Муратов А.Б. Теоретическая поэтика. Потебни А.А. Мысль и язык. Содержание а. Б. Муратов Теоретическая поэтика А. А. Потебни 7 Мысль и язык
 Скачать 8.01 Mb.
|
|
, Дыханьем ночи благосклонной Безмолвно упивались мы Как в лес зеленый из тюрьмы f 0 романских языках в этом отношении см. Тэна Италия Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из записок по теории словесности. Поэзия и проза. Их дифференцирование Перенесен колодник сонный Так уносились мы мечтой К началу жизни молодой (Евгений Онегин”. — 73, 3,1, 47). Два предпоследних стиха — представление, два последних — значение вся строфа вместе — представление. (Ср. ib., II, 18-7-14; 21-9-14 и пр. г) Еще далее такие образы оставляют лишь мимолетные впечатления сравнительно со всей картиной характеров и положений в толпе второстепенных лиц, среди картин природы, на фоне духа времени и места, — картиной, развиваемой в названном романе и др. подобных. Когда начинать с мелочей и частностей, влияние языка нам осязательно, ибо невозможность или возможность и эффект сочетания двух слов, дающих образ, условлены данным языком. Но, по мере приближения к целой картине, мы чувствуем возможность отделения ее от слови частных образов, которыми она написана. Так, живописная картина может быть отвлечена от полотна и красок и известных приемов и до некоторой степени передана тем или другим способом рисованья, гравюры, мозаики, даже вышиванья на канве квадратиками, из чего, конечно, не следует, чтобы она могла быть первоначально написана одним из последних способов. Это — образ того, что называют общечеловечностью искусства и науки. Только наука прямолинейнее и бесцветнее искусства, а потому отвлеченнее. Таким образом, в правильном развитии языка, в разграничении в нем поэтических и прозаических стихий нельзя усмотреть ничего ведущего к ослаблению поэтической деятельности, напротив, многое ведущее к усложнению и усовершенствованию поэтических образов. д) Обращаясь затем прямо к наблюдению поэтической производительности нашего времени, мы видим, что мнения о ее падении могут быть основаны разве на недоразумениях. Например, иные бессознательно поддаются непроверенному наукой пессимизму, под влиянием устарелых теорий смешивают возвышенность с поэзией и пошлость с прозой и, не будучи в состоянии усмотреть вокруг себя ничего, кроме пошлости, создают себе миф о поэтическом прошедшем, например, о поэтичности средних веков сравнительно с прозаичностью нового времени. Иные смешивают поэзию 154 с известными стихотворными формами иливообщепоэтическимнаправлением ив отживаньи их видят упадок поэзии. Ничего общего с этим не имеет совершающийся в литературной жизни нашего века переворот, о котором говорил уже Пушкин (73, 3,III, 11—14) как наблюдатель и участник Свой слог на важный лад настроя, Бывало, пламенный творец Являл нам своего героя Как совершенства образец. < ... > И при конце последней части Всегда наказан был порок, Добру достойный был венок. А нынче (1826-1827. — А. П.)всеумывтумане, Моральна нас наводит сон, < ... > Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из записок по теории словесности. Поэзия и проза. Их дифференцирование Британской музы небылицы Тревожат сон отроковицы, < ... > Друзья мои, что ж толку в этом Быть может, волею небес, Я перестану быть поэтом, В меня вселится новый бес, И, Фебовы презрев угрозы, Унижусь до смиренной прозы Тогда роман на старый (? — А. П лад Займет веселый мой закат. Не муки тайные злодейства Я грозно в нем изображу, Но просто вам перескажу Преданья русского семейства. Сквозь спокойный эпический рассказ пробьется лирическая струя Я поведу их (детей. — А. П) под венец. Я вспомню речи неги страстной, Слова тоскующей любви, Которые в минувши дни У ног любовницы прекрасной Мне приходили на язык, От коих я теперь отвык. Если устранить частности предположенного Пушкиным романа, то то, о чем он говорит, тот новый без смиренной прозы, простоты пересказа и замысла, противополагаемых ходульности прежних направлений, есть лишь переход к высшей, более сложной поэтической форме повести и романа, поглотившей мелкие поэтические формы и с избытком вознаградившей заих потерю (Буслаев. — 18; 17,2). 155 Против мнения о непоэтичности нашего времени g можно выставить следующие положения. Повести и романы во всей Европе появляются тысячами и находят миллионы усердных читателей нередко обогащают авторов, в более образованных странах делают особу их неприкосновенною, окружают ее большим уважением, чем то, которым пользуются сильные мира. Если не случится непредвиденного мирового переворота, это должно идти все прогрессивно, ввиду возрастания грамотности и любви к чтению и ввиду огромных масс народа, еще не захваченных этим литературным течением. Количественно поэтическая производительность нашего времени или не уступит массе произведений, накопленных тысячелетиями, или превзойдет ее. Как ни всеобъемлющи признанные формы повести и романа, но поэзия только там, где она сосредоточеннее и сильнее, чище. Если есть основание Даже Буслаев (17, 2, 260): В наше (?! –А.П.) вовсе непоэтическое время Годы тут ничего не значат, а если наше время — век, то Шиллер, Гете и пр Байрон, Вальтер Скотт, Диккенс и др В. Гюго и плеяда романистов с Бальзаком и Ж. Зандом; Пушкин, Лермонтов и плеяда романтиков, и т. д. — какой век поэтичнее нашего Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из записок по теории словесности. Поэзия и проза. Их дифференцирование находить ее, например, в старинных межевых записях, то с гораздо большим основанием мы можем видеть ее в раздробе ив смеси с прозаичностью ив ученой, ив повседневной газетной литературе. Последняя, удовлетворяя лишь злобе дня и не завещая потомству ничего великого, цельного, быть может, не только относительно общего развития, но и относительно поэтического творчества играет роль, сходную с ролью мелких животных в образовании пластов земли. Мы можем видеть поэзию во всяком словесном произведении, где определенность образа порождает текучесть значения, те. настроение за немногими чертами образа и при посредстве их видеть многое в них незаключенное, где даже без умысла автора или наперекор ему появляется иносказание. Как вообще, таки здесь, форма не есть нечто вполне отделимое от содержания, а относится к нему органично, как форма кристалла, растения, животного к образовавшим ее процессам. Свободная и широкая поэтическая форма вынуждена свойствами мысли, именно относительным совершенством наблюдения и комбинаций и богатством их результатов. Те современные поэтические создания, которые переживут наш век, будут, конечно, выше среднего уровня нашей посредственности. Поэтому косвенно будет относиться и к нам то, что верно относительно этого среднего уровня. В нем мы замечаем усовершенствование приемов и образов не меньше того, которое поражает нас при сравнении современного ландшафта и жанра с живописью прежних веков. Художник идет здесь об руку с ценителем, потому что последний есть тот же художник, только не объективирующий своих образов, а находящий их готовыми и от них начинающий свое творчество (как речь и понимание - две стороны того же явления. Такое настроение ценителя делает невозможным появление на художественной выставке вместо леса, луга, гор, неба, какие мы теперь видим даже на посредственных картинах, олеографиях, даже грошевых эстампах, тех деревьев из отдельных листиков неизвестной породы или тех метелок, того детского маранья, которое выдается за изображение природы на лучших картинах XVI- XVII, даже XVIII века. В той ли самой мере или нет, но и искусство изображать человека подвинулось вперед. Тоже ив поэзии. Художественность образа и эстетичность впечатления, будучи постоянною принадлежностью искусства, есть величина чрезвычайно изменчивая. Что не художественно для нас, тов иных случаях было таково для тех состояний, из коих мы выросли. Мысами в детстве бывали в восторге от кукольного театра, а о впечатлении настоящего и очень плохого могли бы сказать словами послов Володимеровых, пораженных красотою церковною “несвемы, на небе ли есмы были, ли на земли. Наша требовательность относительно совершенства художественного образа так далека от притупленности чувств, как та масса знанияилюбвик ней, при помощи коей, например, современный романистудовлетворяетнас, далека от невежества и равнодушия полудикаря. Недействующий орган атрофируется. Возрастание требований от поэтических произведений и вообще развитие художественного чувства было бы невозможно, если бы это чувство не удовлетворялось. Наша требовательность относительно достоинств поэтического произведения свидетельствует против предполагаемого падения поэзии. Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из записок по теории словесности. Поэзия и проза. Их дифференцирование Это по сказанному выше об органичности формы вообще, относится не только к внутренним свойствам образов, но и к их внешней форме. Замечено, что после того как побеждены трудности стихотворства на русском литературном языке нашего века, мы расположены строже судить о самой технике стиха. Нельзя сказать, чтобы после того как Умчался век эпических поэм И повести в стихах пришли в упадок, — самая стихотворная форма была пережита, а не введена в должные границы. Конечно, усиление поэтического чутья идет, быть может, не во всех слоях народа равномерно. Наблюдение отдельных случаев повело к предположению, что самою неизменною природою вещей предустановлено обратное отношение международною поэзией и литературою грамотных классов возникает последняя, падает первая. Правда, мы видим у себя вытеснение народных песен высокого художественного и нравственного достоинства произведениями лакейской, солдатской и острожной музы. Мы должны предположить вместе с этим в той среде, где это происходит, понижение эстетического чутья. Номы невидим, чтобы это было условлено свойствами самой народной поэзии и самой литературы. Это лишь временная болезнь нашего развития. Литература, личная поэзия могли бы примкнуть к преданию, поддержать его и не дать в нем погибнуть тому, что достойно жизни. <...> 157 Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из записок по теории словесности. О тропах и фигурах вообще О ТРОПАХ И ФИГУРАХ ВООБЩЕ Gust.Gerber. Die SprachealsKunst. 2-te auflage,Berlin, 1885G. I, 561, II,526 7 . Основное воззрение Гербера характеризуется его делением искусств 1) искусства зрения а) зодчество, б) ваяние, в) живопись 2) — слуха а) музыка, б) Sprachkunst, в) Dichtkunst (I, 32; II, 339), причем членам б и б особенно, преимущественно перед в ив свойственна-де аллегоричность. К б относятся, кроме эстетических фигур, отличаемых от соответственных форм внутри языка (тропов и грамматических фигур, еще “die selbständigen Werke der Sprachkunst”, те. между прочим пословица басня, притча. Начиная от древних греков и римлян и с немногими исключениями до нашего времени определение словесной фигуры вообще (безразличия тропа от фигуры) не обходится без противопоставления речи простой, употребленной в собственном, естественном первоначальном значении, и речи украшенной, переносной. Ср. напр, с одной стороны - новых Фигурой речи называется уклонение от обыкновенного способа выражаться, с целью усилить впечатление (Бэн А Стилистика и теория устной и письменной речи/Пер, с англ. А Е. Грузинского) Спб., 1886, С. 8) 8 “Der tropus ist ein zum Schmuck der Rede von seiner ursprungichen natürlichen Bedeutung auf eine andere übertragener Ausdruck, oder, wie die Grammatiker meist definiren, eine von der Stelle, wo sie eigentlich ist, auf eine andere, wo sie uneigentlich ist, übertragene Redeweise” (Volkmann 9 . Rhetorik der Griechen und Römer. P. 391) a (Это — перевод из Квинтилиана). Троп есть выражение, перенесенное для красоты речи сего первичного, естественного значения на другое, или, как чаще всего определяют грамматисты, выражение, перенесенное с места, где оно является подлинным, на другое место, где оно является неподлинным”.> “Figur ist eine kunstmässig geänderte Form des Ausdrucks, eine bestimmte Und von den gewöhnlichen undzuerst sich darbietenden Art entfernte Gestaltung der Rede” (Zima. — 133, 6). Фигура есть измененная по законам искусства форма выражения, определенное оформление речи, отстраненное от обычного и возникающего непосредственно ее смысла С другой стороны — древних “Ornari orationem Graeci putant, si verborum immutationibus utantur, quas appellant τρόπους et sententiarum orationique formis, quae vocant σχήµατα” [Cicero. “Brutus” (17, 69)]. <“ Греки считают, что речь украшается, если используются изменения слов, которые они называют тропами, и формы предложений и речи, которые они называют фигурами (Цицерон. Брут 158 “Tropus est verbi vel sermonis apropria significationein aliam cumvirtute mutatio” [Quintilianus(8, 6)] b a Цит. по L. Zima. — 133.5 10 . Троп есть перенесение слова от собственного значения к несобственному, например острый ум (собств. острая сабля) (Минин Н Учебная теория словесности. Спб., 1878). Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из записок по теории словесности. О тропах и фигурах вообще <“Троп есть целеосмысленное изменение слова или речи от собственного значения к другому (Квинтилиан. О воспитании оратора) .> “Est igitur tropus sermo a naturali vel principali significatione translatus ad aliam, ornandae orationis gratia, vel (ut plerique grammatici finiunt) dictio ab eo loco, in quo propria est, translata in eum, in quo propria non est” [Quintilianus (9, 1, 5)]. Следовательно, троп есть выражение, перенесенное с естественного или главного значения на другое ради украшения речи или (как определяет большинство грамматиков) выражение, перенесенное из одного места, где оно собственное, в то, где оно несобственное (Квинтилиан. О воспитании оратора, > “Figura... est conformatio quaedam orationis, remota acommuni et primum se offerente ratione” (Quintilianus у Зимы. — 133, 6). Фигура. есть некий оборот речи, отличающийсяот обычного и первым являющегося смысла (Квинтилиан) .> Τη̃ς δέ φράσεως εισι δύο κυριολογια τε και τρόπος, Κυριολογια µέν ο˜ύν έστιν η΄ δια τής πρώτης θέσεως τών ́΄ονοµατων τά πράγµατα σηµαινουσα – τρόπος δέ έστι λόγος κατά παρατροπη΄ν το̃υ νυρι΄ον λεγόµενος χατά τινα δήλωσιν κοσµιωτέραν ΄η κατά τό άναγκα˜ιον (Tryphon, “Περι΄ τρόπον”, ed. Spengel, III, 191; Zima.- 133, 5). Ау речи есть два вида, речь собственная и троп. Так вот речь собственная есть речь, обозначающая дела при помощи первого значения имен, Троп же есть речь, произносимая с отклонением от собственного (значения слов) с неким выражением более украшенным, чем необходимо (Трифон. О тропах Говоря об украшении речи, мы предполагаем, что мысль в слове может явиться и неукрашенною, подобно тому как можно построить здание, а потом, не изменяя общих его очертаний, прибавить к нему скульптурные и живописные подробности. Таким образом, украшение будет роскошью, исключающею мысль о необходимости. Однако уже и древние должны были допустить,что украшение речи может быть и необходимо “Illustrant (orationem), quasi stellae quaedam, translata verba atque immutata. Translata ea dico, quae per similitudinem ab alia re aut suavitatis, aut inopiae causa transferuntur; immutata, in quibus pro verbo proprio subjicitur aliud, quod idem significet, sumptum ex re aliqua consequenti” [Cicero. “Orator” (27); Gerber — 702, I, 332. Translata — по аналогии (метафора, immutata — поболее тесному сочетанию представлений. Слова, употребленные в переносном значении и слова измененные украшают (речь, словно некие звезды. Словами в переносном значении я называю те, которые переносятся по сходству с другого предмета, либо 159 ради приятности, либо из-за недостатка слов измененными — те, в которых вместо собственного слова представляется другое, означающее тоже самое, взятое из какой-нибудь вытекающей вещи (Цицерон. Оратор) .> “Translatio ita est ab ipsa nobis concessa natura, ut indocti quoque ac non sentientes ea frequentes utantur... Copiam quoque sermonis auget permutando aut mutuando, quae non habet; quodque difficillimum est, praestat, ne ulli rei nomen deesse videatur. Transfertur ergo nomen aut verbum ex eo loco, m quo proprium est, in eum, in quo aut proprium deest, aut translatum proprio melius est. Id facimus, aut Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из записок по теории словесности. О тропах и фигурах вообще quia necesse est, aut quia significantius est aut quia decentius” [Quintilianus (8, 6, 4); у Gerber.—102, 1, 332]. Перенос (значения) дан нам самой природой для того, чтобыеючасто пользовались также и необразованные и бесчувственные...Он увеличивает также богатство речи, вводя изменения или заимствуя то, что является труднейшим, (а именно, чтобы не казалось, что у какой-либо вещи отсутствует название. Таким образом, имя или глагол переносится с того места, где они собственные, в то, где либо отсутствует собственное (слово) или переносное) лучше собственного. Мы это делаем либо тогда, когда (это) необходимо, либо потому, что (введенное слово) лучше обозначает или потому, что (оно) пристойнее (Квинтилиан. О воспитании оратора) .> Усвоив себе основные понятия нынешнего языкознания испрашивая себя затем, как возникло богатство (copia sermonis) наличных языков, мы отвечаем. Независимо от отношения слов первообразных и производных, всякое слово, как звуковой знак значения, основано на сочетании звука и значения по одновременности или последовательности, следовательно есть метонимия. Несколько сот тысяч слов языка, как русский (у Даля около 200 тыс) и т. п, возникли из небольшого числа корней (500-1000). Поэтому, если бы даже допустить невероятное, что эти корни были собственными выражениями, количество слов переносных, возникших по необходимости, inopiae causa, в несколько сот раз превосходило бы количество собственных. Но и эта уступка невозможна. То, что является корнем относительно своих производных, было словом с теми же тремя элементами значения, какие различают во всяком вновь образуемом слове образ, собственно значение и его связь с образом. Все значения в языке но происхождению образны, каждое может стечением времени стать безобразным. Оба состояния слова, образность и безобразность, равно естественны. Если же безобразность слова сочтена была за нечто первоначальное (тогда как она всегда производна, то это произошло оттого, что она есть временный покой мысли (тогда как образность есть новый ее шага движение более привлекает внимание и более вызывает исследование, чем покой. Спокойный наблюдатель, рассматривая готовое переносное выражение или более сложное поэтическое создание, может найти в своей памяти соответственное безόбразное выражение, более образного соответствующее 160 его (наблюдателя) настроению мысли. Если он говорит, что это безόбразное есть “communis et primum se offerens ratio”, то он свое собственное состояние приписывает создателю образного выражения. Это вроде того, как если бы ожидать, что среди горячей битвы возможно такое же спокойное рассуждение, как за шахматной доской, если играют заочно. Если же перенестись в условия самого говорящего, то легко перевернуть утверждение холодного наблюдателя и решить, что primum se offerens, хотя и не “communis”, есть именно образное. Ив случаях, когда мы мысленно устраняем вполне или отчасти безобразное выражение и заменяем или дополняем его образным, последнее не необходимо лишь в том случае, если оно нехорошо. Понятия достоинства выражения, его красоты тождественны сего соответствием мысли, его необходимостью. Побуждения эстетические и логические (дели познания) здесь нераздельны. В применении к сложным поэтическим произведениям случаи, когда первое приходящее на мысль есть ряд отвлеченных понятий, а второе — Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из записок по теории словесности. О тропах и фигурах вообще образы, не изменяющие этих понятий, суть случаи ненужности поэтических произведений, отсутствия плодотворности движения мысли, низкого достоинства образов. Пример ненужности образа стихотворение Плещеева Два пути (посвящ. И. С. Аксакову) обращено к деятелям х годов, которым хорошо было известно отношение к двум дорогами нового автор, исходивший из отвлеченного положения, ничего им не сказал (Ср. Ксенофонта “Меморабилии”,кн, II, гл. 1, 20, 23. — Евангелие “вънид ѣте узъкыми враты”, “широкъ путь вводяй въ пагубу. Тот же образ является необходимым в устах Иоанна Вишенского (из Вишни. Как ныне германизация говорит чехами охотно сказала, вы Руси, а полонизация говорит Руси отдай мне свое я, а я отдам свою цивилизацию, а не дашь души, значит не хочешь и цивилизации, так было и издавна. И много нужно было силы душевной, чтобы не пойти на эту сделку и, применяя к себе и своим как Иоанн из Вишни, следующее место Евангелия и поятъ его диаволъ на гору высоку зло и показа ему вся царствія ми славу ихъ, и глагола ему сія вся тебѣ дамъ, аще падъ поклониши ми ся, Тогда глагола ему Иисус иди за мною (‘ύπαγε Σατανά), писано бо есть Господу Богу твоему поклонишися и тому единому послужиши” “Чтожъ ми дашь, діяволе, именуй, да знаю напередъ?” — Если хочешь бискупомъ... арцибискупомъ, кардиналомъ... быти, падъ поклони ми ся, я тебе дамъ... И если хощеши подкоморымъ или судіею... старостою. воеводою, гетманомъ и канцлере мъ быти, падъ поклони ми ся... я тебѣ и кролевство дамъ... если хочешь хитрецемъ, мастеромъ, ремесникомъ руко-дильнымъ бытии другихъ вымысловъ (-омъ?) превозыйти, чемъ бы еси и отъ сусѣдъ прославитися и деньги собрати моглъ, падъ поклонимися, я тебе упремудрю, научю, наставлю и въ досконалость твоего променія мысль твою приведу. “Чтожъ за пожитокъ съ того твоего дарованш... коли я живота вѣчнаго отпаду (6,19-24). Небо азъ хулю граматичное ученіе 161 и ключъ къ познанію складовъ и рѣчей,яко жен цыи мнятъ и подобно гла-голютъ: “занеже самъ неучился, того радии намъ завидить и возбраняетъ”... Не вѣдомось хулю художества, але хулю, што теперешніе наши новые русскіе философы незнаютъ въ церкви ничто же читати, ни тое самое псалтыри и часослова. А снадь (s. вм. знать, если Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из записок по теории словесности. О тропах и фигурах вообще бы хто што с-трохи и зналъ, якъ южъ досягнетъ стиха якого басней аристотельскихъ, тогда южъ псалтыри читати ся соромѣетъ, и прочее правило церковное низа что вмѣняетъ, и яко простое и дурное быти разумѣетъ. А тежъ невижу иншихъ, толко прόстою наукою нашего благочестія воспитавшіеся, тые и подвигъ церковный и отправуютъ; а латинскихъ басней ученицы, зовемыи казнодѣи, трудитися въ церкви нехочють, толко комедіи строютъ и играютъ”. И недивно! Приведу притчю: Коли южъ хто наказанія вн шнего с-троху (s. вм. страху) до- сяглъ, подобенъ коневи въ стайни хованому и на узахъ держаному, который часу пролѣтного дождавши, коли траву ощутить и выпущенъ будетъ, невѣда якъ ся поймати дасть отъ игранья, скаканья и шаленья, ради свое-волное владности. Такъ власне, коли хто зъ благочестія догматъ до латынскаго мудрованія и хитрости выпущенъ будетъ, невѣда, какъ его южъ ухватити, и обуздати, и къ благочестію привлечи; бо есть такъ сладкая латинское прелести трава, ижъ ее воли на широкомъ поли вкусивый заживати, нижли въ тайни благочестія, на привязехъ законныхъ, найлепшимъ овсомъ истинное науки питатися хочетъ. Тамъ бо есть у Латыни своевиля, тамъ есть чистецъ по смерти мудрымъ безецникомъ, вшетечникомъ и роскошникомъ, ау нас, дурное Руси, чистца по смерти немашъ, только въ терпѣливомъ страданіи и покаяніи прежде умертія. И для того въ тѣснотѣ сей мало изволяютъ быти: вси ся на широту роскоши верглися”(іb, 28-30). Так было и ныне опять диавол торжествуя говорит Вижу, мало ихъ собирается и знаходитъ на тотъ тѣсный гостинецъ хотящихъ и любящихъ ходити. Всѣ пали и поклонилися славѣ царства, красоты и любве вѣка того настоящаго многовладомаго. Отъ начальныхъ и до послѣднихъ, отъ духовно зовомыхъ и до простыхъ, отъ властей до подручныхъ, всѣ полюбили тотъ мечтъ, блискъ и пестроты красоты царства моего мірскаго, которую есми Христови обнажилъ и показалъ”(іb.). И вот “ отъ боренія плоти и страстей и воздушныхъ злобныхъ духовъ поднебесныхъ” он уходит в святую гору (скалы и пещеры, а “хотяй во святѣй гор мировати..., или буди желѣзенъ или сребренъ” (ib., 36). Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из записок по теории словесности. О тропах и фигурах вообще Как нужно устранить или ослабить внешние впечатления, чтобы нечто вспомнить, решить, так вовсе времена люди удалялись в своего рода пустыню, скит, монастырь, чтоб облегчить себе работу над собою, для нравственного усовершенствования, а наоборот — стремились в мир. Другой мотив — отречение от своей воли. Ср. у Л. Толстого поступив опять в полки почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку. Ростов испытал. успокоение. после проигрыша Долохову... Он решился загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером,т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру а в полку столь возможным”(“Война и мир. —87,2, 180). 162 Останавливая свое внимание на первообразных поэтических формах образности языка, древнегреческие, аза ним римские риторы установили два разряда поэтических и риторических выражений σχήµατα — figurae и τρόποι — tropi. По недостаточности этимологического анализа, они разумели подними почти исключительно сочетания словно сюда же относятся не только слова, представляющие явную двойственность состава (белоснежный, малорус. сивозалізний), но и слова, образованные посредством замены ряда возможных признаков одним (борзая малорус, острочортіти, пополотніти), слова без явственного представления в своей вещественной части, но своей грамматическою формой (родом, числом, выражением одушевленности и неодушевленности и пр) производящие психологическое суждение и дающие образ. Всякое искусство есть образное мышление, те. мышление при помощи образа. Образ заменяет множественное, сложное, трудноуловимое по отдаленности, неясности, чем-то относительно единичными простым, близким, определенным, наглядным. Таким образом, мир искусства состоит из относительно малых и простых знаков великого мира природы и человеческой жизни. В области поэзии эта цель достигается сложными произведениями в силу того, что она достигается и отдельным словом. Еслиобозначить вновь обозначаемое значение черезх |