Виноградов В.В. Проблемы авторства и теория стилей. Проблема авторства и теория стилей
 Скачать 3.34 Mb.
|
|
ГЛАВА III. УГЛУБЛЕНИЕ СТИЛИСТИЧЕСКИХ МЕТОДОВ ОПРЕДЕЛЕНИЯ АВТОРА И ВОСПРОИЗВЕДЕНИЯ АВТОРСКОГО ТЕКСТА В СОВЕТСКОМ ПУШКИНОВЕДЕНИИ 1 В истории русской национальной литературы и ее стилей, пожалуй, больше всего внимания уделялось стилю Пушкина, исследованию творчества этого поэта, изучению текстов его произведений. Проблема подлинности сочинений, связываемых с его именем, правильности или ошибочности воспроизведения авторских редакций, вопросы обоснования вариантов или атрибуций целых произведений указаниями и ссылками на закономерности развития пушкинского стиля, принципы оценки значения отдельных сочинений Пушкина или целых их циклов, наконец, всей его словесно-художественной системы в истории русского, а иногда и шире — мирового литературного искусства — все это особенно разнообразно и широко освещалось в советском литературоведении. Практика и теория изучения и исторического осмысления поэтики и стилистики писателя здесь непрерывно обогащались и углублялись, в свою очередь обогащая и углубляя другие области историко-литературных и художественно-стилистических разысканий. Вот почему при исследовании проблемы авторства в свете теории и истории стилей художественной литературы невозможно пройти мимо «пушкиноведческого» опыта, особенно в области изучения пушкинского стихотворного наследия. Насколько важно и необходимо при изучении индивидуального стиля писателя в его разных вариациях, при изучении путей и закономерностей развития, осложнения и изменений этого 120 стиля — в связи с общими процессами истории стилей соответствующей национальной художественной литературы, при изучении отражений этого стиля в последующих литературных направлениях, очищать творчество исследуемого писателя от чужих наслоений, от ложно приписанных ему произведений, и вместе с тем объединять в его словесно-художественной системе с циклом известных его произведений и то, что ему действительно принадлежит, но что было скрыто в печати или отсутствием подписи, или анонимным и псевдонимным обозначением, — все это легко увидеть хотя бы в беглом очерке подделок и анонимных имитаций пушкинских стихотворных текстов. Ведь подделки и литературные мистификации — это бытовая изнанка научных приемов стилистической атрибуции. Общий обзор П. А. Ефремова «Мнимый Пушкин в стихах, прозе и изображениях» начинался с утверждения, что в издания сочинений Пушкина до самого начала XX столетия попадали чужие произведения и даже «нелепейшие и бессмысленные вирши, причем еще более печаталось их в газетах и журналах с именем Пушкина с разными вымышленными, будто бы достоверными и несомненными указаниями на принадлежность их Пушкину»1. Так, в первое же посмертное издание пушкинских сочинений проникла «Застольная песня» Дельвига, в анненковском издании — среди лирики Пушкина появились «Элегия» кн. Вяземского и стихотворение «О Наполеоне» Жуковского, в изданиях под редакцией Геннади к имени Пушкина, между прочим, были прикреплены неуклюжие вирши «Псков», принадлежащие перу псковского учителя Панкратьева и т. д. и т. д. Если ограничиться простым перечнем авторов, произведения которых приписывались Пушкину, то получится очень внушительный список русских поэтов, по большей части, второстепенного и даже третьестепенного значения: В. Григорьев, Алексей Мих. Пушкин, А. Ф. Воейков, В. Туманский, И. И. Козлов, Д. П. Ознобишин, Е. Вердеревский, С. П. Шевырев, Д. Бахтурин, Л. Якубович и т. д. «Что касается до «Песенников», газет и журналов, — писал П. А. Ефремов, — то в них была целая вакханалия с именем Пушкина: кому хотелось напечатать это имя под каким-нибудь, даже уже напечатанным с другим именем стихотворением, тот не стесняясь ничем и печатал»2. В частности, волны пушкинских подделок особенно бурно подымались в 60-е и 80-е годы XIX века. В настоящее время вместо подделок в собственном смысле возникают продукты личной, субъективной аранжировки черновых набросков и незаконченных произведений Пушкина и невольные индивидуальные сочинения отдельных стихов на основе произвольного чтения и толкования черновиков Пушкина. 1 П. Ефремов, Мнимый Пушкин в стихах, прозе и изображениях, СПб. 1903, стр. 3. 2 Там же, стр. 7. 121 В. Е. Якушкин так отзывался об истории печатного пушкинского текста: «История эта печальная: неблагоприятные обстоятельства постоянно тяготели над печатанием сочинений нашего поэта; с одной стороны, благодаря разным условиям сочинения Пушкина обыкновенно сильно страдали от опечаток, с другой стороны, на них сильно отражались строгие цензурные требования; в конце концов пушкинский текст нередко являлся искалеченным»1. Общеизвестно, как мучили Пушкина опечатки и всякие другие неисправности в тексте его стихотворений. «Не стыдно ли Кюхле напечатать ошибочно моего «Демона»! моего «Демона»! После этого он и «Верую» напечатает ошибочно...» — жаловался Пушкин в письме к своему брату, легкомысленному виновнику многих легенд и басен, относящихся к пушкинскому творчеству. «...Несмотря на все заботы Пушкина о своих изданиях, печатный текст, нам от него доставшийся, в значительной степени искажен опечатками и ошибками, цензурными пропусками и цензурными изменениями»2. Очень интересно опубликованное в № 46 «Литературной газеты» (авг. 14) за 1830 год в отделе «Смесь» следующее заявление — в связи с изданием драматических сочинений и переводов Фонвизина и басен Хемницера: «Несведущие издатели, по недоразумению, почти всегда принимают черное за белое, чужие ошибки и переделки за собственный текст автора, испещряют оными его творения в изданиях своих и вводят многих простодушных читателей в заблуждение и в бесполезный убыток. — Тем необходимее считаем мы повторить сказанное нами в прошлом № нашей Газеты: желательно, чтобы умышленные поправки сочинений какого-либо известного писателя совершенно вывелись у нас из употребления, особливо когда Издателями книгопродавцы, люди по большей части малограмотные. Имеяй уши, да слышит». В этой связи приобретает особенный интерес указание «Литературной газеты» № 29 за 1831 год на критику Альманаха «Денница», изданного М. А. Максимовичем, в 20-й книжке «Сына отечества» (псевдоним — Максим Хохлович): «Заметим еще одну черту прямодушия Критика. Выписывая песню А. С. Пушкина (перевод английской: Here's a health to thee, Mary), он умышленно исказил несколько стихов. Вместо: Пью за здравие Мери, Критик дважды поставил: за здравье: Но нельзя быть милей Резвой, ласковой Мери. Критик и здесь переделал по-своему последний стих: Резвей, ласковей Мери». 1 В. Е. Якушкин, Очерк истории печатного пушкинского текста с-1814 по 1887 г. Сб. «О Пушкине». Статьи и заметки В. Е. Якушкина, изд. М. и С. Сабашниковых, М. 1899, стр. 100 — 101. 2 Там же. стр. 114. 122 Посмертные пушкинские издания, вплоть до 1887 года, когда истек срок права литературной собственности наследников Пушкина и когда его сочинения сделались общественным, народным достоянием, не меньше прежнего, если еще не больше, страдали от опечаток и ошибок. «Пушкинский текст, особенно в произведениях, напечатанных после смерти поэта, часто является в крайне искаженном виде»1. С историей печатного текста произведений Пушкина тесно связана и история рукописного воспроизведения его сочинений. «В конце XVIII и в первой половине XIX в. у нас в России, несмотря на развившееся печатное дело, еще очень большую роль играла литература рукописная, заключавшая в себе отчасти такие сочинения, которые никогда не были изданы, отчасти же представлявшая просто списки с печатных книг»2. Естественно, что рукописная традиция способствовала распространению под флагом пушкинского творчества чужих произведений, не принадлежащих нашему великому национальному поэту. Но вместе с тем самый процесс включения всех дошедших до нас рукописных произведений Пушкина и их отрывков в кодекс, в собрание его сочинений был процессом длительным, очень мучительным и социально противоречивым. И до сих пор еще наблюдаются в этом вопросе колебания, правда, лишь в отдельных частностях. Лет тридцать — сорок тому назад «открытия» новых пушкинских сочинений» были обычным явлением. Н. О. Лернер в своих «Заметках о Пушкине» доказывал необходимость включения в кодекс сочинений Пушкина дошедших до нас в подлиннике (в автографе) стихов об Илье Муромце: В славной, в Муромской земле, В Карачарове селе Жил-был дьяк с своей дьячихой. Под конец их жизни тихой Бог отраду им послал — Сына им он даровал. Этот отрывок был первоначально напечатан в Отчете Имп. публ. библ. за 1889 год (стр. 57). По разным палеографическим признакам «можно отнести стихотворение к середине сентября 1833 года». «По стилю и стройному размеру видно, что мы имеем дело не с записью народной песни, а с оригинальным Переложением в стихи народного сказания об Илье Муромце. Пушкин тогда усердно изучал народное творчество и сам писал в его духе»3. В собрания сочинений Пушкина этот отрывок 1 В. Е. Якушкин, Очерк истории печатного пушкинского текста, стр. 100. 2 Там же, стр. 109. 3 Н. О. Лернер, Заметки о Пушкине, СПб. 1913. Отд. оттиск из издания «Пушкин и его современники», вып. XVI, стр. 23 — 25. См. также статью Н. О. Лернера «Забытые стихи Пушкина» в газете «Речь» от 15 февраля 1910 г., №45 123 входит, начиная с издания под редакцией С. А. Венгерова (т. VI, 1915, стр. 218)1. Атрибуция анонимных словесно-художественных произведений, относимых к продуктам пушкинского творчества, стихийно производилась в бытовой практике. Она опиралась на устную традицию, на фольклорные легенды, на распространенные и живые в той или иной социальной среде представления о стиле и характере литературной деятельности Пушкина и других известных писателей. Так, с именем Пушкина легко связывались стихотворения фривольной окраски или эпиграмматического остро-словного строя. П. А. Ефремов в своих очерках: «Мнимый Пушкин в стихах, прозе и изображениях» писал 0'предъюбилейной «пушкиномании» конца 70-х годов XIX века: «В 1878 г. в «Петербургском листке» (№ 168) напечатаны два четверостишия, по словам будто бы какого-то приказчика Смирдина и будто бы написанные в магазине (т. е. в книжной лавке Смирдина. — В. В.) Пушкиным в 1833 г. на романе Загоскина «Аскольдова могила» и на портрете О. П. Козодавлева. 1. Аскольдова могила Не очень глубока, Ее слегка изрыла Загоскина рука. 2. Какие ныне времена, На все повысилась цена, И к удивлению людей, И этот стоит пять рублей». «...Эти вторые стихи оказались напечатанными в книжечке М. А. Бестужева-Рюмина «Мавра Власьевна Томская и Федор Савич Калугин» и написаны им о цене своего романа, а не о портрете Козодавлева, вышедшем в Дерпте еще в 1813 г. ... Тогда же в «Пчеле» Микешина (1878, № 29) появилась сомнительная эпитафия, будто бы написанная Пушкиным в Одессе по просьбе вдовы одного генерала. Никто не знает, где он рос, Но в службу поступил капралом, Французским чем-то ранен в нос И умер генералом. Как новость, эта эпиграмма появилась с «приличной» обстановкой в «Русском архиве» (Ср. А. С. Пушкин, II, стр. 153, М. 1885)»2. С именем Пушкина фольклорно-бытовая традиция связывала также стихи протестующего, антиправительственного содержания, не считаясь ни с их художественным качеством, ни с индивидуально-характеристическими свойствами. Так, в 1827 году ка- 1 См. А. С. Пушкин, Полн. собр. соч., т. III, изд. АН СССР, 1949, ч. 1, стр. 469, ч. 2, стр. 1063 и 1290. 2 П. А. Ефремов, Мнимый Пушкин в стихах, прозе и изображениях, СПб. 1903, стр. 18 — 19 124 питан Одесского пехотного полка А. А. Шишков (по поводу введения царем Николаем новой формы одежды в военном и гражданских ведомствах) написал следующий экспромт: Когда мятежные народы Наскуча властью роковой, С кинжалом злобы и мольбой Искали бедственной свободы, Им царь сказал: «Мои сыны! Законы будут вам даны; Я возвращу вам дни златые Благословенной старины» — И обновленная Россия Надела с выпушкой штаны1. И вот А. С. Пушкину стали приписываться разные эпиграммы, представлявшие собою ряд видоизменений этого экспромта. Например: Султан сказал: «Мои сыны! Законы будут вам даны; Я возвращу вам дни златые Благословенной старины!» И, диву давшись, Османлия Надела с выпушкой штаны. «В этой редакции, — писал Н. О. Лернер, — а также с вариантами: «Сказал деспот» вначале и «вся Россия» вместо «Османлия» или «И обновленная Россия» вместо «И, диву давшись, Османлия», — эпиграмма встречается под именем Пушкина в старых рукописных альбомах «сочинений, презревших печать», и в некоторых заграничных сборниках стихотворений Пушкина»2. Есть как бы сокращенные эпиграммы на ту же тему, также приписывавшиеся Пушкину. Например, граф М. А. Корф, очень плохо относившийся к Пушкину, связывал с его именем такие эпиграмматические стихи: Хотел издать Ликурговы законы — И что же издал он? — Лишь кант на панталоны 3. Еще менее оснований приписывать Пушкину такую сокращенную вариацию на ту же тему: Желали прав они. Права им и даны: Из узких сделали широкие штаны 4. 1 См. И-ский, К характеристике Николая I. «Утро России», 8 июля 1910 г., № 192. Н. О. Лернер, Заметки о Пушкине, «Пушкин и его современники», вып. XVI, 1913, гл. XI. Из псевдопушкинианы, стр. 38 и след. 2 См. «Стихотворения А. С. Пушкина, не вошедшие в последнее собрание его сочинений», изд. Р. Вагнера, ред. Русского (Н. В. Гербеля), Берлин, 1861, стр. 91. 3 См. «Русская старина», 1899, август, стр. 306. Я. Грот, Пушкин, его лицейские товарищи и наставники, изд. 2-е, стр. 250. 4 См. Н. О. Лернер, Заметки о Пушкине, «Пушкин и его современники», вып. XVI. Отд. оттиск, стр. 40 125 Общественная традиция, побуждавшая относить к творчеству Пушкина революционные, антиправительственные стихи, сложилась еще в конце 10-х — начале 20-х годов XIX века. В 1826 году сам Пушкин иронически писал Жуковскому: «Все возмутительные рукописи ходили под моим именем, как все похабные ходят под именем Баркова». Фольклорно-бытовые основы и принципы атрибуции литературных произведений часто осложнялись мотивами коммерческого, а также субъективно-эстетического характера. Характерен подъем волны ложных атрибуций и подделок произведений Пушкина (как, впрочем, и других крупных писателей) в юбилейные годы и в предъюбилейные дни. Фольклорно-бытовые основы атрибуции литературных произведений очень разнообразны. В некоторых случаях атрибуция здесь поддерживала фальсификацию и даже сливалась с ней. Фольклорно-бытовая традиция легко превращается в историко-литературную, так как существуют крепкие связи не только между фольклором и художественной литературой, но и между научно-популярным фольклором и историей литературы. Ведь литературоведческие колебания в отнесении того или иного произведения к разным авторам обычно бывают вызваны фольклорно-бытовыми рассказами, анекдотами, легендами. В «Северном сиянии» (Русский художественный альбом, издаваемый Василием Генкелем, т. I, СПб. 1862, стр. 708) в статье В. Зотова «Пушкин как лирик» было заявлено об одной ходячей эпиграмме, будто бы принадлежащей Пушкину: «Сообщаем кстати еще одну эпиграмму Пушкина, не бывшую в печати и относящуюся к одному жалкому писателю, уже и во время Пушкина славившемуся своим слабоумием: Карликова Борьки Мадригалы — горьки, Эпиграммы сладки, Сочиненья — гадки». В первом стихе псевдоним — Карликов заменяет фамилию — Б. Федорова. В устно-бытовой традиции эта эпиграмма связывалась также с именем А. А. Дельвига. В. В. Каллаш, издавая «Эпиграммы и экспромты» С. А. Соболевского1, включил ее в число произведений С. А. Соболевского: НА Б. М. ФЕДОРОВА Федорова Борьки Мадригалы горьки и т. д. К тексту этой эпиграммы относится следующее примечание: «Приписывалась Пушкину и бар. А. А. Дельвигу. За принад- 1 С. А. Соболевский, Эпиграммы и экспромты, Под редакцией В. В. Каллаша, изд. С. Г. Мамиконян, М. 1912 126 лежность первому не говорит ни один положительный факт; против принадлежности второму говорит уже одно то, что «гадкие доносы» Федорова относятся к периоду после смерти Дельвига, до начала 30-х годов он был только плохим и притязательным писателем. Бестужев-Марлинский в 1823 году называл его «гадким, словесным вором и отцом преотвратительным» («Старина и новизна», VIII, 31). Наиболее вероятно подкрепляемое идущею от тех времен традициею авторство Соболевского. Напечатано в «Старине и новизне» (VIII, 51) и «Соч. Пушкина» (СПб. 1887, стр. 169)»1. Так как творчеством С. А. Соболевского — после издания собранных В. В. Каллашем его «Эпиграмм и экспромтов» — никто специально не занимался, то и эта атрибуция., хотя и очень вероятная, не может считаться окончательной. Самый текст этой эпиграммы — в зависимости от приурочения ее к тому или другому автору — изменялся. Так, Б. В. Томашевский поместил в вышедшем под его редакцией «Полном собрании стихотворений А. А. Дельвига» (Библиотека поэта, 1934) эту эпиграмму, как произведение А. А. Дельвига, в такой редакции (№ 180, стр. 391). Федорова Борьки Мадригалы горьки. Комедии тупы, Трагедии глупы, Эпиграммы сладки И, как он, всем гадки. В комментариях к этому стихотворению Б. В. Томашевский сообщает: «Печатается по воспоминаниям А. И. Дельвига. Говоря о пародии на «Смальгольмского барона», он пишет: «Борька в последнем приведенном куплете пародии на Смальгольмский замок, — это Борис Михайлович Федоров2. В свое время он писал всякого рода стихи очень плохо и заслужил следующую эпиграмму от Дельвига: У Федорова Борьки ... На эту эпиграмму Федоров отвечал: У Дельвига Антонки Скверны стишонки. 1С. А. Соболевский, Эпиграммы и экспромты. Под редакцией В, В. Каллаша, стр. 111. 2 Вот эти стихи: И три раза он кликнул Бориса раба. Из харчевни Борис прибежал. Подойди ты, мои Борька, мой трагик смешной, И присядь ты на брюхо мое: Ты скотина, но, право, скотина лихой, И скотство по нутру мне твое… (А. А. Дельвиг, Полн. собр. стихотворений. Редакция и примечания Б. Томашевского, стр. 344). 127 Из приведенных стихов я, может быть, некоторые перековеркал, и не трудно: прошло более 40 лет» (писано в 1872 году). Первый стих эпиграммы, нарушающий размер (у Федорова Борьки. — |