Виноградов В.В. Проблемы авторства и теория стилей. Проблема авторства и теория стилей
 Скачать 3.34 Mb.
|
|
В.В. Виноградов ПРОБЛЕМА АВТОРСТВА И ТЕОРИЯ СТИЛЕЙ Государственное издательство «Художественной литературы», Москва 1961 Сканирование: Кафедра русской классической литературы и теоретического литературоведения Елецкого государственного университета http://narrativ.boom.ru/library.htm (Библиотека «Narrativ») narrativ@list.ru ОГЛАВЛЕНИЕ ОТ АВТОРА … 3 РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ. ПРОБЛЕМА АВТОРСТВА И ПРИНЦИПЫ АТРИБУЦИИ ТЕКСТОВ НЕИЗВЕСТНОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ Глава I. Стиль, автор, литературное произведение как исторические категории … 7 Глава II. Антиисторизм и произвольность субъективных методов определения авторства и воспроизведения авторского текста … 72 Глава III. Углубление стилистических методов определения автора и воспроизведения авторского текста в советском пушкиноведении … 120 Глава IV. Специфические задачи и трудности объективно-исторического изучения проблемы авторства в литературе … 159 Глава V. Решающая роль объективно-стилистических методов определения авторства … 192 РАЗДЕЛ ВТОРОЙ. НЕИЗВЕСТНЫЕ СОЧИНЕНИЯ Н. М. КАРАМЗИНА Глава I. Проблема Карамзина в истории стилей русской литературы … 221 Глава II. Исчезнувший текст: «Разные отрывки (Из записок одного молодого Россиянина) Н. М. Карамзина … 246 Глава III. Неизвестное стихотворение Н.М. Карамзина «Странные люди» … 324 Глава IV. «Сельский праздник и свадьба» (Неизвестное письмо Карамзина к другу из деревни Благополучной) … 339 РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ. ПУШКИН И «ЛИТЕРАТУРНАЯ ГАЗЕТА». 1830-1831 Г. Глава I. Критика мнений о статьях «Литературной газеты», приписывавшихся А.С. Пушкину … 369 Глава II. Неизвестные статьи и заметки А.С. Пушкина в «Литературной газете» 1830 года … 416 Глава III. Об авторстве двух статей «Литературной газеты» 1830-1831 гг. на украинские темы (Сомов, Пушкин или Гоголь?) … 457 РАЗДЕЛ ЧЕТВЕРТЫЙ. ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ СТИЛЕЙ В ИСТОРИИ РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО РЕАЛИЗМА Глава I. Достоевский и Лесков в 70-е годы XIX века (Анонимная рецензия Ф.М. Достоевского на «Соборян» Лескова) … 487 Глава II. Ф.М. Достоевский как редактор «Гражданина» и как автор анонимных фельетонов в нем … 556 Глава III. Неизвестный рассказ Ф.М. Достоевского «Попрошайка» … 473 Глава IV. Неизвестный очерк-фельетон Ф.М. Достоевского о Родиоше (К образам людей сороковых годов) … 585 ЗАКЛЮЧЕНИЕ ....................... 612 ОТ АВТОРА Книга «Проблема авторства и теория стилей» находится в самой тесной связи с моей предшествующей работой «О языке художественной литературы» (Гослитиздат, 1959). В этой новой книге отчасти подвергаются дальнейшему теоретическому и историческому исследованию те вопросы и те общие понятия, которые легли в основу моего понимания предмета и задач науки о «языке» художественной литературы (стиль языка, стиль художественной литературы, автор, структура литературного произведения в историческом аспекте, объективно-исторические приемы и принципы стилистического анализа художественной литературы и публицистики и др. под.). Но главная цель моя — расширить и конкретно-исторически осветить область наблюдений над развитием индивидуальных стилей в новой русской литературе с конца XVIII века. Основным материалом для этого служат неизвестные, анонимно напечатанные произведения великих русских писателей — Карамзина, Пушкина и Достоевского. Естественно, что извлечение этих сочинений на свет из темных складов журналов конца XVIII века, 30-х и 70-х годов XIX века сопровождается стилистическим изучением творчества и других писателей этих периодов (Радищева, Дельвига, Вяземского, Сомова, Лескова и др.). Таким образом, книга моя относится не только к теории стилей. Она не в меньшей степени затрагивает и историю стилей русской художественной литературы в некоторые нужные эпохи ее развития. РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ.ПРОБЛЕМА АВТОРСТВА И ПРИНЦИПЫ АТРИБУЦИИ ТЕКСТОВ НЕИЗВЕСТНОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ ГЛАВА I. СТИЛЬ, АВТОР, ЛИТЕРАТУРНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ КАК ИСТОРИЧЕСКИЕ КАТЕГОРИИ 1 В области искусствознания, литературоведения и лингвистики трудно найти термин более многозначный и разноречивый — и соответствующее ему понятие — более зыбкое и субъективно-неопределенное, чем термин стиль и понятие стиля. И вместе с тем без понятия стиля не может обойтись ни одна история и теория искусства. История литературы, как бы в многоразличных концепциях ни расширялись ее пределы в сторону разных сфер истории культуры, истории общественной мысли, истории быта, нравов и т. п., все-таки не может отказаться и не отказывается от притязаний на близость к сфере словесного искусства, его форм и его поэтических, речевых структур. Поэтому и здесь категория стиля обычно выступает как один из важных стержней научно-исторического построения. Изучение языка, — с какой бы стороны оно ни стремилось уяснить это сложное общественное явление, — также пришло к сознанию важности и даже необходимости разграничений стилей языка (преимущественно в сфере литературно-языковой культуры народа), а в области многообразия общественно-речевой деятельности, особенно в эпоху национального развития — стилей речи или социально-речевых стилей. Чрезвычайно остро выдвигается проблема стиля, когда вообще возникает речь об индивидуальном словесном творчестве. Обычно говорится даже, что стиль — это сам человек, это — неповторимая индивидуальность. Соответствующее понимание или определение стиля сложилось в эпоху обоснования прав личности 7 как в общественной жизни, так и в сфере субъективного творчества. Теория поэтической или художественной речи также многим представляется невозможной и почти немыслимой без стилистической базы, без опоры на учение о формах или стилях речевой деятельности, о функциональных стилях языка, а также о способах речевого выражения и воплощения субъектов или характеров. Понятие стиля является везде и проникает всюду, где складывается представление об индивидуальной или индивидуализированной системе средств выражения и изображения, выразительности и изобразительности, сопоставленной или противопоставленной другим однородным системам. Сразу бросается в глаза, что в понятии стиля обнаруживаются существенные различия, связанные с выделением объектно- или объективноструктурных качеств его системы или с описанием его субъективной направленности, соотнесенности его с субъектом, формой выражения внутренних индивидуальных свойств и творческих возможностей которого и является соответствующий стиль. Таким образом, понятие стиля в плане изучения языка и речи, как это уже давно подчеркивал И. Рис («Was ist Syntax?»), приобретает разное содержание в зависимости от того, относится ли оно к объектной (объективной) или субъектной (субъективной) стилистике. В области классической лингвистики вопрос о связи понятия стиля с объектом (с самой структурой языка) или с субъектом (т. е. категорией народа, нации, с социальной группой или другими видами языковых коллективов, а в некоторых концепциях и с отдельной личностью, индивидуальностью) зависит от идеологических основ того или иного лингвистического направления, от той или иной философии языка или речи. Само собой разумеется, что объектное (или объективное) понимание стиля имеет особенно важное значение для истории литературных языков и для глубокого, дифференцированного понимания системы современного языка. Так, в истории русского литературного языка и русской художественной литературы с половины XVI века до последней четверти XVIII века господствовала система трех основных стилей, которые имели свою грамматическую и лексико-семантическую, а отчасти и фонетическую характеристику. В сущности, такое объективное понимание стиля языка неотделимо от изучения его структуры как в синхронном, так в историко-генетическом плане. Этот же принцип сохраняет свое значение и при структурном подходе к изучению стилистической специфики художественной литературы. В тех случаях, когда развитие стилей художественной литературы рассматривается в тесной связи и взаимодействии с развитием стилей литературного языка, объективно-структурные свойства того или иного речевого стиля могут выделяться 8 и характеризоваться независимо от приемов стилистического анализа речевой структуры персонажей и образов героев словесных произведений, воплощенных в них социальных, народно-типических или национальных характеров. Вот несколько иллюстраций. 1) У В. В. Вересаева в рассказе «Дедушка» описывается, как к «дедушке» Андрею Павловичу пришла женщина из деревни с просьбой написать «письмо к кавалеру». Письмо пишется под диктовку женщины. В нем резко сталкиваются два социально-речевых стиля: простонародный эпистолярный шаблонно-возвышенный и общий просторечно-бытовой. « — Что же писать будем? — Отпишите так: «Премногоуважаемый Петр Вонифатьевич, в первых строках моего письма целую я вас заочно несчетно раз в сладкие ваши уста...» — Пишите, — серьезно сказал Андрей Павлович. Она была отвратительна с ее игривыми подмигиваниями и развязным смехом. Гадливо прикусив губу, Лиза стала писать. Женщина продиктовала еще несколько подобных фраз. Андрей Павлович медленно расхаживал по крылечку, заложив руки за сгорбленную спину и выставив седую бороду. Женщина покосилась на него, поколебалась и продиктовала: «Петруша! Отпиши, когда утром встаешь на службу, не просыпаешь ли. Поспеваешь ли чайку попить. Очень за тебя беспокоюсь, как некому об тебе без меня позаботиться»1. В рассказе далее изображается, как в связи с этим безыскусственным разговорным стилем с женщины спадает наложенная ею на себя маска, и пишется новое письмо. «Написали новое письмо. Женщина взяла его и медленно встала, с большими, к чему-то внутри прислушивающимися глазами. И все время в счастливом недоумении коротко пожимала плечами»2. 2) У Л. Толстого в «Разговоре с прохожим»: « — Где тут Алексей, старик, живет — спрашиваю. — Не знаю, милый, мы нездешние. Не я нездешний, а мы нездешние. Одного русского человека почти никогда нет. (Нечто, когда он делает что-нибудь плохое, тогда — я). А то семья — мы, артель — мы, обчество — мы. — Нездешние? Откуда же? — Калуцкие мы» 3. Интерпретация Л. Н. Толстым множественного числа в речи прохожего относится к области его индивидуальной стилистики, а самый факт такого функционально-экспрессивного 1 В. В. Вересаев, Сочинения в четырех томах, т. 2, Гослитиздат, 1947, стр. 382. 2 Там же, стр. 384. 3 Л. Н. Толстой, Собр. соч. в четырнадцати томах, т. 14, Гослитиздат, 1953, стр. 257 9 употребления местоимения первого лица в крестьянской речи — это своеобразная черта объективной стилистики народной речи. 3) Своеобразные ограничения и своеобразное положение принципа абсолютивного употребления слов, принципа отсутствия прямых форм сочетаемости с определяющими словами в детской речи очень наглядно иллюстрируются таким стилем детского разговора из «Рассказов о детях» В. В. Вересаева: « — Это кто? — Мама. — Кому? — Моя. — А это кто? — Муся. — Кому? — Муся. — Кому-у? — Вот дурак! Сама себе. Никому. — Никому... Задумался»1. Таким образом, в сфере изучения языка и его стиля обычно господствуют понятия, принципы и категории объектной (объективной) стилистики. Обращение к языку (речи) и его диалектам и стилям как средству или даже как к форме выражения и отображения субъектов (народа, нации, класса, социальной группы, личности) всегда связано с той или иной идеологической задачей и обусловлено той или иной философией или психологией языка. 1) У И. А. Бунина есть сказ-миниатюра «Стропила», где в образе стропил («одни стропила остались») представляется не только предсмертное истощение матери рассказчика-мещанина, но и общее разрушение его дома. «Здравствуйте, барин, мое почтение. Как поживаю-то? Да не бог весть как. Все мотаюсь, мещанствую. С ярманки на ярманку, с базара на базар... А ведь уже под сорок, — вы не глядите, что я такой борзой, на ногу легкий. Одно спасенье, что своя хибарка есть, — случается, и совсем голодный придешь, ну, а все-таки домой... хотя, по совести сказать, скука мне дома теперь, не приведи бог. Сами знаете наше слободское житье: суша, жара, дни долгие... А дом пустой: жену схоронил, детей схоронил, одна мамаша покамест жива. Но только и мамаша последнее время не больно радует: едва ноги таскает по горнице, слаба стала до крайности, слухом и зрением и того слабей, интереса или соображения — ни малейшего, худа, хоть в гроб клади. Ведь какая была женщина! По дородству, по 1 В. В. Вересаев, Сочинения в четырех томах, т. 3, Гослитиздат, 1948, стр. 191. 10 статности, прямо игуменьей быть. А теперь — никуда: одни стропила остались»1. Ср. также рассказ-картину И. А. Бунина «Петухи»: «На охотничьем ночлеге, с папиросой на пороге избы, после ужина. Тихо, темно, на деревне поют петухи. Выглянула из окошка сидевшая под ним, в темной избе, хозяйка, послушала, помолчала. Потом негромко, подавляя приятный зевок: — Что ж это вы, барин, не спите? Ишь уж не рано, петухи опевают ночь» 2. Чрезвычайно остро в социально-типических формах не только словесного выражения мыслей и событий, но и связи их, их композиционного движения выступает образ солдата в «Письме» И. А. Бунина. «Еще пишу вам, обо мне не скучайте, в вагонах было тепло даже раздетому. От самого Минска снега совсем нету, места все ржавые, кругом болота, вода. Теперь ожидает меня что-то небывалое. Прощайте, все мои родные и знакомые, наверно, больше не увидимся. Прощайте, дорогие, писать некогда, да и дождь, а из глаз моих слезы. Как начали сыпать из винтовок и снарядами, только пыль столбом. Двое рядом со мной рыли окоп, и к ним прилетел снаряд, их двоих тогда убило, один новобранец чужой, а другой наш Ваня, он погиб во славу русского оружия...» 3 2) Достоевский писал Н. А. Любимову об индивидуально-речевом стиле старца Зосимы: «Само собою, что многие из поучений моего старца Зосимы (или лучше сказать способ их выражения) принадлежат лицу его, т. е. художественному изображению его. Я же хоть и вполне тех же мыслей, какие и он выражает, но если б лично от себя выражал их, то выразил бы их в другой форме и другим языком. Он же не мог ни другим языком, ни в другом духе выразиться, как в том, который я придал ему. Иначе не создалось бы художественного лица. Таковы, например, рассуждения старца о том: Что есть инок, или о слугах и господах, или о том, можно ли быть судьею другого человека, и проч. Взял я лицо и фигуру из древнерусских иноков и святителей: при глубоком смирении надежды беспредельные, наивные о будущем России, о нравственном и даже политическом ее предназначении. Св. Сергий, Петр и Алексей Митрополиты разве не имели всегда, в этом смысле, Россию в виду?» 4 В письме к тому же Н. А. Любимову Достоевский так рассуждал о книге седьмой «Братьев Карамазовых», об описании смерти старца Зосимы: «...В этой книге ничего не вычеркивать. 1 И. А. Бунин, Собр. соч. в пяти томах. Библиотека «Огонек», М. 1956, т. IV, стр. 207. 2 Там же, стр. 199. 3 Там же, стр. 218. 4 Ф. М. Достоевский, Письма, т. IV, Гослитиздат, 1959, стр. 91 — 92. 11 Да и нечего, все в порядке. Есть одно только словцо (про труп мертвого): провонял. Но выговаривает его отец Ферапонт, а он не может говорить иначе, и если б даже мог сказать: пропах, то не скажет, а скажет провонял. Пропустите это ради Христа»1. В связи с печатанием «Братьев Карамазовых» Достоевский писал Любимову: «...Простите моего черта: это только черт, мелкий черт, а не Сатана с «опаленными крыльями». — Не думаю, чтоб глава была и слишком скучна, хотя и длинновата. Не думаю тоже, чтобы хоть что-нибудь могло быть нецензурно, кроме разве двух словечек: «истерические взвизги херувимов». Умоляю, пропустите так: это ведь черт говорит, он не может говорить иначе. Если же никак нельзя, то вместо истерические взвизги — поставьте: радостные крики. Но нельзя ли взвизги? А то будет очень уж прозаично и не в тон» 2. Любопытно, что речевая структура образов персонажей в «Братьях Карамазовых» Достоевского казалась Л. Толстому недостаточно объективизированной, то есть недостаточно обособленной от образа автора. В дневниках С. А. Толстой под 14 и 19 октября 1910 года есть записи: «Лев Николаевич... читает Карамазовых Достоевского и говорит, что очень плохо: где описания, там хорошо, а где разговоры — очень дурно; везде говорит сам Достоевский, а не отдельные лица рассказа. Их речи не характерны». «Вечером Лев Николаевич увлекался чтением «Братьев Карамазовых» Достоевского и сказал: «Сегодня я понял то, за что любят Достоевского, у него есть прекрасные мысли». Потом стал его критиковать, говоря опять, что все лица говорят языком Достоевского и длинны их рассуждения»3. Ср. в воспоминаниях Г. А. Русанова передачу такого разговора с Л. Толстым: « — «Братья Карамазовы» вы читали? — Не мог дочитать. — Недостаток этого романа, — сказал я, — тот, что все действующие лица, начиная с пятнадцатилетней девочки, говорят одним языком, языком самого автора. — Мало того, что они говорят языком автора, они говорят каким-то натянутым, деланным языком, высказывают мысли самого автора» 4. 3) Л. Н. Толстой писал 23 или 24 февраля 1875 года своему другу — философу и литературному критику Н. Н. Страхову о драме Д. В. Аверкиева «Княгиня Ульяна Вяземская», написанной белыми стихами. «В присланной мне корректуре (корректуре «Анны Карениной» из «Русского вестника». — |