Мунипов В.М., Зинченко В.П. Эргономика. Программа книгоиздания России
Скачать 4.12 Mb.
|
328 9.4.2. Вертикаль духовного развития Действительно, развитие, или рост человека проходит болыпее'или меньшее число ступеней, на каждой из которых происходят заглядывание, движение внутрь самого себя и "выпархивание" вовне. Назовем их узлами. Это название заимствовано из строчки О.Мандельштама: "Узел жизни, в котором мы узнаны и развязаны для бытия". Здесь удивительно точно характеризуется ситуация развития, которая представляет собой не только завязывание узлов (ср. "узелок на память" или "узлы" А.И.Солженицина), но и их развязывание. Последнее не менее важно и порой представляет собой значительно большие трудности. Невозможность развязать узел нередко означает конец развития, а то и смерть. Трудности же в развязывании жизненных узлов сопровождаются кризисами роста и развития. Метафору узла развития использовал и М.Пруст: "Мы с эмоцией вспоминаем слова, которые друг нам сказал, считая их драгоценным вкладом в нашу жизнь, хотя мы вовсе не здания, к которым снаружи можно добавлять камни... Мы вовсе не дома,... а скорее деревья, которые из собственного сока извлекают следующий узел своего ствола " [Цит. по: 80, с.217]. На рис. 9-4 схематически изображена единица, клеточка, или узел развития. При всей кажущейся простоте узел представляет собой сложнейший акт развития или конструирования ступени развития. К его действительной сложности будем идти постепенно. Акты развития неоднородны. Это связано с тем, что они могут совершаться внутри различных форм совместной и индивидуальной деятельности человека. Поэтому каждому узлу соответствует своя опосредствующая развитие форма деятельности или действия. Как следует из изложенного выше, деятельность осуществляется с помощью тех или иных орудий, средств, которые выполняют не только свою непосредственную роль ее оснащения, но и являются медиаторами и стимуляторами роста, развития человека. В узле развития представлены также уже знакомые нам функциональные органы. На рис. 9-4 слева указан функциональный орган, который выступает в роли материала, точнее, материи развития. Этот же функциональный орган выступает в роли средства той или иной формы деятельности. В горниле этой деятельности с помощью медиатора происходит конструирование нового функционального органа (на рис. 9-4 справа), выступающего в роли непроизвольного результата или сознательной цели деятельности. Когда акт развития совершился, т. е. когда получен результат, и один функциональный орган (материал) трансформировался в другой (цель), последний может стать материалом и средством для нового витка развития. На следующем витке произойдет подобное только что описанному и появится новый функциональный орган — новообразование, скон- струированное в другом акте деятельности. Доминантой предложенной схемы является саморазвитие индивида, понимаемое как открытый процесс. Индивид открыт к усвоению новых видов деятельности, новых медиаторов роста, к конструированию все новых и новых функциональных органов, т. е. к созданию и совершенствованию своего собственного предметно-телесно-духовного организма, включающего внешний и внутренний миры. Из характеристики узла развития, который, возможно, лучше назвать узлом жизни, должно быть ясно, что развитие представляет собой серию узлов (ступеней, снарядов), нанизанных на некоторую ось. Она показана на рис. 9-5. По отношению к горизонтали, на которой развертывается время человеческой жизни (стрела реального, содержательного времени), на схеме представлена гипотетическая, хотя многими постулируемая, вертикаль духовного роста или духовного развития. Схема включает семь узлов или ступеней (многоступенчатой ракеты) восхождения к вершинам духовного развития человека. Полное раскрытие схемы требует обширного монографического обоснования и изложения. В ней сделана попытка эклектического (в хорошем смысле этого слова) объединения достижений разных наук: физиологии активности (психологической физиологии) А.А.Ухтомского и Н.А.Бернштейна, в которой развито учение о функциональных органах индивида; психологической теории деятельности, действия и сознания А.В.Запорожца, А.Н.Леонтьева, С.Л.Рубинштейна, в которой развиты представления о видах и формах деятельности, их структуре и роли в формировании психики и сознания; семиотики, в особенности учения о знаковых, семиотических системах и семиосфере Ю.М.Лотмана; философии, в особенности представлений А.Ф.Лосева о культуре, мифе и символе и представлений М.К.Мамардашвили о форме 329 превращенной и топологии пути к самому себе; наконец, культурно-исторической теории развития психики и сознания Л.С.Выготского, в особенности его представлений о зоне ближайшего развития ребенка. Здесь будет дана лишь краткая характеристика основных принципов, логики построения схемы духовного развития человека. При этом узлы и переходы от узла к узлу будут описаны с различной степенью подробности, что отражает реальное состояние наук о человеке и его развитии. Нам важно дать представление о действительной сложности развития человека, которая должна учитываться всеми, кто претендует на создание нового предметного окружения, к чему бы оно ни относилось,— к труду, игре, учению, коммуникации, войне, быту и т.п. На рис. 9-5 сделана попытка расшифровать представление (и мечту) Л.С.Выготского о вершинной, или акмеистической психологии, т. е. психологии, ориентированной не только на глубины, но и на вершины развития сознания и личности. Магическое число узлов (семь) подчеркивает гипотетичность схемы. Теоретически их может быть больше, а практически — всегда меньше. Фактически на схеме представлены не обязательные, а желательные или потенциально возможные узлы развития. Не следует пояснять, что до вершин духовности поднимается далеко не каждый человек. Не надо забывать, что оппозицией духовного роста является падение человека, утрата им благоприобретенной 330 (или врожденной?) человечности. Известно, что падение происходит не сразу. Здесь тоже возможны ступени, ведущие вниз. У Данта было 9 кругов Ада, но это уже другая сказка. Да и духовный рост — это не только подъем по восходящей линии. Он может (а возможно, и должен?!) сопровождаться падениями, кризисами, переживаниями, страданиями... Критичным для схемы является понимание духовности. Согласимся с Мишелем Фуко и назовем духовностью "тот поиск, ту практическую деятельность, тот опыт, посредством которых субъект осуществляет в себе преобразования, необходимые для достижения истины" [81, с. 284-311]. Оставим в стороне неопределенность понятия "истина". Важно, что в число источников духовности М.Фуко включает практическую деятельность. Понятие "опыт" также достаточно широкое и может включать в свой состав как опыт практической деятельности, так и опыт созерцания, в том числе и самосозерцания, проникновения внутрь себя самого. Главной представляется преобразовательная направленность духовной деятельности. В этом она сходна с деятельностью предметной. Принято считать, что если последняя направлена вовне, то духовная направлена на самого субъекта, она изменяет его самого и его представления о самом себе. Такое различение, несомненно, справедливо. Оно соответствует эмпирическим наблюдениям психологии обыденной жизни. Но на это следует посмотреть иначе. Ведь усвоение предметов, "вещей" культуры также меняет меня самого. А духовность, если она у меня есть, направлена и вовне, она может изменить окружающих людей. Если она остается только внутри, то это равносильно ее отсутствию. М.К.Мамардашвили говорил еще более определенно. Духовность — это не какие-то воспарения, не витающий в нашей духовной жизни пар, а материя. Поэтому не случайны сравнения живого духа и его движения с машиной, самолетом, ракетой и т.п., которые произведены им же и стали орудиями человеческой деятельности. На рис. 9-5 показано, что восхождение к духовности опосредствовано различными формами внешней и внутренней активности субъекта: коммуникацией, жизнедеятельностью, поведением, рефлексией и т.д. Все они являются необходимым условием, фундаментом, на котором возникает и произрастает духовный опыт. Помимо форм активности имеется особый класс медиаторов в собственном смысле этого слова. К числу главных медиаторов, вне всякого сомнения, относятся знак, слово, символ и миф. Все они в одинаковой мере выступают как средства развития индивида и социума. Их существенной особенностью является двойственная природа. Они совмещают в себе вполне реальные материальные свойства и свойства идеальные. Уже отмечалось, что сакральный символ, согласно П.А.Флоренскому, одновременно и вещь и идея. Например, крест, икона. Это же относится и к светским символам. Медиаторы обладают энергией, которой их заряжают создатели, пользователи, почитатели. Коммунистическая и фашистская символика и мифология приобрели такую энергию, что, как черная дыра, едва не втянули в себя великую культуру народов России и Германии. Роль главных медиаторов в развитии (и в деградации) многократно исследовалась и описывалась в психологии и философии. Кроме знака, слова, символа и мифа, в схеме в качестве медиаторов присутствуют смысл, лик и духоче-ловек, что нуждается в специальной аргументации. Включить их заставила логика конструирования схемы, состоящей не из четырех, а из семи (магическое число) узлов. Смысл не обладает столь же очевидными вещественными свойствами, как символ, поэтому остановимся на нем специально. Смысл — это идеальное, но вместе с тем и живое образование. Гипотеза (и вместе с тем оправдание его включения в число медиаторов) состояла в том, что смысл, будучи идеальным, все же, по словам Г.Г.Шпета, укоренен в бытии, т. е. он несет на себе в превращенной форме черты бытия, его ценностей. Поэтому он может выполнять функцию медиатора. Более того, идеальные смыслы реализуются в деятельности, воплощаются в ее продуктах, объективируются. О бесспорности объективации смыслов писал П.А.Флоренский. Об этом же писал и Л.Витгенштейн, отождествляя смысл с неким возможным фактом. Хорошим аргументом в пользу признания смысла медиатором служат размышления о нем А.Белого: "Смысл — это со-мыслие, как совесть — это со-вестие, переход вести от одного к другому. Где этого перехода нет, там мы остаемся безвестными друг другу — бессовестными. Смысл — понятие отвлеченного смысла, взятого в круге всех понятий. Смысл жизни — в со-мыслии, со-действии и со-чувствии, в проведении ума в чувство, чувства в волю и в руку, чтобы образовать круг. В умении соединить ум с сердцем открывается мировоззрение цельности" [82, с. 175]. Напомним, что функциональный орган выступает не только в качестве материала и средства для конструирования, но и в качестве цели конструирования. А цель непременно должна быть связана со смыслом. Лишь в этом случае она будет осмысленной. Продолжим мысль А. Белого о смысле и цели жизни: "Цель — ощущение себя в целом, в ритме. Цель и смысл — в создании себе этого смысла и цели. Ив этом создании возникают силы, которые показывают нам, а не доказывают, что мы в жизни. Отвлеченного мировоззрения, объединяющего цель и смысл жизни, не существует... Таким путем мы приобретаем соединение абстрактной головы и безголового сердца" [82, с.176]. В психологии об этом же говорится в терминах единства аффекта и интеллекта. Таким образом, смысл вполне можно рассматривать в качестве медиатора, притом не готового и усвоенного, а конструируемого самим субъектом развития. Заметим, что процесс конструирования и его результат — построенный смысл — далеко не всегда осознаются и еще реже обнародуются. (В приличном обществе не принято говорить о смысле жизни.) Место смысла могут занимать идеи, идеалы и идолы, укорененные не в бытии, а в идеологии. Не обладая непосредственными вещественными свойствами, смысл, 331 подобно мысли (верной или ложной), обладает собственной жизненной энергией. Имеются аргументы в пользу признания роли медиаторов за ликом и духочеловеком. Первый исследователь психологии личности Бл.Августин называл посредником между человеком и Богом Иисуса Христа. Идея посредника пронизывает все его творчество. С нее начинается его "Исповедь". В логике Августина посредник нужен не только потому, что в нем "сокрыты все сокровища премудрости и ведения", что через него говорит истина. С помощью посредника пробуждаются человеческая активность, поиск, искание. Христос вочеловечил Божье Слово, донес его человеческим голосом. И поскольку Христос идентифицируется с Богом, а Слово — это Бог, то Христос также может быть идентифицирован со Словом. Не нужно специальной аргументации, чтобы допустить возможность и реальность идентификации Христа и Символа. Он действительно символ, символ веры. Христос — это Знак, "посланный" людям Богом. Согласно А.Ф.Лосеву, личность — это миф и чудо. Следовательно, Христос может быть идентифицирован с мифом. В итоге мы получаем любопытную ситуацию: все главные медиаторы — знак, слово, символ, миф связаны с Богочеловеком, так как он концентрирует и комплицирует их в себе. Когда же он отделяет их от себя, то вочеловечивает и одухотворяет. (Видимо, поэтому Августин назвал Христа истинным посредником.) Это, впрочем, не мешает отделившимся от Христа медиаторам потом окаменевать, становиться бесчеловечными даже в пределах одной религии, не говоря уже о религиозном фанатизме. Таким образом, в логике теологии Богочеловек является посредником. В светской логике такие функции могут быть свойственны другой персоне или приписаны ей. Поскольку данный текст следует светской логике, то в нашей схеме мы поместили человека духовного. Рангом пониже размещается лик, герой (в положительном смысле). В лике может быть представлен внешний облик, например когда-то модная маска Наполеона, может быть представлен и внутренний облик или образ идеи, который, согласно М.М.Бахтину, неотделим от образа человека — носителя этой идеи. Медиатором может быть представленный или помысленный нами лик судьбы, лик чего-то, что от нас нечто требует. Оставим простор воображению читателя для размещения на схеме "гения могил", "диктатора-выродка", маски, личины, идола. В этом же ряду находились и "Безликие лики вождей". Восхождение к духовности начинается с живого движения, в котором неразличимы его внешняя и внутренняя формы. Можно предположить, что живое движение, во всяком случае, его исходные "бесформенные формы" представляют собой допсихическое образование, своего рода строительный материал, из которого строятся, лепятся вначале элементарные, а затем сложнейшие функциональные органы — действия. В ходе развития и трансформаций действия происходит выделение, дифференциация его внешних и внутренних форм, вплоть до их относительной автономизации и превращения в самостоятельные внешние и внутренние действия (формы, функциональные органы). Это означает, что в развитии и функционировании внешних и внутренних форм действует особая порождающая логика. Например, живые движения младенца (плач, улыбка, движения) очень скоро становятся знаками для взрослого, который научается их читать. Знаки появляются раньше, чем сформируются утилитарные, исполнительные акты младенца. Интенция к схватыванию предмета, выражаемая движением всего тела младенца, наблюдается раньше, чем само схватывание. Таким образом, первые действия младенца — это знаковые действия, за которыми появляются и предметные действия — манипуляции. Известны случаи, когда младенцы-близнецы, которых недалекие взрослые лишили общения, порождали только им самим понятный язык. Исследователи, к которым попадали эти гении, вынуждены были расшифровывать их язык, как расшифровывают язык дельфинов. Знаковые и предметные действия, осуществляющиеся во внешней форме, превращаются во внутренние формы, интериоризируются, что приводит к порождению самосознания. Развитие самосознания, в свою очередь, обогащает действие, и в итоге последнее трансформируется в деятельность. Деятельность, совершенствуясь как внешняя форма, порождает новую внутреннюю форму — сознание. Если внимательно проанализировать вертикаль развития, то можно увидеть вполне регулярное чередование внешних и внутренних форм или внутренних и внешних видов активности. Внешние формы — действие, деятельность, поступок — порождают внутренние формы — самосознание, сознание, личность. Столь же справедливо и обратное. Внутренние формы — самосознание, сознание, личность — порождают внешние формы — деятельность, поступок, деяние. Такая наблюдаемая на схеме регулярность чередования внешних и внутренних форм оказалась свойством, которое может служить основанием для заключения о ее правдоподобности. Не нарушают регулярности чередования и крайние, так сказать, образования — живое движение и деяние. О первом уже говорилось как о "бесформенной форме", о недифференцированном еще единстве внешнего и внутреннего, без чего вообще невозможно живое. Вверху схемы находится деяние, которое можно назвать "формой форм". Это, напротив, единство внешних и внутренних форм, их гармония. Что касается промежуточных функциональных органов, то их формы, будь они внешними или внутренними, далеки от гармонии, от равновесного состояния. Единство внешней и внутренней форм преходяще и обманчиво. Обе рвутся из плена мнимого единства. Это справедливо для живого движения, которое дифференцируется. Это же справедливо и для узлов более высокого уровня. Сошлемся на мудрого историка М.Я.Гефтера, не чуждого психологии и литературы. Его многие годы волновала "Трагедия о принце Датском": "Сцилла и Харибда трагедии — мысль и поступок. Гамлет мнимого начала в плену их единства. Дальше — разлом, дальше — загадка совместимости. Мысль обгоняет муками внутренней речи, доискивающейся собственного предмета и обнаруживающей с пронзительной силой, что предметом-то и 332 является поступок. Буквальный, неотложный. Единственный и неизвестный — никому на свете" [83, с.23]. В этом отрывке "мысль" эквивалентна сознанию Гамлета. Именно сознание, согласно логике схемы, порождает поступок, который М.Я.Гефтер психологически точно отождествляет с предметом, который надо найти внутри и построить вовне. Таким же предметом является и действие, которое порой построить значительно более трудно, чем построить вещь. Ведь "содеять действие" — это построить или перестроить самого себя. Поэтому трансформация форм из внешней во внутреннюю и из внутренней во внешнюю — это не только когнитивный, но и аффективный процесс, требующий усилия, труда, настойчивости, воли. Из регулярности чередования вытекает еще одно интересное следствие. Согласно культурно-исторической теории происхождения психики и сознания и психологической теории деятельности, вся психическая жизнь является опосредствованной орудиями, культурой, средой, общением, деятельностью и т.д. В принципе, такой взгляд па психику верен, но лишь наполовину. Он справедлив по отношению к формированию психики и ее функциональных органов, как бы мы их не называли: внутренними действиями, формами превращенными, психическими функциями, артефактами, артеактами и т.п. Что же касается их жизни, развития, функционирования, такая трактовка психики, как минимум, нуждается в ограничении и коррекции. Однажды возникнув или сформировавшись по законам дифференциации и экстериоризации, внутренняя форма сохраняет лишь генетическую преемственность и родство с породившей ее внешней формой. В своем же существовании и развитии это новообразование оказывается вполне самостоятельным, утрачивает черты сходства с породившим его источником, в том числе утрачивает и внешние черты опосредствованности. Новообразование проявляет себя непосредственно. Оно живет, созревает, развивается, взрослеет, перестает оглядываться назад в поисках своих корней и истоков, а если и оглядывается, то далеко не всегда может их обнаружить, вспомнить. Эти новообразования подвергаются деятель-ностно-семиотической переработке. Они могут вытесняться, погружаться в "глубины бессознательного", потом могут восстанавливаться с помощью психоанализа. Подчеркнем еще одну важную особенность процесса превращения внешней формы во внутреннюю. Это всегда творческий акт создания новой формы, нового языка описания внешнего мира, собственной внешней формы действия, т. е. собственного поведения. В конце концов новообразование приобретает собственные порождающие возможности и способности. Другими словами, новая форма, возникнув как артефакт, становится вполне автономным натуральным фактом, способным породить новый артефакт, который может иметь как внутреннюю, так и внешнюю форму своего существования. Конечно, здесь много неясного. Так, например, до сих пор остается загадочным возникновение поступка, о котором была речь выше. Кажется, что он подобен рождению Афродиты из пены морской. С трудом принимается взгляд на поступок как на порождение сознания, а тем более, как на итог всей жизни человека. Сознание находит свой предмет, "взрывается" поступком. При этом меняется и оно само, кончается его раздвоение. При совершении поступка исчезает различие между внешним и внутренним. Человек реализует себя в нем как целое, к тому же как новое целое, как "собранный человек". Б.Пастернак употребил выражение "гений поступка". Постороннему наблюдателю поступок нередко кажется беспредпосылочным, необъяснимым. Таким же он может выступать и для совершившего его субъекта. Последующая рефлексия относительно совершенного поступка рождает в человеке уверенность в себе, веру в свои силы и возможности, меняет представление о самом себе. Другими словами, поступок рождает личность, которая, сформировавшись, также проявляет себя вовне, как целое. Поэтому она воспринимается не как нечто единичное, индивидуальное, но как нечто единственное, являющееся одновременно и разомкнутой и замкнутой целостностью. Жизнь личности — это "хронический поступок", т. е. личность соединяет в себе и "поступающее мышление" (М.М.Бахтин) и деяние. В современную науку все больше входит учение о поступке, созданное М.М.Бахтиным и многие десятилетия остававшееся неизвестным. У него в один узел завязаны единственность личности, долженствующая ответственность личности за свое бытие, этика и поступающее сознание. Обратимся к оригиналу: "Ответственный поступок и есть поступок на основе признания долженствующей единственности. Это утверждение не-алиби в бытии и есть основа действительной нудительной данности-за-данности жизни. Только не-алиби в бытии превращает пустую возможность в ответственный действительный поступок (через эмоционально-волевое отнесение к себе как активному). Это живой факт изначального поступка, впервые создающий ответственный поступок, его действительную тяжесть, нудительность, основа жизни как поступка, ибо действительно быть в жизни — значит поступать, быть не индифферентным к единственному целому" [49, с.46]. Альтернативой этому, конечно, может быть пассивность, попытка доказать свое алиби в бытии, распространенные в России самозванство и добровольное рабство, т. е. отказ человека от своей долженствующей ответственности. Важно понять: "Непосредственно этично лишь самое событие поступка (поступка-мысли, поступка-дела, поступка-желания и пр.) в его живом совершении и изнутри самого поступающего сознания; именно это событие завершается извне художественной формой, но отнюдь не его теоретическая транскрипция в виде суждений этики, нравственных норм, сентенций, судебных оценок и пр." [49, с.60]. Приведенное положение взято из работы М.М.Бахтина, посвященной художественному творчеству, поэтому в нем речь идет о художественной форме. Тем не менее оно полностью относится и к форме реальной, |