Психология развития
 Скачать 1.09 Mb.
|
|
Духовность, свобода и ответственность Духовность, свобода и ответственность – это три экзистенциала человеческого существования. Они не просто характеризуют человеческое бытие как бытие именно человека, скорее даже они конституируют его в этом качестве. В этом смысле духовность человека – это не просто его характеристика, а конституи- рующая особенность: духовное не просто присуще человеку наряду с телесным и психическим, которые свойственны и животным. Духовное – это то, что отличает человека, что присуще только ему, и ему одному. Самолет не перестает, конечно, быть самолетом, когда он движется по земле: он может и ему постоянно приходится двигаться по земле! Но лишь поднявшись в воздух, он доказывает, что он самолет. Точно так же человек начинает вести себя как человек, лишь когда он в состоянии преодолеть уровень психофизически- организмической данности и отнестись к самому себе, не обязательно противо- стоя самому себе. Эта возможность и есть существование, а существовать – значит постоянно выходить за пределы самого себя. 1. Духовность Духовная данность «соприсутствует» иной данности. Это соприсутствие нель- зя себе представить только в пространственном измерении, поскольку оно носит не пространственный, а «фактический» характер; но эта «фактичность» является не оптической (относящейся к отдельным сущностям), а онтологической фактич- ностью. Дух не может быть «снаружи» в оптическом смысле, но в онтологиче- ском смысле он всегда как бы снаружи! Нам нет необходимости специально оговаривать, что мы имеем в виду все это не более чем в переносном смысле. Ведь можно тут же утверждать и обратное, что физическое соприсутствие (например, двух людей) тоже является соприсутст- вием лишь в узком, ограниченном смысле – суженном до пространственного из- мерения или если угодно, ограниченном материальной телесностью! Ведь перви- чен смысл не пространственный и не материальный, не телесный, а бытийный смысл. <…> Духовное сущее может не только соприсутствовать просто иному сущему. Оно, в частности, может и соприсутствовать равному себе, такому же духовному сущему. Это соприсутствие духовного сущего другому сущему, соприсутствие двух духовных сущих мы назовем со-бытие. Оказывается, что только лишь в та- ком со-бытии возможно полное соприсутствие – лишь между равными друг другу сущими. 147 Но это возможно лишь в той отдаче себя друг другу без остатка, которую мы называем любовью. Любовь можно определить как возможность сказать кому-то «ты» и еще ска- зать ему «да». Иными словами – это способность понять человека в его сути, в его конкретности, в его уникальности и неповторимости, однако понять в нем не только его суть и конкретность, но и его ценность, его необходимость. Это и зна- чит скачать ему «да». И вновь оказывается, что абсолютно не правы те, кто ут- верждает, что любовь ослепляет. Наоборот, любовь дает зрение, она как раз дела- ет человека зрячим. Ведь ценность другого человека, которую она позволяет уви- деть и подчеркнуть, еще не является действительностью, а лишь простой возмож- ностью: тем, чего еще нет, но что находится лишь в становлении, что может стать и что должно стать. Любви присуща когнитивная функция. Поскольку со-бытие является соприсутствием одного человека другому чело- веку как таковому, что значит в его абсолютной инаковости (инаковости по от- ношению ко всем другим людям), и эту инаковость такое соприсутствие (и только такое) воспринимает с любовью, постольку можно сказать, что любовь представ- ляет собой непременно личный, индивидуальный способ существования. В сфере человеческой духовности есть также то, что можно назвать подсозна- тельной духовностью. Необходимо, впрочем, уточнить, что мы понимаем под подсознательной духовностью такую, неосознаваемый характер которой заключа- ется в отсутствии рефлексивного самоосознания при сохранении имплицитного самопознания человеческого бытия. Такое самопознание присуще любой экзи- стенции, любому человеческому бытию. Слой подсознательной духовности содержит источники и корни всего созна- ваемого. Другими словами: мы знаем и признаем не только бессознательное в ви- де влечений, но и духовное бессознательное, и в нем мы видим несущую основу всей сознательной духовности. «Я» не находится во власти «Оно», но дух покоит- ся на бессознательном. Теперь, для того чтобы более детально пояснить, что мы имеем в виду под «духовным бессознательным», мы хотим воспользоваться в качестве модели фе- номеном совести. То, что называют совестью, по сути, погружено в глубины бессознательного, коренится в подсознательной основе. Ведь большие и подлинно экзистенциаль- ные решения в жизни человека всегда нерефлексируемы и тем самым неосознан- ны; истоки совести восходят к бессознательному. В этом смысле совесть можно назвать также иррациональной; она алогична или, еще точнее, дологична. Ведь подобно тому, как существует донаучное и он- тологически предшествующее ему дологическое познание бытия, так существует и доморальное постижение ценности, которое принципиально предшествует лю- бой эксплицитной морали. Это и есть совесть. <…> Таким образом, совесть предстает как интуитивная по своей сущности функ- ция: чтобы антиципировать то, что должно быть осуществлено, совесть сначала должна его интуитивно постичь, и в этом смысле совесть, эрос действительно ир- рациональны и могут быть рационализированы лишь задним числом. Но разве 148 нам не известно нечто подобное, разве не является эрос столь же иррациональ- ным, столь же интуитивным? Интуитивна по своей сущности и любовь, ведь и она тоже усматривает то, чего еще нет. В отличие от совести, однако, любви от- крывается не то, что должно быть, а то еще не существующее, что может быть. Любовь видит и раскрывает возможную ценностную перспективу в любимом. Она тоже своим духовным взором предвосхищает нечто: те еще не реализованные личностные возможности, которые кроются в любимом человеке. Но совесть и любовь равны друг другу не только в том, что и та, и другая имеют дело не с действительностью, а лишь с возможностью; не только в той за- ранее очевидной особенности, что и та, и другая могут действовать лишь интуи- тивно. Можно привести еще вторую причину их неизбежно, поскольку это связа- но с их сущностью, интуитивного, иррационального и поэтому никогда полно- стью не рационализируемого функционирования и действия. Как совесть, так и любовь имеют дело с абсолютно индивидуальным бытием. Ведь задача совести – открыть человеку «то, что надо». Однако это «то, что надо» всегда только одно. Таким образом, речь идет о чем-то абсолютно индиви- дуальном, об индивидуальном долженствовании, которое не охватывается ни од- ним общим «моральным законом» (типа кантовского императива), но предписы- вается «индивидуальным законом» (Георг Зиммель). Оно не познаваемо рацио- нально, а лишь постижимо интуитивно. И интуитивное достижение этого резуль- тата обеспечивается совестью. Только совесть может как бы согласовать «вечный», всеобщий моральный за- кон с конкретной ситуацией конкретного человека. Жизнь по совести – это всегда абсолютно индивидуально-личная жизнь в соответствии с абсолютно конкретной ситуацией, со всем тем, что может определять наше уникальное и неповторимое бытие. Совесть всегда учитывает конкретность моего личного бытия. <…> 2. Свобода <…> Что касается свободы, то она представляет собой свободу по отношению к трем вещам, а именно: 1. По отношению к влечениям. 2. По отношению к наследственности. 3. По отношению к среде. Первое. Человек обладает влечениями, однако влечения не владеют им. Вле- чения не исчерпывают его. Мы не отрицаем влечения как таковые, но я не могу подтверждать что-либо, если мне не дана предварительно свобода это отрицать. Признание влечений не только не противоречит свободе, но даже имеет сво- боду их отрицания своей предпосылкой. В сущности, свобода – это как раз свобо- да по отношению к чему-либо: «свобода от» чего-то и «свобода для» чего-то (ведь и если мое поведение определяется не влечениями, а ценностями, я все равно сво- боден сказать «нет» и этическим требованиям – я именно позволяю им определять мое поведение). 149 Психологические факты свидетельствуют, что у человека никогда не проявля- ются «влечения как таковые». Влечения всегда принимаются или отвергаются, они всегда каким-то образом – так или иначе – оформлены. Вся сфера влечений у человека преобразуется под влиянием его духовной установки, так что эта подчи- ненность сферы влечений формирующим влияниям сферы духовного присуща ей, можно сказать, априорно Влечения всегда направляются, пронизываются и про- питываются личностью, они всегда персонифицированы. Ведь влечения человека, в противоположность влечениям животных, находят- ся во власти его духовности, они вросли в сферу духовного, так что не только то- гда, когда влечения тормозятся, но и тогда, когда они растормаживаются, дух не бездействует, а вмешивается или же отстраняется. Человек – это существо, которое всегда может сказать «нет» своим влечениям и которое не должно всегда говорить им «да» и «аминь». Когда он говорит им «да», это происходит всегда лишь путем идентификации с ними. Это и есть то, что выделяет его из мира животных. Если человек должен каждый раз идентифи- цироваться с влечениями (в той мере, в какой он желает их принять), животное идентично своим влечениям. У человека есть влечения – животное само есть вле- чения. То же, что «есть» человек, – это его свобода, поскольку она присуща ему изначально и неотделима от него, в то время как то, что у меня просто «есть», я вполне могу потерять. <…> Второе. Что касается наследственности, то серьезные исследования в этой об- ласти как раз показали, в какой степени человек обладает в конечном счете сво- бодой и по отношению к своим задаткам. В частности, близнецовые исследования показали, насколько различная жизнь может быть построена на основе тождест- венных задатков. Я вспоминаю однояйцевых близнецов, описанных Ланге, один из которых был хитроумнейшим преступником, в то время как его брат-близнец – столь же хитроумным криминалистом. Врожденное свойство характера – «хитро- умие» – было идентичным у обоих, однако само по себе оно нейтрально, то есть не являлось ни пороком, ни добродетелью. <…> Третье. Что же касается среды, то и здесь обнаруживается, что и она не опре- деляет человека. Влияние среды больше зависит от того, что человек из нее дела- ет, как он к ней относится. Роберт Дж. Лифтон пишет об американских солдатах, находившихся в северокорейских лагерях для военнопленных: «Среди них най- дется достаточно примеров как крайнего альтруизма, так и примитивнейших форм борьбы за выживание». Таким образом, человек – это меньше всего продукт наследственности и ок- ружения; человек в конечном счете сам решает за себя! Попытаемся теперь об- рисовать наиболее важные из вообще возможных измерений человеческого бы- тия. Одним из этих измерений является то, что можно обозначить как витальная основа; ее изучают как биология, так и психология. Во-вторых, необходимо на- звать социальное положение человека; это предмет социологического анализа. Витальная основа вместе с социальным положением образуют естественную за- данность человека. Эту заданность можно всегда установить и зафиксировать средствами трех наук: биологии, психологии и социологии. Но нельзя при этом 150 упускать из виду, что собственно человеческое бытие начинается лишь там, где кончается любая установленность и фиксируемость, любая однозначная и оконча- тельная определенность. А начинается там, прибавляясь к естественной заданно- сти человека, где есть его личностная позиция, установка, его личное отношение ко всему этому, к любой витальной основе и к любой ситуации. Эта установка, конечно, уже не может быть предметом какой-либо из названных наук; скорее она существует в особом измерении. Кроме того, эта установка принципиально сво- бодна; в конечном счете она представляет собой решение. И если мы расширим нашу систему координат за счет этого последнего возможного измерения, то в нем будет реализовываться всегда существующая благодаря свободе личностной позиции возможность экзистенциальной перестройки. <…> Все человеческое обусловлено. Но собственно человеческим оно становится лишь тогда и постольку, когда и поскольку оно поднимается над своей собствен- ной обусловленностью, преодолевая ее, «трансцендируя» ее. Тем самым человек вообще является человеком тогда и постольку, когда и поскольку он как духовное существо выходит за пределы своего телесного и душевного бытия. <…> Мы все же хотим подчеркнуть тот факт, что человек как духовное существо не только сталкивается с тем, что он противостоит миру (как внешнему, так и внут- реннему), но и занимает позицию по отношению к нему. Человек всегда может как-то «относиться», как-то «вести себя» по отношению к миру. В каждое мгно- вение своей жизни человек занимает позицию по отношению как к природному и социальному окружению, к внешней среде, так и к витальному психофизическому внутреннему миру, к внутренней среде. И то, что может противостоять всему со- циальному, телесному и даже психическому в человеке, мы и называем духовным в нем. Духовное, по определению, и есть свободное в человеке. Духовная лич- ность – это то в человеке, что всегда может возразить! К способности человека «вставать над всем» принадлежит также его способ- ность встать над самим собой. Проще говоря – как мы иногда это объясняем на- шим пациентам, – я не обязан все время терпеть самого себя. Я могу отмежевать- ся от того, что есть во мне, причем не только от нормальных психических явле- ний, но и в определенных границах от психической патологии во мне. Я связан с обстоятельствами не просто как биологический тип или психологический харак- тер. Ведь типом или характером я лишь обладаю; то же, что я есть, – это лич- ность. Мое личностное бытие и означает свободу – свободу стать личностью. Это свобода от своей фактичности, свобода своей экзистенциальности. Это свобода стать иным. <…> Нам постоянно приходится слышать, как наши пациенты ссылаются на свой характер, который у них становится козлом отпущения: в тот момент, когда я веду о нем речь, я выгораживаю себя, сваливая все на него. Особенности характера ни- коим образом не являются решающими; решает всегда в конечном счете позиция личности. «В последней инстанции», таким образом, духовная личность принима- ет решение о душевном характере, и в этом смысле можно сказать следующее: человек решает за себя; любое решение есть решение за себя, а решение за себя – всегда формирование себя. В тот момент, когда я формирую свою судьбу, я как 151 личность формирую характер, которым я обладаю. В результате формируется личность, которой я становлюсь. Что же это, однако, означает, как не то, что я не только поступаю в соответ- ствии с тем, что я есть, но и становлюсь в соответствии с тем, как я посту- паю 1 Из постоянного делания добра вырастает добродетель. Мы знаем, что действие в конечном счете – это переход возможности в дейст- вительность, потенции в акт. Что же касается нравственного поступка, то посту- пающий нравственно не довольствуется уникальностью своего нравственного деяния; он продолжает его, превращая акт в привычку. То, что было нравствен- ным поступком, стало нравственной позицией. Поэтому можно сказать: решение сегодня есть потребность завтра. 3. Ответственность Экзистенциальный анализ признает человека свободным, однако этот «вер- дикт» отмечен двумя особенностями: одним ограничением и одним дополнением. 1. Экзистенциальный анализ лишь условно признает человека свободным, по- скольку человек не может делать все, что он хочет; человеческая свобода отнюдь не тождественна всемогуществу. 2. Экзистенциальный анализ не признает человека свободным, не признавая его в то же время ответственным. Это означает, что человеческая свобода не тождественна не только всемогуществу, но и произволу. Первое. Экзистенциальный анализ признает человека свободным, но лишь ус- ловно. Сам человек условен. «Человек лишь условно безусловен». В частности, человеческая свобода – не факт, а лишь факультатив. Когда человек поддается своим влечениям, он именно поддается влечениям; это значит, что он свободно отрекается от свободы, чтобы найти оправдание в своей несвободе. <…> Само собой разумеется, невротик не свободен в том смысле, что он не несет от- ветственности за свой невроз, однако он, пожалуй, несет ответственность за отно- шение к своему неврозу; тем самым ему присуща определенная степень свободы. Второе. Экзистенциальный анализ признает человека свободным; однако он признает его не только свободным, но и ответственным. И этим экзистенциальный анализ принципиально отличается от экзистенциалистской философии, прежде всего от французского экзистенциализма. Ведь ответственность включает в себя то, за что человек несет ответственность; согласно учению экзистенциального анализа, то, за что ответствен человек, – это осуществление смысла и реализация ценностей. Таким образом, экзистенциальный анализ считает человека существом, ориентиро- ванным на смысл и стремящимся к ценностям (в противоположность ходячему психоаналитическому представлению о человеке как о существе, детерминирован- ном преимущественно влечениями и стремящемся к наслаждению). 1 Тезис «действие вытекает из бытия» – это половина правды; вторая ее половина звучит так: «бытие вытекает из действия». 152 К. Роджерс ЧТО ЗНАЧИТ «СТАНОВИТЬСЯ ЧЕЛОВЕКОМ» 1 Работая в Консультативном центре Чикагского университета, я имел возмож- ность общаться с людьми, которые обращались ко мне с множеством личных проблем. Например, студент, озабоченный возможным провалом на экзаменах в колледже; домохозяйка, разочаровавшаяся в своем замужестве; человек, чувст- вующий, что он находится на грани полного нервного расстройства и психоза: от- ветственный работник, проводящий большую часть своего времени в сексуальных фантазиях и не справляющийся с работой; способный студент, парализованный убеждением в том, что безнадежно несостоятелен; родитель, удрученный поведе- нием своего ребенка; очаровательная девушка, которую безо всяких причин одо- левают приступы глубокой депрессии; женщина, которая опасается, что жизнь и любовь проходят мимо, а ее диплом с хорошими оценками – слишком малая ком- пенсация этого; человек, который убедился в том, что могущественные или зло- вещие силы находятся в заговоре против него. Я мог бы продолжать умножать эти многочисленные и уникальные проблемы, с которыми к нам приходят люди. Они представляют полноту жизненного опыта. Однако я не испытываю удовлетворе- ния, давая этот перечень, так как, будучи консультантом, я знаю, что та проблема, которая высказана в первой беседе, не будет той же проблемой во второй и треть- ей беседах, а к десятой беседе она обернется совсем иной проблемой или целым рядом проблем. Я пришел к убеждению, что, несмотря на это ставящее в тупик разнообразие по горизонтали и многослойную вертикальную сложность, возможно, есть лишь одна проблема. Углубляясь в опыт многих клиентов во время психотерапевтиче- ских отношений, которые мы пытаемся для них создать, я прихожу к выводу, что каждый клиент задает один и тот же вопрос. За проблемной ситуацией, на кото- рую жалуется индивид, за проблемами с учебой, женой, начальником, за пробле- мой своего собственного неконтролируемого или странного поведения, пугающих чувств лежит то, что составляет основной поиск клиента. Мне кажется, в глубине души каждый человек спрашивает: «Кто я в действительности? Как я могу войти в контакт с моим настоящим «Я», лежащим в основе моего поверхностного пове- дения? Как я могу стать самим собой?» 1 Роджерс К. Взгляд на психотерапию. Становление человека. – М.: Прогресс, 1994. – С.153–171. |