Мунипов В.М., Зинченко В.П. Эргономика. Программа книгоиздания России

• Название: Программа книгоиздания России
• Анкор: Мунипов В.М., Зинченко В.П. Эргономика.docx
• Дата: 14.05.2017
• Размер: 4.12 Mb.
• Имя файла: Мунипов В.М., Зинченко В.П. Эргономика.docx
• Тип: Программа; #7546
• страница: 60 из 64

333

внешней. Здесь автор вполне определенно указывает на то, что поступок возникает "изнутри поступающего сознания". Столь же определенно он говорит о том, что вполне достоверна лишь внешне выраженная этика, а не сентенции и суждения о ней.

Конечно, движение от сознания к поступку не является односторонним. В.Франкл пишет:

"Я не только поступаю в соответствии с тем, что я есть, но и становлюсь в соответствии с тем, как я поступаю" [84, с.114].

Важнейшей чертой поступка является то, что он сам о себе говорит, что он есть на самом деле и не допускает произвола интерпретации. Такое не так часто случается в человеческой жизни, не говоря уже о науках о человеке.

Обратимость внешней и внутренней форм есть одновременно обогащение, видимо, в том числе энергетическое, и развитие каждой из них.

Еще раз подчеркнем, что назначение внешней и внутренней форм не исчерпывается тем, что они обусловливают, опосредствуют функционирование друг друга, порождают и обогащают одна другую. Они могут вести относительно автономную жизнь, претерпевать изменения, развиваться. Подобное зависимое и относительно независимое существование и развитие имеют своим следствием то, что российский биолог-эволюционист А.Г.Гурвич, изучавший формообразование органических форм, назвал "неудержимостью онтогенеза". Аналогом этого являются, "энтелехия", или жизненная сила у Аристотеля, "жизненный порыв" у А.Бергсона.

Неудержимостью онтогенеза характеризуется не только развитие органических, но и психических форм. Можно предположить, что логика развития последних в некоторых отношениях подобна логике развития органических форм. И там и там нельзя перепрыгивать через ступени. Каждая из ступеней (или каждый узел) обладает непреходящей ценностью для развития целого. Учитывая это, А.В.Запорожец рекомендовал следовать стратегии амплификации, обогащения детского развития, не упрощать его, не проявлять неразумной торопливости в обучении и воспитании ребенка, не перепрыгивать через ступени. Он противопоставлял амплификацию изолированной акселерации отдельных психических функций и способностей.

Вернемся к проблеме опосредствованности — непосредственности психики, ее искусственности или естественности, к артефакту или факту. Это один из ключевых вопросов психологии развития. При его обсуждении полезно учитывать некоторые очевидные вещи. Общеизвестно, что историческое не совпадает с логическим, логика изложения далеко не всегда повторяет логику исследования. Очень часто в случаях озарений, открытий логика исследования, приводящая к ним, остается скрытой для исследователя. Они, как и интуиция (в том числе и "интуиция совести", по А.А.Ухтомскому), инсайт кажутся беспредпосылочными, хотя на самом деле рождены огромной внутренней работой. Озарение — это такой же взрыв во внутренней деятельности, как поступок — во внешней.

Продолжим примеры. Развернутое во времени сук-цессивное восприятие трансформируется в симультанный акт. Здесь функционирование не повторяет развития. То, что было последним в ходе формирования и развития, оказывается первым при функционировании. Смысл может извлекаться из ситуации до ее расчлененного восприятия, а тем более запоминания. Здесь ситуация напоминает восточную поговорку: "Когда караван поворачивает, хромой верблюд становится первым". Это (и многое другое) позволяет предположить возможность и необходимость трансформации опосредствованного в непосредственное, артефакта в факт, искусственного в естественное, притом в настолько естественное, что оно производит впечатление чуда.

Вообще, с точки зрения психологической теории деятельности более точно говорить не об артефактах, а об артеактах, т. е. об искусственных, выращенных действиях. Любую психологию, равно как и культурную, а не догматическую теологию должны интересовать не столько факты, сколько акты, совершаемые человеком.

Как уже говорилось, сам человек — не факт, а акт, притом искусственный. Природа не делает людей. Они делают себя сами. Каждый рожденный матерью человек должен родиться второй раз. Он сам в ответе за свое второе рождение и поэтому в ответе за себя. Но человек — не искусственный цветок не только потому, что он сохраняет природные черты, но и потому, что имеется обратная трансформация искусственного в естественное. В этом состоит сложность и прелесть исследования психической жизни. Сложность толкает исследователей к различного рода редукции психики к тому, что психикой не является. Но и в пределах психической реальности выведение не симметрично сведению, редукции.

Может быть, нам и удастся (с грехом пополам) вывести психическую и духовную жизнь из живого движения, но свести ее к живому движению едва ли возможно. Да, в этом и нет необходимости. Если бы такое сведение оказалось возможным, то оно означало бы отрицание уникальности, неповторимости индивидуального развития, отрицание саморазвития и самосозидания человека, отрицание свободы человека в выборе собственного пути, в том числе и свободы остаться на той или иной ступени развития или свободы спуститься на предыдущую ступень. Последнее напоминает эксперименты, проводившиеся в научной школе Курта Левина по определению уровня притязаний человека при решении интеллектуальных задач. Когда испытуемым дается возможность самим выбрать задачу среди множества задач, ранжированных по трудности, то одни начинают с самой легкой, другие — с середины, третьи — с самой трудной. Если задача решается, то испытуемый поднимается по шкале трудности, если нет, возвращается к более легким задачам.

Имеется и поэтическая аналогия такому возврату:

Если все живое лишь помарка За короткий выморочный день, На подвижной лестнице Ламарка Я займу последнюю ступень.

334

О.Мандельштам имел в виду не интеллектуальную сложность. Здесь речь идет о нравственной позиции поэта, его собственного Я [Цит. по: 85, с.5 —6].

На рис. 9-5, справа от вертикали духовного роста, показано развитие человеческого Я. Это особый сюжет, который можно лишь обозначить. Каждый человек знает, что у него имеется, как минимум, Я первое и Я второе. Возможно и большее число Я. М.Пруст писал о множественном Я, или "роистом" Я. В.С.Библер говорил о "много-яйности". Человеческое Я не остается неизменным, оно эволюционирует (и инволюционирует, "занимает последнюю ступень"). Пути его возможного развития показаны на схеме. Несомненным в этой логике развития является лишь исходная стадия неразделенного еще совокупного Я. Совокупного со взрослым, которое постепенно авто-номизируется и дифференцируется. По мере своего развития, Я не утрачивает прежних приобретений.

В сравнении с возможной динамикой Я более важно представить себе, что же оно такое. Интересные и неожиданные для психологии соображения по этому поводу высказал М.К.Мамардашвили:

"И вот все эти роистые «я» есть «я» в той мере^ в какой они обладают сознательным телом. 'Я" определено, если определено сознательное тело, то есть тот комплекс ощущений, который для каждого из нас является сознательным телом. Причем это сознательное тело не совпадает с видимым телом. Дифференциация происходит не по внешнему пространству наблюдения — скажем у вас одно тело, а у меня другое... Различие тел, как носителей «я», происходит в измерении невидимого мира желаний, добавленного к видимому миру как некоторая дополнительная степень свободы" [80, с.370].

Конечно, в такой невидимый мир входят не только желания, но и мотивы, намерения, смыслы и т.п. Поэтому-то так сложно внешнему наблюдателю проникнуть в чужое Я.

М.К.Мамардашвили поясняет, что подобные состояния являются секрециями тела, но тела не анатомического, а созерцательного. Напомним, что мы говорили о функциональных органах индивида. "Тело желания" есть не анатомическое, а функциональное тело, функциональный орган, с чем соглашался и А.А.Ухтомский. В логике Мамардашвили невидимый функциональный организм представляет собой "созерцательное тело". Он добавляет, что сознательное тело не есть тело как предмет сознания. Действительно предметом нашего сознания могут быть желания, мотивы, мысли, намерения, образы и другие состояния сознательного тела, но не оно в целом. Впрочем, и тело в собственном смысле слова, т. е. анатомическое тело, не дано целиком нашему сознанию. Мамардашвили ссылается на Пруста, обратившего внимание на парадоксальную вещь: в каждый данный момент мы вовсе не обладаем полнотой нашей души. Иное дело, что мы выделяем ее отдельные свойства, которые не можем потом сложить в целое и даем этим свойствам или ощущению целого эмоциональную оценку. Наше знание о собственной душе, о собственном сознании, о собственном Я — все это есть знание до знания, знание о живых, не поддающихся концептуализации формах. Поэтому-то так живучи предрассудки, связанные с локализацией души, сознания в анатомическом теле. Как заметил Дж.Верч, многие психологи слишком легко соглашаются с тем, что разум существует "в пределах кожи" или "между ушами".

До настоящего времени остается проблемой, когда и как "завязывается" человеческое Я. Его возникновение по-разному локализуется на временной оси жизни. Поэтому его развитие представлено отдельно и как бы параллельно духовной вертикали. Включению Я в нее мешают его разные ипостаси (при всей сохранности самоидентификации). Имеются резоны для ранней автономизации Я от мира: разделение мира на Я и не Я; для ранней автономизации Я от Мы или от совокупного Я ребенка со взрослым. Имеются резоны и для более поздней локализации, связывания его возникновения с самосознанием и сознанием социальной ответственности за свои поступки. Этому соответствуют обряды инициации, конфирмации, которые в разных религиозных конфессиях укладываются в интервал от 7 до 16 лет. Все это разные Я.

На рис. 9-6 дана предложенная В.И.Слободчиковым схема жизненного пути, на которой остроумно показано возникновение узелка Я или открытие себя. Автор на схеме фиксирует переход от овладения ребенком обстоятельствами своей жизни к собственному жизнестрои-тельству [86]. Принимая в принципе логику автора, важно иметь в виду, что "открытие себя" занимает не кратковременный (хотя бы и в несколько лет) период времени, а представляет собой серию актов рождения множественного или "роистого Я", происходящих на протяжении всей жизни.

Подъем на каждую новую ступень, как и пребывание на той или иной ступени, требует от человека усилия, которое М.К.Мамардашвили назвал "усилие человека быть..." На этом можно было бы закончить характеристику вертикали духовного развития, но не только потому, что ее детальное описание требует монографического изложения. Предложенная схема и ее описание имеют один существенный изъян, который может заставить усомниться в ее правдоподобности в целом. Речь идет о том, что на схеме представлено развитие изолированного индивида, своего рода робинзонада, которая неоднократно и справедливо высмеивалась, так как она противоречит реальному ходу развития, протекающему в социуме, в культуре, во взаимодействии, в совместной деятельности и общении с другими людьми. Об этом написаны сотни книг, которые нельзя свести лишь к указательному жесту на наличие в схеме коммуникативной деятельности. Остается открытым вопрос о том, как участвуют социум, культура, цивилизация в развитии индивида. Разумеется, они обеспечивают контекст развития, но можно ли реально представить себе механизм участия этого контекста в развитии отдельного человека? Ответ на этот вопрос заключен в схеме, но для того, чтобы он был понят и принят, необходима ее небольшая трансформация и некоторые пояснения.

335
9.4.3. Геном (двойная спираль) духовного развития
Реальная, а не мандельштамовская технически невозможная ракета, преодолевая земное притяжение, летит не в пустоте, а в вакууме, который, по мнению некоторых современных физиков, имеет сложную структуру. Представляется, что образ сложноорганизованного социокультурного вакуума, уже использовавшийся в контексте психологии В.А.Лефевром, довольно точно описывает ситуацию человеческого развития. Человек может находиться в культуре и оставаться вне ее. Может быть таким же пустым местом, как для него культура, смотреть на нее невидящими глазами, проходить сквозь нее, как сквозь пустоту, не "запачкавшись" и не оставив на ней своих следов. Последнее, может быть, не самый худший вариант обращения с культурой. Это и означает — быть в культуре, как в вакууме. Вакуум может ожить, опред-метиться лишь благодаря человеческому усилию, в том числе не всегда очевидному: "Это ведь действие — пустовать," — сказала М.Цветаева. Далеко не каждому дано светить в пустоте и в темноте как Б.Пастернаку, писавшему в цикле стихов, который, кстати, называется "Второе рождение":

Перегородок тонкоребрость Пройду насквозь, пройду, как свет. Пройду, как образ входит в образ И как предмет сечет предмет.

"Образ входит в образ" — это замечательная иллюстрация внутренней деятельности и ее плодотворности. Кстати, именно так Б.Пастернак определял культуру, называя ее плодотворным существованием.

Представление о культуре как о вакууме, несмотря на его эпатирующий характер, не противоречит пониманию культуры М.М.Бахтиным:

"Не должно, однако, представлять себе область культуры как некоторое пространственное целое, имеющее границы, но имеющее и внутреннюю территорию. Внутренней территории у культурной области нет. Она вся расположена на границах, границы проходят всюду через каждый момент ее, систематическое единство культуры уходит в атомы культурной жизни, как солнце отражается в каждой капле ее. Каждый культурный атом существенно живет на границах: в этом ее серьезность и значительность; отвлеченный от границ, он теряет почву, становится пустым, заносчивым и умирает" [87, с.266].

Положение о пограничности культуры интерпретируется весьма различно. Например, культуру "размешают" на границе природного и социального, индивидуального и надиндивидуального. В.Л.Рабинович интерпретирует это положение как край, предел, пограничье, взывающий к преодолению самого себя. В.П.Зинченко сделана попытка локализовать культуру на границах материального и духовного.

Пожалуй, наиболее интересный вариант интерпретации утверждения о пограничности культуры — это размещение культуры на границе жизни и смерти:

"В основе человеческой культуры лежит тенденция к преодолению смерти, в частности, в накоплении, в сохранении, в переработке сведений о прошлом. В XX веке эта тенденция особенно обостряется благодаря теоретической и практической постановке проблем, касающихся временных границ цивилизации, локальной и общечеловеческой... В какой-то мере вся человеческая культура до сих пор остается протестом против смерти и разрушения, против увеличивающегося беспорядка или увеличивающегося единообразия — энтропии" [88, с.148-149].

С такой трактовкой культуры соглашается и известный исследователь Ф.М.Достоевского Ю.Ф.Карякин. Он уточняет, что культура не только остается, а во все большей мере становится протестом, а именно, во все большей мере сознает себя единственной жизнеспаси-тельной силой.

Подобные амбиции культуре все же не свойственны. Важно не столько осознание культурой своей мессианской роли, сколько осознание и признание человечеством роли культуры в выживании и сохранении себя как вида, который, по недоразумению, называется homosapiens:

Это ты — тростник-то мыслящий? Биллиардный кий!

М.Цветаева

Такое, видимо, произойдет не скоро. Сегодня еще мало оснований даже для иллюзий по этому поводу,

336

поскольку человечество слушает голоса культуры и голоса Разума вполуха. Правда, Ю.Ф.Карякин приводит замечательную и утешительную мысль Ф.М.Достоевского:

"Бытие только тогда и есть, когда ему грозит небытие. Бытие только тогда и начинает быть, когда ему грозит небытие" [89, с.6 —7].

Угроза небытия и антропологической катастрофы налицо. Возможно, их наличие ускорит пробуждение сознания человечества, разумеется, с помощью той же культуры. С точки зрения развиваемых в настоящем тексте представлений о развитии человека, культура — это медленно и путем невероятных усилий создаваемый человечеством функциональный орган, назначение которого состоит в проникновении внутрь себя самого. Благодаря этим усилиям, самосознание культуры постепенно становится самосознанием человечества, что способствует преодолению имморального произвола субъекта, его темной и бессознательной воли. Например, в России воля всегда мешает покою.

Конечно, культуру не следует идеализировать. Затрудняясь в поисках смысла и истины мироздания, она нередко конструирует и навязывает социуму утопические и трагические варианты его переустройства. "Жизнь подло подражает художественному вымыслу",— заметил В.В.Набоков. Но... у нас нет другой, лучшей культуры. Смиримся с тем, что ей, как и человеку, свойственно ошибаться.

Как бы то ни было, культура плодотворит, производит идеальные (и реальные) формы и оплодотворяет человеческое развитие. Вернемся к вопросу о том, каков механизм этого оплодотворения, результатом которого может стать плодотворное существование человека. Наличие культуры есть условие развития, а мое плодотворное существование есть условие проникновения, вхождения в культуру. Попытаемся разомкнуть этот круг.

В одной из лекций Л.С.Выготский, рассматривая специфические особенности психического развития и сравнивая его с другими типами развития (эмбрионального, геологического, исторического и т.п.), говорил:

"Можно ли себе представить... что, когда самый первобытный человек только-только появился на Земле, одновременно с этой начальной формой существовала высшая, конечная форма — «человек будущего» и чтобы та идеальная форма как-то непосредственно влияла на первые шаги, которые делал первобытный человек? Невозможно это себе представить... Ни в одном из известных нам типов развития никогда дело не происходило так, чтобы в момент, когда складывается начальная форма... уже имела место высшая, идеальная, появляющаяся в конце развития и чтобы она непосредственно взаимодействовала с первыми шагами, которые делает ребенок по пути развития этой начальной, или первичной, формы. В этом заключается величайшее своеобразие детского развития... Это, следовательно, означает, что среда выступает, в развитии ребенка, в смысле развития его личности и ее специфических человеческих свойств, в роли источника развития, то есть среда играет здесь роль не обстановки, а источника развития"

В свете приведенных рассуждений важнейшая функция культуры состоит в создании идеальных (в прямом и переносном смысле слова) форм. В последних представлена зона ближайшего и более отдаленного — в пределе бесконечного развития человека.

Это относится и к сознанию, к психическим интен-циональным процессам, вообще к субъективности, понимаемой в широком смысле слова. Все они представляют собой не только качества личные, но и родовые, сверхличные, являющиеся источником первых.

Мысль о наличии идеальной формы в начале развития не нова. Эд.Шпрангер утверждал, что соотношение действительной и идеальной структур, реальной и идеальной формы не только определяет понятие развития, но и выступает в качестве его движущей силы. Конечно, существуют и более ранние источники: "В начале было Слово..."; "Логос прежде был, нежеле стать земле" и т.д.

Речь должна идти не об оригинальности понятия "идеальной формы", а о реальных функциях ее в развитии. Это вопрос не праздный, так как приписывание культуре, идеальной форме, среде функций источника или движущей силы развития, вынуждает культуру, помимо ее воли, быть агрессивной, оставляет неясной роль в развитии самого развивающегося субъекта. А он не только не пассивен, но в конце концов сам становится источником и движущей силой развития культуры, цивилизации, порождения новых идеальных форм, переосмысления старых. К несчастью, он иногда слишком энергично вносит вклад в изменение окружающей среды, в том числе и культуры, используя ее возможности и пренебрегая ограничениями. Для дальнейшего полезно привести соображения об отношении организма и среды, принадлежащие О.Мандельштаму:

"Никто, даже отъявленные механисты, не рассматривают рост организма как результат изменчивости внешней среды. Это было бы уж чересчур большой наглостью. Среда лишь приглашает организм к росту. Ее функции выражаются в известной благосклонности, которая постепенно и непрерывно погашается суровостью, связывающей живое тело и награждающей его смертью.

Итак, организм для среды есть вероятность, же-лаемость и ожидаемость. Среда для организма — приглащающая сила. Не столько оболочка, сколько вызов" [79, с. 122].

Если принять этот взгляд, то отношения организма и среды, человека и культуры (идеальной формы) следует признать взаимно активными, коммуникативными, диалогическими. Диалог может быть дружественным, напряженным, конфликтным, он может переходить и в агрессию. А.А.Ухтомский не возражал даже против дрессуры человечества, лишь бы она была исполнена благоволения к нему.

Человек может принять вызов со стороны культуры или остаться равнодушным. Культура также может пригласить, а может оттолкнуть или не заметить. Другими словами, между идеальной и реальной формами существует разность потенциалов, что и порождает движущие силы развития. Таким образом, они находятся не в культуре и не в индивиде, а между ними, в их взаимоотноше-