Раса,Нация,Класс. Раса, нация, класс
 Скачать 1.36 Mb.
|
|
трудно показать, что его последствия окружают нас повсюду. Прежде всего потому, что не вся французская колонизация в прямом смысле слова исчезла (некоторые «территории» и их «туземцы»-полугражда- не сохранились и после деколонизации). А также потому, что неоко- лониализм - это реальность, которую нельзя игнорировать. Наконец, и это самое важное, потому что преимущественные «объекты» совре- менного расизма - рабочие-уроженцы старых французских колоний и их семьи - вообще появились в результате колонизации и деколони- зации и ныне сосредотачивают на себе как сохранившееся с импер- ских времен презрение, так и озлобленность представителей нации, лишившейся былого могущества, - озлобленность, доходящую до фантазматической одержимости местью. Но этих преемственностей недостаточно для того, чтобы охарактеризовать ситуацию. Они опо- средованы (как сказал бы Сартр) или сверхдетерминированы (как го- ворил Альтюссер) рефлексией в национальном пространстве (разли- чающейся в зависимости от социальных групп и идеологических по- зиций) на более весомые события и исторические тенденции. И здесь, пусть даже в абсолютно чужеродной нацизму модальности, имеет место некий разрыв. Или, скорее, непрекращающиеся последствия разрыва, произошедшего достаточно быстро, но на глубинном уровне двусмысленного. На первый взгляд может показаться, что колониальный расизм яв- ляется по преимуществу примером «внешнего расизма», крайнего варианта ксенофобии, совмещающего страх и презрение и усиленного сознанием, что колонизаторы всегда убеждаются, вопреки их притя- занию на установление долговечного порядка, в том, что этот порядок покоится на обратимом отношении сил. Именно эта характеристика позволяет по многим пунктам противопоставить друг другу колони- альный расизм и антисемитизм, а также подавление и истребление 3. Расизм и национализм 55 (каковое противопоставление в связи с «окончательным решением еврейского вопроса» в нацизме ретроспективно проецировалось на всю историю антисемитизма). Таким образом, существуют два прин- ципиально несовместимых типа (что, не без доли еврейского нацио- нализма, позволяет с уверенностью сказать, что «антисемитизм - это не расизм»): с одной стороны, расизм, который стремится истребить внутреннее меньшинство, не просто «ассимилированное», но с самого начала ставшее неотъемлемой частью культуры и экономики европей- ских наций; с другой стороны, расизм, который продолжает попытки, юридические и фактические, лишить гражданства, доминирования в культуре, общественного влияния большинство, покоренное силой, то есть «исключить» его абсолютно (что отнюдь не мешает осуществле- нию патерналистской программы разрушения «туземных» культур и привития «элитам» колонизированных наций образа жизни и мысли колонизаторов). Нужно заметить, что «внешнее» положение «туземного» населения в колонизации, - или же представление о нем как о внешнем по расо- вому признаку, даже если оно использует и привлекает для своего дискурса очень древние образы «различия», - вовсе не является дан- ностью. На самом деле оно производится и воспроизводится в про- странстве, созданном самими завоеваниями и колонизацией, с его конкретными структурами управления, принудительного труда, угне- тения по половому признаку, то есть созданном на основании опреде- ленных внутренних механизмов. Без этого нельзя объяснить ни дву- смысленность двойного движения ассимиляции и исключения «ту- земцев», ни способа, каким «недочеловечность», приписываемая ко- лонизованному населению, стала определять его собственный образ, развитый нациями-колонизаторами в эпоху раздела мира. Наследие колониализма на деле - зыбкая комбинация непрерывной экстериори- зации-овнешнения и «внутреннего исключения». Это также можно констатировать, если рассмотреть тот способ, которым формируется комплекс империалистического превосходства. Колониальные касты различных национальностей (англичане, французы, голландцы, пор- тугальцы и др.) сообща создали идею «белого» превосходства и его цивилизационных интересов, которые нужно защищать от «дикарей». Это представление - «бремя белого человека» - внесло решающий вклад в создание современного понимания европейской или западной наднациональной идентичности. В той же степени верно, что сами эти касты постоянно были вовлечены в то, что Киплинг назвал «великой игрой», то есть не прекращали провоцировать «своих» туземцев на 56 Э. Балибар восстания друг против друга и, с другой стороны и прежде всего, сла- вить себя самих за свою особую гуманность, соревнуясь в этом между собой и проецируя образ расизма на колониальные практики своих соперников. Французская колонизация заявляла о себе как об «асси- милирующей», английская - как о «почтительной к культурам». Дру- гой Белый - это уже «плохой» Белый. Любая белая нация представля- ла именно себя духовно «самой белой», то есть одновременно самой . элитной и самой универсалистской - к этому очевидному противоре- чию я еще попытаюсь вернуться ниже. С ускорением процесса деколонизации форма этих противоречий изменилась. Деколонизация, с точки зрения своих идеалов, оказалась неудачной, то есть одновременно неполной и искаженной. Но в со- единении с другими событиями, относительно независимыми (вхож- дение в век планетарного вооружения и планетарных коммуникаци- онных сетей), она создала новое политическое пространство: в нем не только формируются стратегии, обращаются капиталы, технологии и сообщения, но и населения, полностью подчиненные закону рынка, сталкиваются физически и символически. А двусмысленная конфигу- рация внешнего и внутреннего, которая в эпоху колониальных завое- ваний представляла собой одно из структурирующих измерений ра- сизма, в этих условиях воспроизводится, расширяется и активизиру- ется. Уже стало банальным отмечать проявления «Третьего мира у себя дома», которые вызывает иммиграция, исходящая из старых ко- лоний или квазиколоний в капиталистические «центры». Но эта фор- ма интериоризации внешнего, очерчивающая горизонт, в котором со- единяются представления о «расе» и «этнической принадлежности», может быть отделена от на первый взгляд противоположных форм экстериоршации внутреннего лишь абстрактным образом. В частно- сти - от тех форм, что возникли в результате образования, после более или менее полного ухода колонизаторов, государств, считающих себя национальными (но становящихся таковыми очень неравномерно), с характерным для них взрывоопасным антагонизмом между капитали- стическими буржуазиями или же «озападненными» государственны- ми буржуазиями и нищими массами, отброшенными в силу самой своей нищеты к «традиционализму» 6 . Бенедикт Андерсон утверждал, что деколонизация не осуществля- лась в Третьем мире через развитие того, что пропаганда определен- ных сил называет «контррасизмом» (направленным против белых, против европейцев) 7 . Учтем, что это было написано еще до недавнего развития исламского фундаментализма, вклад которого во всплеск 3. Расизм и национализм 57 «ксенофобии» в настоящем еще предстоит оценить. Но в любом слу- чае, этим утверждением еще не все сказано. Ведь хотя в Африке, в Азии и в Латинской Америке и не существует никакого «контррасиз- ма Третьего мира», там есть обилие разрушительных расизмов, одно- временно институциональных и народных, проявляющихся в отноше- ниях между «нациями», «этносами», «общинами». Спектакль же этих расизмов, искаженный мировыми медиа, в свою очередь, не прекра- щает подпитывать стереотипы белого расизма, поддерживая старую идею, согласно которой три четверти человечества не могут управ- лять собою самостоятельно. Без сомнения, задний план этих мимети- ческих эффектов образован заменой старого мира колонизаторских наций и их поля деятельности (всего остального человечества) новым миром, формально организованным равноправными национальными государствами (одинаково «представленными» в международных ин- ститутах), но разделяемым постоянно смещающейся границей, не совпадающей с границами государств, - границей двух человечеству которые кажутся несоизмеримыми: человечества нищеты и человече- ства «потребления», человечества низкого уровня развития и челове- чества высокого уровня развития. На поверхности человечество было унифицировано в результате устранения империалистических иерар- хий - на деле же только сегодня, в некотором смысле, существует человечество как таковое, пусть и рассеченное на принципиально несовместимые массы. В пространстве миро-экономики, ставшем на деле пространством мира политики и мира идеологии, разделение на «недочеловеков» и «сверхчеловеков» является структурным, но край- не неустойчивым. До этого само понятие человечества было всего лишь абстракцией. Но любой ответ на вопрос «Что такое человек?» - сколь бы некорректными ни казались нам формы такого вопроса, на- стоятельно присутствующие в расистской мысли, - сегодня так или иначе будет затрагивать это разделение*. Какой из этого можно сделать вывод? Смещения, о которых я го- ворил, являются частью того, что, заимствуя выражение Ницше, мы можем назвать современной «переоценкой» расизма, относящейся одновременно к всеобщей экономике политических группировок че- ловечества и к воображаемой истории человечества. Они формируют то, что я назвал выше «становлением расизма как уникального», кото- рое релятивизирует типологии и заставляет перерабатывать накоп- ленный опыт, вопреки тому, что мы считаем «просвещением челове- чества». В этом смысле, в противоположность тому, что постулирует один из самых общих лозунгов самой расистской идеологии, не суще- 58 Э. Балнбар ствует «расы» как биологической или психологической «памяти» лю- дей, но существует расизм, который представляет одну из самых устойчивых форм исторической памяти в современных обществах. Именно расизм продолжает использовать воображаемое «смешение» прошлого и настоящего, в котором развертывается коллективное вос- приятие человеческой истории. Вот почему возникающий вновь и вновь вопрос о несводимости друг к другу антисемитизма и колониального расизма, поставлен не- правильно. Они никогда не были полностью независимыми друг от друга, они никогда не были неизменными. Они создают новые формы, зная и учитывая наш анализ их предыдущих форм. Одни их черты затемняют другие, но все они свидетельствуют о том, что остается запретным для произнесения вслух. Таким образом отождествление расизма с антисемитизмом - и в частности с нацизмом - функциони- рует как некое алиби: оно позволяет отрицать расистский характер «ксенофобии», направленной на иммигрантов. Но с другой стороны, связь антисемитизма (на первый взгляд совершенно «бескорыстно- го») и антииммигрантского расизма в дискурсе ксенофобских дви- жений, развивающихся сегодня в Европе, не является ни выражением изначального антигуманизма, постоянной структурой исключения «Другого» во всех его формах, ни просто пассивным эффектом кон- сервативной политической традиции (которую называют национали- стической или фашистской). Гораздо более специфичным и «первер- сивным» образом эта взаимосвязь организует расистскую мысль, пре- доставляя ей сознательные и бессознательные модели упорядочива- ния: собственно невообразимый характер нацистских практик унич- тожения находит себе место и в современном комплексе, метафориче- ски выражая то желание уничтожения, которым также оказывается одержим расизм антитурецкий или антиарабский'. Поле национализма Вернемся к связи национализма и расизма. Начнем с того, что сама категория национализма неизбежно двусмысленна. Это относится прежде всего к противоположности исторических ситуаций, в кото- рых возникают националистические движения и националистическая политика. Фихте и Ганди - это не Бисмарк, Бисмарк или де Голль - это не Гитлер. Тем не менее мы не можем просто интеллектуальным решением исключить эффект идеологической симметрии, свойствен- ной здесь противостоящим силам. Конечно, нельзя просто и непо- 3. Расизм и национализм 59 средственно отождествить национализм господствующих и национа- лизм угнетенных, национализм освобождения и национализм завое- вания. Но это не позволяет нам пренебрегать тем, что существуют общие элементы - будь то логика ситуации или структурное влияние на политические формы современного мира - у национализма алжир- ского Фронта национального освобождения (FLN) и национализма колониальной французской армии, а сегодня и национализма АНК и африканеров. В пределе эта формальная симметрия не чужда тому болезненному опыту, повторение которого мы раз за разом наблюда- ем, - опыту трансформации национализмов освобождения в национа- лизмы доминирования (подобному известным случаям оборачивания социалистических революций в государственные диктатуры), вновь и вновь ставящему нас перед вопросом о наличии внутри любого на- ционализма определенного потенциала подавления. Прежде чем ук- репиться в языке, противоречие утверждается в самой истории 1 0 . Почему же так трудно определить национализм? Прежде всего по- тому, что это понятие никогда не употребляется само по себе, но все- гда выступает внутри цепи, в которой оно является одновременно центральным и слабым звеном. Эта цепь постоянно обогащается (с соответствующими модапизациями, которые варьируются от одного языка к другому) новыми терминами, опосредующими или крайними: гражданственность, патриотизм, популизм, этнизм, этноцентризм, ксенофобия, шовинизм, империализм, джингоизм. Я бы поспорил с кем угодно, что нельзя однозначным образом раз и навсегда зафикси- ровать различия в этих значениях. Но мне также представляется, что в целом можно их проинтерпретировать без особых сложностей. Что касается отношения национализм-нация, то смысловым ядром здесь является противопоставление «реальности» нации и «идеоло- гии» национализма. Это отношение понимается очень по-разному, потому что с ним сопряжено несколько непроясненных вопросов. Яв- ляется ли националистическая идеология отражением (необходимым или случайным) существования наций? Или же это нации образуются исходя из националистических идеологий (оставим в стороне то, что эти идеологии, достигнув своей «цели», продолжают меняться)? А сама «нация» - и этот вопрос, естественно, зависит от предыдущих, - должна ли она прежде всего рассматриваться как «государство» или как «общество» (то есть как общественная формация)? Оставим на время эти вопросы, как и возможные варианты ответов на них, и по- говорим о таких терминах, как гражданство, народ, национальная принадлежность. 60 Э. Балибар Что касается отношения между национализмом и расизмом, сейчас их смысловым ядром является противопоставление «нормальной» идеологии и политики (национализма) «радикальной» идеологии и поведению (расизма), использующееся либо для того, чтобы развли- чить их, либо для того, чтобы сделать из одного подтверждение ис- тинности другого. И здесь сразу же появляются вопросы и другие концептуальные различения. Прежде чем сосредоточить наши раз- мышления на расизме, не лучше ли выдвинуть на первый план более «объективную» альтернативу: национализм или империализм? Но это противопоставление открывает другие возможности: например, ту, что национализм сам по себе является идеологическим и политиче- ским результатом империалистического характера наций или же не- обходим для их выживания в империалистический век и в империали- стическом окружении. Можно еще усложнить проблемную ситуацию, введя такие понятия, как фашизм и нацизм, и задав соответствующую сетку сопутствующих вопросов: фашизм и нацизм - это национализ- мы? или это империализмы? На самом деле все эти вопросы показывают, что вся цепь в целом держится на одном фундаментальном вопросе. А именно, где, сквозь «какое звено» этой историко-политической цепи выходит на сцену нетерпимое насилие, представляющееся «иррациональным»? В поис- ках этого звена следует ли нам ограничиваться рассмотрением ряда, в котором задействуются лишь «реальности» или нам, скорее, нужно |