Психология развития
 Скачать 1.09 Mb.
|
|
Инстинктивная тревога в пубертатном периоде Мы уже отмечали, что фазы человеческой жизни, характеризующиеся возрас- танием либидо, чрезвычайно важны для аналитического исследования Оно. Бла- годаря повышенному катексису желания, фантазии и инстинктивные процессы, которые в другие периоды остаются незамеченными или заключены в бессозна- тельное, всплывают в сознании, преодолевая при необходимости препятствия, по- ставленные на их пути вытеснением, и становятся доступными для наблюдения, когда они прокладывают себе путь к выходу. Важно сосредоточить внимание на периодах возросшего либидо и на исследо- вании Я. Как мы видели, косвенным следствием усиления инстинктивных им- пульсов является удвоение усилий индивида по овладению инстинктами. Общие тенденции в Я, которые в периоды спокойствия инстинктивной жизни едва замет- ны, становятся яснее очерченными, и выраженные механизмы Я латентного пе- риода или взрослой жизни могут оказаться настолько преувеличенными, что при- водят к патологическим искажениям характера. Из различных установок, которые Я может принять по отношению к инстинктивной жизни, выделяются две. Акцен- туируясь в пубертате, они поражают наблюдателя своей силой и объясняют неко- торые из характерных особенностей этого периода. Я имею в виду аскетизм и ин- теллектуальность в подростковом возрасте. Аскетизм в подростковом возрасте. <…> Как я уже отмечала, подростки озабочены не столько удовлетворением или фрустрацией конкретных инстинк- тивных желаний, сколько удовлетворением инстинктов или фрустрацией как та- ковой. Молодые люди, проходящие через ту аскетическую фазу, которую я имею в виду, бегут словно бы от количества, а не от качества своих инстинктов. Они остерегаются наслаждения вообще, и поэтому самой безопасной стратегией для них является встреча наиболее настоятельных желаний максимальным торможе- нием. Каждый раз, когда инстинкт говорит «Я хочу», Я отвечает: «Ты не должен», во многом на манер строгих родителей при раннем обучении ребенка. Это подро- стковое недоверие к инстинктам имеет опасную тенденцию к распространению; оно может начаться с собственно инстинктивных желаний и распространиться на 60 самые обычные физические потребности. Все мы встречали молодых людей, су- рово отвергающих любые импульсы с привкусом сексуальности, избегающих об- щества сверстников, отказывающихся принимать участие в увеселениях и, как ис- тинные пуритане, не желающих иметь ничего общего с театром, музыкой и тан- цами. Мы можем понять, что есть связь между отказом от красивой и привлека- тельной одежды и торможением сексуальности. Но мы начинаем тревожиться, ес- ли отказ начинает распространяться на безвредные и необходимые вещи, как в случае, когда молодой человек отказывает себе в самой обычной защите от холо- да, умерщвляет свою плоть всеми возможными способами и подвергает свое здо- ровье ненужному риску, не только отвергая конкретные виды орального наслаж- дения, но «из принципа» сокращая свой дневной рацион до минимума. Мы беспо- коимся, когда вместо того, чтобы насладиться долгим ночным сном, этот юноша принуждает себя рано вставать, когда он неохотно смеется или улыбается или ко- гда в крайних случаях он сдерживает дефекацию и мочеиспускание до последней возможности на том лишь основании, что нельзя немедленно уступать всем своим физическим потребностям. <…> Возникает вопрос: действительно ли оправдано различение между отвержени- ем инстинктов в пубертате и обычными процессами вытеснения? Основой такого теоретического различения является то, что у подростков процесс вытеснения на- чинается со страха перед количеством инстинктов, а не перед качеством какого-то конкретного импульса, и заканчивается не замещением, удовлетворением и обра- зованием компромиссов, а резким наложением или последовательной сменой от- каза в удовлетворении инстинктов и инстинктивных эксцессов или, точнее гово- ря, их чередованием. При этом мы знаем, что при обычном невротическом вытес- нении качественный катексис вытесняемого инстинкта является важным факто- ром, и что при неврозе навязчивости обычно возникает чередование торможения и послабления. Тем не менее у нас все еще сохраняется впечатление, что в случае подросткового аскетизма действует более примитивный и менее сложный меха- низм, чем при собственно вытеснении; возможно, что первый из них представляет собой особый случай или, скорее предварительную фазу вытеснения. В аналитических исследованиях неврозов уже давно показано, что человече- ской природе свойственно отвержение некоторых инстинктов, в частности сексу- альных, независимо от индивидуального опыта. Эта предрасположенность, по- видимому, обусловлена филогенетической наследственностью, своеобразным на- коплением, аккумулированным в результате актов вытеснения, практиковавшихся многими поколениями и лишь продолжаемых, а не заново инициируемых инди- видами. Для описания этого двойственного отношения человечества к сексуаль- ной жизни – конституционного отвращения вкупе со страстным желанием – Блейлер ввел термин амбивалентность. Во время спокойных жизненных периодов исходная враждебность Я по отно- шению к инстинкту – его страх перед силой инстинктов, как мы его назвали, – есть не более чем теоретическое понятие. Мы предполагаем, что основой неиз- менно остается инстинктивная тревога, но для наблюдателя она маскируется го- раздо более заметными и выступающими явлениями, возникающими из объек- 61 тивной тревоги и тревоги сознания и являющимися результатом ударов, которым подвергался индивид. По-видимому, внезапное возрастание инстинктивной энергии в пубертате и в других жизненных периодах усиливает исходный антагонизм между Я и инстинк- тами до такой степени, что он становится активным защитным механизмом. Если это так, то аскетизм пубертатного периода можно рассматривать не как ряд каче- ственно обусловленных деятельностей вытеснения, а просто как проявление вро- жденной враждебности между Я и инстинктами, которая неразборчива, первична и примитивна. Интеллектуализация в пубертате. Мы пришли к выводу о том, что в перио- ды, характеризуемые возрастанием либидо, общие установки Я могут развиваться в определенные способы защиты. Если это так, то этим можно объяснить и другие изменения, происходящие в Я в пубертате. Мы знаем, что большинство изменений этого периода происходит в инстинк- тивной и аффективной жизни и что Я претерпевает вторичные изменения, когда оно непосредственно участвует в попытке овладеть инстинктами и аффектами. Но это ни в коем случае не исчерпывает возможностей изменения подростка. С воз- растанием инстинктивной энергии он в большей мере оказывается в их власти; это естественно и не требует дальнейшего объяснения. Подросток также стано- вится более моральным и аскетичным, что объясняется конфликтом между Я и Оно. Но кроме того, он становится более интеллектуальным, и его интеллекту- альные интересы углубляются. Вначале мы не видим, каким образом это продви- жение в интеллектуальном развитии связано с продвижением в развитии инстинк- тов и с усилением образований Я в их сопротивлении неистовым атакам, направ- ленным против него. В целом можно было бы ожидать, что натиск инстинкта или аффекта будет снижать интеллектуальную активность человека. Даже при нормальном состоя- нии влюбленности интеллектуальные возможности человека снижаются, и его рассудок становится менее надежным, чем обычно. Чем более страстно его жела- ние удовлетворить свои инстинктивные импульсы, тем меньше, как правило, он склонен использовать интеллект для их рассудочного исследования и подавления. На первый взгляд кажется, что в подростковом возрасте все происходит на- оборот. Резкий скачок в интеллектуальном развитии молодого человека не менее заметен и неожидан, чем его быстрое развитие в других направлениях. Мы знаем, как часто все интересы мальчиков в латентном периоде сосредоточены на реаль- ных вещах. Некоторые мальчики любят читать об открытиях и приключениях, изучать числа и пропорции или «проглатывать» описания странных животных и предметов, тогда как другие посвящают время механике, от ее простейших до наиболее сложных форм. Общим у этих двух типов является то, что объект, кото- рым они интересуются, должен быть не продуктом фантазии наподобие сказок и басен, доставивших удовольствие в раннем детстве, а чем-то конкретным, что имеет реальное физическое существование. Когда начинается предпубертатный период, тенденция смены конкретных интересов латентного периода абстрактны- ми становится все более выраженной. В частности, подростки того типа, который 62 Бернфельд описывает как «затянувшийся пубертат», обладают ненасытным жела- нием думать об абстрактных предметах, размышлять и говорить о них. Часто дружба в этом возрасте основана на желании вместе размышлять и обсуждать эти предметы. Диапазон таких абстрактных интересов и проблем, которые эти моло- дые люди пытаются разрешить, очень широк. Они обсуждают свободную любовь или замужество и семейную жизнь, свободное существование или приобретение профессии, скитания или оседлую жизнь, анализируют философские проблемы, такие, как религия или свободомыслие, различные политические теории, такие, как революция или подчинение власти, или саму дружбу во всех ее формах. Если, как это иногда бывает при анализе, мы получаем достоверное сообщение о бесе- дах молодых людей или если – что делалось многими исследователями пубертат- ного периода – мы изучаем дневники и наброски подростков, нас поражают не только широта и свободный размах их мысли, но также степень эмпатии и пони- мания, их явное превосходство над многими зрелыми мыслителями, а иногда да- же мудрость, которую они обнаруживают при рассмотрении самых сложных про- блем. Мы пересматриваем наше отношение, когда обращаемся от рассмотрения са- мих по себе интеллектуальных процессов подростка к рассмотрению того, как они вписываются в общую картину его жизни. Мы с удивлением обнаруживаем, что эти утонченные интеллектуальные достижения оказывают очень малое – или ни- какое – влияние на его реальное поведение. Эмпатия подростка, приводящая к пониманию мыслительных процессов других людей, не мешает ему проявлять самое возмутительное безразличие к близким. Его возвышенный взгляд на лю- бовь и обязательства любящего соседствуют с неверностью и черствостью в мно- гочисленных любовных историях. Тот факт, что его понимание и интерес к струк- туре общества в подростковом возрасте далеко превосходят его же понимание и интерес в последующие годы, не помогает ему найти свое истинное место в соци- альной жизни, а многосторонность интересов не предохраняет его от сосредото- ченности на одном-единственном предмете – собственной персоне. Мы понимаем, особенно когда исследуем эти интеллектуальные интересы с помощью анализа, что в данном случае мы имеем дело с чем-то весьма отличным от интеллектуальности в обычном смысле слова. Неверно было бы предполагать, что подросток размышляет о различных ситуациях в любви или о выборе профес- сии для того, чтобы выработать правильную линию поведения, как это мог бы сделать взрослый или как мальчик в латентном периоде исследует устройство ап- парата для того, чтобы суметь разобрать и снова собрать его. Подростковая ин- теллектуальность больше способствует мечтам. Даже честолюбивые фантазии предпубертатного периода не предназначены для перевода в реальность. Когда мальчик фантазирует о том, что он великий завоеватель, он не чувствуют никакой необходимости доказывать свою храбрость и выносливость в реальной жизни. Точно так же он явно получает удовлетворение от самого процесса мышления в ходе рассуждений или обсуждений. Его поведение определяется другими факто- рами, и на него необязательно оказывают влияние результаты подобной интел- лектуальной гимнастики. 63 Есть и еще один момент, поражающий нас, когда мы исследуем интеллекту- альные процессы у подростков. Более пристальное рассмотрение показывает, что интересующие их предметы усиливают конфликты между разными психическими образованиями. И опять проблема заключается в том, как связать инстинктивную сторону человеческой природы с остальной жизнью, как выбрать между практи- ческой реализацией сексуальных импульсов и их отвержением, между свободой и ограничением, между восстанием и подчинением власти. Как мы видели, аске- тизм, с его запретом инстинктов, в целом не оправдывает надежд подростка. По- скольку опасность вездесуща, он должен выработать много способов для того, чтобы преодолеть ее. Обдумывание инстинктивного конфликта – его интеллек- туализация – кажется подходящим способом. При этом аскетическое бегство от инстинкта сменяется поворотом к нему. Но это осуществляется в основном в мышлении и является интеллектуальным процессом. Абстрактные интеллекту- альные обсуждения и размышления, которым предаются подростки, – это вовсе не попытки разрешить задачи, поставленные реальностью. Их мыслительная ак- тивность есть, скорее, показатель напряженной настороженности по отношению к инстинктивным процессам и перевод того, что они воспринимают, в абстрактное мышление. Философия жизни, которую подростки создают, – а она может заклю- чаться в их требовании произвести революцию во внешнем мире – является на самом деле их реакцией на восприятие новых инстинктивных требований их соб- ственного Оно, грозящих революционизировать всю их жизнь. Идеалы дружбы и вечной преданности – это всего лишь отражение беспокойства Я, обнаружившего исчезновение всех своих новых эмоциональных связей с объектами. <...> Стремление к руководству и поддержке в часто безнадежной борьбе против своих собственных инстинктов может быть трансформировано в бесхитростную аргументацию относительно неспособности человека к принятию независимых политических решений. Мы видим, таким образом, что инстинктивные процессы переводятся на язык интеллекта. Но причина столь сильной сосредоточенности внимания на инстинктах заключается в том, что осуществляется попытка овладеть ими на ином психическом уровне. Вспомним, что в аналитической метапсихологии связь аффектов и инстинк- тивных процессов с вербальными представлениями считается первым и наиболее важным шагом по направлению к овладению инстинктами, который должен быть осуществлен в развитии индивида. Мышление описывается в этих работах как «практическое действие, сопровождающееся перемещением относительно не- больших количеств катексиса при меньшей их разрядке» (S.Freud). Эта интеллек- туализация инстинктивной жизни, попытка овладеть инстинктивными процесса- ми, связывая их с мыслями в сознании, представляет собой одно из наиболее об- щих, ранних и наиболее необходимых приобретений человеческого Я. Мы рас- сматриваем ее не как деятельность Я, а как его составную часть. Может возник- нуть впечатление, что явления, включенные нами в понятие «интеллектуализация в пубертате», попросту представляют собой преувеличение общей установки Я в особых условиях внезапного подъема либидо. Лишь возрастание количества ли- бидо привлекает внимание к функции Я, которая в другое время исполняется не- 64 заметно и как бы походя. Если это так, то это означает, что усиление интеллекту- альности в подростковом возрасте – а возможно также и резкое возрастание ин- теллектуального понимания психических процессов, которое обычно характерно для приступов психического расстройства, – является просто частью привычного стремления Я к овладению инстинктами при помощи мышления. Я полагаю, что теперь мы можем сделать вторичное открытие, к которому нас привели рассужде- ния в этом направлении. Если верно, что неизменным следствием возрастания ли- бидозной заряженности является удвоение усилий Я по интеллектуальной прора- ботке инстинктивных процессов, то это объясняет тот факт, что инстинктивная опасность делает человека умнее. В периоды спокойствия в инстинктивной жиз- ни, когда опасности нет, индивид может позволить себе определенную степень глупости. В том отношении инстинктивная тревога оказывает знакомое влияние объективной тревоги. Объективная опасность и депривация побуждают человека к интеллектуальным подвигам и изобретательным попыткам разрешить свои трудности, тогда как объективная безопасность и изобилие делают его довольно глупым. Сосредоточение интеллекта на инстинктивных процессах представляет собой аналог бдительности человеческого Я перед лицом окружающих его объек- тивных опасностей. До сих пор спад интеллекта у маленького ребенка в начале латентного периода объяснялся иначе. В раннем детстве блестящие интеллектуальные достижения де- тей связаны с исследованием ими тайн пола, а когда этот предмет становится та- бу, запрет и торможение распространяются на другие области мышления. Не уди- вительно, что с возобновлением сексуальности в предпубертатном периоде, т.е. с распадом сексуального вытеснения раннего детства, интеллектуальные способно- сти оживают с прежней силой. Это – обычное объяснение, к которому мы можем теперь добавить еще одно. Возможно, в латентном периоде дети не только не осмеливаются погружаться в абстрактное мышление, но и просто не имеют в этом нужды. Детство и пубертат- ный период – это периоды инстинктивной опасности, и характеризующий их «ин- теллект» по меньшей мере, частично помогает человеку преодолевать эту опас- ность. При этом в латентном периоде и во взрослой жизни Я относительно сильно и может без ущерба для индивида ослабить его усилия по интеллектуализации инстинктивных процессов. В то же время не следует забывать, что эти умствен- ные достижения, особенно в пубертатном периоде, при всей их замечательности и блеске остаются бесплодными. В одном отношении это верно даже для интеллек- туальных достижений раннего детства, которыми мы так восхищаемся и которые так высоко ценим. Не надо лишь забывать о том, что детские исследования сексу- альности, которые психоанализ считает ярчайшим проявлением интеллектуаль- ной активности ребенка, не приводят к знанию истинных явлений взрослой сексу- альной жизни. Как правило, их результатом является создание детских сексуаль- ных теорий, которые отражают не реальность, а инстинктивные процессы, проте- кающие в психике ребенка. Интеллектуальная работа, совершаемая Я в латентном периоде и во взрослой жизни, несопоставимо более серьезна, надежна и, прежде всего, намного теснее связана с действием. 65 Любовь к объекту и идентификация в пубертатном периоде. Рассмотрим теперь, насколько аскетизм и интеллектуализация, характерные для пубертатного периода, соответствуют нашей схеме классификации защитных процессов в зави- симости от тревоги и опасности. Сразу видно, что аскетизм и интеллектуализация попадают в третий тип защиты. Опасность, угрожающая Я, заключается в том, что оно может быть затоплено инстинктами; более всего оно опасается количест- ва инстинктов. Мы полагаем, что эта тревога возникает в ходе развития индивида очень рано. Хронологически она принадлежит к тому периоду, в котором Я по- степенно отделяется от недифференцированного Оно. Защитные меры, к которым его заставляет прибегать страх перед силой инстинктов, направлены на поддер- жание этой дифференциации между Я и Оно и на обеспечение стабильности вновь установившейся организации. Задача, которую ставит перед собой аске- тизм, заключается в том, чтобы удерживать Оно в определенных границах, по- просту налагая запреты; цель интеллектуализации – теснее связать инстинктив- ные процессы с мыслительным содержанием и тем самым сделать их доступными для сознания и подверженными контролю. Когда при внезапном возрастании либидо индивид отступает на этот прими- тивный уровень страха перед силой инстинктов, покой инстинктивных процессов и процессов Я должен быть потревожен. Ниже я опишу две из наиболее важных особенностей пубертатного периода и покажу их связь с этим процессом регрес- сии Я. Наиболее примечательные явления в жизни подростков в конечном счете свя- заны с их отношениями с объектом. Здесь особенно заметен конфликт между двумя противоположными тенденциями. Мы уже видели, что вытеснение, вы- званное общей враждебностью по отношению к инстинктам, обычно выбирает для своих атак фантазии предпубертатного периода на тему инцеста. Подозри- тельность и аскетизм Я исходно направлены против фиксации субъекта на всех объектах любви его детства. Результатом этого, с одной стороны, является стрем- ление молодого человека к изоляции; начиная с этого времени, он живет с члена- ми своей семьи, как с чужими людьми. Но врожденная враждебность Я по отно- шению к инстинктам направлена не только на его отношение к внешним объектам любви; она направлена также и на его отношения со Сверх-Я. В той мере, в какой Сверх-Я в этом периоде все еще насыщено исходящим от отношений с родителя- ми либидо, оно само рассматривается как подозрительный инцестный объект и становится жертвой последствий аскетизма. Я отчуждается также и от Сверх-Я. Для молодых людей это частичное вытеснение Сверх-Я, отчужденность от части его содержания является одной из величайших неприятностей подросткового пе- риода. Основным следствием разрыва отношений между Я и Сверх-Я становится возрастание опасности, грозящей со стороны инстинктов. Индивид становится асоциальным. До возникновения этого нарушения тревога сознания и чувство ви- ны, возникающие вследствие отношения Я к Сверх-Я, были наиболее сильными союзниками Я в его борьбе против инстинктов. В начале пубертатного периода часто заметны преходящие попытки осуществить сверхнасыщенность всех со- держаний Сверх-Я. Возможно, этим объясняется так называемый «идеализм» 66 подростков. Возникает следующая ситуация: аскетизм, сам являющийся следст- вием возрастания опасности со стороны инстинктов, ведет к разрыву связи со Сверх-Я и тем самым делает неэффективными защитные меры, осуществляемые тревогой Сверх-Я. В результате этого Я еще сильнее отбрасывается на уровень чистой инстинктивной тревоги и характерных для этого уровня примитивных за- щитных механизмов. Самоизоляция и разрыв с объектами любви, однако, не являются единствен- ными тенденциями, возникающими в отношении подростков к объектам. Разно- образные новые привязанности занимают место вытесненных фиксаций на дет- ских объектах любви. Иногда индивиды привязываются к молодым людям своего возраста, и в этом случае связь приобретает форму страстной дружбы или влюб- ленности; иногда они привязываются к старшим, которых признают лидерами и которые явно являются замещением покинутых родительских объектов. Эти от- ношения любви страстны и исключительны, но кратковременны. Людей выбира- ют как объекты и покидают безотносительно к их чувствам, а на их место выби- рают новых. Покинутые объекты быстро и прочно забываются, но форма привя- занности к ним сохраняется в мельчайших деталях и обычно воспроизводится в отношении к новому объекту с точностью, похожей на навязчивость. Помимо этой поразительной верности объекту любви имеется одна особен- ность отношений с объектом в подростковом возрасте. Подросток стремится не столько обладать объектом в обычном физическом смысле слова, сколько макси- мально уподобиться человеку, который в данный момент занимает в его привя- занностях центральное место. Непостоянство молодежи общеизвестно. Почерк, речь, прическу, одежду и са- мые разные привычки она меняет намного легче, чем в любой другой период жизни. Часто одного взгляда на подростка достаточно, чтобы сказать, кто его старший друг, которым он восхищается. Но способность к изменению идет еще дальше. Со сменой одного образца на другой меняются жизненная философия, религиозные и политические взгляды, и, сколь бы часто они ни менялись, подро- стки всегда в равной мере твердо и страстно убеждены в правоте столь легко при- нятых ими взглядов. В этом отношении они напоминают тип пациентов, описан- ный Хелен Дойч в клинической работе по психологии взрослых как пограничный между неврозом и психозом. Она называет их людьми типа «как если бы» («als ob» Typus), потому что в каждом новом отношении с объектом они живут так, как если бы они действительно проживали свою собственную жизнь и выражали свои собственные чувства, мнения и взгляды. У девочки, которую я анализировала, механизм, лежащий в основе этих про- цессов трансформации, был особенно ясен. Несколько раз за один лишь год она переходила от одной дружбы к другой, от девочек к мальчикам и от мальчиков к пожилой женщине. В каждом случае она не просто становилась безразличной к покинутому объекту любви, но испытывала к нему выраженную и сильную не- приязнь, граничащую с презрением, и чувствовала, что любая случайная или не- избежная встреча с ним почти невыносима. После большой аналитической работы мы обнаружили, что эти чувства по отношению к бывшим друзьям вовсе не были 67 ее собственными. Каждый раз, когда девочка меняла объект любви, она считала себя обязанной подстраивать свое поведение и взгляды под поведение и взгляды своего нового друга во всем, связанном с ее внутренней и внешней жизнью. Она начинала переживать не свои собственные эмоции, а эмоции своего нынешнего друга. Неприязнь к людям, которых она раньше любила, в действительности не была ее собственной. При помощи процесса эмпатии она разделяла чувства сво- его нового друга. Таким образом, она выражала ревность, которую, как она вооб- ражала, он чувствовал ко всем, кого она раньше любила, или его (а не ее собст- венное) презрение к возможным соперникам. Психологическая ситуация в подобных фазах пубертата может быть описана очень просто. Эта страстная и мимолетная фиксация любви вообще не является отношением к объекту в том смысле, в котором мы используем этот термин, гово- ря о взрослых. Это – идентификация самого примитивного типа, такая, с какой мы встречаемся при исследовании развития в раннем детстве, еще до существования всякой объектной любви. Таким образом, непостоянство в пубертатном периоде означает не внутренние изменения в любви или убеждениях индивида, а, скорее, утрату личности вследствие изменений в идентификации. Процесс, выявленный при анализе поведения пятнадцатилетней девочки, воз- можно, прольет некоторый свет на ту роль, которую играет эта склонность к идентификации. Моя пациентка была очень красивой, очаровательной девочкой и всегда играла заметную роль в своем окружении, но, несмотря на это, ее терзала неистовая ревность к сестре, которая была еще ребенком. В пубертатном периоде пациентка утратила все свои прежние интересы и была охвачена единственным желанием – вызывать любовь и восхищение мальчиков и мужчин, бывших ее друзьями. Она безумно влюбилась – на расстоянии – в мальчика, который был намного старше ее и которого она иногда встречала на вечеринках и на танцах. В это время она написала мне письмо, в котором выражала сомнения и тревоги в связи со своей влюбленностью. «Пожалуйста, скажите мне, – писала она, – как мне вести себя, когда я встре- чаю его. Быть ли мне серьезной или веселой? Как я ему больше понравлюсь – ес- ли покажу, что умна, или если прикинусь глупой? Что Вы мне посоветуете – го- ворить все время о нем или говорить и о себе тоже?..» Когда пациентка в сле- дующий раз встретилась со мной, я устно ответила на ее вопросы. Я сказала, что, по-видимому, нет необходимости планировать свое поведение заранее. Разве она не сможет в нужный момент быть самой собой и вести себя в соответствии с тем, что она чувствует? Она ответила, что такой способ никогда не сработает, и произ- несла длинную речь на тему о необходимости приспосабливаться к предпочтени- ям и желаниям других людей. Она сказала, что только так можно быть уверенной в том, что тебя полюбят, и, несмотря на то, что этот мальчик любил ее, она просто не могла вести себя естественно. Вскоре после этого пациентка описала фантазию, в которой нарисовала что-то вроде конца света. «Что будет, – спросила она, – если все умрут?» Она прошлась по всем своим друзьям и отношениям и, наконец, вообразила, что осталась одна на всей Земле. Ее голос, выразительность интонаций и детали описания говорили 68 о том, что эта фантазия была выполнением ее желания. Она рассказывала с на- слаждением, и фантазия не вызывала у нее никакого беспокойства. Однако я напомнила девочке о ее страстном желании быть любимой. Днем раньше одной лишь мысли о том, что один из друзей не любит ее, что она теряет его любовь, было достаточно, чтобы погрузить ее в отчаяние. Но кто же будет любить ее, если она будет единственной уцелевшей из всего рода человеческого? Она спокойно отбросила мое напоминание о ее давешних печалях. «В этом случае я буду любить себя сама», – сказала она, словно освободившись наконец от всех своих тревог, и испустила глубокий вздох облегчения. Это маленькое, сделанное на одной пациентке, аналитическое наблюдение указывает, как мне кажется, на нечто, весьма характерное для некоторых связей с объектом в пубертатном периоде. Разрыв старых отношений, враждебность к ин- стинктам и аскетизм – все это отвлекает либидо от внешнего мира. Подростку грозит опасность сместить свое объектное либидо с окружающих людей на себя. Так же, как он регрессировал в своем Я, он может регрессировать и в своей либи- дозной жизни от объектной любви к нарциссизму. Он избегает этой опасности су- дорожными усилиями, направленными на установление нового контакта с внеш- ними объектами, даже если это может быть сделано только через его нарциссизм, т.е. при помощи ряда идентификаций. В соответствии с таким представлением эмоциональные связи с объектом в подростковом возрасте представляют собой стремление к выздоровлению – и в этом отношении подростки также напоминают психотических больных в тот момент, когда их состояние в очередной раз начи- нает меняться к худшему. При описании пубертатного периода я столько раз сравнивала его характери- стики с серьезным заболеванием, что (хотя это исследование и не претендует на полноту) мне, видимо, следует сказать несколько слов о нормальности и анор- мальности происходящих в этот период процессов. Мы видели, что основой сравнения пубертатного периода с началом обостре- ния психического заболевания является феномен, приписываемый нами количе- ственными изменениями катексиса. В обоих случаях повышенный либидозный катексис Оно прибавляется к инстинктивной опасности, заставляя Я удваивать свои усилия для защиты любым возможным способом. В психоанализе всегда по- нимали, что в человеческой жизни из-за этих количественных процессов каждый период возрастания либидо может стать началом невротического или психотиче- ского заболевания. Кроме того, пубертат и обострение психоза напоминают друг друга возникно- вением примитивных защитных установок, которые мы связываем со страхом Я перед силой инстинктов – тревогой, которая отбрасывает назад больше, чем лю- бая объективная тревога или тревога сознания. Впечатление о нормальности или анормальности процессов, происходящих в пубертате у каждого отдельного индивида, будет, по-видимому, зависеть от до- минирования какой-нибудь из перечисленных мною тенденций или нескольких из них. Аскетический подросток выглядит для нас нормальным до тех пор, пока его интеллектуальные функции свободны и у него есть ряд здоровых связей с объек- 69 тами. Это же относится и к подросткам, интеллектуализирующим инстинктивные процессы, к подросткам идеалистического типа и к тем, кто безудержно мчится от одной пламенной дружбы к другой. Но если аскетическая установка упорно под- держивается, если процесс интеллектуализации преобладает во всей психической жизни и если отношения к другим людям основаны исключительно на сменяю- щихся идентификациях, учителю или аналитику будет трудно определить из на- блюдения, в какой мере это следует рассматривать как переходную фазу нор- мального развития, а в какой – уже как патологическую. |