эй толстый 5-6 сезон. Эй толстый 5-6 сезон. Пятый сезон. Серия 98б на обоих фронтах я терпел поражение. Мне даже стало казаться, что я стал токсичным. Стоило мне вмешаться в какойнибудь процесс, как тот немедленно принимал наихудшее течение
 Скачать 0.67 Mb.
|
|
- Давай я объясню тебе, чего ты добьёшься, - вздохнула Маруся. – Да, право распоряжения финансами формально действительно на тебе. Но ты не знаешь и не хочешь знать, что с ними можно сделать. - Мама! - Помолчи пока, - сказала пластмассовая мать. – Знай: этим своим шагом ты ввергнешь в нищету нас с отцом. Мы вынуждены будем съехать из этого особняка. Папа будет вынужден забыть про свой гельминт-центр. - Вот уж нет! Я-то как раз его финансировать и буду. - Сынок, я не хочу тебя разочаровывать, но тебе не даст этого сделать твоя жена. Она ненавидит – и меня, и папу, и Даниила. Она тут же наложит лапу на все деньги и будет сама распоряжаться ими. Не ты. Она! - Мама, я уже взрослый! – возмутился Виталя. - Тебе хочется им быть. Но сейчас ты стоишь на пороге величайшей ошибки. Самой, может быть, фатальной в твоей жизни. Ты потеряешь всю семью. Понимаешь? Что тебе ценнее? Семья, с которой ты прожил всю жизнь? Или жена, с которой ты и года не знаком, но готов швырнуть к её копытам всю заботу, тепло, любовь, в конце концов, которыми мы тебя окружали? - Я взрослый и самостоятельный, - простонал Виталя. - Слушай сюда, взрослый и самостоятельный. Знаешь, что тебя ждёт? Первое время ты будешь мыкаться по съёмным хаткам. Потом вы, конечно, где-нибудь поселитесь. Но ты, Виталий, будешь заниматься спортом. Понимаешь? Твоя упёртая жёнушка будет делать из тебя спортсмена! Будет! Маруся видела, что её слова попали в цель. Виталя открыл рот, желая что-то сказать. Тут же закрыл. Крыть было нечем. Маруся нащупала нужную ниточку. Потому что не было в этом мире ничего, что её сын ненавидел бы сильнее, чем спорт. Виталя Глист и спорт – это были явления совершенно противоположные. Противоположней нельзя было и представить. - Здесь у нас – уют, сынок, перспективы, - продолжала Маруся. – Всё, как ты любишь. Но если ты уйдёшь к жене – там тебя ждёт неуют и спорт! Ты хоть сам понимаешь, в какой ад ты можешь превратить свою жизнь? Виталя всё сильнее съёживался на своей огромной супружеской постели, ещё хранившей отпечаток огромного тела Алёны. - Я понимаю, что тебе больно и обидно, но я права, Виталий, - переходила Маруся к эндшпилю. - Она – моя жена! – простонал Виталий. – И, наверное, нам пора пожить отдельно. - Она, эта твоя мечта, начнёт превращать тебя в чемпиона. Хотя это с детства надо. В физкультурника. От каждого слова Виталий съёживался всё сильнее. Ну, что ж. Теперь давай-ка посмотрим, кто там сидит у тебя в шкафу? Как бы между прочим пластмассовая мать встала и принялась перемещаться к цели. До неё было ещё метров пять. Маруся надеялась, что двигается незаметно. А потом так – раз! Откроет дверь. А как объяснить? Ну, если там внутри кто-то есть, то ничего объяснять и не потребуется. Маруся решилась. - Ты хочешь отдать мои деньги Жирному! – простонал Виталя. – Вернее, тому, кто прикидывается Жирным! Маруся застыла. - Что ты имеешь в виду? – осторожно спросила пластмассовая мать. - А ты ещё не поняла, что это – не Саня? В том-то и дело, что об этом Маруся знала уже совершенно точно. Но имело ли смысл говорить об этом строптивому сыну? - Мамуля, я же помню весь этот метемпсихоз, - продолжал Виталя. - Прости, какой психоз? - Переселение душ. Тогда, когда отец мой, который биологический, умер. Маруся поморщилась. Ей, конечно, было неприятно, что сын невзначай педалировал её былую минутную неверность мужу. - Тогда же дурдом начался. - Ну, допустим… - Помнишь, как тогда Малаховы резко поглупели? Маруся кивнула, ещё бы не помнить! - А куда они все делись? – спросил Виталя. – Ведь их души куда-то перенеслись. - Сынок, ты утомился. Хотя Маруся пока до конца не поняла, что имел в виду Виталий, разговор ей уже не нравился. - Нет! Малахов (или Малаховы) оккупировали тело моего брата, Саши Жирного, - продолжал Виталя. – Это они у тебя выдуривают наши деньги. А ты и рада им их отдать! Опомнись, мама! Маруся застыла. Эта мысль была неожиданной и при этом не лишенной логики. Действительно, а что если под видом Саши к ней действительно в доверие втёрся Малахов? Как это проверить? Как разоблачить Малахова, если это действительно он? Спросить напрямую о тех минутах близости, которые были между ней и Гавриилом Глебовичем? Только так. А дальше произошло то, что Маруся потом долго не могла себе простить. Вообще-то, не произошло ничего. Просто от неожиданности Маруся даже забыла о том, что хотела проверить шкаф в комнате сына. Но внезапная мысль её огорошила, и Марусе стало срочно нужно побыть одной, чтобы переварить эту странную пищу для ума. - Саши там не было, - сказала она вслух. – Как в него мог вселиться Малахов? «Однако Гавриил Глебович, если это действительно он, в него всё же вселился», - одёрнула она сама себя. - Я не знаю, мама! Но это точно не Саша! - Но вы же с ним в гороховые карты играли! - А правил он не знает! Это вполне и Малахов мог быть, разве нет? «О Боже! – подумала Маруся. – А вдруг он прав? И это будет чудовищно, и меня обведут вокруг пальца!» И вот тут она совершила второй поступок, о котором потом жалела. - Сынок, - сказала Маруся, направляясь к выходу, - ты, действительно, человек взрослый. Можешь отвечать за себя сам. Поэтому делай как знаешь. Я скажу охране, чтобы они не мешали тебе уйти, если ты захочешь. Но просто подумай, где тебе лучше. И пластмассовая мать вышла, пребывая в полностью растрёпанных чувствах. *** Виталя настолько потряс Марусю своей дикой гипотезой о втёршемся в доверие Малахове, что пластмассовая мать даже забыла зайти в мужскую комнату Даниила и проверить шкаф там. Она возвращалась к себе. Надо было что-то решить с девчонкой. А в комнате был Даниил – в платьице девочки-скромницы с круглым воротничком. Он протягивал испуганной девчонке платиновое кольцо с алмазом. А несчастная смотрела на него очень дико. - Мама, ты как раз вовремя! – обрадовался Даниил. – Я делаю Кате предложение. - Что?! – Маруся не выдержала, и всё-таки завопила. ШЕСТОЙ СЕЗОН. СЕРИЯ 55 Когда матушка вышла, Виталя не двинулся с места. Как загипнотизированный, рассматривал он шкаф, где засел его враг/друг/брат/Малахов. Обуздать этого шантажиста можно было, сдав его местонахождение матушке. Виталя сообразил это только сейчас. И что, выбежать следом? Завопить: «У меня в шкафу Малахов!»? А что Виталя выиграет? Матушка выгонит Жирного. Хоть какая, но это – компания. Ведь без него Глиста поглотит болото отчаяния! Витале вдруг стало очень жалко себя. Понимание собственного одиночества рухнуло на голову как бетонная плита. «Я ведь здесь, как в тюрьме!» – сообразил наследник. Сейчас он ненавидел весь этот обосранный лже-Жирным особняк, свою жизнь в нём. «Вот я грущу по Алёне, – открывалось Витале положение дел. – А она ведь мне не друг. Сокамерник!» И вот Витале надо бежать к ней, через всю Москву. Наследник вдруг понял, что оттягивает момент бегства, как тихий троешник – домашку по алгебре. Потому что – не хочется. Дверь шкафа открылась, вылез Жирный. В бороде у него застряли какие-то нитки, отчего возникала мысль, что он что-то там гнусное делал в Виталином шкафу, своим ебальником. – Чо, ушла матушка? – спросил Жирный. – Да, – хриплым от внезапной сухости в горле голосом подтвердил Виталя. – Пиздиться дальше будем? Виталя съёжился. Он действительно недодрался с Жирным. – Или ну его нахуй? – продолжало это чудовище голосом Малахова. И вот как ему сказать? Скажешь «нахуй», так ещё и задразнит, что, мол, ссыкло. Скажешь: «Не, давай пиздиться!» – и самому же навалят с большей долей вероятности. – Короче, ты такой жалкий тип, что даже пизды тебе давать жалко, – не особо дожидаясь ответа, продолжал этот мутировавший Жирный. – Ты чо – реально собрался уйти к своей тёлке? – Ну, а что ещё… – забормотал Виталя, остро ощущая свою неправоту. – Дя-а-а-ател! – завопил Жирный, хотя и шёпотом, но так, что его могли услышать. – Не ори! – застонал Виталя. – Аааа!!! Я не могу! Во дятлофан! Ааааа!!! – глумливо корчился Жирный, в облике телеведущего сделавшийся ещё отвратительнее. – А что мне – дома, что ли, оставаться, где меня… где со мной поступают так вот! – Пиздец ты долбоклюй! – заявил Жирный. – А дома-то зачем оставаться? – О чём ты вообще? – спросил Виталя. – Ты живёшь как ебанько! – безапелляционно заявил бывший толстяк. – Ты разуй глаза! Оглядись по сторонам, нахуй! Мир – огромен. Он дарит удовольствия. Ты, блять, миллиардер! Золотой мальчик! Какого, нахуй, хуя ты сидишь вот здесь. Женился ты на хуя? Какая, в пизду, жена, если тебе надо познать всех красивых тёлок мира? Любая, самая крутая тёлка будет твоей! По щелчку! Понимаешь? А ты вцепился в это убожество. Создал себе уёбищную зону комфорта и застыл, как муха в янтаре. Вроде, и драгоценное, но говно! – Так и что ты предлагаешь? – спросил Виталя. – Стань сам себе хозяином, чувак! – шёпотом провопил Жирный. – Ты же несусветно богат! Ты же ёбаный миллиардер. Ты, конечно, отдашь мне половину. Но и того, что останется тебе хватит на то, чтобы проёбывать лет пять подряд! Чувак, пять лет, как минимум, у тебя будет возможность ебать самых красивых тёлок мира! Мира! На них все дрочат, а ты их ебёшь! Прикинь? По десятку в день! Самые сисястые, самые клёвые тёлки – все твои. Никто не откажется! Не посмеет отказать! – Ну… – застыл Глист. «Почему я даже об этом не думал? – пытался понять он. – Наверное, события годичной давности так на меня повлияли». Он вспомнил тот кошмар, который начался сразу после шоу Малахова – жуткую пьянку с Киркоровым, как Малахов – может, даже именно это тело – выставил Виталю на улицу. Вспомнил и побоище тёлок в метро. «А ведь я действительно – могу выебать любую женщину на Земле, – понял Виталя. – Почему я не думал об этом раньше?» – Мы будем кутить вместе эти пять лет, чувак! Мы объездим весь мир! В каждом городе будем ебать по сто тёлок, я и ты! Предложение выглядело невыносимо соблазнительным. – Но как же мама? – спросил Виталя. – А что мама? Оставь ей сколько-нибудь для безбедной жизни. – А папа? А его Центр гельминтологии? – Ну, отслюнявь ему сколько-нибудь. И кончай хуйнёй страдать. Пора куражить. «И я чуть его не сдал матушке!» – угрызнула Виталю внезапная совесть. – А братец? – Да он вообще пусть на хуй идёт, – беззаботно сказал Жирный. «И действительно», – понял Виталя. Он не любил Даниила. Братские чувства если не умерли, то залегли в спячку с началом гнусного трансвеститского маскарада. – Зачем тебе они все? – продолжал искушать Жирный. – Они все – паразиты на тебе, чувак. Ты должен жить в своё удовольствие. И лучше поделись с братом, а то хуй-пойми-кто себе бабские шмотки на твоё бабло покупает, а брат родной, то есть, я, лапу сосёт? Жирный был прав. Притом, прав обжигающе – как крапивой по ебалу была его правда. – Я всё равно не могу! – простонал Виталя. – Что ты не можешь? – Ну, вот так своих кинуть. – Если не ты, то их кинет Малахов, под видом меня. А так хоть будет что вспомнить, чувак! Весь мир охуеет от нашей гульбы! Как Кокорин с Мамаевым мы будем отжигать! Мы даже их посрамим! Как Глист с Малаховым! Нас будут знать, чувак! В самых дорогих кабаках мира, в Монте-Карло каком-нибудь, перед нами будут выстилать алую дорожку, направлять к нам лучших блядей. Чо теряться? Оно всё рядом, надо только взять. – Я не могу! Не могу! – Значит, ты лошара и куколд! «Да! – понял Виталя. – Он прав. Как куколд наблюдает за тем, как кто-то пялит его жену, так и я наблюдаю, как тратят моё вообще-то бабло! Моё!» Юному гельминтологу даже подумалось, что если он, допустим, начнёт проёбывать наследство, то таять оно будет медленнее, чем в матушкиных руках. Эта мысль тоже была похожа на правду. – Возьми себя в руки, куколд! Разозлись! Покажи, чего ты стоишь! – Ебать ты поумнел, – сказал Виталя. – Жизнь заставила, – сакраментально изрёк Жирный. – Не хочу хвастаться, но я и ебусь каждый день. – Ты? – Ну, ясен фиг! – приосанился этот гнусный тип, да ещё и сально подмигнул. – Правда, часто приходится с кем попало. Но с тобой-то все тёлки вселенной будут наши! Ну! Почувствуй! Наваждение охватывало душу Витали Глиста, как пожар пересохшие поля. Ему, узнику золотой клетки, вдруг ударил в ноздри солёный, как похотливая пизда, воздух свободы. – Так что погнали! Тебе же матушка сказала, что препятствий не будет чинить. Вот и надо съябывать, пока не передумала. – Прямо сейчас? – Немедленно. – А… предупредить? – Кого? – Ну, Алёну, чтобы не ждала. – Нахуй, чувак! Пусть никто не знает, где ты будешь находиться. Пусть жена думает, что ты у родаков, а родаки – что у жены. А ты, как Владимир Ильич – работать, работать и работать. Бухать, торчать и ебаться! Или сидеть в комнатке, тупню про глистов хуярить. Выбирай! – Я выбираю… – начал было Глист, но замялся. – Ну? – Я выбираю… Выбираю… Свободу! – Ура, чувак! – оглушительным шёпотом завопил Жирный. – А теперь слушай! У меня есть план. Ох, не доверял Виталя планам Жирного. Но теперь даже самый бредовый из них имел шанс сбыться. Это был уже не тот Жирный. Новый Жирный источал ауру этакой бывалости, чувствовалось, что он побывал и в переделках, и где-то хлебнул жизненного опыта. Виталя чувствовал себя лохом. Ветер свободы с запахом пизды овевал юного наследника. После этого ветра жизнь больше не могла оставаться прежней. *** Тем временем в спальне Маруси разворачивалась не менее драматичная сцена. Даниил в платье пай-девочки протягивал кольцо Кате, которая сидела на постели, закутавшись в одеяло. – Ты охуел, что ли? – спрашивала Катя. – Я влюбился. Огромные губищи Даниила сложились в очаровательную улыбку. Явно тренировался – оценила Маруся. Она чувствовала такие вещи, со следами затраченных усилий. – Даниил, ты хорошо подумал? – вслух спросила пластмассовая мать. – Лучше не бывает, мама! После всего, что между нами произошло, я, как джентльмен, обязан жениться. На слове «джентльмен» Катя вдруг разрыдалась. – К тому же… как тебя?... Катя. Я знаю, что на самом деле ты – вовсе не Катя, – продолжал Даниил. – И откуда же ты это знаешь? – прищурилась Маруся. – Я подслушивал, – не моргнув, признался юный трансвестит. – Не стыдно?! – пискнула Катя. – Стыд мне не ведом, – отмахнулся Даниил. – Ты пойми, что мы подходим друг другу. Ты – чужая в своём теле. И я – в своём. Мы сложные существа – ты и я. И мы созданы друг для друга. Нам надо быть вместе. Это любовь. И мы с тобой создадим небывалый союз мужского и женского начал. Представь, какую семью мы образуем! Я – муж – буду ходить исключительно в платьях. А ты – как хочешь. – Ты ебанько, – сказала Катя, даже не догадываясь, что ровно в эти мгновения другая инкарнация Саши Жирного произносит те же слова в адрес Даниилова брата. «Ебанько» наложилось на другое «ебанько», создался резонанс и тут же распался. – То есть, ты мне типа в любви признаёшься? – спросила Катя. – Ну, конечно! – просиял Даниил. – На словах-то у таких, как ты, любовь. А на самом деле тебя ебёт трансвестит. Охуеть любовь. – Так, девочки, прекратите, – вмешалась Маруся. – Или мальчики. Я уже запуталась. Давайте-ка спать. Даниил, Катя ляжет спать в твоей мужской комнате. Ты не против? – Пусть, конечно! Этот засранец очень легко согласился. К бабке не ходи – ночью (хотя уже, скорее, под утро) пойдёт в атаку. – Но Катя запрётся изнутри. И не пытайся войти к ней. – Как скажешь, мама, – плотоядно облизнулся Даниил. – Я терпеть не могу эту комнату. Она напоминает мне о прошлом, с которым я не желаю иметь ничего общего. «Ну, я тебе задам! – подумала Маруся, ощущая в этот момент глухую ярость. – Не желает он иметь ничего общего. Как же!» – Сиди здесь! – сказала Маруся Даниилу, выводя закутанную в одеяло Катю. В коридоре было тихо. Впрочем, из комнаты Витали доносились какие-то звуки. Какой-то шёпот. Маруся задушила в себе мысль о том, чтобы зайти к старшему сыну. Хватит с неё сегодня потрясений. Никуда он не денется. А утро вечера мудренее. Утром она со всем ворохом проблем разберётся. Не сейчас. |