Учебноправовая деятельность. Альманах «Принятие». Сборник эссе, объединенных темой принятия, жизни, смерти, общества и реальности как таковой. Содержание
 Скачать 1.08 Mb.
|
|
84 Альманах «Принятие» жизни, а для перерыва от жизни — праздника или курортного спектакля, за которым следует необратимый возврат к возврату долга. В черный день перемогусь, а в красный — сопьюсь. А если, не дай Бог, в русской судьбе затягивается фиеста, дело пахнет трагедией. Даже сама фраза о том, что кому-то стало веселее жить, отмечена у нас ироничным автографом. Возвращаясь к истории: удалённый наблюдатель, читающий летопись уличного плаката, наверняка заметил бы преемственность темы: всё тот же градус обязательств, но уже не перед партией, а перед банком. Пятилетки как-будто конвертировались в кредитные ставки. Впрочем, может быть, это лишь рецидивы, и на родной ниве уже взрастает поколение, которое не расстанется с игривым и нежным отношением к жизни? Русский менталитет часто связывают со специфическим фатализмом, по которому «всё устроится само собой» и «поживём- увидим». Этот авось, который не столько велит предпринимать что-нибудь наугад (что было бы чистым легкомыслием), сколько не делать ничего особенного, едва ли можно назвать исключи- тельной национальной чертой. Скорее, он часть глобальной мифологемы великой матери-земли, общей для земледельческих культур. Возделывание земли предписывает принятие и предска- зуемость, а не хитрость и риск — и эти противоположные установки можно перенести на какую угодно сферу. Соответствующе составлен даже ранжир пьянства: в отличие от загульного кутилы, сумрачный алкоголик, спившийся с горя, всегда получает густую пайку оправдывающего сочувствия. У русской питейной традиции особый путь, не прямо наследу- ющий вакхическому пиру, что сильно повлияло на остроумие, культуру диалога и язык философии. С этим связан, например, образ русского запоя как серьёзного дела, за которым стоит вопрошающий порыв и напряжённое стяжание. • 85 84 Линза житейской мудрости часто преувеличивает всякую неприятность, вызванную легкомыслием, приписывает ей масштабы грандиозного фиаско. Можно подумать, что каждая сломанная мелочь или ничтожная неудача содержат в себе символический смысл, достойный тщательного расследования. Это достаточно заразный педантический вирус. И напротив, когда к беде приводит тяжелое, избыточно серьёзное отношение к вещам, это списывается на естественный ход вещей, который велит в быту и на работе безучастно вкушать вязкие плоды формализма, требовательности, прагматизма. Оттерпимся — и будем люди, как говорит пословица. В такой позиции, принимающей любой уклад, по той единственной причине, что он уже существует, есть даже что-то завораживающее. Не случайно для нас так важны исследующее этот морок искусство трагико- медии и абсурда — от Гоголя, Булгакова и Хармса до Довлатова, Данелия, Коваля и других. В воспоминаниях Кира Булычёва есть один смешной эпизод, которым он иллюстрировал проникно- вение фантастического в жизнь. В позднесоветские годы писатель участвовал в автобусной экскурсии по ФРГ и ненадолго откло- нился от общей группы, решив пренебречь музеем Карла Маркса. Когда же пришла пора возвращаться, и он шёл по автобусу на своё место, его попутчики — взрослые респектабельные люди — в буквальном смысле пинали Булычёва ногами. Так сильна была неприязнь к факту нарушения порядка. Да, они тоже были людьми русской культуры, в которой, казалось бы, так сильна тема нескончаемого простора, воли и бегства. «А чему радоваться?» — выразительный, очень характерный вопрос. Редко звучащий вслух, растворённый в умах, он симво- лизирует особое мировоззрение, согласно которому, счастье есть передышка от проблем, так же как здоровье — перерыв от болезней. Но сложности неизбывны, поэтому человек обречён на их непре- рывное преодоление. Всякое иное усилие чревато потерей 86 Альманах «Принятие» равновесия, что с позиций земли — немыслимо. Это удел марги- налов и трикстеров. Для рядового Сизифа выбросить булыжник труда равнозначно выбрасыванию самого себя в бесконечную пустоту. Поэтому не важно, какой возникает вопрос, материальный или духовный — следует быть последовательным и кропотливым: высаживать семена, поливать поле, пропалывать сорняки — и тогда, если никто не сглазит, — ожидать урожай. Такова логика инертного порядка, стабильности и цепляния. Качеств, привно- симых в психическое измерение космическим элементом terra. Это сама мать сыра земля — питающее, уравновешивающее и погребающее начало. Пользуясь формулой Андрея Платонова, «Земля не только круглая равнина, но и душевная безотрадность». Продолжая Головиным — духи земли делают восприятие мира вялым и монотонным. Под их влиянием решительно невозможно допустить, что счастье может быть не только суммой причин, но и случайным даром, кривой жемчужиной, найденной в песке. Запутанные, уходящие в недра корни сердец постоянно заряжают кровь растительной плотностью и неподвижностью. Если пустить алхимию элементов на самотёк, внутри возникает переизбыток земли; травяное бытие наползает на человеческое, остужая внутренний жар и скрывая сияние вершин. Лицо чело- века покрывается непробиваемой коркой, речь превращается в шелест, а сам он так крепко врастает в социальную почву, что становится от неё неотделим. А важнее всего, что отступая под давлением снизу, стихии воздуха и огня забирают с собой интуицию и блаженство, оставляя человеку-колоску один только хмурый равнинный покой. ВВЕДЕНИЕ В ПРОКЛЯТИЕ • 87 86 ВВЕДЕНИЕ В ПРОКЛЯТИЕ Автор: Артур Крумин О травме Проклятого и его предназначении, который дышит благодаря поиску ответа на страшные вопросы всеобщего смысла. 88 Альманах «Принятие» Will you follow us when our path will be uncertain? And our arms too week to hold you up will you follow us? Even if your breath is slow and your feet are too wounded to cross these peaks Can you see it now? Can you feel our tongues run over your tortured back? We are the children of the black light Will you follow us? but now it’s too late to caress him When His heart is martyred by your betrayal and ignored by your ingratitude Bent on his tears, bent on his torments those he’ll never donate to you Each word of ours will be forgotten, each word of ours will be condemned We are the children of the black light Let me lick the black sun in your mouth Let me fall in your black sun Spiritual Front «Children of the Black Light» • 89 88 Если вы читаете этот текст, то, скорее всего, он о вас. Потому что нормальные люди не склонны подробно разбираться, что с ними не так. И они не читают сомнительные тексты, которые могут им об этом сообщить. Проклятые субъекты имеют болез- ненное стремление объяснять себя с помощью по возможности объективных средств: типологий, классификаций, психологи- ческих тестов и уже менее объективных теорий об устройстве субъекта. У более продвинутых проклятых это заменяется абстрактными философско-религиозными построениями. Проклятого снедает жажда понять, кто он и где находится. И, совершенствуясь в этом понимании, он уже движется в верном направлении. Представленный здесь текст не претендует ни на полноту, ни на точность в описании проклятого субъекта. Я хотел только сделать набросок Проклятия и сообщить, что проклятый субъект существует, что на него стоит обратить внимание, и прежде всего — внимание самого носителя Проклятия. Интерпретации, которые здесь приведены, — это не столько объяснения, сколько указания на то, как у меня (и не одного меня) получается находить эти объяснения. Каждое поколение — это поколение проклятое. Можно называть его любыми причудливыми словами и давать произ- вольные буквенные обозначения. Общество всегда остаётся больным, как безусловно болезненным является и породивший его человек. Больным желаниями, искорёженные корни которых уходят в бесконечную историю насилия, а пустая сердцевина гулко напоминает об исходном несовершенстве. Здоровьем отличается только природа, в которой даже бацилла холеры и могильный червь пышут жизнью, но люди давно отпали от этого дремотного бессмертия в пробуждение болезненности и смертности. И как по симптомам мы познаём болезнь, так и человечество мы узнаём по плодам его. И здесь это сомнитель- ные плоды запретного древа, изгнанники и жертвы, над могилами которых выросло и продолжает разрастаться новообразование 90 Альманах «Принятие» цивилизации. Таким образом, главной характеристикой общества являются его симптоматические отклонения, а вовсе не образ благополучия. То же касается и каждого отдельного его предста- вителя: в большом и малом масштабе ключевыми особенностями системы являются её ошибки. И каждая новая генерация людей становится воплощением системных ошибок, поскольку эти люди уже успели достаточно полно приобщиться к культуре, но не успели ни подлатать свои деформации, ни достаточно погрузиться в системное насилие и самообман. Так мы узнаём человеческое по тому, что менее всего в него вписывается. И именно здесь пойдёт речь о проклятом субъекте, парии и воплощении человеческого. О том, кто он, откуда пришёл и куда идёт, о его рабстве и его освобождении. Скорее всего, этот субъект молод или связывает себя с авангардом культуры. При этом проклятый не обязательно отличается умом или талан- том (хотя часто вынужден себя этим обременять), ему незачем быть маргиналом или иметь очевидные странности (хотя он и склонен к их приобретению). Его отличают изъяны, которые он несёт в себе, и эта печать неизбывного страдания проступает даже у самых успешно замаскированных представителей вида. А эти создания знают толк в мимикрии. Быть анафемой в собственных глазах — это не такой уж редкий способ жить жизнь, и эти люди достойны того, чтобы о них замолвили слово в оправдание. Но далеко не всегда мы можем полагаться на суждения проклятых о самих себе. Многообразие проявлений Проклятия даёт субъекту простор для воображения, что полезно для создания собственной истории, но, будучи отягощённым специфическим отношением к себе (от обесцени- вания до отвращения и ненависти), приводит к появлению лишних и ложных сущностей. Разнообразие проявлений позволяет субъекту фиксировать внимание на частностях, тем самым препятствуя возможности создавать общее понимание себя. • 91 90 Конечно, порой интуиции о фрагментах или симптомах, которые составляют проклятого, бывают изумительно точны, но чаще они бывают настолько мимолётны, что сам субъект едва придаёт значение этим интроспективным интуициям. В целом же проклятые, как в общем-то и все смертные, отделены от себя стеной неведения и самообмана. И эти прозрения тонут в море смутных и спутанных мертворождённых фантазий по мотивам их душевной организации. Это приводит субъекта к устойчивым, но по большому счёту ложным представлениям о себе, из которых не так уж легко выйти к чему-то похожему на свободу самопо- знания. Поэтому изощрённо-художественные и кристаллизованно- мифические истории о проклятых и Проклятии являются более ясными и наглядными моделями субъекта, чем речь живых людей о самих себе. Прошедший обработку материал творчества «по поводу», вроде бы отдалённый от объекта, оказывается более наполненным искрами истины, чем беспорядочный и мутный жизненный поток рефлексии как таковой. К счастью для меня, реальные истории склонны скорее подтверждать правоту историй вымышленных. Хотя последние были сложены задолго до появле- ния тех осязаемых жертв Проклятия, которые могут поведать нам о своих злоключениях в этом скорбном мире. Мы будем исходить из понимания Проклятия как такого свойства субъекта, при котором переживание неполноценности и наличия глубокого изъяна в нём сочетается с чувством собствен- ной отчуждённости, исключительности и ничтожности в сравне- нии с другими (субъективно более успешными реальными или вымышленными персонажами). Его настоящее не вызывает доверия, его будущее сулит только несчастья, а сам он плох и обречён на жизненный провал. К этому добавляется метафи- зическое переживание себя как грязного, осквернённого, одержимого демоническими влечениями или просто злого. 92 Альманах «Принятие» Всё, что он любит, разрушается (подчас им самим), а сам он не достоин того, чем являются и свободно владеют другие люди. Зачастую так видит своё существование только сам субъект — для посторонних наблюдателей жизнь проклятых может казаться вполне благополучной или хотя бы не хуже прочих. Да что уж там, существование проклятых нередко кажется образцом успешности, пока внезапно не обрывается, в том числе и руками самого субъекта. С другой стороны, менее адаптированный (прежде всего к собственному проклятию) субъект отчаянно стремится привести ситуацию вне себя в соответствие с представ- лениями о себе и своём положении в мире. Этот процесс выража- ется в растягивающейся агонии саморазрушения, и этот тягучий водоворот страдания склонен либо отталкивать других прочь, либо затягивать вслед за субъектом в нижние миры. Кроме того, особенно выделяются случаи, когда проклятый одержим фанто- мом гармоничного существования и мечтой о благоденствии. Тогда только внешний наблюдатель может сообщить о горестях того, кто в настойчивом отрицании утверждает, что его жизнь весьма хороша. А если и не хороша, то это просто он плохо стара- ется в стремлении к позитивности (и уходу от себя). Я надеялся показать, что пути проклятия столь же разно- образны, как и жизненные пути вообще. Проклятый ускользает от описаний и определения его места в структуре типов (или хватается за типизированное, чтобы задержаться в кратком мгновении ложной ясности). Он — монструозная химера, и попытка зафиксировать его обречена на провал, зато вызывает чувство ограниченности и насилия по отношению к нему. Его пытаются лишить неопределённости, возможно, единственного, что у него действительно можно констатировать. Объединяет проклятых и отличает от просто-жизни лишь одолевающий субъекта неизбывный изъян, который становится как основной движущей силой жизнедеятельности, так и множе- ством путевых камней на избранном пути. Куда бы проклятый • 93 92 ни пошёл и что бы он ни сделал — его судьбу вершит Проклятие. И это иронично, ведь, несмотря на фаталистичную нагружен- ность, именно Проклятие является тем, что вырывает субъекта из дискурса предназначения. Оно сворачивает его в сторону с железнодорожного полотна вселенского Закона, планомерно ведущего субъекта от рождения к неизбежному. Фантазии проклятых о себе, равно как и само Проклятие, относятся, прежде всего, к дискурсу мифологии. Конечно, любой психический феномен в своё время входил в сферу мифологии. Но если многие другие явления мы без потерь можем свести к думающему организму, ведь их сакральный характер весьма произволен, то с Проклятием это сделать сложнее. Оно сакрально по своему происхождению и проявлениям, более того, оно и есть сакральность во плоти, в отличие, скажем, от особенностей мышления или темперамента (хотя и здесь могут быть варианты). Проклятие как божественная кара исходит не от коллектива или мирской власти — это нечто радикально сверхъестественное. Но тогда откуда в наш беспечный секулярный век может появиться Проклятие, если сверхъестественное испарилось и не вызывает доверия ни у кого кроме, разве что, самих проклятых? Откуда в нашу эпоху пост-прогресса берутся те, кто, не прилагая к этому никаких очевидных усилий, становятся жертвами беспощадного рока? А ведь они действительно словно бы прогневали высшие силы, и за это у несчастных отнимают всё, что им дорого, лишают сна и покоя, а то и канонично ввергают их в безумие. Можно сколько угодно гадать, является ли причиной неудач- ный биохимический баланс, недостаточно хорошее отношение родителей, особое расположение звёзд или то, что мать прокля- того постиг сглаз чужеземца. В историях о проклятии в качестве основного тренда фигурирует версия, что у проклятых что-то не в порядке с властной родительской фигурой (отцом, конечно же). Но у кого с ней всё порядке. Подозреваю, что под этой фигурой имеется в виду нечто отличное от реального объекта ранних отношений. Может статься, что проклятый действительно, 94 Альманах «Принятие» а не фантазийно, отягощён сакральностью и болезненными отношениями как с ней, так и с тираном-творцом внутри себя (последний идёт в комплекте с Проклятием). С другой стороны, на пути к туманному просветлению ведь важно не то, почему мир полон страданий; куда важнее то, что теперь с этим делать и делать ли. Как наш падший мир уже есть, и ничего с этим не поделаешь, так и проклятые субъекты просто существуют. Неизвестно, варьируется ли количество этих потерянных душ в какие-то исторические периоды, потому что кто бы их (да и как) вообще считал. Конечно, с таким подходом едва бы согласились любимые мною гностики, для которых знания об истинных истоках всего составляют принципиально важную часть Гнозиса. И это действительно важно, но не совсем потому, что мы познаём некую истину субъекта. Истина субъекта редко является тайной, она всегда уже явлена: в его идеях, его симптомах, его Проклятии. Но чего у субъекта нет, так это символического сопровождения всех этих бессмысленных, в общем-то, проявле- ний. А, как известно, не страдание является бедой — настоящей бедой является страдание, не имеющее смысла. И здесь нам на помощь приходит способность, которую многие склонны недо- оценивать, — воображение. Чтобы совладать с собой, субъекту необходимо укутать себя покровами вымысла, объясняющего то, кто он, зачем он и зачем вот это вот всё. Но это звучит довольно плохо, не так ли? «Выдумать что-то, чтобы улучшить качество жизни», — похоже на издевательство. Тогда назовём это иначе, хотя исходный вариант меня вполне устраивает. Пусть это будет «изобретением себя». Ведь это именно то, что реализует челове- чество и каждый отдельный человек всю свою историю и что радикально отделяет человеческое от животного, — способность к изобретениям и творчеству. И, создавая миф о собственном происхождении, субъект творит самого себя из первородного хаоса спутанных чувств и мыслей. Человечество и воплощает собой ту устрашающую идею о вышедших из-под контроля механизмах, начавших конструировать самих себя и объявивших |