Виноградов В.В. Проблемы авторства и теория стилей. Проблема авторства и теория стилей
Скачать 3.34 Mb.
|
ГЛАВА I. ДОСТОЕВСКИЙ И ЛЕСКОВ В 70-е ГОДЫ XIX ВЕКА (Анонимная рецензия Ф. М. Достоевского на «Соборян» Лескова) 1 Между Достоевским и Лесковым были сложные литературные взаимоотношения. Оба эти писателя, несмотря на кажущиеся внешние соприкосновения их литературных позиций на почве своеобразного народничества, оставались чуждыми друг другу по основному направлению творчества. Разделяли их и принципы художественной стилистики, обусловленные разным пониманием основ реалистического изображения современной русской жизни, особенно в сфере типизации характеров, и различия в общественно-политических взглядах, и глубокие противоречия в оценке исторического движения, современного состояния и творческих возможностей различных начал или элементов духовной культуры русского народа. Все это с особенной остротой и силой обнаружилось в первой половине 70-х годов. Правда, внимание Ф. М. Достоевского и его литературного окружения — почвенников — к творчеству Лескова было привлечено уже с начала 60-х годов, со времени вступления Лескова на широкую арену писательской деятельности. В это время Лесков печатает. в петербургских журналах и газетах массу интересных, насыщенных свежим бытовым материалом статей, очерков, рассказов и повестей самого разнообразного содержания. «Казалось, что Лесков решил вступить в соревнование со всеми крупными писателями того времени, противопоставляя им и свой жизненный опыт, и свой необычный литературный язык», — писали 487 П. Громов и Б. Эйхенбаум1. В руководимом Ф. М. Достоевским журнале «Эпоха» (1865, № 1) была напечатана повесть Лескова «Леди Макбет нашего уезда» 2. Сохранилось свидетельство самого Лескова, что Достоевский положительно отнесся к этой повести и сочувственно оценил своеобразие ее стиля и ее реалистические качества. В письме к Д. А. Линеву (автор книги «Среди отверженных», 1888) от 5 марта 1888 года Лесков писал: «Мир, который Вы описываете (т. е. жизнь каторжников. — В. В.), мне неизвестен, хотя я его слегка касался в рассказе «Леди Макбет Мценского уезда». Я писал — что называется «из головы», не наблюдая этой среды в натуре, но покойный Достоевский находил, что я воспроизвел действительность довольно верно» 3. Любопытно, что Н. С. Лесков, рассматривая «Леди Макбет», как первый номер из «серии очерков исключительно одних типических женских характеров нашей (окской и частью волжской) местности», предполагал таких очерков написать двенадцать: «восемь из народного и купеческого быта и четыре из дворянского. За «Леди Макбет» (купеческого) идет «Грациэлла» (дворянка), потом «Майорша Поливодова» (старосветская помещица), потом «Февронья Роховна» (крестьянская раскольница) и «Бабушка Блошка» (повитуха)». Н. С. Лесков предлагал Н. С. Страхову считать «все остальные очерки, назначаемые в эту серию, принадлежащими преимущественно «Эпохе» (конечно, по ее выбору)» (10, 253 — 254). Однако запрещение «Эпохи» и тяжелая история с неуплатой авторского гонорара за напечатанную повесть «Леди Макбет» 4, по-видимому, помешали дальнейшему развитию литературных отношений между Лесковым и Достоевским. В «Русских общественных заметках»5 Лесков по поводу написания и издания Тургеневым «Странной истории» на немецком языке язвительно заявил: «Начни глаголать разными языками г. Достоевский после своего «Идиота» или даже г. Писемский после «Людей сороковых годов», это, конечно, еще можно бы, пожалуй, объяснять тем, что на своем языке им некоторое время конфузно изъясняться; но г. Тургенев никакой капитальной глупости не написал, и ни краснеть, ни гневаться ему нечего» (10, 87). 1 П. П Громов, Б. М. Эйхенбаум, Н. С. Лесков (Очерк творчества). Н. С. Лесков, Собр. соч., т. 1, Гослитиздат, М. 1956, стр. XI (далее в тексте ссылки на страницы приводятся по этому изданию). 2 В издании «Повестей, очерков и рассказов М. Стебницкого» (т. I, СПб. 1867) она была перепечатана под заглавием «Леди Макбет Мценского уезда». 3 «Звезда», 1931, № 2, стр. 224 — 225. Ср. Н. С. Лесков, Собр. соч., т. 1, стр. 498 — 499. 4 См. письма Н. С. Лескова к Ф. М. Достоевскому и Н. Н. Страхову в январе — июле 1885 г. (т. 10, стр. 255 — 257). 5 «Биржевые ведомости», 1869, №№ 236 и 340. 488 Таким образом, здесь Лесков выразил свое глубоко отрицательное отношение к словесно-художественным качествам романа Достоевского «Идиот», к его стилю и к его образам. Оба писателя остро осознавали все углубляющиеся различия в словесно-художественных и идейно-творческих основах своей поэтики и стилистики. В письме к А. Н. Майкову (18/30 января 1871 г.) Достоевский писал о романе Лескова «На ножах»: «Много вранья, много черт знает чего, точно на луне происходит. Нигилисты искажены до бездельничества, — но зато отдельные типы! Какова Ванскок! Ничего и никогда у Гоголя не было типичнее и вернее. Ведь я эту Ванскок видел, слышал сам, ведь я точно осязал ее! Удивительнейшее лицо! Если вымрет нигилизм начала шестидесятых годов, то эта фигура останется на вековечную память. Это гениально! А какой мастер он рисовать наших попиков! Каков отец Евангел! Это другого попика я у него уже читаю. Удивительная судьба этого Стебницкого в нашей литературе. Ведь такое явление, как Стебницкий, стоило бы разобрать критически, да и посерьезнее»1. Любопытны отклики Лескова на это письмо, когда оно стало известно ему по публикации Н. Страхова и Ор: Миллера. Н. С. Лесков писал (16 октября 1884 г.) П. К. Щебальскому: «Лучшие годы жизни и сил я слонялся по маленьким газеткам да по духовным журнальчикам, где мне платил» по 30 р. за лист, а без того я умер бы с голоду со всем семейством. И одно духовенство действительно явило мне любовь. Нынче по осени в Казани вышла книга «Духовные типы в русской литературе», где эпиграфом взято место из «Соборян» (слова Туберозова в благодарность светской литературе). Туберозов поставлен первым в числе типов, и даже сказано, что все другие писатели были, конечно, «подражателями». Между тем в изданном томе писем Ф. Достоевского он говорит даже о какой-то моей «гениальности» и упоминает о «странном моем положении в русской литературе», а печатно и он лукавил и старался затенять меня» (11, 295). Здесь особенно интересны слова, характеризующие критическое отношение Достоевского к Лескову как писателю — в восприятии самого Лескова: «печатно и он лукавил и старался затенять меня». В комментариях И. Я. Айзенштока делается по этому поводу самое общее разъяснение: «Упоминая дальше о печатном «лукавстве» Достоевского, Лесков мог иметь в виду его статью «Смятенный вид» («Гражданин», 1873, № 8, 19 февраля) по поводу «Запечатленного ангела» и последовавший за нею обмен язвительными репликами («Русский мир», 1873, №№ 87 и 103; «Гражданин», 1873, № 18)» (11, 688). 1 Ф. М. Достоевский, Письма, т. II, 1930, стр. 320 — 321. 489 Однако самая формулировка лесковского упрека по адресу Достоевского — «старался затенять меня» — остается нераскрытой. С заявлением Н. С. Лескова, что Достоевский старался его «затенять», нельзя не сопоставить такие строки его письма к И. С. Аксакову (от 23 апреля 1875 г.): «Критика могла оживить мои изнемогавшие силы, но она всего менее хотела этого. В одном знакомом доме Некрасов сказал: «Да разве мы не ценим Л(еско)ва? Мы ему только ходу не даем», а Салтыков пояснил: „А у тех на безлюдье он да еще кое-кто мотается, так они их сами измором возьмут”» (10, 396 — 397). Следовательно, Лескову представлялось, что его преследовали современные писатели и критики из разных лагерей, больше всего революционные демократы, но и далекий от них Достоевский также не был чужд желания «затенять» его. Понятно, что отношение самого Лескова к Достоевскому — не только как к общественно-политическому деятелю и мыслителю, но и как художнику слова было очень сложным и противоречивым. Оно чрезвычайно любопытно для оценки литературных взаимоотношений этих великих русских писателей. Когда в 1871 году стали печататься в журнале «Беседа» роман А. Ф. Писемского «В водовороте», а в «Русском Вестнике» роман Ф. М. Достоевского «Бесы», Лесков признал идейно-художественное родство этих произведений с своим романом «На ножах». 11 февраля 1871 года Лесков писал П. К. Щебальскому: «Роман Писемского жив, но, по-моему, похабные места можно бы к черту, и это делу бы не помешало. Что за радость такая гадость? При девушках читать невозможно, и я именно на этом и попался. Достоевский, надо полагать, изображает Платона Павлова, но, впрочем, все мы трое во многом сбились на одну мысль» (10, 293). Платон Павлов — либеральный историк, высланный в Ветлугу за речь о тысячелетии России. Лесков ошибочно подозревал его черты в образе Степана Трофимовича Верховенского (см. 10, 542). Особенно выразительно и подробно Н. С. Лесков излагает свое мнение о романе «В водовороте» в письме к А. Ф. Писемскому от 17 мая 1871 года, благодаря автора «за высокое и превысокое наслаждение», доставленное новыми главами этого произведения: «Я прочел вчера IV кн. «Беседы» и совсем в восторге от романа, и в восторге не экзальтационном, а прочном и сознательном. Во-первых, характеры поражают верностью и последовательностью развития; во-вторых, рисовка артистическая; в-третьих, экономия соблюдена с такой строгостию, что роман выходит совсем образцовый (это лучшее ваше произведение). А наипаче всего радуюсь, что... «орлу обновишася крыла и юность его»... Вы еще романист на всем знойном зените Ваших сил, и 490 я молю бога поддержать в Вас эту мощь и мастерстчо поистине образцовое. Роман Ваш вообще публике нравится, но, конечно, имеет и хулителей, но и их нападки (очень грубые) направлены против одного, что «очень-де нескромно и цинично»... Я относительно «скороми» имею свои мнения и не почитатель ее. По-моему, она имеет для автора то неудобство, что дает на него лишний повод накидываться, а читателя немножечко ярит и сбивает чересчур на известный лад, но «у всякого барона своя фантазия», а что эти осудители говорят по поводу «Водоворота», то это вздор, ибо за исключением сцены в Роше-де-Конкаль и глагола «ты ее изнурил», остальное нимало не шокирует. Сцена же родов так целомудренно прекрасна, что в ней «виден бог в своем творении», ее надо ставить рядом со сценой родов сына Домби у Диккенса. Это просто грандиозно, и на такой-то цинизм помогай Вам бог, что бы кто ни ворчал и ни шипел от безвкусия, мелкой злобы или безделья» 1 (10,320 — 321). Лесков явно предпочитает по манере изображения и повествования роман Писемского «В водовороте» «Бесам» Достоевского. 6 апреля 1871 года Лесков пишет Писемскому: «Не мне писать Вам похвальные листы и давать «книги в руки», но по нетерпячести своей не могу не крикнуть Вам, что Вы богатырь. Прочел я 3-ю книжку «Беседы»... молодчина Вы! Помимо мастерства, Вы никогда не достигали такой силы в работе. Это все из матерой бронзы; этому всему века не будет! Подвизайтесь и не гнушайтесь похвал «молодших людей», радующихся торжеству Ваших сил и желающих Вам бодрости и долгоденствия» (10, 300). 1 Вот те две сцены из романа А. Ф. Писемского «В водовороте», которые признаны Лесковым нескромными. «Анна Юрьевна, несмотря на происшедший спор, постаралась проститься с Еленой как можно радушнее, а князя, когда он пошел было за Еленой, приостановила, на минуту. — Посмотри, как ты девочку изнурил; ее узнать нельзя, — проговорила она ему шепотом. — Подите вы, изнурил!.. — отвечал ей со смехом князь. — Непременно изнурил!.. Она, впрочем, преумненькая, но предерзкая, должно быть... — Есть это отчасти! — отвечал князь, еще раз пожимая руку кузины и уходя от нее» (ч. I, конец VI главы). Сцена в гостинице Роше-де-Канкаль: « — А ты знаешь, — подхватил князь, все ближе и ближе пододвигаясь к Елене, — что если бы ты сегодня не приехала сюда, так я убил бы себя. — Что за глупости! — воскликнула Елена. — Нет, не глупости; я и револьвер приготовил! — прибавил он, показывая на ящик с пистолетами. — Фарс! — проговорила Елена с досадой. — Не говори, пожалуйста, при мне пустых слов: я ужасно не люблю этого слушать. — Это не пустые слова, Длена, — возражал, в свою очередь, князь каким-то прерывистым голосом. — Я без тебя жить не могу! Мне дышать будет нечем без твоей любви! Для меня воздуху без этого не будет существовать, — понимаешь ты?. 491 В тот же день Лесков восторженно пишет С. А. Юрьеву: «Роман Писемского пытаются злословить, но, по-моему, он могучая и превосходная вещь. Силы Писемского еще никогда и ни в одном из его произведений не проявлялись с такой яркостью. Это положительно так. Что бы кто ни говорил, а всем злословием не повалить одного Элпидифора Мартыныча с акушеркой. Могучая, могучая штука! Фигуры стоят как бронзовые: им века не будет» (10, 301). Лесков иногда называл себя учеником Писемского. Стиль Писемского с свойственным этому писателю обилием бытовых деталей, физиологизмом изображения персонажей, с внешними приемами рисовки поз и движений, отражающих или передающих их переживания, с социально дифференцированными формами разговорного просторечия гораздо ближе к художественному направлению Лескова, чем стиль Достоевского после «Преступления и наказания». Бытовой реализм Писемского и Лескова противостоит психо-идеологическому реализму Достоевского. Это противопоставление двух типов реалистического метода в истории русского искусства находит особенно острое выражение в полемике между Лесковым и Достоевским в 1873 году. Л. П. Гроссман в своем исследовании «Жизнь и труды Ф. М. Достоевского» (1935) под датой 4 апреля 1873 года заметил: «В газете «Русский мир» помещено письмо в редакцию под заглавием «О певческой ливрее» за подписью «Псаломщик», полемизирующее со статьей «Дневника писателя» об академической выставке (о певческих костюмах на картине Маковского) («Русский мир», 1873, № 87; см. № 103 под 23 апр. 1873 г.)». Под датой же апреля 23 (1873 г.) читаем: «В газете «Русский мир» помещена заметка «Холостые понятия о женатом монахе» за подписью «Свящ. Касторский», воз- Елена сомнительно, но не без удовольствия покачала своей хорошенькой головкой. — Наконец, я прямо тебе говорю, — продолжал князь, — я не в состоянии более любить тебя в таких далеких отношениях... Я хочу, чтобы ты веч моя была, вся!.. Елена при этом немного отвернулась от него. — Да разве это не все равно? — сказала она. — Нет, не все равно. — Ну, люби меня, пожалуй, как хочешь! — проговорила наконец Елена, но лица своего по-прежнему не обращала к нему. — Я сегодня, — говорил, как бы совсем обезумев от радости, князь, — видел картину «Ревекка», которая, как две капли, такая же красавица, как ты, только вот она так нарисована, — прибавил он, дрожащей, но сильной рукой разорвал передние застежки у платья Елены и спустил его вместе с сорочкою с плеча. — Что ты, сумасшедший? — было первым движением Елены воскликнуть. Князь же почти в каком-то благоговении упал перед ней на колени. — О, как ты дивно хороша! — говорил он; простирая к ней руки. Елена пылала вся в лице, но все-таки старалась сохранить спокойный вид: по принципам своим она находила очень естественным, что мужчина любуется телом любимой женщины» (ч. I, гл. IV). 492 ражающая против напечатанного в № 15 — 16 «Гражданина» рассказа Недолина «Дьячок». В заметке резко обличается «невежество писателя Достоевского» («Русский мир», 1873, № 103). Достоевский ответил на эту статью в своем «Дневнике писателя» 1873 года в главе Х — «Ряженый»1. «В своем ответе, — пишет Л. П. Гроссман, — он дает понять, что считает автором «Холостых понятий о женатом монахе», как и предыдущей заметки «Псаломщика» в № 87 «Русского мира», — Н. С. Лескова. Наблюдения над языком своего оппонента, замечания по поводу подслушивания и собирания «характерных словечек», от которых «читатели хохочут», о слоге, построенном на словесных «эссенциях», о заявленной монополии «описывать бытовую сторону духовенства» прямо обращают к Лескову, которого Достоевский неоднократно называет в своем ответе. «Помилуйте, можно написать пером слово «дьячок» совсем без намерения отбивать что-нибудь у г. Лескова». И под конец статьи: «Правда, смутило меня, на одно мгновение, одно странное обстоятельство: ведь если ряженый типичник напал на г. Недолина, то, ругая его, в противоположность ему должен бы был хвалить самого себя. (На этот счет у этих людей нет ни малейшего самолюбия: с полнейшим, бесстыдством готовы они писать и печатать похвалы себе сами и собственноручно.) А между тем, к величайшему моему удивлению, типичник выставляет и хвалит талантливого г. Лескова, а не себя. Тут что-нибудь другое и, наверное, выяснится. Но ряженый не подлежит ни малейшему сомнению». «Следует признать, — комментирует Л. П. Гроссман, — соображения Достоевского правильными. Знакомство с церковной историей и бытом духовенства в обеих заметках «Русского мира», характерная витиеватость заглавия второй из них «Холостые понятия о женатом монахе», близость Лескова к редакции «Русского мира» — все это вполне подтверждает мысль о принадлежности указанных статей его перу. В 1873 году в «Русском мире» печатается «Очарованный странник» (в восемнадцати №№) и были помещены статьи Лескова «Монашеские острова на Ладожском озере» (в девяти №№). «Таинственные книги», «Плач фразеров», «Адописные школы», «О русской иконописи». Заметки «Русского мира» 1873 года «О певческой ливрее» и «Холостые понятия о женатом монахе» (за подписями Псаломщик и Свящ. Касторский) следует внести в библиографию затерянных писаний Лескова»2. Сын Н. С. Лескова — Андрей Лесков в своем труде «Жизнь Николая Лескова» в этой связи пишет: «Казалось, разочлись на весь век. Но... не истек и год, как Лескова «подмывает» уже на новую «загвоздочку». «Достоев- 1 «Гражданин», 1873, 30 апреля, № 18. 2 Леонид Гроссман, Жизнь и труды Ф. М. Достоевского, «Academia», М. — Л. 1935, стр. 209 — 210, 493 ский обидел их („редстокистов”, великосветских последователей апостола модного „нововерия” лорда Редстока. — |