он разрушает духовную основу государственного бы тия — публичное правосознание народа и тяготение его к вла сти, как источнику права и центру национального единения. Убиение правителя вдвигает в душу народа идею о том, что гражданин не только может не уважать свою власть, но что он должен ее презирать; наивное правосознание не отличает чело века от государственного органа, органа от самой власти и даже власти от государства, и распространяет свое отрицание, свое презрение сразу на все: и в результате этого души заражаются глубоким противогосударственным настроением. Отрицать власть, значит отрицать сразу общую власть и свою власть; это значит отвязать себя от единого, общего государственного цен тра и развязать в своей душе великий узел политического единства. Поэтому убиение правителя, хотя бы и «тирана», есть акт, разрушающий государство; этот акт подрывает волю народа к праву и единению, он колеблет и наличное историческое правосознание, он разлагает государство, взывает к распадению, к стихии враждующего множества, к гражданской войне. Когда народ теряет уважение к своей власти или начина ет питать к ней даже презрение, то это означает, что его настигло духовное бедствие. Презрение к государственной власти есть начало всеобщего духовного развенчания и совлечения: за отри цанием публичных обязанностей идет отрицание всяких свя зей: презрение к государственному авторитету разлагает право сознание, разложение правосознания неминуемо захватывает честь и совесть, убивает чувство меры и справедливости, угаша ет веру и религию. Народ становится жертвою духовного ниги лизма. Поэтому тот, кто облечен властью, — имеет священную обязанность поддерживать уважение к ней. «Престиж» власти и «авторитет» власти составляют драгоценное достояние народа, его духовное богатство, залог его силы и расцвета: это есть накопленное веками уважение народа к самому себе и к своему национальному духу. Народ, презирающий свою власть, прези рает в ее лице себя; он не имеет чувства собственного достоин ства. Поэтому он неизбежно утратит и уважение других народов, и, обессиленный внутренним разбродом, станет игралищем чужого интереса и посмешищем чужого злорадства. Историче ский вихрь распылит его и положит конец его трагикомическо му существованию. Однако, не менее гибельны в жизни народа дефекты 207 взаимного доверия. Нормальное правосознание утверждает, что государство, по своей идее, есть живая система всеобщего доверия. Исторические государства должны постоянно стремиться к этому идеалу; от достижения его зависит вся правовая жизнь народа и вся его политическая судьба. Есть необходимый мини мум взаимного, — общественного и политического, — доверия: вне его государство не может существовать; есть крайний мак симум отсутствия доверия, за которым государство начинает заживо разлагаться. Недуги же, ведущие к этому разложению, зарождаются незаметно, таятся в оттенках и развиваются посте пенно. Жить среди людей, не вызывающих к себе доверия, есть всегда несчастье. Человек, не доверяющий другому, восприни мает его, в лучшем случае, как духовную пустоту, лишенную несомненной реальности и таящую в себе дурные возможности и желания. Это предположение злых желаний и предвидение дурных деяний есть уже подозрение, соединенное всегда с некоторым опасением и легко обостряющееся в страх. Подозре вать, значит предполагать, что человек обнаруживает не то, чего он в действительности хочет, а хочет он именно зла; или что он делает не то, о чем говорит, и притом ищет причинить вред или зло другому. Поэтому подозрение есть начало разъединяющее: оно нашептывает людям об отсутствии солидарности между ними и сеет раскол и вражду. Если подозрение не имеет пред метного основания в чужих душах, то болезнь укрывается в душе подозревающего и являет в зачатке манию преследования, со всеми ее вспышками страха, злобы и отчаяния. Если же подо зрение имеет предметное основание в чужих душах, то подозре вающий, действительно, окружен злонамеренными людьми: в лучшем случае — это его личные враги, в худшем случае это враги права, государства и духа, т.е. злодеи. Во всех этих случаях правоотношение уступает свое место отношению силы, вражды и страха; ибо с врагами и злодеями не может быть правового единения. Взаимное недоверие есть сила, разрушающая правопо рядок и государство. В душе подозреваемого подозрение допу скает и признает дурное намерение. Этим оно иногда впервые пробуждает или проявляет его, закрепляет и оформляет его существование. Подозреваемый чувствует себя сразу отчужден ным, неуважаемым и до известной степени исторгнутым из общения. Он перестает колебаться и укрепляется в зле; но именно этим он подрывает в себе самом уважение к себе и доверие. В ответ на подозрение он начинает подозревать других, и атмосфера взаимной вражды получает открытую санкцию. Всякий поступок, увеличивающий взаимное недоверие, пагуб но отзывается на общественной жизни, ибо он портит и поры вает живые и тонкие, драгоценные нити духовной связи; он |