Психология развития
 Скачать 1.09 Mb.
|
|
3. Фрейд РАЗДЕЛЕНИЕ ПСИХИЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТИ 1 Уважаемые дамы и господа! Я знаю, что в своих взаимоотношениях с лицами или вещами вы сами определяете, что является исходным пунктом. Так было и с психоанализом: для развития, которое он получил, для отклика, который он на- шел, было небезразлично, что начал он с работы над симптомом, самым чуждым 1 Фрейд З. Введение в психоанализ: Лекции. – М.: Наука, 1989. – С. 334–349. 38 для Я элементом, который имеется в душе. Симптом происходит от вытесненно- го, являясь одновременно его представителем перед Я, но вытесненное для Я – это чужая страна, внутренняя заграница, так же как реальность – разрешите такое необычное выражение – заграница внешняя. От симптома путь лежал к бессозна- тельному, к жизни влечений, к сексуальности, и это было время, когда против психоанализа выдвигались глубокомысленные возражения, что человек – сущест- во не только сексуальное, он знаком и с более благородными и более высокими порывами. Можно было бы добавить, что, вдохновленный сознанием этих высо- ких порывов, он нередко позволяет себе несуразные мысли и игнорирование фак- тов. Вам лучше знать, что с самого начала у нас считалось: человек страдает от конфликта между требованиями жизни влечений и сопротивлением, которое под- нимается в нем против них, и мы ни на миг не забывали об этой сопротивляю- щейся, отклоняющей, вытесняющей инстанции, которая, как мы полагали, обла- дает своими особыми силами, стремлениями Я, и которая совпадает с Я популяр- ной психологии. Только ведь при всех трудных успехах научной работы и психо- анализу не под силу было одновременно изучать все области и высказывать суж- дение сразу по всем проблемам. Наконец, дело дошло до того, что мы смогли на- править свое внимание с вытесненного на вытесняющее и встали перед этим Я, казавшимся таким само собой разумеющимся, в твердой уверенности и здесь встретить вещи, к которым мы могли быть не подготовлены; однако было нелегко найти первый подход. Вот об этом-то я и хочу с вами сегодня побеседовать! <…> Ситуация, в которой мы находимся в начале нашего исследования, сама долж- на указать нам путь. Мы хотим сделать предметом этого исследования Я, наше наисобственнейшее Я. Но возможно ли это? Ведь Я является самым подлинным субъектом, как же оно может стать объектом? И все-таки, несомненно, это воз- можно. Я может взять себя в качестве объекта, обращаться с собой, как с прочими объектами, наблюдать себя, критиковать и бог знает что еще с самим собой де- лать. При этом одна часть Я противопоставляет себя остальному Я. Итак, Я рас- членимо, оно расчленяется в некоторых своих функциях, по крайней мере, на время. Части могут затем снова объединиться. Само по себе это не ново, возмож- но, непривычный взгляд на общеизвестные вещи. С другой стороны, нам знакома точка зрения, что патология своими преувеличениями и огрублениями может об- ратить наше внимание на нормальные отношения, которые без этого ускользнули бы от нас. Там, где она обнаруживает слом и срыв, в нормальном состоянии мо- жет иметь место расчленение. Если мы бросим кристалл на землю, он разобьется, но не произвольно, а распадется по направлениям своих трещин на куски, грани которых, хотя и невидимо, все-таки предопределены структурой кристалла. Та- кими растрескавшимися и расколовшимися структурами являются душевноболь- ные. И мы не можем им отказать в чем-то вроде почтительного страха, который испытывали древние народы перед сумасшедшими. Они отвернулись от внешней реальности, но именно поэтому они больше знают о внутренней, психической ре- альности и могут нам кое-что выдать, что было бы нам иначе недоступно. Об од- ной группе таких больных мы говорим, что они страдают бредом наблюдения 39 (Beobachtugswahn). Они жалуются нам, что постоянно и вплоть до самых интим- ных отправлений находятся под удручающим наблюдением неизвестных сил, ве- роятно все-таки лиц, и в галлюцинациях слышат, как эти лица объявляют о ре- зультатах своих наблюдений: «Сейчас он хочет сказать это, вот он одевается, что- бы выйти, и т.д.» Это наблюдение – еще не то же самое, что преследование, но близко к нему, оно предполагает, что больному не доверяют, ждут, как бы застать его за запретными действиями, за которые его должны наказать. Что было бы, ес- ли бы эти сумасшедшие были правы, если бы у нас у всех была такая наблюдаю- щая и угрожающая наказанием инстанция в Я, которая у них лишь резко отделена от Я и по ошибке смещена во внешнюю реальность? Не знаю, произойдет ли с вами то все, что и со мной. Но с тех пор, как под сильным впечатлением этой картины болезни мною овладела идея, что отделение наблюдающей инстанции от остального Я может быть в структуре Я закономер- ной чертой, она меня не оставляет, и я вынужден был заняться изучением и дру- гих характерных особенностей и отношений этой отделенной таким образом ин- станции. Вскоре был сделан следующий шаг. Уже содержание бреда наблюдения намекает на то, что наблюдение является лишь подготовкой к суду и наказанию, и, таким образом, мы узнаем, что у этой инстанции есть другая функция, которую мы называем своей совестью. Вряд ли в нас найдется что-либо другое, что мы бы так постоянно отделяли от своего Я и так легко противопоставляли ему, как со- весть. Я чувствую склонность что-то сделать, что обещает мне наслаждение, но отказываюсь от этого на основании того, что совесть мне этого не позволяет. Или, поддавшись чрезмерному желанию наслаждения, я делаю что-то, против чего поднимается голос совести, и после проступка моя совесть наказывает меня упре- ками стыда, заставляет раскаиваться за него. Я мог бы сказать просто, что особая инстанция, которую я начинаю различать в Я, является совестью, но более осто- рожным было бы считать эту инстанцию самостоятельной и предположить, что совесть является одной из ее функций, а самонаблюдение, необходимое как пред- посылка судебной деятельности совести, является другой ее функцией. А так как, признавая самостоятельное существование какой-либо вещи, нужно дать ей имя, я буду отныне называть эту инстанцию в Я «Сверх-Я». <…> Едва мы примирились с идеей такого Сверх-Я, которое пользуется из- вестной самостоятельностью, преследует собственные намерения и в своем обла- дании энергией независимо от Я, как перед нами неизбежно встает картина бо- лезни, в которой со всей ясностью обнаруживается строгость, даже жестокость этой инстанции и изменения ее отношения Я. Я имею в виду состояние меланхо- лии, вернее, приступа меланхолии, о котором и вы тоже достаточно много слы- шали, даже если вы не психиатры. При этом недуге, о причинах и механизмах ко- торого мы слишком мало знаем, наиболее яркой чертой является способ обраще- ния Сверх-Я – про себя вы можете сказать: совести – с Я. В то время как меланхо- лик в здоровом состоянии может быть более или менее строг к себе, как любой другой, в приступе меланхолии Сверх-Я становится сверхстрогим, ругает, унижа- ет, истязает бедное Я, заставляет его ожидать самых строгих наказаний, упрекает его за давно содеянное, которое в свое время воспринималось легко, как будто 40 оно все это время собирало обвинения и только выжидало своего теперешнего прилива сил, чтобы выступить с ними и вынести приговор на основании этих об- винений. Сверх-Я предъявляет самые строгие моральные требования к отданному в его распоряжение беспомощному Я, оно вообще представляет собой требования морали, и мы сразу понимаем, что наше моральное чувство вины есть выражение напряжения между Я и Сверх-Я. Это весьма примечательный результат наблюде- ния: мораль, данная нам якобы от бога и пустившая столь глубокие корни, высту- пает [у таких пациентов] как периодическое явление. Потому что через опреде- ленное количество месяцев все моральное наваждение проходит, критика Сверх-Я умолкает, Я реабилитируется и вновь пользуется всеми человеческими правами вплоть до следующего приступа. Правда, при некоторых формах заболевания в промежутках происходит нечто противоположное: Я находится в состоянии бла- женного опьянения, оно торжествует, как будто Сверх-Я утратило всякую силу и слилось с Я, и это ставшее свободным, маниакальное Я позволяет себе действи- тельно безудержное удовлетворение всех своих прихотей. Процессы, полные не- решенных загадок! <…> Мы ни в коей мере не отрицаем ту часть психологической истины, кото- рая содержится в утверждении, что совесть – божественного происхождения, но это положение требует разъяснения. Если совесть тоже является чем-то «в нас», то это ведь не изначально. Это – полная противоположность сексуальной жизни, которая действительно была с самого начала жизни, а не добавилась лишь впо- следствии. Но маленький ребенок, как известно, аморален, у него нет внутренних тормозов против стремлений к удовольствию. Роль, которую позднее берет на се- бя Сверх-Я, исполняется сначала внешней силой, родительским авторитетом. Ро- дительское влияние на ребенка основано на проявлениях знаков любви и угрозах наказаниями, которые доказывают ребенку утрату любви и сами по себе должны вызывать страх. Этот реальный страх является предшественником более позднего страха совести: пока он царит, нет нужды говорить о Сверх-Я и о совести. Только впоследствии образуется вторичная ситуация, которую мы слишком охотно при- нимаем за нормальную, когда внешнее сдерживание уходит вовнутрь, когда на место родительской инстанции появляется Сверх-Я, которое точно так же наблю- дает за Я, руководит им и угрожает ему, как раньше это делали родители в отно- шении ребенка. Сверх-Я, которое, таким образом, берет на себя власть, работу и даже методы роди- тельской инстанции, является не только ее преемником, но и действительно законным прямым наследником. Оно и выходит прямо из нее, и мы скоро узнаем, каким путем. Но сначала остановимся на рассогласовании между ними. Кажется, что Сверх-Я одно- сторонне перенимает лишь твердость и строгость родителей, их запрещающую и нака- зывающую функцию, в то время как их исполненная любви забота не находит места и продолжения. Если родители действительно придерживались строгого воспитания, то кажется вполне понятным, если и у ребенка развивается строгое Сверх-Я, однако про- тив ожидания опыт показывает, что Сверх-Я может быть таким же неумолимо строгим, даже если воспитание было мягким и добрым, если угроз и наказаний по возможности избегали. Позднее мы вернемся к этому противоречию, когда будем говорить о пре- 41 вращениях влечений при образовании Сверх-Я. О превращении родительского отношения в Сверх-Я я не могу сказать вам так, как хотелось бы, отчасти потому, что этот процесс так запутан, что его изложение не уместится в рамки введения, которое я хочу вам дать, а с другой стороны, по- тому, что мы сами не уверены, что полностью его поняли. Поэтому довольствуй- тесь следующими разъяснениями. Основой этого процесса является так называе- мая идентификация, т.е. уподобление Я чужому Я, вследствие чего первое Я в оп- ределенных отношениях ведет себя как другое, подражает ему, принимает его в известной степени в себя. Идентификацию не без успеха можно сравнить с ораль- ным, каннибалистическим поглощением чужой личности. Идентификация – очень важная форма связи с другим лицом, вероятно, самая первоначальная, но не то же самое, что выбор объекта. Различие можно выразить примерно так: если мальчик идентифицирует себя с отцом, то он хочет быть, как отец; если он делает его объ- ектом своего выбора, то он хочет обладать, владеть им; в первом случае его Я ме- няется по образу отца, во втором это не необходимо. Идентификация и выбор объекта в широком смысле независимы друг от друга; но можно идентифициро- вать себя именно с этим лицом, изменять Я в соответствии с ним, выбрав его, на- пример, в качестве сексуального объекта. Говорят, что влияние сексуального объ- екта на Я особенно часто происходит у женщин и характерно для женственности. О наиболее поучительном отношении между идентификацией и выбором объекта я уже как-то говорил вам в предыдущих лекциях. Его легко наблюдать как у де- тей, так и у взрослых, как у нормальных, так и у больных людей. Если объект ут- рачен или от него вынуждены отказаться, то достаточно часто потерю возмещают тем, что идентифицируют себя с ним, восстанавливая в своем Я, так что здесь вы- бор объекта как бы регрессирует к идентификации. Этими рассуждениями об идентификации я сам не вполне удовлетворен, но мне будет достаточно, если вы сможете признать, что введение в действие Сверх- Я может быть описано как удачный случай идентификации с родительской ин- станцией. Решающим фактом для этой точки зрения является то, что это новооб- разование превосходящей инстанции в Я теснейшим образом связано с судьбой Эдипова комплекса, так что Сверх-Я является наследием этой столь значимой для детства эмоциональной связи. Мы понимаем, что с устранением Эдипова ком- плекса ребенок должен отказаться от интенсивной привязанности к объектам, ко- торыми были его родители, а для компенсации этой утраты объектов в его Я очень усиливаются вероятно давно имевшиеся идентификации с родителями. Та- кие идентификации, как следствия отказа от привязанности к объектам, позднее достаточно часто повторяются в жизни ребенка, но эмоциональной ценности это- го первого случая такой замены вполне соответствует то, что в результате этого в Я создается особое положение. Тщательное исследование показывает нам также, что Сверх-Я теряет в силе и завершенности развития, если преодоление Эдипова комплекса удается лишь отчасти. В процессе развития на Сверх-Я влияют также те лица, которые заместили родителей, т.е. воспитатели, учителя, идеальные при- меры. Обычно оно все больше отдаляется от первоначальных индивидуальностей родителей, становясь, так сказать, все более безличностным. Но нельзя также за- 42 бывать, что ребенок по-разному оценивает своих родителей на разных этапах жизни. К тому времени, когда Эдипов комплекс уступает место Сверх-Я, они яв- ляют собой нечто совершенно замечательное, утрачивая очень многое впоследст- вии. И тогда тоже происходят идентификации с этими более поздними родителя- ми, они даже обычно способствуют формированию характера, но это касается только Я, на Сверх-Я, которое было сформировано более ранним образом родите- лей, они уже не влияют. Надеюсь, у вас уже сложилось впечатление, что понятие Сверх-Я описывает действительно структурное соотношение, а не просто персонифицирует абстрак- цию наподобие совести. Мы должны упомянуть еще одну важную функцию, ко- торой мы наделяем это Сверх-Я. Оно является также носителем Я-идеала, с кото- рым Я соизмеряет себя, к которому оно стремится, чье требование постоянного совершенствования оно старается выполнить. Несомненно, этот Я-идеал является отражением старого представления о родителях, выражением восхищения их со- вершенством, которое ребенок им тогда приписывал. <…> Но вернемся к Сверх-Я. Мы наделили его самонаблюдением, совестью и функцией идеала. Из наших рассуждений о его возникновении получается, что оно обусловлено чрезвычайно важным биологическим, а также определяющим судьбу психологическим фактом, а именно длительной зависимостью ребенка от своих родителей и Эдиповым комплексом, которые опять-таки внутренне связаны между собой. Сверх-Я является для нас представителем всех моральных ограни- чений, поборником стремления к совершенствованию, короче, тем, что нам стало психологически доступно из так называемого более возвышенного в человеческой жизни. Поскольку оно само восходит к влиянию родителей, воспитателей и им подобных, мы узнаем еще больше о его значении, если обратимся к этим его ис- точникам. Как правило, родители и аналогичные им авторитеты в воспитании ре- бенка следуют предписаниям собственного Сверх-Я. Как бы ни расходилось их Я со Сверх-Я, в воспитании ребенка они строги и взыскательны. Они забыли труд- ности своего собственного детства, довольны, что могут, наконец, полностью идентифицировать себя со своими родителями, которые в свое время налагали на них тяжелые ограничения. Таким образом, Сверх-Я ребенка строится собственно не по примеру родителей, а по родительскому Сверх-Я; оно наполняется тем же содержанием, становится носителем традиции, всех тех сохранившихся во времени ценностей, которые продолжают существовать на этом пути через поколения. Вы легко угадаете, какую важную помощь для понимания социального поведения че- ловека, например, для понимания беспризорности, или даже практические советы по воспитанию можно извлечь из представления о Сверх-Я. Видимо, так называе- мые материалистические воззрения на историю грешат недооценкой этого фактора. Они отделываются от него замечанием, что «идеологии» людей суть не что иное, как результат и надстройка действующих экономических отношений. Это правда, но очень вероятно – не вся правда. Человечество никогда не живет полностью в на- стоящем, в идеологиях Сверх-Я продолжает жить прошлое, традиция расы и наро- да, которые лишь медленно поддаются влияниям современности, новым изменени- ям, и, пока оно действует через Сверх-Я, оно играет значительную, независимую от 43 экономических отношений роль в человеческой жизни. <…> Ну а теперь нас ждет другая задача, так сказать, с другой стороны Я. Она воз- никла благодаря наблюдению во время аналитической работы, наблюдению, соб- ственно говоря, очень старому. Как уже не раз бывало, им давно пользовались, прежде чем решились признать. Как вы знаете, вся психоаналитическая теория, собственно, построена на признании сопротивления, которое оказывает нам паци- ент при попытке сделать сознательным его бессознательное. Объективным при- знаком сопротивления является то, что его ассоциативные мысли остаются необъ- яснимыми или далеко уклоняются от обсуждаемой темы. Субъективно он может и признавать сопротивление, потому что испытывает ощущение стыда, приближа- ясь к теме. Но этот последний признак может и отсутствовать. Тогда мы говорим пациенту, что из его отношения мы заключаем, что он находится сейчас в состоя- нии сопротивления, а он отвечает, что ничего об этом не знает и замечает только затруднения [в появлении] ассоциативных мыслей. Обнаруживается, что мы были правы, но тогда его сопротивление было тоже бессознательным, таким же бессоз- нательным, как и вытесненное, над устранением которого мы работали. Следова- ло бы давно поставить вопрос: из какой части его душевной жизни исходит такое бессознательное сопротивление? Новичок в психоанализе быстро найдет ответ: это и есть сопротивление бессознательного. Двусмысленный, неприемлемый от- вет! Если под этим подразумевается, что он исходит из вытесненного, то мы должны сказать: это не так! Вытесненному мы скорее припишем сильный им- пульс, стремление пробиться к сознанию. Сопротивление может быть только вы- ражением Я, которое в свое время осуществило вытеснение, а теперь хочет его сохранить. Так мы всегда и понимали это раньше. С тех пор как мы предполагаем в Я особую инстанцию, представляющую ограничивающие и отклоняющие тре- бования, Сверх-Я, мы можем сказать, что вытеснение является делом этого Сверх-Я, оно проводит вытеснение или само, или по его заданию это делает по- слушное ему Я. И вот, если налицо случай, когда сопротивление при анализе па- циентом не осознается, то это значит, что либо Сверх-Я и Я в очень важных си- туациях могут работать бессознательно, либо, что было бы еще значительнее, что некоторые части того и другого, Я и самого Сверх-Я, являются бессознательны- ми. В обоих случаях мы вынуждены прийти к неутешительному выводу, что Сверх-Я и сознательное, с одной стороны, и вытесненное и бессознательное – с другой, ни в коем случае не совпадают. <…> Свое сомнение, могут ли Я или даже Сверх-Я быть бессознательными или они только способны осуществлять бессознательные действия, мы с полным основа- нием решаем в пользу первой возможности. Да, значительные части Я и Сверх-Я могут оставаться бессознательными, обычно являются бессознательными. Это значит, что личность ничего не знает об их содержании и ей требуется усилие, чтобы сделать их для себя сознательными. Бывает, что Я и сознательное, вытес- ненное и бессознательное не совпадают. Мы испытываем потребность основа- тельно пересмотреть свой подход к проблеме сознательное – бессознательное. Сначала мы были склонны значительно снизить значимость критерия сознатель- ности, поскольку он оказался столь ненадежным. Но мы поступили бы несправед- 44 ливо. Здесь дело обстоит так же, как с нашей жизнью: она не многого стоит, но это все, что у нас есть. Без света этого качества сознания мы бы затерялись в по- темках глубинной психологии; но мы имеем право попытаться сориентировать себя по-новому. То, что должно называться сознательным, не нуждается в обсуждении, здесь нет никаких сомнений. Самое старое и самое лучшее значение слова «бессозна- тельный» – описательное: бессознательным мы называем психический процесс, существование которого мы должны предположить, поскольку мы выводим его из его воздействий, ничего не зная о нем. Далее, мы имеем к нему такое же отноше- ние, как и к психическому процессу другого человека, только он-то является на- шим собственным. Если выразиться еще конкретнее, то следует изменить пред- ложение следующим образом: мы называем процесс бессознательным, когда мы предполагаем, что он активизировался сейчас, хотя сейчас мы ничего о нем не знаем. Это ограничение заставляет задуматься о том, что большинство сознатель- ных процессов сознательны только короткое время; очень скоро они становятся латентными, но легко могут вновь стать сознательными. Мы могли бы также ска- зать, что они стали бессознательными, если бы вообще были уверены, что в со- стоянии латентности они являются еще чем-то психическим. Таким образом мы не узнали бы ничего нового и даже не получили бы права ввести понятие бессоз- нательного в психологию. Но вот появляется новый опыт, который мы уже можем продемонстрировать на [примере] ошибочных действий. Например, для объясне- ния какой-то оговорки мы вынуждены предположить, что у допустившего ее об- разовалось определенное речевое намерение. По происшедшей ошибке в речи мы со всей определенностью догадываемся о нем, но оно не осуществилось, т.е. оно было бессознательным. Если мы по прошествии какого-то времени приводим его говорившему, и тот сможет признать его знакомым, то, значит, оно было бессоз- нательным лишь какое-то время, если же он будет отрицать его как чуждое ему, то, значит, оно длительное время было бессознательным. Возвращаясь к сказан- ному, из этого опыта мы получаем право объявить бессознательным и то, что на- зывается латентным. Учитывая эти динамические отношения, мы можем теперь выделить два вида бессознательного: одно, которое при часто повторяющихся ус- ловиях легко превращается в сознательное, и другое, при котором это превраще- ние происходит с трудом и лишь со значительными усилиями, а может и никогда не произойти. Чтобы избежать двусмысленности, имеем ли мы в виду одно или другое бессознательное, употребляем ли слово в описательном или и динамиче- ском смысле, договоримся применять дозволенный, простой паллиатив. То бес- сознательное, которое является только латентным и легко становится сознатель- ным, мы назовем предсознательным, другому же оставим название «бессозна- тельный». Итак, у нас три термина: сознательный, предсознательный и бессозна- тельный, которых достаточно для описания психических феноменов. Еще раз: чисто описательно и предсознательное бессознательно, но мы так его не называ- ем, разве что в свободном изложении, если нам нужно защитить существование бессознательных процессов вообще в душевной жизни. Надеюсь, вы признаете, что это пока не так уж сложно и вполне пригодно для 45 употребления. Да, но, к сожалению, психоаналитическая работа настойчиво тре- бует употребления слова «бессознательный» еще и в другом, третьем смысле, и это, возможно, и вносит путаницу. Под новым и сильным влиянием того, что об- ширная и важная область душевной жизни обычно скрыта от знания Я, так что протекающие в ней процессы следует признать бессознательными в правильном динамическом смысле, мы понимаем термин «бессознательный» также и в топи- ческом или систематическом смысле, говоря о системе предсознательного и бес- сознательного, о конфликте Я с системой бессознательного (ubw), все больше придавая слову скорее смысл области души, чем качества психики. Явно неудоб- ное открытие, согласно которому даже части Я и Сверх-Я в динамическом отно- шении бессознательны, мы воспринимаем здесь как облегчение, ибо оно позволя- ет нам устранить осложнение. Мы видим, что не имеем права называть чуждую Я область души системой ubw, так как неосознанность не является исключительно ее характеристикой. Хорошо, не будем больше употреблять слово «бессознатель- ный» в систематическом смысле, дав прежнему обозначению лучшее, не допус- кающее неправильного толкования название. Вслед за Ницше и по примеру Г. Гроддека (1923) мы будем называть его в дальнейшем Оно (Еs). Это безличное местоимение кажется особенно подходящим для выражения основного характера этой области души, ее чуждости Я. Сверх-Я, Я и Оно – вот три царства, сферы, области, на которые мы разложим психический аппарат личности, взаимодейст- виями которых мы займемся в дальнейшем. Но прежде только одна короткая вставка. Догадываюсь, что вы недовольны тем, что три качества сознательного и три сферы психического аппарата не соче- таются в три мирно согласующиеся пары, видя в этом нечто омрачающее наши результаты. Однако, по-моему, сожалеть об этом не стоит, и мы должны сказать себе, что не имеем права ожидать такого приглаженного упорядочивания. По- звольте привести сравнение, правда, сравнения ничего не решают, но они могут способствовать наглядности. Представьте себе страну с разнообразным рельефом – холмами, равниной и цепями озер, со смешанным населением – в ней живут немцы, мадьяры и словаки, которые занимаются различной деятельностью. И вот распределение могло бы быть таким: на холмах живут немцы, они скотоводы, на равнине – мадьяры, которые выращивают хлеб и виноград, на озерах – словаки, они ловят рыбу и плетут тростник. Если бы это распределение было безукориз- ненным и четким, то Вильсон мог бы ему порадоваться, это было бы также удоб- но для сообщения на уроке географии. Однако очевидно, что, путешествуя по этой стране, вы найдете здесь меньше порядка и больше пестроты. Немцы, мадья- ры и словаки всюду живут вперемешку, на холмах тоже есть пашни, на равнине также держат скот. Кое-что, естественно, совпадет с вашими ожиданиями, т.е. в горах не занимаются рыболовством, а виноград не растет в воде. Да, картина ме- стности, которую вы представили себе, в общем и целом будет соответствовать действительности, в частностях же вы допустите отклонения. Не ждите, что об Оно, кроме нового названия, я сообщу вам много нового. Это темная, недоступная часть нашей личности; то немногое, что вам о ней известно, мы узнали, изучая работу сновидения и образование невротических симптомов, и 46 большинство этих сведений носят негативный характер, допуская описание толь- ко в качестве противоположности Я. Мы приближаемся к [пониманию] Оно при помощи сравнения, называя его хаосом, котлом, полным бурлящих возбуждений. Мы представляем себе, что у своего предела оно открыто соматическому, вбирая оттуда в себя инстинктивные потребности, которые находят в нем свое психиче- ское выражение, но мы не можем сказать, в каком субстрате. Благодаря влечени- ям оно наполняется энергией, но не имеет организации, не обнаруживает общей воли, а только стремление удовлетворить инстинктивные потребности при сохра- нении принципа удовольствия. Для процессов в Оно не существует логических законов мышления, прежде всего тезиса о противоречии. Противоположные им- пульсы существуют друг подле друга, не отменяя друг друга и не удаляясь друг от друга, в лучшем случае для разрядки энергии под давлением экономического принуждения объединяясь в компромиссные образования. В Оно нет ничего, что можно было бы отождествить с отрицанием, и мы с удивлением видим также ис- ключение из известного философского положения, что пространство и время яв- ляются необходимыми формами наших психических актов. В Оно нет ничего, что соответствовало бы представлению о времени, никакого признания течения во времени и, что в высшей степени странно и ждет своего объяснения философами, нет никакого изменения психического процесса с течением времени. Импульсив- ные желания, которые никогда не переступают через Оно, а также впечатления, которые благодаря вытеснению опустились в Оно, виртуально бессмертны, спус- тя десятилетия они ведут себя так, словно возникли заново. Признать в них про- шлое, суметь обесценить их и лишить заряда энергии можно только в том случае, если путем аналитической работы они станут осознанными, и на этом в немалой степени основывается терапевтическое действие аналитического лечения. У меня все время создается впечатление, что из этого не подлежащего сомне- нию факта неизменности вытесненного во времени мы мало что дали для нашей теории. А ведь здесь, кажется, открывается подход к самому глубокому понима- нию. К сожалению, и я не продвинулся здесь дальше. Само собой разумеется, Оно не знакомы никакие оценки, никакое добро и зло, никакая мораль. Экономический или, если хотите, количественный момент, тесно связанный с принципом удовольствия, управляет всеми процессами. Все эти ин- стинкты, требующие выхода, полагаем мы, находятся в Оно. Кажется даже, что энергия этих инстинктивных импульсов находится в другом состоянии, чем в иных душевных областях, она более подвижна и способна к разрядке, потому что иначе не могли бы происходить те смещения и сгущения, которые характерны для Оно и совершенно не зависят от качества заряженного – в Я мы назвали бы это представлением. Чего бы мы только ни дали, чтобы побольше знать об этих ве- щах! Между прочим, вы видите, что мы в состоянии назвать еще и другие свойст- ва Оно, кроме того, что оно бессознательно, а также признаете возможность того, что части Я и Сверх-Я являются бессознательными, не имея таких же примитив- ных и иррациональных черт. К характеристике собственно Я, насколько оно до- пускает обособление от Оно, и Сверх-Я мы, скорее всего, приблизимся, если при- мем во внимание его отношение к самой внешней поверхностной части психиче- 47 ского аппарата, которую мы обозначим как систему W – Вw. Эта система обра- щена к внешнему миру, она опосредует его восприятия, во время ее функциони- рования в ней возникает феномен сознания. Это орган чувств всего аппарата, вос- приимчивый, между прочим, к возбуждениям, идущим не только извне, но и из недр душевной жизни. Вряд ли нуждается в пояснении точка зрения, согласно ко- торой Я является той частью Оно, которая модифицировалась благодаря близости и влиянию внешнего мира, приспособлена к восприятию раздражений и защите от них, может быть сравнима с корковым слоем, которым окружен комочек живой субстанции. Отношение к внешнему миру для Я стало решающим, оно взяло на себя задачу представлять его перед Оно для блага Оно, которое в слепом стрем- лении к удовлетворению влечений, не считаясь с этой сверхсильной внешней вла- стью, не смогло бы избежать уничтожения. Выполняя эту функцию, Я должно на- блюдать за внешним миром, откладывать в следах своих восприятий правильный его образ, путем проверки реальностью удалять из этой картины внешнего мира все добавления, идущие от внутренних источников возбуждения. По поручению Оно Я владеет подходами к моторике, но между потребностью и действием оно делает отсрочку для мыслительной работы, во время которой использует остатки воспоминаний из опыта. Таким образом, принцип удовольствия, который неогра- ниченно правит ходом процессов в Оно, оказывается низвергнутым с трона и за- меняется принципом реальности, который обещает больше надежности и успеха. Очень сложное для описания отношение ко времени также сообщается Я сис- темой восприятия; едва ли можно сомневаться в том, что способ работы этой сис- темы дает начало представлению о времени. Чем особенно отличается Я от Оно, так это стремлением к синтезу своих содержаний, к обобщению и унификации своих психических процессов, которое совершенно отсутствует у Оно. Когда мы в будущем поведем разговор о влечениях в душевной жизни, нам, вероятно, удастся найти источник этой существенной характерной черты Я. Она единственная дает ту высокую степень организации, которой Я обязано лучшими своими достиже- ниями. Развитие идет от восприятия влечений к овладению ими, но последнее достигается только тем, что психическое выражение влечений включается в более широкую систему, входит в какую-то взаимосвязь. Пользуясь популярными вы- ражениями, можно сказать, что Я в душевной жизни представляет здравый смысл и благоразумие, а Оно – неукротимые страсти. До сих пор нам импонировало перечисление преимуществ и способностей Я, теперь настало время вспомнить и об оборотной стороне. Я является лишь частью Оно, частью, целесообразно измененной близостью к грозящему опасностями внешнему миру. В динамическом отношении оно слабо, свою энергию оно заим- ствовало у Оно, и мы имеем некоторое представление относительно методов, можно даже сказать, лазеек, благодаря которым оно продолжает отнимать, энер- гию у Оно. Таким путем осуществляется, например, также идентификация с со- хранившимися или оставленными объектами. Привязанность к объектам исходит из инстинктивных притязаний Оно. Я сначала их регистрирует. Но, идентифици- руясь с объектом, оно предлагает себя Оно вместо объекта, желая направить ли- бидо Оно на себя. Мы уже знаем, что в процессе жизни Я принимает в себя боль- 48 шое число остатков бывшей привязанности к объектам. В общем, Я должно про- водить в жизнь намерения Оно, оно выполняет свою задачу, изыскивая обстоя- тельства, при которых эти намерения могут быть осуществлены наилучшим обра- зом. Отношение Я к Оно можно сравнить с отношением наездника к своей лоша- ди. Лошадь дает энергию для движения, наездник обладает преимуществом опре- делять цель и направление движения сильного животного. Но между Я и Оно слишком часто имеет место далеко не идеальное взаимоотношение, когда наезд- ник вынужден направлять скакуна туда, куда тому вздумается. От одной части Оно Я отделилось благодаря сопротивлениям вытеснения. Но вытеснение не продолжается в Оно. Вытесненное сливается с остальным Оно. Поговорка предостерегает от служения двум господам. Бедному Я еще тяже- лее, оно служит трем строгим властелинам, стараясь привести их притязания и требования в согласие между собой. Эти притязания все время расходятся, часто кажутся несовместимыми: неудивительно, что Я часто не справляется со своей задачей. Тремя тиранами являются: внешний мир, Сверх-Я и Оно. Если понаблю- дать за усилиями Я, направленными на то, чтобы служить им одновременно, а точнее, подчиняться им одновременно, вряд ли мы станем сожалеть о том, что представили это Я в персонифицированном виде как некое существо. Оно чувст- вует себя стесненным с трех сторон, ему грозят три опасности, на которые оно, будучи в стесненном положении, реагирует появлением страха. Благодаря своему происхождению из опыта системы восприятия, оно призвано представлять требо- вания внешнего мира, но оно хочет быть и верным слугой Оно, пребывать с ним в согласии, предлагая ему себя в качестве объекта, привлекать его либидо на себя. В своем стремлении посредничать между Оно и реальностью оно часто вынужде- но одевать бессознательные (ubw) требования Оно в свои предсознательные (vbw) рационализации, затушевывать конфликты Оно с реальностью, с дипломатиче- ской неискренностью разыгрывать оглядку на реальность, даже если Оно упорст- вует и не сдается. С другой стороны, за ним на каждом шагу наблюдает строгое Сверх-Я, которое предписывает ему определенные нормы поведения, невзирая на трудности со стороны Оно и внешнего мира, и наказывает его в случае непослу- шания напряженным чувством неполноценности и сознания вины. Так Я, движи- мое Оно, стесненное Сверх-Я, отталкиваемое реальностью, прилагает все усилия для выполнения своей экономической задачи установления гармонии между си- лами и влияниями, которые действуют в нем и на него, и мы понимаем, почему так часто не можем подавить восклицания: жизнь не легка! Если Я вынуждено признать свою слабость, в нем возникает страх, реальный страх перед внешним миром, страх совести перед Сверх-Я, невротический страх перед силой страстей в Оно. <…> Разделяя личность на Я, Сверх-Я и Оно, вы, разумеется, не имеете в виду стро- гие границы наподобие тех, которые искусственно проведены в политической географии. Своеобразие психического мы изобразим не линейными контурами, как на рисунке или в примитивной живописи, а скорее расплывчатыми цветовыми пятнами, как у современных художников. После того как мы произвели разграни- чение, мы должны выделенное опять слить вместе. Не судите слишком строго о 49 первой попытке сделать наглядным психическое, с таким трудом поддающееся пониманию. Весьма вероятно, что образование этих отдельных областей у раз- личных лиц весьма вариабельно, возможно, что при функционировании они сами изменяются и временно регрессируют. Это, в частности, касается филогенетиче- ски последнего и самого интимного – дифференциации Я и Сверх-Я. Несомненно, что нечто подобное вызывается психическим заболеванием. Можно хорошо пред- ставить себе также, что каким-то мистическим практикам иногда удается опроки- нуть нормальные отношения между этими отдельными областями, так что, на- пример, восприятие может уловить соотношения Я и Оно, которые в иных случа- ях были ему недоступны. Можно спокойно усомниться в том, что на этом пути мы достигнем последней истины, от которой ждут всеобщего спасения, но мы все-таки признаем, что терапевтические усилия психоанализа избрали себе анало- гичную точку приложения. Ведь их цель – укрепить Я, сделать его более незави- симым от Сверх-Я, расширить поле восприятия и перестроить его организацию так, чтобы оно могло освоить новые части Оно. Там, где было Оно, должно стать Я. |