Куприн. Рассказ Гранатовый браслет
 Скачать 2 Mb.
|
|
Глава XXVIII. Последние дни Неудобно, невесело и досадно влеклись эти пять дней си- дения под арестом в карцерном бараке, в ветхом, заброшен- ном деревянном узком здании, обросшем снаружи высокой, выше человеческого роста, крапивой и гигантскими лопуха- ми. Зеленоватый дрожащий свет скудно и мутно падал сю- да сквозь потолочные окна, забранные железными ржавы- ми решетками. Особенно неприятно было то, что сидение под арестом сопровождалось исполнением служебных обя- занностей. Три-четыре раза в день нужно было выходить из карцера: на топографические работы, на ротные учения, на стрельбу, на чистку оружия, на разборку и сборку всех мно- гочисленных частей скорострельной пехотной винтовки си- стемы Бердана, со скользящим затвором номер второй, на долбление военных уставов – и потом возвращаться обратно под замок. Эта беготня точно умножала тягость заключения. До прибытия Александрова в карцер там уже сидело двое господ обер-офицеров, два юнкера из роты «жеребцов» его величества: Бауман и Брюнелли, признанные давно всем училищем как первые красавцы. Бауман – рыжеволосый, бе- лолицый, голубоглазый, потомок тевтонов; Брюнелли – по- луитальянец, полурусский, полукавказец, со смугловатым, правильным, строгим и гордым лицом. Оба они были высо- ки и стройны. Когда их видели стоящими рядом, то они дей- ствительно производили впечатление сильного, эффектного контраста. Кстати – они были очень дружны друг с другом. Известно давно, что у всех арестантов в мире и во все века бывало два непобедимых влечения. Первое: войти во что бы то ни стало в сношение с соседями, друзьями по несчастью; и второе – оставить на стенах тюрьмы память о своем за- ключении. И Александров, послушный общему закону, тща- тельно вырезал перочинным ножичком на деревянной стене: «26 июня 1889 г. здесь сидел обер-офицер Александров, по злой воле дикого Берди-Паши, чья глупость – достояние ис- тории». Арестованные занимали отдельные камеры, которые днем не запирались и не мешали юнкерам ходить друг к другу в гости. Соседи первые рассказали Александрову о своих зло- ключениях, приведших их в карцер. В прошлое воскресенье, взяв отпуск, пошли они в город к своим портным, примерить заказанную офицерскую обмун- дировку. Но черт их дернул идти обратно в лагери не крат- чайшим привычным путем, а через Петровский парк, самое шикарное дачное место Москвы! У них, говорили они, не было никаких преступных, зара- нее обдуманных намерений. Была только мысль – во что бы то ни стало успеть прийти в лагери к восьми с половиною часам вечера и в срок явиться дежурному офицеру. Но разве виноваты они были в том, что на балконе чудесной новой да- чи, построенной в пышном псевдорусском стиле, вдруг по- казались две очаровательные женщины, по-летнему, легко и сквозно одетые. Одна из них, знаменитая в Москве кафе- шантанная певица, крикнула: – Бауман! Бауман! Иди к нам скорее. И своего товарища тащи. Да ты не бойся: всего на две минуты. А потом мы вас на лошадях отвезем. Будьте спокойны. Только один флакон раздавим, и конец. Юнкера вошли. Обширная дача была полна гостями и шу- мом: сумские драгуны, актеры, газетные издатели и хрони- керы, трое владельцев скаковых конюшен, только что окон- чившие курс катковские лицеисты, цыгане и цыганки с гита- рами, известный профессор Московского университета, зна- менитый врач по женским болезням, обожаемый всею ку- печескою Москвою, удачливый театральный антрепренер, в шикарной, якобы мужицкой поддевке, и множество другого народа. Шла великая московская пьянственная неразбериха. Давно уже перешли на шампанское вино, которым были за- литы все скатерти. Сумцы выпили за александровцев, алек- сандровцы – за катковский лицей. Потом поднимались тосты за всех военных и штатских, за великую Россию, за победо- носную армию, за русское искусство и художество. Вскоре густой веселый туман обволок души, сознание и члены юнкеров. Они еще помнили кое-как мерное, упругое и усыпляющее качание парных колясок на резиновых шинах. Остальное уплыло из памяти. Как сквозь сон, им мерещился приезд прямо на батальонную линию и сухой голос Хухрика: – Конечно, милостивые государыни, патриотизм вещь всегда ценная и возвышенная, и ваши чувства, барыни, до- стойны всякого почтения. Но извините: закон есть закон, и устав есть устав. И потому прошу вас удалиться с лагерной линейки. Рассказал и Александров свое маленькое приключение с апостольским вином и со всехсвятской Дуняшей. Красавцы выслушали его рассказ без особой внимательности, добро- душно. – Какой фатум, – сказал Брюнелли. – Все мы пали жерт- вами и Вакха и Венеры. Но потом и разговаривать стало не о чем. Приглядывался к ним обоим Александров, часто думал: «Ничего между нами нет общего. Ну, скажем, они выше меня ростом, даже красивее. Может быть, у них знатная или богатая родня?.. Но путь их жизней я вижу, точно на ладо- ни, и неизменно. Бауман будет в своем полку сначала бата- льонным, потом полковым адъютантом. Затем он удачно или выгодно женится на красивой остзейской барышне и посту- пит в жандармы или в пограничную стражу. Что же касает- ся Брюнелли – такого серьезного, – то жизненный путь его еще яснее. Академия генерального штаба или юридическая. Длинный, упорный и верный путь к почетной, независимой и обеспеченной будущности. И нет никаких сомнений в том, что в маститые годы они обое станут генералами с красны- ми широкими лампасами и с красными подкладками паль- то. Вот и вся их жизнь. И больше нет ничего. И дай им Бог этого счастья». Нет! Жизнь Александрова пройдет ярче, красивее, бога- че, разнообразнее и пестрее. Он будет великим военным ге- роем России. А может быть, он будет знаменитым живопис- цем, любимым современным писателем, идолом молодежи, исследователем Памира, восходящим на вершины Гималай- ских недоступных гор. Или первоклассным актером! Имя его будет у всех на устах. Его портреты украсят все журналы. «Кто этот загорелый суровый человек, которому все кланя- ются?» – «Ах, это известный Александров. Не правда ли, ка- кое мужественное лицо?» Добрые отношения между Александровым и его собра- тьями по заключению тихо, беззлобно потухали с каждым днем, пока незаметно не исчезли совсем. В ночь с четвертого на пятый день ареста тяжелая, зной- ная, напряженная погода наконец разрядилась. Весь день был точно угарный. Губы ежеминутно сохли от недостатка свежего воздуха. Небо стало грузным, темным, неподвиж- ным и угрожающе сонным. Дышать становилось все труднее. Изнуряющий липкий пот выступал на шее, на лице, на всем теле. Только вечером, когда небо, воздух и земля так густо почернели, что их нельзя стало различать глазом, заворчали первые глухие отдаленные рычащие громы. А потом, как это всегда бывает в сильные грозы, – наступила тяжелая, глубо- кая тишина; в камере сухо запахло так, как пахнут два крем- ня, столкнувшиеся при сильном ударе, и вдруг ярко-голубая ослепительная молния, вместе со страшным раскатом грома, ворвалась в карцер сквозь железные решетки, и тотчас же зазвенели и задребезжали разбитые карцерные окна, падая на глиняный пол. Начиналась такая дьявольская гроза, по- добной которой никогда, ни раньше, ни потом, не видывал Александров: необычайной силы гроза, оставшаяся на долго лет в памяти коренных москвичей, потому что она снесла на- голо Анненгофскую Лефортовскую рощу и разрушила вдре- безги более сотни московских деревянных домишек. Она не прекращалась до той поры, пока не забрезжил ранний сере- ющий рассвет. Ветхий потолок и дырявые стены карцера в обилии про- пускали дождевую воду. Александров лег спать, закутавшись в байковое одеяло, а проснулся при первых золотых лучах солнца весь мокрый и дрожащий от холода, но все-таки здо- ровый, бодрый и веселый. Отогрелся он окончательно лишь после того, как сторожевой солдат принес ему в медном чай- нике горячего и сладкого чая с булкой, после которых еще сильнее засияло прекрасное, чистое, точно вымытое небо, и еще сладостнее стало греть горячее восхитительное солнце. А час спустя он услышал шлепанье сапог по лужам и ми- лый, знакомый голос, призывавший его снизу. – Александров! Александров! – кричал под окном верный дружок Венсан. – Высуньте, насколько можно, руку из ре- шетки. Я сижу на дереве. И кстати, сердечно вас поздравляю. – С чем? С окончанием ареста? – Нет. Сейчас вы увидите сами. Но каким молодцом ока- зался наш Уставчик. Однако живее! Здесь где-то поблизо- сти слоняется зловещий Берди-Паша. Ну, тяните скорее ру- ку! Так! Венсан, прыгнув, густо шлепнулся в грязь. В руке Алек- сандрова остался напечатанный на множителе сверток ка- зенной бумаги, очевидно, купленный или украденный из по- ходной батальонной канцелярии. В нем, в нисходящем по- рядке, были оттиснуты все имена выпускных юнкеров, от фельдфебелей и портупей-юнкеров до простых рядовых, с приложением их средних баллов по военной науке. Со стран- ным двойным чувством гордой радости и унижения увидел Александров свой номер ровно сотый, и как раз последний; последняя девятка, дающая право на первый разряд. Ниже шло еще сто номеров для злосчастных юнкеров второго раз- ряда. «Но ведь это все же только подачка, только жалкая ми- лостыня, брошенная мне Уставчиком», – горестно подумал Александров и покрутил головой. Через дней пять-шесть пришли из петербургского главно- го штаба списки имеющихся в разных полках офицерских вакансий. Они тотчас же были переписаны в канцелярии и розданы на руки юнкерам. Всего только три дня было дано господам обер-офицерам на ознакомление с этими листами и на размышления о выборе полка. И нельзя сказать, что- бы этот выбор был очень легким. С ним связывалось мно- го условий: как необыкновенно важных, так и вздорных, со- всем пустяковых, и разобраться в них было мудрено. Какое главное? Какое третьестепенное? Хотелось бы выйти в полк, стоящий поблизости к родно- му дому. Теплый уют и все прелести домашнего гнезда еще сильно говорили в сердцах этих юных двадцатилетних вои- нов. Хорошо было бы выбрать полк, стоящий в губернском го- роде или по крайней мере в большом и богатом уездном, где хорошее общество, красивые женщины, знакомства, балы, охота и мало ли чего еще из земных благ. Пленяла воображение и относительная близость к одной из столиц; особенно москвичей удручала мысль расстаться надолго с великим княжеством Московским, с его семью холмами, с сорока сороками церквей, с Кремлем и Москва- рекою. Со всем крепко устоявшимся свободным, милым и густым московским бытом. Но такие счастливые вакансии бывали редкостью. В гвар- дейские и гренадерские части попадали лишь избранники, и, во всяком случае, до номера сотого должны были дойти, конечно, славные боевые полки, – но далеко не блестящие, хорошо еще, что не резервные батальоны, у которых даже нет своих почетных наименований, а только цифры: 38-й пе- хотный резервный батальон, 53-й, 74-й, 99-й… 113-й и так далее. Но были и другие соблазны, другие просторы для фанта- зии молодых душ, всегда готовых мечтать об экзотической жизни, о неведомых окраинах огромной империи, о новых людях и народах, о необычайных приключениях на долгих и трудных путях… Тянул к себе юг: служба на Кавказе, в Самарканде, в Туркестане, на границах с Персией, Афгани- станом и Бухарой, на подступах к великой загадочной, пыш- ной, сказочной Азии. Нельзя сказать, чтобы выпускные юн- кера особенно хорошо знали географию. Ведение ее остано- вилось в шестом классе кадетского корпуса и с этой поры не подновлялось. Однако по смутным воспоминаниям сообра- жали они, что Крым – это земной рай, где растет виноград и зреют превкусные крымские яблоки; что красоты Кавка- за живописны, величественны и никем не описуемы, кроме Лермонтова; что Подольская губерния лежит на одной ши- роте с Парижем, и оттого в ней редко выпадает снег, и ле- том произрастают персики и абрикосы; что Полесье славит- ся своими зубрами, а его обитатели колтунами, и так далее в этом же роде. Большое значение имела краткая военная ис- тория полка, его былые доблести и заслуженные им отличия и награды. Не малую роль играли в выборе полка его петли- цы – красные, синие, белые или черные: кому что шло к ли- цу. Случалось, – говорили прежние господа обер-офицеры, – что глубокий второразрядник сокрушенно махал рукой и за- являл: «Мне все равно. Пишите меня в ту часть, где красные петлицы». Почти в таком же настроении был и Александров. С недавнего времени он вообще стал склонен к философии. Он размышлял: «Сто полков будут мне даны на выбор, и из них я должен буду остановиться на одном. Разве это не са- мый азартный вид лотереи, где я играю на всю собственную жизнь? Одному только Богу ведомо, что ждет меня в первом, во втором, в тридцатом, в семьдесят четвертом или в девя- носто девятом и сотом полку. Совершенно неизвестно, где меня поджидает спокойная карьера исполнительного офи- цера пехотной армии, где бурная и нелепая жизнь пьяницы и скандалиста, где удачный экзамен в Академию и большая судьба. Где богатая женитьба на любимой прекрасной де- вушке, где холостая, прокуренная жизнь одинокого армейца, где несчастливая дуэль, где принудительный выход из пол- ка по решению офицерского суда чести, где великие герои- ческие подвиги на театре военных действий… Все покрыто непроницаемой тьмой, и все-таки тяни свой жребий». И кто же возьмет на себя дерзость разрешать, какой полк хорош и какой плох, который лучше и который хуже? И невольно приходит на память Александрову любимая октава из пушкинского «Домика в Коломне»: У нас война! Красавцы молодые, Вы, хрипуны (но хрип ваш приумолк), Сломали ль вы походы боевые, Видали ль в Персии Ширванский полк? Уж люди! Мелочь, старички кривые, А в деле всяк из них, что в стаде волк. Все с ревом так и лезут в бой кровавый. Ширванский полк могу сравнить с октавой. Да, конечно же, нет в русской армии ни одного порочно- го полка. Есть, может быть, бедные, загнанные в непроходи- мую глушь, забытые высшим начальством, огрубевшие пол- ки. Но все они не ниже прославленной гвардии. Да, нако- нец… и тут перед Александровым встает давно где-то вычи- танный древний греческий анекдот: «Желая посрамить од- ного из знаменитых мудрецов, хозяева на званом обеде поса- дили его на самое отдаленное и неудобное место. Но мудрец сказал с кроткой улыбкой: “Вот средство сделать последнее место первым”». Настал наконец и торжественный день выбора вакансий. В один из четвергов, после завтрака, дежурные юнкера по- бежали по своим баракам, выкрикивая словесное приказа- ние батальонного командира: – Всем юнкерам второго курса собраться немедленно на обеденной площадке! Форма одежды обыкновенная. (Всем людям военного дела известно, что обыкновенная фор- ма одежды всегда сопутствует случаям необыкновенным.) Взять с собою листки с вакансиями! Живо, живо, господа обер-офицеры! Служители уже расставляли на площадке обеденные сто- лы и табуретки. Никогда еще юнкера так охотно и быстро не собирались на призыв начальства, как в этот раз. Через три минуты они уже стояли навытяжку у своих столов, и все двести голов были с нетерпением устремлены в ту сторону, с которой должен был показаться полковник Артабалевский. Он скоро показался в сопровождении ротных командиров и курсовых офицеров. – Садитесь! – приказал он как будто угрожающим голосом и стал перебирать списки. Потом откашлялся и продолжал: – Вот тут перед вами лежат двести десять вакансий на двести юнкеров. Буду вызывать вас поочередно, по мере оказанных вами успехов в продолжение двухлетнего обучения в учили- ще. Рекомендую избранную часть называть громко и разбор- чиво, без всяких замедлений и переспросов. Времени у вас было вполне достаточно для обдумывания. Итак, номер пер- вый: фельдфебель первой роты юнкер Куманин! Ловко и непринужденно встал высокий красавец Кума- нин. – Имени светлейшего князя Суворова гренадерский Фа- нагорийский полк. Артабалевский громко повторил название части и что-то занес пером на большом листе. Александров тихо рассмеял- ся. «Вероятно, никто не догадывался, что Берди-Паша умеет писать», – подумал он. – Фельдфебель четвертой роты юнкер Тарбеев! – В лейб-гвардии Московский полк. – Фельдфебель второй роты юнкер Пожидаев! – В Двенадцатую артиллерийскую бригаду на сослужение с отцом. – Портупей-юнкер князь Вачнадзе! – На сослужение с братом в Эриванский гренадерский полк. Так прошли перед выпускными юнкерами все фельдфебе- ли, портупей-юнкера и юнкера с высокими отметками. Со- блазнительные полки с хорошими стоянками быстро разби- рались. Для второразрядных оставались только далекие ме- ста в провинциальных уездных городах, имена которых юн- кера слышали первый раз в своей жизни. Внимание Александрова давно устало и рассеялось. Он машинально зачеркивал выходящие полки и в то же время вел своеобразную детскую игру: каждый раз, как вставал и называл свой полк юнкер, он по его лицу, по его голосу, по названию полка старался представить себе – какая судьба, какие перемены и приключения ждут в будущем этого юн- кера? И когда Александров услышал свою фамилию, гром- ко названную Берди-Пашой, то он вздрогнул и совсем рас- терялся. Беспомощно водя глазами по листу, исчерченному синим и красным карандашом, он никак не мог остановить- ся на одном из намеченных полков. Артабалевский крикнул своим металлическим «первым»: – Чего молчать! Чего мечтать? Проснитесь, юнкер! Тогда Александров ткнул наудачу пальцем в лист. Вышел полк совсем ему неведомый, и маленький горо- дишко, никогда им не слыханный. И, откашлявшись, он громко крикнул: – Ундомский пехотный полк! Город Великие Грязи. И опять подумал про себя: «Вот средство сделать последнее место – первым». Раздача вакансий окончилась. Берди-Паша сказал поучи- тельное слово: – Однако не воображайте, что вы уже в самом деле – господа офицеры. Этого воображать отнюдь не следует. Вы суть только юнкера. Пока выбранные вами вакансии дой- дут до Санкт-Петербурга, и пока великому государю наше- му, его императорскому величеству императору Александру Третьему не благоугодно будет собственноручно их утвер- дить, и пока, наконец, высочайшее его соизволение не дой- дет до Москвы, – вы будете нести военную службу со всеми ее строжайшими обязанностями неукоснительно и в двой- ном размере. Ибо многому вы еще не доучились и ко много- му не привыкли. Итак, сейчас же построиться на передней линейке для батальонного учения! О! Злобный азиат! |