Раса,Нация,Класс. Раса, нация, класс
 Скачать 1.36 Mb.
|
|
часть стоимости, произведенной ими, уступают другим. В этом смыс- ле при капиталистическом способе производства существуют лишь буржуа и пролетарии. Эта поляризация является структурной. Давайте разберемся с тем, какие изменения привносит этот подход в понятие «пролетарий». Им устраняется в качестве определяющей характеристики пролетария выплата производителю заработной пла- ты. Сама отправная точка этого подхода иная: производитель создает стоимость - что происходит с ней далее? Логически существуют три возможности. Либо им «получается» (т. е. сохраняется) вся эта стой- 142 И. Валлерстайн мость, либо ее часть, либо вообще ничего. Если он не сохраняет ее целиком для себя, но «передает» всю ее или ее часть кому-то другому (человеку или «предприятию»), то в обмен он может получить или вообще ничего, или товары, или деньги, или товары и деньги. Если производитель действительно сохраняет за собой всю стои- мость, производимую им на протяжении всей его жизни, то он не уча- ствует в капиталистической системе. Однако в рамках капиталистиче- ской миро-экономики такой производитель - это явление много более редкое, чем мы думаем. Даже так называемые «натуральные хозяйст- ва», как весьма часто оказывается, так или иначе передают произве- денную прибавочную стоимость кому-то другому. Если мы исключим эту группу, то другие логические возможности составят реестр из восьми возможных типов пролетариев, из которых только один оказывается соответствующим классической модели: рабочий, который передает всю созданную им стоимость «собствен- нику», а взамен получает деньги (то есть заработную плату). Другими вариантами окажутся такие знакомые нам типы, как мелкий произво- дитель (или крестьянин-»середняк»), фермер-арендатор, издольщик, батрак-поденщик, раб. Естественно, существует и другое измерение, в котором соопреде- ляется каждый из этих «типов». Это измерение вопроса о той степени, в какой работающий вынужден принимать на себя исполнение так или иначе определенной производственной роли под давлением рын- ка (случай, цинично называемый нами «свободным» трудом) или же в силу действия того или иного политического аппарата (случай, более откровенно обозначаемый нами как «принудительные» или «обяза- тельные» работы). Другой вопрос - это длительность контракта: за- ключается ли он на день, на неделю, на год или пожизненно. Третий вопрос состоит в том, может ли соотнесенность производителя с тем или иным конкретным собственником быть перенесена на другого собственника без согласия на то самого производителя. Степень принуждения и длительность контракта соопределяют способ оплаты. Так, например, «мита» в Перу XVII века была прину- дительным - но ограниченным временным периодом - оплачиваемым деньгами трудом. В случае работ по договору об ученичестве ученик передавал мастеру всю произведенную им стоимость, получая в об- мен, главным образом, товары; договор при этом заключался на опре- деленный срок. Батрак, в свою очередь, также передавал нанимателю всю произведенную им стоимость, теоретически получая за это день- ги, на практике же - товары; причем его контракт теоретически за- 7. Конфликт классов в миро-экономике 143 ключался на год, практически же - на всю жизнь. Различие между батраком и рабом существует, конечно же, «в теории», но в двух мо- ментах проявляется и на практике. С одной стороны, помещик мог «продать» раба, но, как правило, не мог продать батрака; а с другой стороны, если третье лицо предоставляло батраку деньги, то послед- ний был вправе разорвать свой контракт, что было невозможно в слу- чае раба. Я предложил эту морфологическую схему не ради нее самой, но чтобы прояснить определенные процессы в капиталистической миро- экономике. Существуют существенные различия между разными формами труда в плане их экономических и политических последст- вий. С экономической стороны, я думаю, можно сказать, что из всех процессов труда, которые могут контролироваться простым образом (то есть с минимальными издержками), - денежно оплачиваемый труд, скорее всего, является наиболее высокооплачиваемым. Следова- тельно, тот, кто присваивает прибавочную стоимость, должен предпо- читать везде, где это только возможно, другие формы отношений с производителем. Однако очевидно, что процессы труда, требующие дорогостоящего контроля, оказываются менее затратными, если ка- кая-то часть прибавочной стоимости, которая иначе направлялась бы на этот дорогостоящий контроль, возвращается производителю. Са- мый простой способ осуществления этого - введение заработной пла- ты. Таково историческое (и актуальное) основание существования системы денежной оплаты труда. Поскольку денежная оплата труда, с точки зрения буржуазии, есть довольно затратный способ его организации, то легко понять, почему оплачиваемый деньгами труд никогда не являлся единственной, а до недавнего времени даже не был основной формой организации трудо- вого процесса в капиталистической миро-экономике. В капитализме, однако, имеются свои противоречия. Одно из этих базовых противоречий заключается в том, что нечто, являющееся вы- годным в ближайшей перспективе, не обязательно оказывается вы- годным в перспективе долгосрочной. Способность роста системы в целом (необходимая для поддержания ставки дохода) регулярно бло- кируется ограниченностью мирового спроса. Одним из способов вый- ти из этого тупика является социальная трансформация определенных процессов производства путем перехода на систему денежной оплаты труда. Это приводит к увеличению доли производимой стоимости, сохраняемой за ее непосредственным производителем, и тем самым - 144 И. Валлерстайн к росту мирового спроса. В результате на протяжении всей истории капиталистической миро-экономики общий процент распространения денежной оплаты труда как форма его организации постоянно возрас- тал. Именно эта тенденция и обозначается обычно как «пролетариза- ция». То, какая именно форма организации труда задействуется, сказы- вается также и существенными политическими различиями. В под- тверждение этому можно указать на то, что в результате роста реаль- ного дохода производителей и расширения их формальных прав до определенного момента расширяется и классовое сознание пролета- риата. Я говорю «до определенного момента», потому что на опреде- ленном уровне роста доходов и «прав», «пролетарий» реально пре- вращается в «буржуа» и сам начинает проживать прибавочную стоимость, производимую другими, - что прежде всего сказывается в изменении его классового сознания. Возникновение в XX веке такого социального типа, как бюрократ/специалист, дает ясный пример этого качественного сдвига, который иногда становится действительно на- глядным в изменении стиля жизни отдельных подгрупп. Но даже если этот способ рассмотрения категорий «буржуа» и «пролетарий» и оказывается вполне применимым для определения ролей «крестьян», «мелких буржуа» и «нозого рабочего класса», то оказывается ли он сколь-нибудь полезным для анализа «национально- го вопроса» и понятий «центра» и «периферии». Чтобы определиться в этом отношении, нам нужно обратиться к довольно популярному сегодня вопросу о роли государства при капи- тализме. Основная роль государства как института капиталистической миро-экономики заключается в содействии рыночным интересам од- них в ущерб других - т. е. в сведении «свободы» рынка к минимуму. Каждый - поскольку он сам облагодетельствован этим перекосом - рад выступать в защиту такого порядка вещей; и каждый - в той мере, в какой он претерпевает убытки - готов противостоять ему. Весь во- прос в том, кто оказался крайним. Эти способы содействия интересам частных лиц многочисленны. Государство может перераспределять доходы, изымая его у одних и отдавая другим. Оно может налагать такого рода ограничения на дос- туп к рынку (товаров или труда), что в выигрыше окажутся лишь не- многие - или даже единичные - из избранных. Оно может препятст- вовать людям организованно влиять на действия государства. И ко- нечно же, оно может действовать не только в рамках своей юрисдик- ции, но и за ее пределами. Оно может делать это законно (в соответ- 7. Конфликт классов в миро-экономике 145 ствии с правовыми нормами пересечения границ) или незаконно (вмешиваясь во внутренние дела другого государства). Война в этом плане, конечно же, есть не более чем один из способов решения про- блем. Здесь важно понять то, что государство есть организация особого рода. Его «суверенитет», это понятие современного мира, является заявкой на монополизацию (упорядочивание) легитимного примене- ния силы внутри своих границ, притом что само оно и так находится в относительно сильной позиции для эффективного влияния на потоки производственных факторов. Очевидно также, что интересам отдель- ных социальных групп можно содействовать, действенно изменяя границы государства - отсюда, равно, возникают и сепаратистские («автономистские»), и аннексионистские («унионистские») движения. Именно эта реальная способность, которой располагают государ- ства для осуществления воздействия на поток производственных фак- торов, и задает политический остов структурному разделению труда в капиталистической миро-экономике как целом. Нормальные рыноч- ные расчеты могут, конечно, объяснять возвращение изначальных тенденций к специализации (естественные или социоисторические преимущества для производства тех или иных товаров), но именно система государства задает форму, придает толчок и масштаб этим тенденциям; и именно задействование государственной машинерии повторяющимся образом востребуется для пересмотра схемы между- народного разделения труда. Более того, способность государств воздействовать на экономиче- ские потоки становится все более неравным. Государства центра ста- новятся более сильными, чем государства периферии, и используют эту разницу сил для ограничения свободы межгосударственного пере- движения потоков. В частности, государства центра исторически со- действовали тому, что повсюду и всегда деньги и товары циркулиру- ют по миру более «свободно», чем рабочая сила. В результате этого государства центра оказываются выигрышной стороной в происходя- щем «неравном обмене». На деле неравный обмен просто является составляющей всемирно- го процесса присвоения избытка. Мы с самого начала промахнемся в нашем анализе, если буквально воспримем модель одного пролетария, соотносящегося с одним буржуа. В действительности прибавочная стоимость, создаваемая непосредственным производителем, проходит целую цепочку людей и обществ. Прибавочная стоимость, произво- димая одним пролетарием, следовательно, разделится между многими 146 И. Валлерстайн буржуа. Точная доля различных групп, участвующих в этом сериаль- ном разделе, (владельцев собственности, коммерсантов, промежуточ- ных потребителей) переопределяется в соответствии с многочислен- ными историческими изменениями и сама является принципиальной аналитической переменной функционирования капиталистической миро-экономики. Эта цепь распределения прибавочной стоимости нередко (часто? почти всегда?) пересекает национальные границы, и если в этом про- цессе задействуете* государство, то его вмешательство всегда ориен- тировано на увеличение доли буржуа государств центра. Таков нерав- ный обмен: механизм универсального процесса присвоения приба- вочной стоимости. Одним из социогеографических следствий существования этой системы является неравное распределение буржуазии и пролетариата по разным государством: процент буржуазии более высок в государ- ствах центра, чем в государствах периферии. Более того, существуют систематические различии в типах буржуа и пролетариев, преобла- дающих в этих двух зонах. Например, процент пролетариев, полу- чающих денежную оплату за свой труд, систематически более высок в государствах центра. Так как государства являются первичной ареной политического конфликта в капиталистической миро-экономике, и так как функцио- нирование этой миро-экономики таково, что национальные классовые составы в ней чрезвычайно разнятся, то легко понять, почему полити- ки государств, занимающих различные позиции по отношению к ми- ро-экономике, оказываются столь несхожими. Отсюда также легко понять, почему использование политической машины того или иного государства для изменения социального состава и миро- экономической функции национального производства само по себе еще не преобразует капиталистическую миро-систему как таковую. Однако ясно и то, что эти разнообразные национальные усилия по изменению структурной позиции того или иного государства (то, что мы зачастую ошибочно называем «развитием») тем не менее влияют на миро-систему и на деле - в долгосрочной перспективе - реально преобразуют ее. Но это происходит только через посредство прояв- ляющейся переменной их воздействия на сознание класса пролетари- ев на мировом уровне. То есть, «центр» и «периферия» - это только выражения, обозна- чающие решающий момент системы присвоения буржуазией приба- вочной стоимости. Упрощая до предела, можно сказать, что капита- 7. Конфликт классов в миро-экономике 147 лизм - это система, где прибавочная стоимость, производимая проле- тарием, присваивается буржуа. Когда этот пролетарий находится в другой, по отношению к буржуа, стране, то одним из механизмов со- действия процессу присвоения оказывается манипуляция движением потоков через границы государств. В результате появляются модели «неравного развития», которые и резюмированы в понятиях «центра», «полупериферии» и «периферии». Это - интеллектуальный инстру- мент, который поможет проанализировать множественность форм классового конфликта в капиталистической миро-экономике. 8. МАРКС И ИСТОРИЯ: ПЛОДОТВОРНОЕ И НЕПЛОДОТВОРНОЕ ПРОЧТЕНИЕ И. Валлерстайн Как правило, большинство исследователей (и в частности исследова- тели-марксисты) выказывают склонность ставить во главу угла своих интерпретаций скорее неоднозначные историографические идеи Мар- кса, разворачивая же соответствующий анализ, с легкостью пренебре- гают его наиболее оригинальными и плодотворными идеями. Воз- можно, это и не неожиданно, но и не очень полезно. Они говорят - у каждого свой Маркс, что, конечно же, правда. На деле, я бы даже добавил, что у каждого - два его Маркса, о чем и на- поминают нам дебаты последних тридцати лет о наследии молодого Маркса, эпистемологическом разрыве и пр. Однако мои два Маркса не находятся в хронологической последовательности: разница между ними коренится в фундаментальном внутреннем противоречии внутри самой марксовской эпистемологии, откуда и возникают две различ- ные историографии. Так, с одной стороны, Маркс - это беззаветный борец против бур- жуазной либеральной мысли с ее антропологией, центрированной на понятии человеческой природы, с ее кантовскими категорическими императивами, с ее верованиями в медленное, но неизбежное улуч- шение человеческого естества, с ее озабоченностью индивидуальны- ми поисками свободы. В противоположность этому понятийному на- бору, Маркс утверждал существование множественных социальных реальностей, каждая из которых обладает особой структурой и распо- ложена в отдельном мире, определенном своим способом производст- ва. Задачей для него было раскрыть то, как именно эти способы про- изводства функционируют за их идеологическими покровами. Откуда следовало то, что именно верование в существование «всеобщих за- конов» как раз и препятствует постижению конкретных характери- стик отдельных способов производства, обнаружению скрытых меха- низмов их функционирования и в конечном итоге ясному осознанию их исторической перспективы. С другой стороны, Маркс принимал универсализм, поскольку при- держивался идеи неумолимости исторического прогресса с ее линеар- ной антропологией. В этой интерпретации способы производства как бы выстраивались в ряд - подобно построению школьников по росту, 8. Маркс и история 149 - а именно в соответствии со степенью развития производительных сил. (Отсюда ясна причина общего смущения, вызываемого понятием азиатского способа производства, как бы играющего роль строптивого ученика, не желающего подчиняться общим правилам и строиться как положено). Этот второй Маркс, очевидно, гораздо более преемлим для либе- ралов, и с ним они всегда были готовы договориться - как интеллек- туально, так и политически. Первый же Маркс много более неудобен. Его либералы боятся и отвергают, отказывая его построениям в ин- теллектуальной правомерности. Искуситель или спаситель, но един- ственно этот первый Маркс представляется мне интересным и до сих пор актуальным. На кону в этом противопоставлении двух Марксов находятся раз- личные ожидания в отношении капиталистического развития, питае- мые противоположными историческими мифами. Историю капита- лизма мы можем выстраивать, ориентируясь на фигуру одного из двух ее протагонистов: либо победоносного буржуа, либо низверженных масс. Какая из этих двух фигур является ключевой для пяти столетий истории капиталистической миро-экономики? И каким образом нам следует оценивать эпоху исторического кпитализма? Как позитивную в глобальном плане, поскольку она приводит, диалектически, к собст- венному отрицанию и снятию, Aufhebungl Или же как глобально нега- тивную, поскольку она несет обнищание для подавляющего большин- ства мирового населения? То, что именно такой выбор оптик отражается в любом детальном анализе, представляется мне вполне очевидным. В подтверждение процитирую лишь один пример - делаемое мимоходом замечание одного из современных авторов. И цитирую я его именно потому, что ремарка эта делается попутно, можно сказать, со всей возможной не- винностью. Так, в своем компетентном и проницательном разборе экономических идей Сен-Жюста периода Французской революции этот автор приходит к выводу, что Сен-Жюста скорее следует назвать «анти-капиталистом», каковым обозначением также имелся бы в виду и промышленный капитализм. Затем он добавляет: «В этом отноше- нии можно сказать, что Сен-Жюст был менее прогрессивен, чем неко- торые его предшественники и современники». 1 Но почему же «менее» прогрессивен, а не как раз таки «более»? Суть вопроса именно в этом. Конечно, Маркс был человеком Просвещения, смитианцем, яко- бинцем и сен-симонианцем. Он сам об этом говорил. Как и все дос- тойные левые интеллектуалы XIX века, он до мозга костей был про- |