Редакционная
 Скачать 1.17 Mb.
|
|
Взрослые, больше такта! Взрослый передает ребенку все богатство эстетической культуры, накопленной человечеством. И от того, как он это делает, в значительной мере зависит весь успех воспитания Формирование эстетического сознания ребенка — дело достаточно сложное, обращенное в основном к сфере чувств и поэтому требующее от взрослого-руководителя осторожности и такта. Конечно, роли и возможности взрослого-педагога и взрослых-родителей не во всем совпадают. На педагоге, как правило, лежит «технология» обучения. Но создание атмосферы заинтересованности занятиями ребенка зависит прежде всего от родителей. 353 Хотя родителям не приходится самим оценивать художественные достижения ребенка, в свете сказанного понятно, почему вопрос о такой оценке важен. Особой формой оценки может служить показ достижений учеников за пределами коллектива класса, кружка, студии, семьи. Это смотры художественной самодеятельности в школе, в районе, в городе. В нашей стране они широко практикуются и помогают эстетическому развитию детей. Однако следует противостоять нездоровой тенденции выдвижения «звезд» среди детей. А этим стремлением во что бы то ни стало выдвинуть «вундеркиндов» грешат некоторые родители и взрослые, ответственные за воспитание детей. Соблазн успеха велик и для взрослого — что же говорить о ребенке 10 лет? Вот и становится порой «успех» самоцелью, закрывая от ребенка все остальное... Для ребенка очень важно, как взрослый сам воспринимает красоту окружающей действительности, и особенно произведений искусства. Насколько сильно действует на детей отношение взрослых к искусству, показывает такой случай. Ученики II класса слушали музыку. Слушали внимательно и с удовольствием. Прекрасный фрагмент из балета П. И. Чайковского «Щелкунчик» вызвал у одних легкие ритмические движения, другие застыли в мечтательной позе, отрешившись от окружающего, даже глаза прикрыли. Но одно обстоятельство изменило музыкальный настрой некоторых ребят. Дело в том, что кроме учителя на занятии присутствовала 354 студентка-практикантка и она сидела рядом с проигрывателем. Вид студентки выражал полное безразличие к музыке. Она деловито записывала свои наблюдения. И вот те дети, которым студентка была хорошо видна, буквально «отключались» от музыки. Студентка сидела спокойно, не шумела и резко не двигалась. Она просто не слушала музыку. Этого было достаточно, чтобы некоторые из ребят на какое-то время начали сомневаться в серьезности занятия. А если представить себе взрослого, изо дня в день показывающего безразличие к художественным занятиям ребенка? Какие бы красивые слова ни слышал ребенок об искусстве, пример взрослого — тем более близкого взрослого — может оказаться куда более действенным. Эстетическое развитие ребенка — это лишь одна из сторон формирования его личности. Взрослому особенно важно найти связи и зависимости между успехами (или срывами) ребенка на занятиях и условиями его жизни за пределами класса, кружка, студии — художественное творчество детей этого возраста еще не имеет специальной, «профессиональной» направленности, не отделено от повседневных забот, желаний и интересов ребенка. Взаимосвязь между воспитанием художественным и иными сторонами воспитания наиболее выпукло проявляет себя в тех случаях, которые условно можно назвать трудными. Дети очень эмоциональные, легко возбудимые не редкость во внешкольных кружках, в художественных и музыкальных школах. Есть они и в каждом классе любой школы. Заботы о воспитании таких детей у педагогов внешкольных учреждений совпадают с учительскими и родительскими. Иной ученик так активен, что педагогу трудно с ним сладить. Он вскакивает со своего места, часто спрашивает о чем-то учителя, много и громко разговаривает, мешая занятиям. Один такой ребенок требует от педагога больше времени и усилий, чем десять других. Но такие дети нередко проявляют повышенную эстетическую восприимчивость. Результаты их художественной деятельности хотя и неровны, но ярки, своеобразны, говорят о больших возможностях ребенка. Может случиться, что причина подобного поведения на занятиях — неверно сложившиеся взаимоотношения ребенка с классом. Сверстники не замечают его, низко оценивают его успехи, и он пытается выделиться за счет «нарушений» общепринятого порядка занятий. Своевременная похвала за действительно хорошую работу (и не «за счет» других детей) обычно вызывает у такого ребенка стремление заслужить одобрение еще раз, а у одноклассников складывается более высокая оценка этого ребенка. Родителям полезно учитывать особенную ценность коллективных занятий искусством. Для отдельных видов художественного воспитания такие формы занятий, по сути, единственно возможные (хоровое пение, драматические и танцевальные кружки). Н. К. Крупская считала, что в коллективных занятиях «надо помочь ребенку через искусство осознавать свои мысли и чувства, яснее мыслить и глубже 355 чувствовать; надо помочь ребенку это познание самого себя сделать средством познания других, средством более тесного сближения с коллективом, средством через коллектив расти вместе с другими и идти сообща к совершенно новой, полной глубоких и значительных переживаний жизни». Увидеть прекрасное Восприимчивость к красоте делает жизнь ребенка богаче, полнее, радостнее. Он видит много интересного там, где другие дети ничего не замечают. Он способен восхищаться славными делами и благородными поступками людей, его волнует красота природы. Такой ребенок постепенно осознает, что красоту природы, человека, созданий труда людей надо ценить, оберегать и защищать. Воспитывая эстетическую восприимчивость, мы оберегаем ребенка от такой опасной черты характера, как равнодушие, которое впоследствии может сделать жизнь его бесцельной и скучной, бесполезной и для самого человека, и для общества. Эстетическую восприимчивость детей невозможно развивать в «часы от и до». Время для этого — всегда; место для этого — везде: на прогулках по городу и в загородных поездках семьей, в лесу, на речке, дома — у радиоприемника и телевизора, в театре, на концерте, в музее. Во всех случаях внимание к красивому самих родителей — главное условие. Если вы с интересом следите за четким ритмом работы строителей соседнего дома, если вас заставляет остановиться горящее золотом осеннее дерево, если вы внимательно наблюдаете за изящными прыжками белки, то и ваш сын или дочка на вашем примере научится видеть и ценить красивое в жизни, а затем и в искусстве. Взрослые часто будто стесняются вслух высказать свое восхищение красотой. А ребенок хочет знать: почему папа долго смотрит на эту картину, что взволновало маму в этой музыке, что побудило родителей выбрать для привала вот эту поляну... Взрослые не должны в таких случаях забывать, что рядом с ними дети, которые ждут их пояснений. Вы с ребенком гуляете по городу. Вас привлекло красивое здание. Объясните ему, что пропорции этого дома отличаются стройностью, а лепные украшения так легки и изящны, что кажутся сделанными из кружева. Расскажите о прошлом и настоящем этого здания. Дети должны понимать, что красота архитектуры помогает людям интересно работать и приятно отдыхать. Поэтому в нашей стране прекрасные здания отданы под Дома пионеров и школьников, клубы и Дворцы культуры, санатории. В саду, в парке, в лесу учите детей наблюдать жизнь природы, видеть ее целесообразность и красоту. А эстетические качества человеческого труда? Ребенок может и должен увидеть, что труд прекрасен не только потому, что направлен на благо людей, но и самим своим «устройством». Не упускайте малейшей возможности 356 обратить внимание ребенка на гармонию труда ловкого, умелого, спорого. Давайте прислушаемся к мыслям одной матери: «Я стараюсь находить и показывать красоту в самой обыденной жизни. Моешь, скажем, посуду, а дочурка помогает — вытирает и складывает тарелки. И вот, приучая девочку к первым трудовым шагам, говоришь ей: «Танюша, ты складывай маленькие тарелочки к маленьким, мелкие к мелким, глубокие к глубоким, а то смотри, как некрасиво да и неудобно, когда все вперемежку». Я видела, как отец с сыном на даче складывали дрова. Отец учил сынишку класть устойчивый штабель и при этом говорил: «Хорош штабелек: красавец прямо, и не упадет!» Сажаем с девочками помидоры. Папа вбивает два колышка, к ним привязывает веревку, и посадка идет «по шнурку». Вырастают стройные ряды, смотреть любо и ухаживать удобно. Из этих простых примеров можно сделать вывод: красота не только ласкает взгляд, она и целесообразна». Искусство развивает чувства детей. Оно многообразно. Дети любят песни и веселую развлекательную музыку. Но этого мало. Серьезные музыкальные произведения дают ребенку эстетические переживания, помогают почувствовать восхищение перед теми проявлениями жизни, которых раньше он и не замечал. По вашему поведению ребенок поймет, что слушать произведения Глинки и Чайковского, Моцарта и Прокофьева между делом, без внимания и сосредоточенности нельзя. Усадите ребенка рядом с собой, сделайте так, чтобы в квартире стало тихо. Слушайте музыку! А потом поговорите с сыном или дочерью о том, что они поняли, что им понравилось, какие музыкальные произведения они слышали раньше в школе, на концерте, дома по радио... А сколько возможностей соприкоснуться с настоящим искусством дает телевидение и радио — если, разумеется, ведется отбор программ, которые надо смотреть и слушать! В музее, на выставке или в книге по искусству можно обратить внимание сына или дочери на несколько картин, которые нравятся вам и могут быть интересны ребенку. Книжки для детского чтения украшены рисунками. Работы таких мастеров, как Ю. Васнецов, Т. Маврина, В. Конашевич, дают возможность обратить внимание на художественные достоинства иллюстраций. Особая роль в становлении эстетической восприимчивости принадлежит книге. Способность маленького школьника эмоционально-непосредственно воспринимать прочитанное, сопереживать героям произведения, особая способность чувствовать искусство слова — все это обязательно должно быть поддержано. Найдите время для общих семейных чтений вслух. Это, вероятно, наилучший путь для пробуждения и укрепления тяги ребенка к чтению, на потерю которой жалуются многие родители. (Но, жалуясь, они не всегда готовы самокритично признать, что все их попытки «приохотить» детей к книге заключаются в постоянных призывах: «Читай! Ну когда же ты сядешь читать?») 357 Теперь во многих городах страны работают детские театры — драматические, кукольные, музыкальные; есть спектакли для детей в репертуаре «взрослых» театров; стала традиционной ежегодная неделя «Театр — детям». Все это дает возможность активно приобщать младшего школьника и к пониманию искусства театра. Порой папы и мамы вполне довольствуются тем, что их дети отправляются вместе со всем классом на коллективный просмотр спектакля; в лучшем случае спросят потом: «Про что пьеса?» Не ставя под сомнение пользу таких культпоходов, хочется высказать пожелание, чтобы в театр дети приходили вместе с родителями. Опыт внеклассной работы многих педагогов — энтузиастов эстетического воспитания средствами театра — убеждает в том, как это важно. Ребенок получает возможность по-настоящему поделиться с родителями своими впечатлениями, обсудить с ними увиденное. И родители могут поддержать этот разговор — ведь они тоже видели спектакль. В таких совместных обсуждениях может постепенно вырабатываться у ребенка понимание особенностей театрального искусства, специфически «театральное восприятие», основанное на общении «живого артиста» и «живого зрителя»... Пожаловаться на недостаток тяги к кино, пожалуй, никто не может. К сожалению, очень часто вырастают не кинозрители, а «киноглотатели». При этом вкус к настоящим произведениям киноискусства не развивается; дети склонны смотреть лишь то, что привлекает их острым сюжетом («А он ка-ак даст...»); девочки проявляют склонность к слезливым мелодрамам. В полной мере это становится ясным уже позже, в подростковом возрасте, однако корни — в первых впечатлениях от кино, в том, как складывается с первых школьных лет отношение к нему — как только к зрелищу или как к настоящему искусству, от которого можно получить такое же эстетическое наслаждение, как от хорошей книги, от серьезной музыки, от картины великого художника. Разумеется, ничего нельзя возразить ни против приключенческих лент, ни против мелодрам, ни против комедий... Дело ведь не в жанре — кинокартина любого жанра может быть эстетически полноценной, а может быть беспомощной подделкой. Просто надо учить детей понимать, что есть кино хорошее, а есть плохое. И если ты что-то не понял в картине, то это не значит, что она плохая, — быть может, ты не привык, не научился вдумываться и вчувствоваться в то, что смотришь? А если в картине есть погони и стрельба — это еще не значит, что она хорошая — вот ты посмотрел ее, а ни в сердце, ни в уме ничего от нее не осталось... Конечно, легко сказать: «Учите детей отличать хорошее кино от плохого». А вот как это сделать? Путь для родителей здесь один: самим больше размышлять, самим больше читать про кино, стараться ориентироваться на признанные шедевры (даже если они поначалу кажутся скучными — ведь и серьезную музыку многие объявляют скучной просто потому, что не научились слышать ее). Не смотрите все подряд, что идет по телевидению, ведь это еженедельно десятки фильмов, и если вы смотрите их без какого-либо отбора, не ждите, что дети не 358 будут следовать вашему примеру. Конечно, до поры до времени вы сможете им это запрещать, но в конце концов, когда они станут старше, установившийся в семье стиль отношения к кино как к пище для глаз все равно возьмет свое. Не стоит перегружать ребенка обязательными и частым беседами об искусстве. Родители воспитывают своего ребенка уже тем, что знают и любят музыку или театр, живопись или архитектуру — и не «скрывают» этой своей любви от ребенка. Не каждый ребенок станет художником, музыкантом, но в любом деле человеку помогает творческая активность, воображение, наблюдательность, способность понимать людей, отзываться на их радости и печали. Все эти важные качества вызревают в художественной деятельности самих детей. Если ваш ребенок любит рисовать или лепить, помогите ему: дайте бумагу, краски, кисти. Отведите место для работы. Похвалите его рисунки. Не пугайтесь пролитой на пол воды и пятен краски на руках и на одежде — со временем ребенок приучится быть аккуратным. Пусть ваш сын, ваша дочь обязательно посещают хотя бы один кружок, студию или класс детской художественной самодеятельности. Что это дает ребенку — покажем на примере, не требующем комментариев. ...Мальчик рос избалованным, неусидчивым, учился неважно. Родительских собраний в этой семье боялись: каждый раз упреки и за успеваемость сына, и за его поведение. Даже на уроках рисования, его любимом занятии, мальчик получал замечания. По совету учителя пытались сына чем-нибудь заинтересовать. Записывали в спортивную школу, в детски кружки Дома культуры, но мальчик нигде не задерживался. В прошлом году узнали о художественной школе, открывшейся в городе. Решили: любит рисовать — пускай рисует. Заметили, что, возвращаясь с занятий, сын переполнен впечатлениями: «Там знаете как интересно! Сегодня лепил тигра из глины. До среды он сохнуть будет. Потом моего тигра в печку поставят и раскалят докрасна, чтобы твердый был. Я его особыми, невидимыми красками разрисую — и опять в печку. Там краски станут настоящими, будут блестеть. Когда тигра вынут из печи, он станет рыжим и полосатым. Скорее бы среда!» Неуемные восторги сына обеспокоили родителей: «раньше плохо учился, а теперь только о рисунках думает, совсем забросит учебу». Но этого не случилось. Напротив, постепенно и учеба выправилась и замечаний стало меньше. Изменились и интересы ребенка. Раньше он был какой-то равнодушный. Теперь буквально рвется рассказать о чем-нибудь интересном, что сам увидел, открыл. Пришел к ним гость, а он его в темную комнату тянет: «Смотрите, сейчас будет фокус. Сейчас из окна все серое видно... Раз, два, три, зажигаю свет, и все стало голубым». К таким «фокусам» сына родители стали привыкать. Но вот недавно шли они с отцом по бульвару. Вдруг мальчик остановился, отца за руку тянет, а сам на пожилого человека показывает и говорит шепотом: «Посмотри, как грустно он сидит. У него что-нибудь случилось плохое. Видишь, все время в 359 землю смотрит, может быть, потерял что-нибудь. Спроси его. Я поищу!» Изменился мальчик. И родители с гордостью говорят об этом... Если ребенок сочиняет Ребенок сочиняет... Рассказал какую-то неслыханную сказку, написал стихотворение, выдумал историю. Ребенок сочиняет — не такое уж редкое в нашей жизни явление. Но, что стоит за этим? Как нам, взрослым (для ребенка, значит, умным, знающим, авторитетным), относиться к этим сочинениям? Обычно встречаешься с двумя типовыми, если можно так выразиться, вариантами такого отношения. ...Бабушка 9-летней Леночки милая, добрая, во внучке души не чает. «Вы знаете, у нее уже целая тетрадка стихов! Она у нас с 6 лет в рифму говорит. И не думайте — никто ей не помогает, не заставляет, она сама сочиняет! Мне ко дню рождения, маме к Восьмому марта... Или учительница попросит иногда — она сразу откликается... И читает как выразительно! Такая талантливая!» ...У 10-летнего Андрюши тоже есть толстая заветная тетрадка. В ней — начало «научно-фантанстического» романа, уже целых шесть глав. Но тетрадка тайная, достает ее Андрей только когда никого нет дома. Потому что стоит папе застать сына за сочинительством, как слышится: «Опять ты этой ерундой занимаешься! Исправь сначала тройку по математике, а потом уж сочиняй! Писатель из тебя все равно не выйдет, а вот без математики...» Две крайности: умиление и пренебрежение, возведение первых творческих попыток в ранг таланта и полное отрицание права ребенка на самостоятельное творчество. Как же найти между ними «золотую середину»? Надо сказать, что литературным способностям «не везет» особенно. Даже если родители не уверены в танцевальных возможностях ребенка, они не очень-то сомневаются в том, что занятия в хореографическом кружке принесут ему пользу («Хоть двигаться научится»). И музыка обычно не вызывает в таких случаях возражений («Музыку культурный человек должен любить и знать»). Но вот с литературными способностями дело почему-то обстоит несколько иначе. Редко кому в голову приходит предпринимать что-нибудь для их специального развития, так сказать, «частным порядком»: есть в школе такой предмет — литература, вот там пусть способности и развивают. Далее, с первых же творческих попыток ребенка взрослые почему-то склонны видеть в ребенке будущего поэта, прозаика. Потому и стремятся вынести приговор сразу — или в таланты, или в «бездари». Но справедливо ли это? Возьмем хотя бы самую практическую, бытовую сторону проблемы. Кому не приходится постоянно быть читателем, писать письма близким людям, убеждать друг друга в чем-то, 360 отстаивать в споре свою точку зрения, готовить выступление на собрании? И если честно: хорошо ли мы справляемся с этими малыми задачами, от решения которых порой многое зависит в нашей жизни? Не слишком ли часто, решая их, мы наталкиваемся на какой-то невидимый барьер, заслоняющий от нас ясные, краткие и точные слова в письменной речи? Кому не приходилось переживать страх, не позволяющий оторваться от бумажки с текстом во время доклада? Где и когда мы потеряли так остро ощущаемую каждым индивидуальность речи? Была ли она вообще, эта индивидуальность? И не являются ли наши взрослые трудности следствием неразвитости наших литературных способностей, к тому же именно творческих способностей? Потому что и складное письмо, и содержательный доклад, и острый спор, построенный на рассуждении и убеждении, — это, конечно же, творчество. Каждодневное, незаметное, но, может быть, и особо значимое поэтому. И для того чтобы каждый человек был готов к нему, 361 творческие литературные способности должны развиваться у каждого ребенка. А если так, то и отношение к детскому сочинительству следует определить однозначно: его следует поощрять и поддерживать, не ставя в зависимость от того, получится ли, по нашему мнению, из ребенка литератор или нет. Более того, нужно, чтобы и те дети, которые и не пытаются сочинять по собственной инициативе, с нашей помощью прошли школу литературного творчества, ощутили все его трудные радости, сделали первые шаги к самовыражению в слове. Еще в 30-е гг. талантливый педагог М. Н. Рыбникова, всю свою жизнь посвятившая совершенствованию методики преподавания литературы, кратко сформулировала путь и цель творческого обучения: «от маленького писателя к большому читателю». А ведь большой читатель, о встрече с которым мечтает каждый писатель, — это и есть человек, способный к сотворчеству, человек с развитым вкусом, воображением, чувством слова. 362 Откуда взяться всем этим качествам у того, кто ни разу в жизни не придумал ни одной истории, не нашел ни одного сравнения, не мучился над фразой в поисках того единственного, самого главного слова? Конечно, поощряя творческие попытки детей, нужно помнить, что многое из того, что они сочиняют, имеет, так сказать, субъективную ценность, значимо только для самого сочиняющего и разве что для близких ему людей, для которых немудреные его стихи и рассказы — знак роста, окошечко в усложняющийся внутренний мир. Часто это только игра в творчество, еще чаще — подражание известному образцу, понравившемуся юному автору. В этом смысле можно говорить об известной вторичности детского творчества, об отражении в нем того слоя художественной литературы, который осваивает ребенок в том или ином возрасте. Поэтому, например, дошкольники и младшие школьники сочиняют почти исключительно стихи и сказки. Подростки храбро берутся за научно-фантастические повести и приключенческие романы, старшие школьники — почти все лирики. Настоящее художественное творчество, творчество, нужное не только самому творящему, но и значимое для других, начинается не с подражания, а со сложного процесса самостоятельного видения, самостоятельной оценки того, что никем еще не оценивалось, точнее — так не оценивалось. Воспитание способности к собственной эстетической оценке — дело возможное, хоть и трудное и медленное, как и всякое воспитание. Оно к тому же требует от воспитывающего и специальных знаний, и хорошего эстетического вкуса, и влюбленности не только в своего ребенка, но и в искусство. Многие ли из нас обладают всеми этими качествами? А потребность сочинять испытывают многие дети. Как же помочь им? Прежде всего помнить: умение, скажем, легко рифмовать еще не талант, а только одно из самых маленьких слагаемых таланта. Поэтому разумно умерить свои восторги и ожидания по поводу складных строчек и вдуматься поглубже в их содержательную сторону. Скорее всего, литературное творчество вашего ребенка имеет пока субъективную, а не объективную значимость. Соответственно этой значимости и нужно к нему относиться: внимательно, но не предсказывая не только великого литературного будущего, но и литературной профессии. Однако, трезво оценивая произведения маленького автора, важно поддержать в нем огонек творчества, даже если он, по вашему мнению, не станет пламенем таланта. Хорошо, если вы сумеете не только убедить ребенка в ценности и необходимости негромкого творчества «для себя», но и создать условия, убеждающие его в этом. Домашняя стенная газета, журнал, концерт в выходной день — это и желанная встреча с читателем и слушателем, и значимый результат, без ориентировки на который сохнет и вянет любое творчество, результат, получающий скромное признание, убеждающее, однако, автора в том, что его творчество нужно еще кому-то. Внимательной, спокойной заинтересованности близких часто бывает достаточно, чтобы утолить «авторские» чувства 363 ребенка. Если же интерес к литературному творчеству у него со временем растет и перерастает игру в «творчество», постарайтесь помочь ему записаться в литературный кружок или привлеките себе в помощь кого-нибудь, профессионально связанного с литературой, и не обязательно писателя; дельную консультацию ведь может дать и учитель, и библиотекарь, и просто читатель... Дети рисуют Детское изобразительное творчество как часть художественной культуры представляет собой совсем недавнее наше приобретение. Если бы заговорили об искусстве детей «всего» 100 лет назад, едва ли кто-нибудь понял, о чем идет речь. Тогда привлечь внимание могло раннее освоение ребенком норм и техники профессионального, «взрослого» искусства, но никак не собственно детское творчество, с его возрастным своеобразием. Пожалуй, интерес к детскому рисунку возник в связи с расширением границ поиска художниками новых средств выразительности. И вот уже Поль Гоген призывает «рисовать, как дети», понимая под этим упрощение ради большей выразительности. Творчество детей возводится в ранг высокого искусства. Заговорили серьезно о его влиянии на многих выдающихся мастеров XX в. Возникли педагогические направления, рассматривавшие ребенка как врожденного художника, которого ничему не надо учить, надо лишь создать благоприятные условия для самопроизвольных проявлений его творчества. Что же, эта волна чрезмерного энтузиазма понятна: сперва совсем не замечали рисующего ребенка, потом слишком превознесли. Конечно, утверждение творческой зависимости художников Матисса или Пикассо от рисунков дошкольников звучит как странное преувеличение. Конечно, педагогическое самоустранение, предоставление маленького художника самому себе бесперспективно. И не удивительно, что со временем эта волна пошла на убыль. Но, уходя, она оставила нам один неопровержимый и требующий объяснения факт: в работах многих детей есть нечто, способное восхищать художника. В них есть что-то художественно ценное, что-то роднящее их с произведениями большого искусства при всех (таких очевидных!) различиях и содержания, и выполнения. Что же это такое? Один вопрос рождает другой: а каков вообще критерий художественности изображения? Ведь произведения искусства разных эпох и народов иногда отличаются друг от друга не меньше, чем детский рисунок от взрослого. Все в них непохоже: и то, о чем они (тематика, проблематика), и то, как они делались (способы изображения, технология), и то, для чего создавались (общественная функция). Где в них то общее, что позволяет и даже заставляет нас относить их всех к единой области изобразительного искусства? Иначе: что присуще 364 всякому художественному изображению (в отличие от нехудожественного)? Ответить можно так: художник изображает людей, вещи, события, явления природы для того и так, чтобы выразить те неповторимые мысли и чувства, которые побуждают его работать над картиной и являются ее внутренним содержанием. Этой цели служит вся совокупность изобразительных средств: цвет и трактовка формы, характер линии и мазка, общий композиционный строй картины... Все изобразительные средства приобретают выразительную функцию. Этим и отличается художественное изображение от нехудожественного (от документальной фотографии, от зарисовки ученого). Там цель совсем другая: не выражать что-либо, а зафиксировать или уяснить себе посредством изображения какие-то особенности самих предметов, объектов, вещей. Художник же, изображая, выражает. Выразительность, содержательность всех формальных элементов картины — вот всеобщий критерий художественности изображения, который приложи́м к произведениям любого стиля. Удовлетворяет ли этому критерию также и детское искусство? Рассматривая хороший детский рисунок, видим: автор увеличил, одарил деталями то, что для него главное, и уменьшил, изобразил обобщенно или исключил для него несущественное; «оценил» персонажей цветом (не всегда заботясь о его правдоподобии) и достиг выразительности, иногда ошеломляющей. Мы видим: ребенок нашел форму воплощения для своего переживания радости праздника, таинственности сказки, иногда горя своего или услышанного, чужого. Он сделал, — конечно, на своем, детском уровне! — что-то подобное тому, что делает настоящий художник и чего не может сделать плохой, хотя и набивший руку живописец-ремесленник. Внутреннее содержание детских работ находит органическое выражение в цвете, линии, композиции, а это и есть «молекула художественности», это и позволяет относить работы детей к области изобразительного искусства. Как же с этой точки зрения выглядит проблема художественных способностей и их развития? Какими качествами должен обладать человек, чтобы быть художником? Ответ, в общем, ясен из уже сказанного. Главное требование к художнику: уметь найти для своего замысла соответствующий ему видимый образ. Художественно одарен тот, кто может так выбирать и сочетать изобразительные средства, чтобы каждое из них было насыщено, пропитано смыслом. Тот, кто превращает изобразительные средства в средства выразительные, способен быть художником. Конечно, не от этого только зависит, быть ли человеку художником. Зависит прежде всего от того, кем он станет как личность, какова будет духовная ценность тех замыслов, которые он станет воплощать в своем творчестве. Зависит и от многих других данных человека, от особенностей его характера, от обстоятельств его жизни. Но нас сейчас интересуют специальные художественно-творческие способности, а не все то, что лежит «выше», «ниже» или «в стороне» от них. Итак, основная художественная способность — это 365 способность, изображая, выражать какое-то внутреннее содержание, придавать изобразительным средствам выразительную функцию. Но это слишком общая формулировка. А потому рассмотрим подробнее одну сторону дела: применение художником (большим или маленьким) выразительных возможностей цвета. «Цвет должен выражать живущее в нас понимание сущности жизни»; «Цвет не средство внешнего описания, а средство душевного выражения»; «То, что я изображаю, я люблю или ненавижу. Этим определяется цвет» — так говорят о цвете выдающиеся живописцы... В произведениях искусства разных времен и направлений цветовой образ является могучим средством создания нужной эмоциональной атмосферы, выявления мироощущения автора, его отношения к изображаемому. Но если закономерности сознания художественного образа во «взрослом» и в детском искусстве в принципе одни и те же, то и у детей мы сможем найти ту же способность подчинять цветовое решение выражению внутреннего содержания, своего отношения, чувства. Более определенно ответить на этот вопрос позволяет специальный эксперимент. Показываем ребенку контурный рисунок на сказочную тему. Рассказываем содержание изображенного: это — радостное, веселое событие в царстве добрых, любимых волшебников. И предлагаем ребенку раскрасить рисунок так, как он хочет. Потом маленький «испытуемый» получает для раскрашивания второй рисунок, но на этот раз дело происходит у злых колдунов и обстановка страшноватая, тревожная. А сам рисунок такой же, и у ребенка оказывается единственное средство выразить свое неодинаковое отношение к двум ситуациям — дать разное цветовое решение. Когда опыт повторяется со многими детьми, результаты очень различаются, но все же многообразие вариантов тяготеет к двум полярным типам решений. У одних детей отношение к изображаемому полностью определяло собой колорит рисунков; доброе и злое царства в их работах убедительно отличаются по цвету: доброе царство светлое, злое — темное; доброе — в насыщенных цветах, злое — мутное или блеклое; доброе — многоцветное, злое — бедное цветовыми контрастами; доброе — в теплой гамме, злое — в холодной... Но всегда цвета добра и зла различны. Однако у других детей доброе и злое получили однотипный цветовой наряд — и царства оказались неразличимы. Осторожными вопросами удалось выведать у авторов, что они и в мыслях не имели с помощью цвета что-то оценивать, выражать эмоции. Цвет был для них не более чем раскраской. Задание выполняли дети 5, 8, 11 лет, результаты принципиально одни и те же. И вот оказывается, что дети, которых считают художественно одаренными, все попадают в первую группу. Очевидно, мы имеем дело с важной художественной способностью! Ну, а те дети, у которых эта способность не проявилась или была слабо выражена? Ведь их большинство. Что же, им никогда не создать выразительных цветовых решений? 366 К счастью, это не так. В специальных опытах удалось установить, что способность пользоваться цветом как выразительным средством может быть развита у очень многих детей, и иногда довольно быстро. Что же в таком случае мешало ей проявиться раньше? Откроем, к примеру, альбом для раскрашивания «Тимошкины краски». Цыпленок Тимошка изучает названия цветов. «Какого цвета эти ягоды?» — «Красного, малыш, красного!» На рисунке ягоды, божья коровка, мухомор, лапы и клюв Тимошки одинакового, красного цвета. «Рыбка, рыбка, какого цвета ваша речка?» — «Речка синяя, Тимоша». Рядом — такие же васильки. И вот «начал Тимошка рисовать желтое солнышко, синие цветы, красные ягоды». И маленькому читателю предлагают делать, как он. «Тимошка желает тебе успехов». Увы, такое введение в мир цвета успехов не сулит. Стереотипы цветового восприятия формируются, конечно, по объективным причинам. Нужды повседневной жизни не позволяют воспринимать каждый оттенок цвета как нечто уникальное и иметь для него специальное наименование. Поэтому все оттенки зеленой гаммы мы объединяем одним приблизительным термином — «зеленый». Поэтому снег для нас всегда белый, небо — голубое или серое и т. д. В изобразительной же деятельности это считается вредным, так как мешает верно видеть цвет объектов. Все это давно известно и много раз описано. Но есть другая сторона дела, остающаяся, кажется, незамеченной. Цветовые стереотипы не только мешают верно видеть вещи. Они мешают художнику — взрослому или ребенку — облекать свой замысел в подобающие ему цвета, не дают внятно говорить на языке цвета. Вот один из многих примеров. Кеша раскрашивал рисунки про волшебников. Задумался надолго, потом в тоне полувопроса: «Трава ведь всегда зеленая...» Педагог отвечает: «Это сказка, ты можешь сделать и зеленую, и любую другую, какая подходит». Кеша вздохнул мечтательно: «В волшебных садах бывает и красная, и черная...» Видно, так хотелось ему поселить доброго волшебника в красном саду, а злого — в черном! Но стереотип победил. Кеша «взял себя в руки» и ровно выкрасил оба сада одним и тем же зеленым мелком. Вот и разбирайся, где живет добро, а где — зло! Но как поступишь иначе, когда точно знаешь, что трава всегда зеленая и что ее так и надо изображать? А если знаешь еще, что небо бывает голубое, лицо — розовое, яблоко — красное, и так — про все, то где же пробиться самостоятельности в выражении содержания? Цветовые стереотипы, наверно, не единственная, но серьезная и очень распространенная помеха для создания содержательных цветовых решений. Однако опыты показывают, что освободить ребенка от их гнета не так уж трудно. Что сковывает детей? Знание «правильного», как им кажется, цвета предмета, вещей. Значит, надо придумать задания, в которых никаких вещей не будет, а некоторое содержание, требующее выражения в цвете, будет! Тогда выразительная функция цвета выступит в чистом виде. Сказочная тематика 367 дает для этого все возможности. Пусть, например, ребенок раскрасит волшебные ковры, принадлежащие тем же двум волшебникам — доброму и злому — и обладающие соответствующими свойствами. Тут не будет ни травы, ни лиц, ни облаков — только сочетание цветных плоскостей, которое должно представлять собой эмоционально-выразительный образ, иначе ведь мы не разберем, какой ковер чей! Работая над такими заданиями, ребенок начинает придавать цвету выразительное значение, а потом переносит это и на изображение реальных предметов, особенно если он (сам или с помощью наводящих вопросов) осознает, что надо выбирать цвета подходящие, соответствующие, с его точки зрения, содержанию. Тогда он не побоится сделать и красную траву, если сочтет это нужным. С другой стороны, совсем не обязательно создавать фантастический колорит, чтобы добиться цветовой выразительности. Если бы нашему Кеше помогли обратить внимание на многообразие оттенков, называемых одним словом — «зеленый», и научили бы смешивать цвета и получать нужные оттенки, ребенок мог бы сделать и два зеленых сада, очень различающихся по характеру. Кстати, многие дети так и поступали... Можно, преодолевая стереотипы, добиваться выразительных цветовых решений; только надо уберечься от опасной ошибки, подстерегающей нас на этом пути. Мы должны помочь ребенку связывать цвета, которые он избирает, с чувствами, которые он испытывает и хочет выразить. Но мы не должны думать, что нам известно, как правильно передать то или иное чувство, отношение определенными сочетаниями цветов. Мы не должны подталкивать детей к тем решениям, которые нам кажутся верными, иначе лишь создадим новый шаблон, новый вид стереотипов. Если ребенок раскрашивает доброе и злое царства в разные цвета, значит, цвет служит ему как выразительное средство. А подходящие ли он взял цвета, с моей точки зрения, это совсем другое дело. Вопрос об эмоциональном воздействии цветов и их сочетаний очень сложен; ошибочным было бы считать, что один и тот же цвет у всех вызовет одно и то же чувство или настроение. Так что забудем о рецептах «правильных» цветовых решений. Задача в том, чтобы помочь ребенку понять и овладеть самим принципом зависимости цветового решения от внутреннего содержания. И пусть каждый воплощает этот принцип сообразно со своей индивидуальностью. Все, что говорилось о цвете, можно отнести к любой другой стороне изображения (к форме, линии, композиции) и ко всему образу в целом. И стереотипы бывают не только цветовые. Вспомним хотя бы стандартные силуэты домиков и елочек, кочующие из одного детского альбома в другой, повторяемые из года в год. И способность пользоваться цветом как выразительным средством, которую мы нашли и у больших художников, и на другом уровне — у одаренных детей, — это одна из сторон более общей творческой способности, проявляющейся в создании целостного выразительного образа. В какой мере родители могут помочь развитию этой 368 творческой способности? И что посоветовать тем, кто ощущает себя дилетантом и в искусстве, и в педагогической деятельности, но хотел бы помочь или, во всяком случае, не повредить развитию художественных способностей своих детей? ...Когда Нине было 5—6 лет, она занималась в хорошей детской студии и писала очень красивые пейзажи гуашью и акварелью. А потом пошла в школу, и учительница почему-то надумала сказать ей: «Брось ты эту студию, у тебя же нет способностей. Только тратишь время, переводишь бумагу и портишь глаза». Учительница художницей не была и таких пейзажей, как Нина, ни за что бы не сделала. А послушная первоклассница пришла домой и объявила родителям: «Я больше в студию не пойду. Зачем тратить время, переводить бумагу и портить глаза? У меня же нет способностей». Родители тоже художниками не были, переубеждать не стали. И вот Нине уже девять. Она стоит перед педагогом-художником с выражением сомнения и надежды в глазах: не может поверить, что очень понравились ее старые работы, что ее просят показать и другие. А когда поверила, объяснила, что никакие «другие» не сохранились, но к завтрашнему дню он сделает новые. И наутро принесла три акварели — хорошие, хотя и похуже прежних: трехлетний перерыв — дело нешуточное, с этим всякий художник согласится. Видимо, в этом случае психологическая травма оказалась излечимой. Но задумаемся: необдуманное слово решительного в своих суждениях взрослого может парализовать творчество ярко одаренного ребенка, имевшего и приятный опыт занятий в студии, и одобрение педагогов. Как же беззащитны в подобной ситуации другие дети! «Он рисовать совсем не может, ну понимаете, не дано! Вот такая-то младше его, а...»; «Знаете, она у меня совсем бездарная, прямо ужас какой-то!» Или со смешком: «Он у нас, конечно, не Репин». (Почему-то критическая фантазия родителей и родственников подсказывает им исключительно это имя.) И все это, конечно, при ребенке. Будет ли он продолжать рисовать охотно, свободно ярко? Зачем? Если он совсем бездарный, если из него никогда не получится какой-то неведомый ему Репин, то не лучше ли бросить это занятие? Ведь никто не заставляет, наоборот... Ребенку не нужен, вреден и тщеславный ажиотаж, устраиваемый иногда взрослыми вокруг его бесхитростного творчества. Но благоприятные моральные условия ему нужны, Неужели необходимо пачками выбрасывать его рисунки? Может, найдется место, где сохранить хотя бы лучшие, хотя бы то, что он делает родителям в подарок? Зачем говорить легкомысленно о его неспособности, когда никакой специалист не осмелится поставить такой диагноз в этом тончайшем и таинственном деле? Мы понимаем, что далеко не все родители в силах руководить творческим развитием ребенка. Но есть другое, не менее важное условие того, чтобы раскрылись его способности. Это благожелательный интерес и уважение к его творчеству. И это условие может и должно быть обеспечено ребенку в каждой семье. 369 |