Раса,Нация,Класс. Раса, нация, класс
 Скачать 1.36 Mb.
|
|
тема менее всего (а не более) защищена, поскольку покоится на очень тонком и слабом основании. Угнетенные могут смиряться с тем, что ими управляют люди, рожденные для того, чтобы править, и что они получают за управление ими вознаграждение. Но подчиняться и воз- награждать людей, единственное (и то сомнительное) акцентируемое достоинство которых состоит в том, что они якобы умнее - это уже невыносимо. Покровы становятся все более прозрачными и эксплуа- тация становится все более явной. Рабочие, не имея над собой ни ца- ря, ни патерналиста-капиталиста, способных умерить их гнев, стано- вятся все более склонны объяснять эксплуатацию и все свои беды, исходя из своих узких интересов. Это то, о чем говорил Бейджхот и Шумпетер. Бейджхот еще надеялся на то, что королева Виктория най- дет способ выпутаться из трудной ситуации. Шумпетер, живший поз- же, и не в Лондоне, а в Вене, преподававший в Гарварде и сам став- ший свидетелем этих процессов, был намного более пессимистичен. Он знал, что теперь, когда буржуа уже не может стать аристократом, падение этой системы не заставит себя слишком долго ждать. 10. ОТ КЛАССОВОЙ БОРЬБЫ К БОРЬБЕ БЕСКЛАССОВОЙ?* Э. Балибар Прежде всего исследуем саму форму вопроса, поставленного участ- никами этого коллоквиума, вопроса «Whither Marxism?», «Куда идет марксизм?» В такой форме вопрос ставит под сомнение не только со- временное состояние марксизма, но и его конечную цель и жизнеспо- собность. В 1913 году, в знаменитой статье «Исторические судьбы учения Карла Маркса» 1 Ленин предложил периодизацию всемирной истории, в качестве центрального события которой провозглашалась Парижская коммуна. Этим событием датируется появление на свет «закона», позволяющего хорошо ориентироваться в «мнимом хаосе истории» - закона классовой борьбы, который в эпоху, начавшуюся с Коммуны, сформулировал Маркс. И это совпадение времени форму- лирования закона с началом новой эпохи было для Ленина столь зна- чительным, что он с уверенностью утверждал: «Диалектика истории такова, что теоретическая победа марксизма заставляет врагов его переодеваться марксистами». Другими словами, марксизм утверждал- ся в качестве господствующего «мировоззрения». Десятилетиями со- циалистические революции только и делали, что внушали эту уверен- ность миллионам людей, вовсе не глупых и не властолюбивых. Пара- доксальным образом, если исключить солидный корпус идеологизи- рованных функционеров в тех странах, где марксизм является офици- альным учением (но верят ли в него сами эти функционеры?), такой тип уверенности сегодня сказывается разве что в обличениях не- скольких теоретиков неолиберализма, для которых малейшая доля социальной политики «государственного обеспечения» уже означает проявление марксизма. Для всех остальных более очевидным, скорее, представляется упадок марксизма: the withering away of marxism! Так давайте разберемся, чего стоит эта новоявленная ортодоксия? Я не намерен прямо отвечать на этот вопрос, прежде всего потому, что он плохо поставлен. Мне кажется, что для нас важнее выявить те противоречия, что оказались сокрытыми этими последовательными «утверждениями предвосхищаемой достоверности» (как говорил Ла- кан и ), и работа с ними. В идеале, мы хотели бы изменить сами осно- 10. От классовой борьбы ... 183 вания полемики. Но стоит начать с некоторых замечаний по поводу метода. Во-первых, фактом элементарной логики является то, что на во- прос «Куда идет марксизм?» сам марксизм как теория не может предложить никакого позитивного ответа. Он не может даже дать ориентиры для такого ответа. Это означало бы, что марксизм познал бы свой собственный «смысл». Мы можем требовать от марксизма (и даже этого еще не сделано), чтобы он изучил влияние на свою док- тринальную историю тех социальных движений, в которых он был задействован, а с другой стороны, проанализировал последствия са- мих исторических ситуаций, в которых он выступал как «материаль- ная сила». Но поверить в то, что марксизму удалось познать результа- ты своей понятийной диалектики или результаты «реальной» диалек- тики его «становления миром», мы не можем. Мы можем только раз- мышлять над этими вопросами, размышлять в философском смысле, то есть не допуская заранее существующих правил (Лиотар). Учиты- вая, что любая рефлексия не совпадает со своим объектом, поскольку она «имманентна» процессу, который собирается изучать. Во-вторых, существует диалектический тезис, очень общий и по- этому почти неоспоримый, который мы можем непосредственно при- ложить к марксизму, поскольку марксизм существует (существует как теория, идеология, форма организации, предмет споров...): «Все существующее достойно гибели» (цитата из «Фауста» Гёте, приме- ненная Энгельсом к «гегелевской системе» "'). И поэтому марксизм, во всех своих существующих проявлениях, неизбежно должен рано или поздно погибнуть. Включая его теорию. И если марксизм куда-то и «идет», то ни к чему иному, как к своему собственному разруше- нию. Добавим к этому другой тезис (на этот раз из Спинозы i y ): «Су- ществует не один способ погибнуть». Некоторые из этих способов означают чистое и простое исчезновение без остатка. Другие - преоб- разование, смену чем-то иным или революцию: когда нечто продол- жает существовать в форме своей противоположности. Ретроспектив- но (и только ретроспективно) изучив гибель марксизма, мы сможем узнать, что его составляло. Если же мы, тем не менее, выдвигаем ги- потезу, что процесс «гибели» уже идет, и даже весьма продвинулся — думать так позволяет далеко не один признак, - то вступает в свои права интеллектуальное осмысление нашего положения: мы можем взять на себя риск найти теоретико-практическое зерно смысла, от которого зависит итог этого процесса, и разрабатывать его в опреде- ленном направлении. I 184 Э. Балибар Третье замечание. Историческое влияние марксизма, как оно пред- ставляется нам в перспективе его разработки, его практического при- менения, его институционализации и его «кризиса», - являет собой на удивление противоречивую картину. И даже вдвойне противореча- в у ю - С одной стороны, не претендуя на точное определение момента, в который произошло это событие (может быть, в тот момент, когда некоторые коммунистические партии перестали ставить своей целью «диктатуру пролетариата» - слишком поздно, в одном смысле, и слишком рано, в другом), очевидно, что «предвидения» и революци- онная «программа» марксизма как таковые никогда не были реализо- ваны, по той простой причине, что «условия», на которых они осно- вывались - определенная конфигурация классовой борьбы и капита- лизма - уже не существовали: капитализм уже «пошел дальше» этих условий, и таким образом «пошел дальше» самого марксизма. Однако никакой серьезный анализ модальностей этого преодоления не может не учитывать, что отчасти (и даже по большей части) оно оказалось косвенным результатом действенности марксизма: особенно в той мере, в какой «реструктуризация» капитализма в XX веке была отве- том и контратакой на советскую революцию (этот законный или счи- тающийся законным отпрыск марксизма) и прежде всего на ее про- должение в рабочих движениях и борьбе за национальную независи- мость. Таким образом, марксизм принял участие в упразднении своей собственной перспективы будущего. С другой стороны, марксизм - или определенная разновидность марксизма, но мы не можем априори отвергать их общность - уверен- но заявляли о своей реализации в «социалистических революциях» и в «построении социализма». Сколь бы велики здесь ни были смещения, известные тем, кто хорошо знает теорию и перспективную модель «перехода», общества «реализованного социализма» опирались на марксизм, чтобы официально заявить о себе как о «бесклассовых» обществах или, по крайней мере, как об обществах «без классовой борьбы». Прежде всего в этой нормативной форме нечто от марксизма необратимо перешло в действующие институты. Тем не менее эти общества в период после Второй мировой войны никак нельзя назвать обществами без истории, обществами политически неподвижными; и такое положение дел отчасти обязано своим существованием той ост- рой форме, которую периодически принимает внутри них классовая борьба в самом классическом виде (борьба рабочих), и даже борьба революционных классов (Китай, Польша), тесно связанная с демокра- 10. От классовой борьбы ... 185 тическими сражениями, направленными против их монополистских государственных партий. Здесь возникает еще один парадокс: мар- ксизм, как проблематика социальных антагонизмов, все время появля- ется раньше своего собственного «завершения». Отсюда - единственное пересечение марксизма с разделениями и социальными формациями нашего исторического настоящего: похо- же, что отношение к марксизму «раскалывает» современный мир, но в то же время похоже, что классовая борьба, которая объявляется «за- коном» или принципом постижения, всегда оказывается не там, где ее ищут. Перейдем, наконец, к нашей центральной теме. Говоря коротко, совершенно очевидно, что идентичность марксизма полностью зави- сит от определения, от возможности и пригодности его анализа клас- сов и классовой борьбы. Вне этого анализа нет марксизма - ни как специфического теоретического осмысления общественной жизни, ни как выражения «политической» стратегии исторической деятельно- сти. И наоборот, какая-то часть марксизма может рассматриваться как неизбежная до тех пор, пока классовая борьба остается принци- пом постижения общественных изменений: если не как единственное «фундаментальное определение» или «двигатель» исторического раз- вития, то по крайней мере как непримиримый антагонизм, в силу уни- версальности которого от него не может абстрагироваться никакая политика. Независимо от поправок, которые вносятся в ее описание и в ее определенным образом ориентированные «законы». Но именно здесь возможно опровержение и доказательство того, что марксизм запутался в своей фактической очевидности. Некоторые из понятий, связанных воедино и кажущихся логичными, оказались банализованы до крайности: например, «революция» или «кризис». И наоборот, «классовая борьба», по крайней мере в «капиталистиче- ских» странах, исчезла со сцены: или потому что объявляющие о ней, как кажется, все меньше участвуют в общественной деятельности, или же - и здесь одно дополняет другое - потому, что на практике в самых важных конфигурациях политической жизни сами классы в значи- тельной мере потеряли свою видимую идентичность. Классовая борь- ба стала похожа на миф. Миф, сфабрикованный теорией, спроециро- ванный на реальную историю идеологией организаций (прежде всего рабочих партий) и более или менее полно «интериоризованный» раз- нородными социальными группами, которым он дал возможность осознать себя как носителей прав и притязаний в условиях, сегодня по большей части преодоленных. Но если классы обладают только ми- 186 Э. Балибар фической идентичностью, как может остаться реальной классовая борьба? Верно, что констатировать «кризис марксизма» можно различны- ми способами. Самый грубый из них состоит в пересмотре истории последних двух веков с целью продемонстрировать, что поляризация общества на два (или три) антагонистических класса всегда была ми- фом: ее существование может быть описано только историей и психо- логией политического воображаемого. Но можно сказать, что схема антагонизма классов по крайней мере приблизительно соответствовала реальности «индустриальных об- ществ» конца XIX века. Но мало-помалу обстоятельства изменились: с одной стороны, введены общие условия оплаты труда, труд интел- лектуализируется, развивается сфера обслуживания - то есть исчезает «пролетариат»; с другой стороны, завершается процесс разделения функций собственника и управляющего, увеличивается обществен- ный (то есть государственный) контроль над экономикой - то есть исчезает «буржуазия». С тех пор как «средние классы», «мелкая бур- жуазия», «бюрократия», «новые слои наемных работников» - эта веч- ная головная боль для теории и политики, над которой марксизм не перестает биться, - в конце концов заполнили большую часть картины и маргинализировали типические фигуры рабочего и хозяина- капиталиста (даже если эксплуатируемый труд и финансовый капи- тал никуда не исчезли), классы и классовая борьба становятся поли- тическим мифом, а марксизм - мифологией. Но некоторые исследователи продолжают задаваться вопросом, не является ли грандиозным обманом заявлять об исчезновении классов в тот момент (семидесятые и восьмидесятые годы) и в том контексте (всемирный экономический кризис, сопоставляемый экономистами с кризисом тридцатых годов), когда налицо целая серия общественных явлений, относимых марксизмом к эксплуатации и классовой борьбе: массовая пауперизация, безработица, ускоренная деиндустриализация старых «бастионов» капиталистического производства, то есть разру- шение капитала, совпадающее со вспышкой финансовой и денежной спекуляции. В то же время появились государственные политики, за- рабатывающие очки на якобы марксистском взгляде, которые пред- ставляют себя «классовыми» политиками, то есть возвышенно гово- рят уже не об общих интересах (понимаемых как коллективные и да- же как общественные интересы), но об императивах здорового пред- принимательства, экономической войны, рентабельности «человече- 10. От классовой борьбы ... 187 \ ского капитала», мобильности людей. Разве они не олицетворяют классовую борьбу? Но чего здесь недостает (как справедливо высказалась С. де Брю- нофф), так это взаимосвязи общественного, политического и теорети- ческого. Поэтому очевидность классовых антагонизмов трансформи- руется в непрозрачность. Без сомнения, неолиберальные и неоконсер- вативные политики завязают в проблемах социальной неуправляемо- сти, нестабильности интернациональных отношений, противоречиво- сти своего собственного популизма (и своего собственного морализа- торства) - но они добиваются бесспорных негативных успехов в раз- рушении и делегитимации институциональных форм рабочего движе- ния, организованных форм классовой борьбы. Тот факт, что эти по- пытки деструкции должны были быть хорошо продуманными и на- стойчивыми, свидетельствует о том, что марксистский миф некото- рым образом препятствовал своему ниспровержению. Но эти негатив- ные успехи стали реальностью тогда, когда в большинстве капитали- стических центров рабочее движение уже имело за собой долгую ис- торию организованной деятельности, десятилетия опыта практиче- ской борьбы и теоретических дебатов. Получилось так, что рабочая борьба последних лет, самая жесткая и самая мощная (английские шахтеры, французские металлурги и железнодорожники), в большин- стве случаев представала в форме борьбы отраслевой (то есть «корпо- ративной») и оборонительной, как принципиальное, но бессмыслен- ное сражение за коллективное будущее. И в то же время социальное противостояние приняло ряд других форм, и некоторым из них, не- смотря на их институциональную нестабильность или благодаря ей, придается намного большее значение. Это относится к конфликтам поколений, конфликтам, связанным с технологической угрозой окру- жающей среде, конфликтам «этническим» или «религиозным»; «эн- демическим» формам войны и транснационального терроризма. Перед нами, возможно, самая радикальная форма «исчезновения классов»: не чистое и простое затухание социально-экономической борьбы и. стоящих за ней интересов, но потеря ею центрального места в политике, ее рассеяние по поверхности многообразной социальной конфликтности, где вездесущность конфликта не сопровождается ни- какой иерархизацией, никаким заметным разделением общества на «два лагеря», никакой «последней инстанцией», определяющей об- стоятельства и эволюцию, каким-либо иным вектором трансформа- ции, кроме как проблематичными последствиями технологического принуждения, идеологических страстей и государственных интересов. |