Доклад. Семинара Первые шаги в науке исследовательская работа молодого учёного
 Скачать 2.65 Mb.
|
Институциональные условия формирования неформальной занятостиАннотация: В данной статье для исследования неформальной занятости применяются логика, инструментарий и принципы институциональной экономической теории. Доказывается, что содержание институциональной среды и структура институциональной системы определяют наличие или отсутствие институциональных условий для возможности существования и развития неформального рынка труда. Эти условия, в свою очередь, определяются нормами и правилами, заложенными в соответствующих институтах. В работе автор показывает, как социально-экономические антиинституты дают возможность для образования институциональных условий для развития неформальных трудовых отношений. Ключевые слова: неформальная занятость, антиинституты, институциональная теория. Для исследования тех процессов и условий, в рамках которых формируется и расширяет свои масштабы неформальная занятость в России, мы в своей работе считаем целесообразным применить логику, инструментарий и принципы институционализма в качестве одного из научных методов. С этой целью первоначально проанализируем институциональные аспекты российского рынка труда, что важно не только в теоретическом плане, но и в качестве основы для выработки практических рекомендаций по улучшению механизмов его функционирования. Становление экономических отношений на рынке труда – это прежде всего создание институтов, обеспечивающих его функционирование. На основании имеющихся в литературе высказываний [3] и анализа практики функционирования рынка труда можно составить следующую типологию институтов рынка труда. 1. Институты спецификации прав собственности на услуги труда (нормы, традиции, ценности, определяющие трудовое поведение, практика заключения и содержание формальных и неформальных трудовых контрактов, трудовое законодательство). 2. Институты поиска контрагента (работы или работника) и сбора информации (государственные и негосударственные структуры трудового посредничества, средства массовой информации, корпоративные и неформальные связи, контакты, каналы информации, рекомендации, репутация). 3. Коллективный институт заключения контракта, ведения переговоров – профсоюзы. 4. Институты контроля за соблюдением контрактов, защиты прав собственности (трудовая инспекция, трудовой арбитраж, частично профсоюзы). 5. Институты, определяющие мобильность и трансакционные барьеры на рынке труда (трудовая дискриминация, профессиональная и территориальная мобильность, законодательные ограничения мобильности, престижность и статусность рабочих мест). 6. Институты внутрифирменного, административного распределения ресурсов (нормы, административные правила и процедуры функционирования внутреннего рынка труда). 7. Институты государственного регулирования рынка труда, компенсирующие «провалы» рынка в сфере труда (служба занятости, системы страхования по безработице, органы контроля за условиями труда). Институты, связанные с функционированием рынка труда, можно в свою очередь, разделить на: 1. государственные (система образования и переподготовки, трудовая инспекция, службы занятости на федеральном, региональном и местном уровне, суд и прокуратура); 2. негосударственные (профсоюзы, частные образовательные учреждения, частные посреднические фирмы, рекрутинговые агентства); 3. неформальные (этические нормы, национальные, местные или семейные традиции, религиозные догмы и предписания, предубеждения, институт теневой занятости). Как видно из этой классификации, параллельно с формальным рынком труда сосуществует его неформальная составляющая, частным случаем, которой является неформальная занятость. В чем же причина данного факта? Содержание институциональной среды и структура институциональной системы определяют наличие или отсутствие институциональных условий для возможности существования и развития неформального рынка труда. Условия создаются на основе институционализации определенных институциональных форм (норм и правил, институциональных инструментов). Поэтому условия неразрывно связаны с элементами институциональной системы или институциональной среды, их определяющими, которые выступают производными явлениями норм и правил, заложенных в соответствующих институтах. На основе института складывается конкретное институциональное условие социально-экономической деятельности, в частности, трудовой. В связи с тем, что в нашем случае, социально-экономические антиинституты дают возможность для образования институциональных условий для развития неформальных трудовых отношений, нам представляется целесообразным, ни в коей мере не смешивая «причину» (антиинститут) и следствие (условие), осуществить классификацию и социально-экономических антиинститутов и образуемых ими условий исходя их единых классификационных признаков. Все это позволит оценить значимость определяемых этими антиинститутами институциональных условий для существования и распространения неформальной занятости. Из изучения классификационных моделей институциональных условий, применительно к социально-экономическим антиинститутам, определяющим масштабы и функционирование в сфере неформальной занятости, мы выделили четыре критерия группировки: 1. по степени формализации институты традиционно подразделяют на формальные и неформальные. Формальные институты – это документально оформленные законы, конституции, контракты. Неформальные институты включают обычаи, традиции и кодексы поведения Формальные институты возникают обычно на базе уже установившихся в обществе социальных практик путем их юридического оформления. В этом случае формальные институты соответствуют (конгруэнтны3) неформальным и служат для устранения споров по содержанию и истолкованию неписаных законов, снижая издержки пользования институтами. Но формальные институты часто служат и для целенаправленного изменения институтов неформальных. В этом случае формальные институты также можно классифицировать по двум признакам: а) по применение для изменения (чаще всего, модернизации) неформальных институтов. Это: во-первых, принятие новых законов, которые призваны исключить социальные нормы, признанные устаревшими; во-вторых, это принятие законов, содействующих распространению новых правил поведения, признанных обществом полезными. б) по массированности, т.е. количеству новых законов, принимаемых за единицу времени: во-первых, постепенный процесс, когда законы принимаются по одному, обсуждаясь и усваиваясь обществом медленно; во-вторых, относительно скоротечный процесс, когда законы принимаются в большом количестве, обычно оформляя и закрепляя политическую победу неких социальных слоев; в-третьих, массированный импорт институтов, который можно назвать «институциональной революцией», когда в исторически короткий период времени заменяется большая часть формальной институциональной матрицы данного общества. В России в 1990-е годы происходил именно массированный импорт институтов. При этом в отличие от варианта законодательного оформления сложившихся неформальных институтов, описанного Нортом, в нашей стране «институциональная революция» характеризовалась следующими чертами: 1. на укоренившиеся социальные практики, методы ведения дел, нормы поведения накладываются чуждые системы законов, искаженные при их переносе из законодательств других стран; 2. эти институты не согласованные друг с другом, т.е. неконгруэнтны привычным данному обществу правилам и стереотипам поведения. При возникновении подобной ситуации возможны два варианта осуществления деятельности, в том числе и трудовой: 1) т.к. неформальные институты изменяются в соответствии с принятыми законами, экономические субъекты действуют в рамках законодательства; 2) экономические субъекты действуют вопреки законодательству, приспосабливаясь обходить его, так как издержки внелегальности ниже издержек следования «букве закона». Таким образом, получается, что в ответ на неконгруэнтные формальные институты («правила игры» по Д. Норту) возникают соответствующие «приемы игры» (или по-другому, согласно Нельсону и Уинтеру, «рутины»). Но необходимо определить, какие именно «приемы игры» ведут к неформальным практикам ведения деятельности. Для этого рассмотрим два вида рутин. К первому – относятся конгениальные (соответствующие по духу), т.е. в нашем случае это первый вариант осуществления деятельности, и ортогениальные (перпендикулярные), второй вариант – именно он показывает, что чем более «стеснительны» и неконгруэнтны институты, тем в большей степени общество отвечает порождением разнообразных неформальных приемов и типов экономического поведения. 2. по степени институционализации теневой экономики различают две группы институтов [1, 17 – 18]: а) первая группа – институты, которые возникли внутри тех или иных легальных структур – политических, правовых, хозяйственных, в ходе реализации экономических преобразований. Поэтому сегодня есть все основания говорить о наличии «сквозных» теневых экономических институтов. К таким «сквозным» институтам относится и неформальная занятость. б) вторая группа – теневые институты, которые возникли «в стороне» от таких структур, как бы «на чистом» месте. Об их возникновении вне каких-либо ранее существовавших легальных экономических организаций свидетельствуют сами их названия: «крыша», «рэкет», «наезд», «откат» и т.п. Эта группа институтов, на наш взгляд, включает нелегальную (криминальную) занятость, но в данной работе она не рассматривается. В результате деятельности этих институтов общество несет множество социально-экономических издержек, главные из которых следующие. 1). Возникшие институты теневой экономики привели к формированию особого стиля бизнеса – бизнеса «для своих», тогда как «не свои» не имеют реальной возможности выйти на рынок, в том числе и рынок труда. 2). Двойная мораль и неопределенность экономических, а значит, во многом и социальных норм поведения. Это самым отрицательным образом влияет на мораль общества, которая в реальности все дальше отходит от того, что принято называть «цивилизованными правилами поведения». 3. Институты можно подразделить по способу выбора. Прежде чем перейти к данной классификации, а точнее, выйти на нее, необходимо кратко остановиться на теоретических предпосылках институциональных изменений. Дело в том, что в зависимости от источника появления того или иного порядка действий сильно меняются и возможности сознательного влияния на этот порядок, если он по каким-то причинам не удовлетворяет тех или иных экономических агентов. В настоящее время в экономической науке нет единой, общепризнанной теории институциональных изменений, поэтому мы рассмотрим пять основных концепций. I. Концепция, объясняющая изменения институтов, прежде всего правомочий собственности, изменениями в относительных ценах экономических ресурсов. Государство и политические процессы трактуются в ней как пассивные факторы, молчаливо «принимающие» любые изменения, обусловливающие рост чистой общественной выгоды [9, 45]. Иными словами, при таком подходе к объяснению институциональных изменений внимание акцентировалось преимущественно на существовании спроса на них со стороны экономики, обусловленных недостаточной эффективностью использования ресурсов. При этом не учитывался потенциал их предложения, «зависящего от способности и желания политического порядка обеспечить новую институциональную среду» [9, 45]. Причем игнорировались не только политические факторы, но и значимость того, как вводимые правила, принимаемые или отвергаемые институциональные изменения повлияют на перераспределение богатства. II. Следующая концепция – это подход Норта, отличительная черта которого явное введение в анализ процессов, происходящих на политическом рынке, и подчеркивание положительности (неравенства нулю) на нем трансакционных издержек, т.е. наличие препятствий для осуществления соответствующих политических действий и обменов. Ведь, как отмечает Б. Вира, «выбор институциональных альтернатив осуществляется на политической арене и является конечным результатом идеологических дискуссий, балансируя политические силы» [9, 45] Принятие за основу приведенных положений позволило Норту поставить под сомнение широко распространенное мнение о том, что институты представляют собой прежде всего средства экономии издержек хозяйственной деятельности, поскольку повышают уровень определенности внешней среды и сокращают затраты на поиск информации, ее анализ и т.п., т.е. уменьшают трансакционные издержки как часть общих издержек хозяйствования. Подобное мнение, как показано Нортом [9, 45], ошибочно, ибо фактически исходит из наивной предпосылки о том, что «естественный отбор» (конкуренция) среди институтов обеспечивает «выживание» тех из них, которые позволяют ресурсам быть использованными с наибольшей эффективностью. Препятствием к тому, чтобы в числе реально действующих институтов были представлены только обеспечивающие наиболее эффективные условия хозяйствования, служат различные факторы, центральный среди которых – высокие трансакционные издержки осуществления институциональных изменений: «...в мире нулевых трансакционных издержек одержит верх эффективное решение, способное продуцировать наибольший совокупный доход. Но поскольку трансакционные издержки не являются нулевыми, можно ожидать формирования различных моделей экономического поведения, отражающих различия в том, насколько успешно конкретная институциональная система снижает трансакционные (и трансформационные) издержки. Но почему же упорно существуют сравнительно неэффективные экономики? Что мешает им воспринять институты более эффективных экономик? Если бы институты существовали в рамках нулевых трансакционных издержек, то история не имела бы значения; изменение в соотношении цен или предпочтениях немедленно индуцировало бы реструктуризацию институтов для эффективной адаптации к новым условиям... Но если вопрос состоит в том, каким образом мы пришли к сегодняшним институтам, и если пройденный нами путь ограничивает будущий выбор имеющихся у нас альтернатив, то мы можем утверждать не только то, что история имеет значение, но и то, что устойчивость плохо функционирующих экономик и многовековая дивергентная модель развития происходят из одного корня» [3, 120]. В другой своей работе, специально характеризуя роль государства в формировании эффективных прав собственности (т.е. способных обеспечить наибольшую совокупную, общественную эффективность использования ресурсов), Норт отмечал: «Становление неперсонализированных правил и договорных отношений означает становление государства, а вместе с ним – и неравного распределения силы принуждения. Это создает возможность для тех, кто обладает большей силой принуждения, толковать законы в собственных интересах независимо от того, как это скажется на производительности. Иначе говоря, начинают приниматься и соблюдаться те законы, которые отвечают интересам власть предержащих, а не те, которые снижают совокупные трансакционные издержки... Политическим системам органически присуща тенденция производить на свет неэффективные права собственности, которые приводят к стагнации и упадку. Тому есть две основные причины. Во-первых, доходы, которые получают правители, могут оказаться выше при такой структуре собственности, которая хотя и неэффективна, но зато легче поддается контролю и создает больше возможностей для взимания налогов, чем эффективная структура, которая требует высоких издержек контроля и сбора налогов. Во-вторых, правители, как правило, не могут позволить себе устанавливать эффективные права собственности, поскольку это может оскорбить одних подданных и тем самым поставить под угрозу соблюдение прав других. Иначе говоря, даже если правители захотят принимать законы, руководствуясь соображениями эффективности, интересы самосохранения будут диктовать им иной образ действий, поскольку эффективные нормы могут ущемить интересы сильных политических группировок...» [4, 72]. Как представляется, приведенные положения достаточно адекватно характеризуют нынешнюю российскую ситуацию, однако не отражают альтернативного способа «внедрения» институциональных инноваций - через так называемый институциональный рынок. III. Другим подходом к проблеме является предложенная В. Раттеном и Ю. Хайями теория индуцированных институциональных инноваций [9, 46]. Они пытаются в равной мере учесть как экзогенные изменения, порождающие спрос на новые институты, так и политические и культурные ограничения на предложение «ответных» институциональных изменений. В соответствии с их подходом экзогенные изменения в технологиях, обеспеченности ресурсами или в потребительском спросе создают неравновесие на рынках факторов производства, из которого и вырастает спрос на институциональные изменения. При этом, по их мнению, институциональные инновации предлагаются для того, чтобы сохранить достающуюся государству (или его функционерам – «политическим предпринимателям») долю частных доходов. Поскольку рост частных доходов не тождествен социальному благосостоянию, предлагаемые властью институциональные нововведения могут быть неэффективными с точки зрения всего общества, его экономики. Эта теория подчеркивает не только культурную ограниченность предлагаемых институциональных изменений, но и выдвигает на передний план фактор частного дохода институционального инноватора. IV. «Распределительная» теория институциональных изменений Г. Лайбкепа. С его точки зрения, отношение отдельных экономических агентов к предлагаемой институциональной инновации определяется чистыми выгодами, достающимися им от осуществления последней. Возникающий конфликт интересов находит свое разрешение в процессе ведения политических переговоров и заключения соответствующих сделок (контрактов): «...ядро проблемы осуществления этих сделок заключается в придумывании политически приемлемых распределительных механизмов для указания получателей выгод от институциональных изменений в течение того времени, пока сохраняются их производственные преимущества» [9, 46]. Упомянутые выше экзогенные изменения могут породить политическое неравновесие и вызвать спрос на институциональные нововведения. Мотивами возникающего контрактного процесса способны служить осознаваемые потери от существующей неэффективной институциональной структуры и ожидаемая часть чистой выгоды, которую можно реализовать за счет исключения этих неэффективностей. Однако «влиятельные стороны», которым угрожают потери в новой институциональной структуре, в состоянии блокировать выгодные институциональные изменения, если только эти потери не будут им приемлемым образом компенсированы. Высокий уровень трансакционных издержек на политическом рынке ведет к тому, что такие формы, как многочисленность сторон политического контрактного процесса, разнородность групп специальных интересов, информационная асимметрия и неравномерность в распределении богатства, могут в результате привести к появлению социально неэффективных конечных результатов, т.е. к принятию не наилучших из объективно возможных политических решений по изменению формальных правил поведения экономических агентов. V. Позиция Дж. Найта, который привлек внимание к «проблеме безбилетника» в связи с процессами заключения политических сделок по поводу осуществления социально эффективных институциональных изменений. С этой точки зрения рациональный экономический агент не будет принимать участия в подобном контрактном процессе, поскольку в случае его успешного завершения он без всяких затрат получит свою часть общей выгоды. Найт трактует социальные взаимодействия как контрактные процессы и вводит понятие асимметричного распределения силы в обществе в качестве первичного объяснения институциональных изменений. При этом институциональная структура может неточно отражать имеющуюся асимметрию распределения ресурсов – из-за наличия индивидуальных издержек заключения и осуществления контрактов, высоких трансакционных издержек коллективных действий и существования значительной неопределенности в соотношении предпринимаемых действий и их фактических конечных результатов. По Найту, спрос на институциональные изменения возникает со сторон частных агентов, заботящихся исключительно о собственном благе. Лишь случайно общественное разрешение распределительного конфликта может привести к конечным результатам, оказывающимся также социально желательными. По его мнению, гипотеза о том, что конструкция исключает неэффективные институты, должна быть отброшена, поскольку сила (возможность насилия), как правило, распределена в обществе неравномерно. Соответственно, «развитие и изменения суть функции распределительного конфликта по поводу значимых социальных благ, в то время как устойчивость и стабильность суть функции непрерывной способности институциональных правил обеспечивать распределительные преимущества» [9, 47]. Исходя из рассмотренных концепций институциональных изменений, можно заключить, что они связывают возможность государства реально изменить действующие формальные институты с двумя положениями. Первое – о распределении сил в обществе и на политической арене (соответственно о распределении выгод и потерь от намечаемого изменения, которые могут понести определенные группы специальных интересов). Второе – о величине издержек (не только денежных) на осуществление требуемого коллективного действия, которая может оказаться запретительно высокой для осуществления такого действия, несмотря на значительные потенциальные выгоды от него. Ведь, во-первых, вполне может оказаться, что издержки должны будут нести одни политические группы, а пользоваться плодами – другие; а во-вторых, если даже субъекты выгод и издержек совпадают, расходовать ресурсы необходимо в данный момент, получать же выгоду предполагается только в будущем. Именно здесь и встает вопрос для обычных экономических субъектов о способе выбора института: 1ый способ – выбор на политическом рынке, где вводятся правила, результаты использования которых хозяйствующими субъектами, приносят ту или иную выгоду игрокам политического рынка; 2ой способ – выбор на институциональном рынке, где используются правила экономического поведения, результаты следования которым оцениваются как выгодные самими хозяйствующими субъектами. Рынок институтов или институциональный рынок (согласно С. Пейовичу) – «это процесс, который позволяет индивидам выбирать правила игры в их сообществе. Посредством своих добровольных взаимодействий индивиды оценивают преобладающие правила, определяют и проверяют пригодность новых. Важнейшей функцией этого конкурентного рынка выступает, следовательно, поощрение институциональных инноваций и форм адаптивного поведения». Соответственно, на рынке институтов возникает «конкуренция институтов», в результате которой появляются: 1. «институты–победители» – это институты, получившие массовое распространение в экономическом поведении. Они систематически используются в схожих ситуациях подавляющим большинством хозяйствующих субъектов; 2. «институты–проигравшие» – это институты, переставшие применяться вообще или им следуют лишь изредка в классе схожих ситуаций принятия решений. Исходя из всего вышесказанного, можно сделать вывод, что вменяемые государством правила (отобранные на политическом рынке) будут реально функционировать в экономике тогда и только тогда, когда они «покупаются» и на свободном институциональном рынке («институты–победители»), если этого не происходит, то экономические агенты пользуются хозяйственными приемами ортогениальными этим институтам, т.е. способствующими развитию теневых отношений («антиинституты–победители»). 4. Институты по эффективности подразделяются на эффективные и неэффективные. В этой группе нас интересуют только неэффективные институты, которые выступают ограничителями экономического роста общества. Это деструктивные институты, являющие собой образцы неспособных сочетаться с положительными формальными и неформальными нормами институтов или прямо противоречащих им, а также институтов, характеризующихся традиционным, но экстенсивным или регрессивным характером. В.М. Полтерович неэффективные институты называет институциональными ловушками [6, 5 – 16]. В качестве примера такой институциональной ловушки можно привести неформальную занятость. Для экономического агента стратегия выбора занятости на формальном рынке труда или участие в неформальных трудовых отношениях зависит от фундаментальных и организационных факторов4. К первым, в нашем случае, относится государственная политика в сфере труда и занятости населения, ко вторым – система принуждения, формирующая ожидания ущерба от нарушения трудового и налогового законодательства (например, в плане бесконтрактного найма или выплаты зарплат «в конверте» с целью снижения отчислений в фонды социального страхования, т.е. снижения издержек). Как было отмечено выше, в нашей стране Конституцией закреплен принцип свободной трудовой деятельности. Изначально это было сделано с целью развития малого предпринимательства, что способствовало бы развитию конкурентного рынка, повышению налоговых отчислений и росту занятости населения. Но Россия была не готова к применению данного принципа на практике, в результате значительная часть граждан страны оказалась втянута в неформальные экономические отношения. Все это привело к возникновению проблемы зайца, т.е. в проигрыше остались все – и государство (недопоступления в бюджет и фонды социального страхования, отчасти обострилась проблема безработицы), и население (отсутствие каких либо социальных гарантий). Как это ни парадоксально, но антиинституты могут частично принимать вид формальных институтов. Институты, регулирующие экономическую деятельность, также достаточно часто производят законодательные акты, формализующие некоторую часть антиинститутов. Разумеется, принятие таких законов лоббируется заинтересованными слоями общества. Общим для всех видов формализации (легализации) антиинститутов или их частей является то, что они официально оформляют виды экономического поведения (приемы игры), направленные на обход действующих институтов. Разумеется, законодатель никогда не примет закон или иное правовое положение, полностью противоречащее другому действующему закону. Поэтому формализация антиинститутов имеет вид актов, направленных на достижение других целей, и легализует только часть антиинститута, пересекающуюся со своим институтом, – антиподом только в какой-то одной или нескольких зонах. Однако принятие нескольких законов, формализующих каждый в своем теле часть антиинститута, способно придать законный статус большей части идеальной системы, составляющей антиинститут и почти полностью заблокировать действие основного социально-экономического института. Социально-экономическая практика постсоциалистических, латиноамериканских и некоторых стран юго-восточной Азии показала, что реконструкция общества является сложной задачей, которая не решается какими-либо механическими действиями. Требуется комплекс мер, организованных в систему и проводимых в определенной последовательности. Учитывая, что невозможно предвидеть все последствия каждой из этих мер и тем более их комбинаций, необходима постоянная коррекция преобразований с учетом того, что происходит. Образование антиинститутов, хотя они и позволяют обществу пережить период перемен, нельзя считать положительным явлением. Но и уничтожить их в одно мгновение тоже невозможно. Напротив, зачастую попытки заставить выполнять какой-то закон приводят к распространению типов поведения, еще более вредных для общества. Кроме этого, вполне вероятно, что одномоментное уничтожение всех антиинститутов может привести к остановке экономической деятельности во многих областях экономики. Но сохранение системы антиинститутов, даже в условиях, когда население и экономические агенты привыкли ими пользоваться, нельзя считать нормальным явлением. Слишком высокими в этих условиях остаются риски экономической деятельности, неопределенность ситуации. Вместо продуктивной экономической деятельности когнитивный потенциал предпринимателей расходуется на изобретение «схем» обхода формальных институтов, а органы государственной власти тем временем вместо решения социально-экономических проблем занимаются поиском и наказанием недобросовестных хозяйствующих субъектов. Иными словами, через некоторое время после институциональной революции обществу требуется демонтаж возникших антиинститутов. Каким образом можно постепенно демонтировать антиинституты, не осложнив при этом работу экономики и избежав образования новых антиинститутов взамен старых, а также институциональных ловушек [8, 71 – 72]? Во-первых, нужно постоянно помнить о диалектической связи правил и приемов игры: первостепенную важность имеет не изменение институтов самих по себе, а изменение социального и экономического поведения членов общества. Демонтировать антиинститут означает сделать невозможным или невыгодным поведение, конгениальное этому институту. Для этого может понадобиться принятие формального института, направленного против моделей поведения, против рутин, которые законодатель решил элиминировать. Причем исходить нужно из того, что опознание и пресечение устраняемых приемов должно быть очень простым и эффективным. Во-вторых, нужно делать более выгодным использование рутин (приемов экономической игры), соответствующих рационально установленным формальным институтам. Для этого в ряде случаев необходимо модернизировать данные институты, снижая издержки пользования ими как со стороны предпринимателей, так и со стороны контролирующих инстанций. По мере исчезновения оппортунистических приемов игры антиинституты становятся ненужными и отмирают как альтернативные формальным правила игры. В-третьих, учитывая когнитивную природу как институтов, так и рутин, представляется целесообразным бороться не только с оппортунистическим поведением, но и с информационными потоками, распространяющими это поведение. В-четвертых, необходимо постоянно анализировать «схемы» обхода законодательства и разрабатывать оптимальные приемы борьбы с ними с учетом того, что и предприятия, и предприниматели находятся в социальной среде и являются ее продуктом. И, наконец, в-пятых, необходим системный анализ законодательства и практики. Нужно исследовать взаимодействие законов друг с другом и с неформальными институтами, выявлять случаи, когда одни законы служат для нейтрализации действия других законов, являясь частью спрятанного за ними антиинститута. Литература: 1. Косалс Л.Я., Рывкина Р.В. Становление институтов теневой экономики в постсоветской России // Социологические исследования. – 2002. – № 4. – С. 13 – 21. 2. Латыпова Г.С. Проблема неформальных трудовых отношений на российском рынке труда // Вестник Челябинского Государственного Университета. – 2008. – № 4. – С. 88 – 97. 3. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. – М.: Фонд экономической книги «НАЧАЛА», 1997. – 180 с. 4. Норт Д. Институты и экономический рост: историческое введение // THESIS: теория и история экономических и социальных институтов и систем. – 1993. – Вып. 2. – С. 69 – 91. 5. Панеях Э.Л. Формальные правила и неформальные институты их применения в российской экономической практике // Экономическая социология. – 2001. – Том 2. – № 4. – С. 56 – 68. 6. Полтерович В.М. Институциональные ловушки: есть ли выход? // Общественные науки и современность. – 2004. – № 3. – С. 5 – 16. 7. Рощин С.Ю. Институты рынка труда в переходной экономике // Современная экономическая теория. Материалы научной конференции «Ломоносовские чтения». – М., 1997. 8. Сухарев М.В. Социальные антиинституты // Экономическая социология. – 2004. – Том. 5. – № 5. – С. 63 – 73. – 326 с. 9. Тамбовцев В.Л. Институциональные изменения в российской экономике // Общественные науки и современность. – 1999. – № 4. – С. 44 – 53. Юридические науки Грудинин Никита Сергеевич Аспирант кафедры конституционного и административного права Специальность: 12.00.02 - Конституционное право; муниципальное право Научный руководитель: к. ю. н., доцент Николаев А.М. |